DRLV

      Чимин просыпается с прочным желанием умереть. Сон, если его можно таковым назвать, был очень беспокойный. Кажется, за все несчастные пять часов, что глаза были сомкнуты, он просыпался раз двадцать. Вместо, или заместо сна мозг прокручивал события, происходившие во время трипа, как ролик на ютубе, стоящий на повторе. И в объятиях Хосока было очень тепло, настолько, что вылазить из них не хотелось. Трудно сказать, сколько времени прошло в таком состоянии и сколько чистых часов он спал, но закрыть глаза больше не получилось, особенно, когда ударил жесткий сушняк. Тогда было принято решение больше «не засыпать» и все-таки выбраться из любимых рук. Еще полностью не отошедшее тело прижимало обратно к дивану, глаза слипались и все вокруг было очень мутным. Чувствовался мощный залипон и потребовалось минуты три, чтобы опознать в спящем теле Чонгука. После этого от приподнятости настроения не осталось ни следа, а вся картина приняла ясность.       К горлу накатывается рвотный ком и Пак хватает чужое, ужасно большое ему худи, надевает поверх оголенного тела и рвется в ванную. Его рвет той съеденной в школьной столовой сосиской в тесте, подчистую опустошая желудок, но организм требует больше. Тошнит от ситуации, от самого себя и своих воспоминаний, кружившихся на повторе, будто специально издеваясь и терзая без того разбитого школьника. Парень с трудом заливает в себя воду из крана и уже скоро его рвет её же. Обессиленные руки еле-еле нажимают на кнопку смыва и худое тело размазывает по ванной комнате, как тряпочную куклу. Он лежит на желтом ванном коврике подобно дворовому псу и смотрит на белый натяжной потолок. И чувствует он себя подавленно, разбито и ничтожно, но не плачет. Устроить бы истерику, обвинить в случившимся Чонгука, чтобы не брать ответственность, да отчетливо помнит, как сам на чужой член забрался и как скакал на нем тоже помнит. И даже приползи он к Хосоку на коленях, ноги ему целуя и уверяя, что не знал, что творит – не поверит, не простит, еще и в шлюхи припишет. Ему и так больно, дополнительной порции не нужно. А если утаить в секрете? Тогда, может все у них будет хорошо? Но даже такой нечестный план терпит крушение, когда ватные ноги таки поднимаются к раковине и в зеркале он видит, как шея бардовыми клеймо украшена. Чимин с ужасом вспоминает, что прежде чем он окончательно вырубается проходит еще часа три, полных животного секса, инициатором которого являлся он сам и разделенная в поцелуе таблетка МДМА. И тогда слезы текут по щекам, а тело вновь оседает к полу, плача в свои колени.       – Чимин… – брюнет стоит в дверях минуты две и чувствует себя так же паршиво. Хозяин дома стоит в одних трусах, смотрит на громко всхлипывающее тело и хочет побить сам себя. – Прости…мне жаль, что так вышло.       Чонгук с началом своей криминальной деятельности крепко спать не может. Его мучает паранойя, страх, что за ним следят и что в одну из прекрасных ночей его повяжут, не дав даже проснуться. Ему становилось хуже и хуже, многодневная тревога стала верным спутником, и только косяк принес ему успокоение. Травка, как известно помогает в борьбе с тревожностью, спасая шаткую психику, а выпитое перед с сном пиво позволяло поспать часов пять. Но сон его все так же остается очень чутким, и пропажа лежачего на его руке парня была замечена практически сразу.       – Уйди, – он смотрит красными заплаканным глазами и сжимает губы. Ему не нужны никчемные извинения, не нужна поддержка, нужен только Хосок, что прижал бы к себе, поцеловал и простил. – Не хочу тебя видеть.       Чон уходит, прикрывает дверь в ванной и с огромной болью слышит, как школьник рыдает в голос. Ему становится ужасно противно за себя, что не смог сдержаться, не проявил необходимую ответственность и зрелость, поддавшись своим эмоциям. Ненавидит себя, что испортил и осквернил такой светлый лучик, затащив в черную дыру из наркотиков и разврата. И добытая из глубины водка совсем не помогает почувствовать себя лучше, скорее только разгоняет мысли о минувшей ночи. Гук с самого начала своей карьеры не подпускал себя к любым синтетическим наркотикам, зная, что в будущем это выльется в выжранный за недельный марафон товар, но вчера… вчера половина конфетки сама попала в организм и раскрыла в нем острую необходимость втрахивать молодое тело из раза в раз.       Обжигающий напиток вливается в глотку, оставляя после себя неприятную горечь, в голове мутнело, но вышедшего из ванной Чимина не заметить было тяжело. Он, совершенно не обращая внимание на сидящее на диване тело, спешно и очень нервно натягивал свою одежду, желая поскорее удалиться.       – Куда ты собираешься идти?       А ведь и правда. Куда он пойдет? Весь мир уже давно от него отвернулся и единственный человек, готовый принять его хоть в три часа ночи, банально не достоин кого-то такого грязного и омерзительного, как Пак Чимин. С самого начала эта была ужасная идея, потому что кому-то такому любящему и нежному, как Хосок, рядом нужен был не менее прекрасный и чуткий человек, способный не только отнимать, но и отдавать.       Чимин, сидячий на табуретке в прихожей, горько хмыкает и стаскивает кеды. Он тяжело плетется обратно в гостиную, где под внимательный взгляд карих глаз берет ту, обещанную в качестве подарка таблетку молли, запивает её водкой и падает головой на чужие колени. Ему снова необходимо забыться, и снова противно от себя.       – Можешь остаться на столько, на сколько тебе это нужно. – Гук ничего умнее не придумывает, надеется, что его слова как-то помогут, но блондин на его коленях уже ничего не слышит.       Не сопротивляется, когда с его плеча аккуратно снимают шоппер и на губах расплывается мягкая улыбка. Точно, он же так рвался к Хосоку, чтобы угостить тем вкусным брауни, что обещал месяц назад. А теперь? Теперь оно будет выкинуто в мусорку вместе с контейнером и очередной неудачной любовью.

Жаль, что Хосок его никогда больше не попробует, а Чимин никогда не получит отзыва.