DRLV

      Хосок себе места найти не может. Распитая в одного бутылка яблочного джим бина не дает необходимого расслабления и возможности забыться, кажется, как раз наоборот больше вгоняет в негатив и апатию. Голова слишком тяжелая и переполненная от мыслей, 35 процентов алкоголя в бокале для виски, сразу же вливается в морально и физически размазанное тело на диване, не принося ни счастья и ни радости. Потому что счастье для него уже давно не в выкуренном косяке и не выпитом алкоголе, счастье – это то светлое чудо, что покинуло его пять часов назад. Палец нервно стучит по стеклянной стенке, когда он уже в двадцатый раз слушает долгие гудки и раздражающее «абонент находится вне зоны действия сети пере…» и обрывается. Не нужно было на него давить, не надо было вымешать на нем злость, не надо было быть таким кретином и разводить нахуй никому не нужную драму. Чон знал, что все приведет к этому – снова к бутылке, одиночеству и умирающему сердцу. Не нужно было пропитываться любовью, чтобы сейчас бояться потерять. А Хосок очень боится, и ужасно жалеет, что не обменялся с Паком аккаунтами в зенли. Если задуматься, то он о нем ничего не знал. Ни место жительства, ни места учебы, даже о семье он своей никогда не рассказывал, разве, что про блядину-мать, что сбежала в Америку. Школьник старался показаться старше и рассказывал о несуществующей учебе на втором курсе парикмахерского дела, но никогда не разрешал встречать после пар. И Хосок совсем не злился на вранье, причина была в нравственных и моральных убеждениях и непонимании разбрасываться собой направо и налево, будучи еще школьником. Злило не легкомыслие Чимина, а непонимание и причины его действий. Даже если бы он спал за деньги или делал подобные омерзительные вещи – Чон бы принял его, отмыл, залечил и любил. Потому что Пак был похож на уличного котенка, а его жизнь на злых голодных псов, что загнали маленькое существо в безлюдный переулок. Хосок собак не боится, но за судьбу белого котенка в углу очень переживает.       А у белого котенка мир перед глазами яркий и очень красивый. В доме играет нейрофанк и дарксайд, который под воздействием наркотика становится четче в раз сто, цвета светодиодной ленты меняются слишком медленно и светят слишком ярко. И Пак не замечает, как он уже полтора часа лежит на чужих коленях и смотрит в потолок. Эффект вызывал чувство опьянения, очень приятное и легкое головокружение, мышцы, как собственно весь парень, расслаблены и все негативные, навязчивые мысли отлетают в даль. Школьнику кажется, будто он стал пушинкой и находится на том потолке, в который втыкал, и это состояние казалось новым, но одновременно таким знакомым.       Чонгук гладит его по голове, ничего не говорит, давая возможность вслушаться в хорошо подобранную музыку и наблюдает. Он смотрит тепло, с любовью и заливается второй стеклянной бутылкой жигулевского, когда пухленькие пальчики рисуют в воздухе и стараются что-то схватить. Бритый сдержанно смеется, когда тело, лежащее на коленях, восхищается своими детскими ручками, очень удивляясь какие они большие и как много на них цветов. С Чимином он познакомился на очередной тусовке для малолеток, куда был приглашен в качестве личного дилера. Тогда школьнику было всего пятнадцать и волосы у него были природно-черные, он нелепо танцевал, ни с кем не общался и вообще вел себя очень отстраненно. Чону тогда было девятнадцать, он буквально три месяца назад закончил службу в армии и обзавелся не самым лучшим поставщиком, от чьей дряни подсаживались чуть ли не с первого раза. И тогда он совершил огромную глупость подсев к забившемуся в углу мальчишке, предложив розовую таблеточку веселья. Гук, как тогда помнит этот испуганный и не доверительный взгляд, но подарок принимает. Почему? Потому что живет по принципу «дают – бери, бьют – беги». Этот ответ ему показался очень забавным, как и сам школец. Под наркотиками он становился еще милее, восторженно высказывая все бредовые мысли из одурманенной головы, превращаясь в очень общительного и открытого парня. И Чон, как сейчас, молча слушал, кивал, глотая пиво и красоту сидящего перед ним.       – Хочешь потрахаться? – старший не замечает, как залип, а лисьи глазки уже давно смотрели не в потолок. Чону требуется секунд десять, чтобы переварить услышанные слова, а блондину столько же, чтобы оседлать чужие бедра. – Я пиздец как тебя хочу. – он говорит спокойно, совершенно не выдавая эмоций, которые подходили бы к этим словам. Будто сказал, что-то совершенно обычное, попросил воды или нечто подобное. Брюнет трясет головой, и пытается понять верно ли он услышал, но сомнения отпадают, когда крохотные ручки стаскивают с себя белую футболку и тянутся к чужим штанам.       ЛСД – это мощный психоделический наркотик. Именно по этой причине те незначительные поглаживания по голове, подобно экстази, усиливали необходимое тому чувство физического прикосновения. Еще одним бонусом кислоты является снижение запретов, приводящее к тому, что человек может говорить более открыто и честно. Способность снизить запреты юзеров – еще одна причина популярности ЛСД в плане сексуальной активности.       – Стоп-стоп, ээ, утихомирься! – находя в одурманенной алкоголем голове хоть каплю здравости, брюнет останавливает чужие руки и грозно смотрит. Да, Чимин ему нравился, вплоть до состояния опустошения и недостаточности, когда маленький юзер ушел в месячную завязку, но это слишком. Он понимает, что им движет и не может позволить этому случиться. Принципы не позволят воспользоваться пьяным телом, особенно его.       – Ты теперь меня не хочешь? – Гук это «теперь» не понимает, а щеки напротив дуются в обиде. – Думаешь, раз узнал правду, то стал выше этого?       – Да что ты несешь, Чимин? – густые брови сводятся к переносице, а пухлые губы сами втягивают в поцелуй. Он целует настойчиво, будто отчаянно, с ужасной необходимостью получить отдачу и ощущает, как крепкое тело под его напором ослабевает. Чону сдерживаться очень тяжело, он о таком только в своих мокрых снах мечтал, а этой ночью все его желания могут стать явлю. Может, он сможет вовремя остановиться и заслуживает хотя бы немного утолить свой голод?       ЛСД — это галлюциноген. Наркотик может вызвать искаженное восприятие времени и пространства. Более того, человеку под воздействием может показаться, что он находится совершенно не там, где его физическое тело, еще и в добавок не с тем человеком, с которым он начинал свое «путешествие».       – Ты хочешь меня, – в черных, одурманенных глазах сомнение о правильности, а шестнадцатилетний школьник уже лежит на лопатках. Нежные руки бесстыже залезают под свитер адидас и пальчиками пересчитывает ребра у нависающего над ним тела. – Мы оба этого хотим. – Чимин шепчет слишком сексуально и возбуждающе, а шаловливый язык проходит по ушной раковине, вызывая в крепком теле волну мурашек. – Так что трахни меня, выеби из наркоту и полюби заново. Пожалуйста.       И Чон от этого «пожалуйста» в самое ухо крышу сносит. Он впивается в сочные губы и жадно целует. Проникает в чужой рот, целуя слишком страстно и желанно, как голодный пес, которому дали кусок мяса, чем вызывает у нижнего стон. Остановиться вовремя уже не получится. Чимину сейчас жизненно необходимо быть любимым, а Чонгуку жизненно необходим Чимин. И Пак ему отвечает, горячо и пламенно, сгорая от нетерпения, запуская пальцы в черные…когда его волосы стали такими короткими? Брюнет отлипает, когда у обоих заканчивается воздух с жадностью исследует молодое молочное тело, когда ловкие пальчики стаскивают ненужный свитер, а глазки удивленно осматривают чужие плечи.       – Тебе больно? – Гук от вопроса опешил, а школьник был перепуган и взволнован.       – Ты о чем? – у старшего дыхание от возбуждения сбитое и рассудок мыльный, потому разбираться в кислотных мыслях не было желания.       – У тебя проволока в костях. – Чон понимает не сразу, смотрит на свои ключицы и вскидывает глаза.       – Это тату, типа, нереальное, понимаешь? – он Чимина понимает, потому мягко тянет чужую руку в своей шее, дабы доказать ложность его глюков, он маленькая ладонь вырывается, и блондин быстро выползает из-под него, вжимаясь в боковину дивана. – Да блять, не настоящая она. Видишь? Я трогаю и не режусь.       – И давно у тебя тату? – узкие глаза подозрительно щурятся, а ножки прижимаются к телу. Он не верит, знает, что его снова хотят ранить. Но как бы не так! Нужно было придумать, что-то по умнее. Соси жизнь, больше тебе никогда не увидеть слез и боли Пак Чимина!       – Ну, года три, – бритый даже задумывается и сохраняет терпение. Нельзя загонять Чимина в негативные мысли, иначе тот попадет в бэдтрип, и никому от этого лучше не будет.       – Три года?! – вскрикивает блондин и обеспокоено осматривается по сторонам. Как давно он здесь находится? И почему так темно? – Я же поступил в колледж, правда?       Чонгука происходящее начинает раздражать и злить. Поболтали и хватит, пора переходить к делу. Он отвечает кратким «поступил», и Чимин расслабляется и радуется, без сопротивлений позволяя отлепить свои ноги от тела и устроиться между ними. Захотелось уточнить в какой он колледж поступил, где он живет, сколько ему сейчас лет, да и вообще просто поговорить, но его обрывают на полуслове и напористо целуют, вжимая в диванный подлокотник. Ну ладно, говорить можно после секса, как они всегда делают, раскуривая один косяк на двоих. Поговорить о вечном, о таком далеком, о том, как холодно в Новосибирске, но как классно в Новороссийске. Или о том, как они бы назвали котенка, если бы Пак притащил его в квартиру-студию. А вообще, где он? Где серый диван и плазма напротив, почему отсюда не видно кухню и почему здесь так грязно? Хотя, с милым и в шалаше рай, правда? А быть бритым под ежик ему даже идет, приятно гладить колючие волосы.       – Тебя отец в армию отправил? – ужасно хочется болтать, даже, когда с него нетерпеливо стаскивают узкие джинсы. Нет, та картина на стене выглядит просто ужасно, надо её обязательно снять. – Ты давно вернулся?       – Ага, – слишком сухо и грубо, Пак дует губы, но не обижается. Ему никогда не нравилось говорить о семье.       Чон от своего возбуждения изнемогает, но от болтливости партнера устает больше. Засунуть бы ему что-то в рот, чтобы замолчал, да быть грубым с ним не хочется. Хочется нежно, чтобы оба в объятиях друг друга от любви сгорали, но у них так никогда не получится. Потому что Чимин его не любит, а после сегодняшней ночи наверняка оборвет все связи и найдет нового дилера. Чонгук будучи совсем зеленым в этой сфере, подсаживал малолеток под предлогом «первая доза бесплатно» и ему ужасно совестно. Сколько жизней он загубил, и сколькие хорошисты заканчивали в отделении полиции. А Чимин? Он в их первую встречу был таким скромным и милым, маленьким, за год превратившись в торговку телом. Это его жизнь и ему решать, что с ней делать, но старший эгоистично в неё вмешается и попросит местных торгашей ему ничего не продавать. Да, он плохой, но это всего лишь проявление заботы. Может Пак завяжет и в жизни у него все станет лучше?       – А ты меня любишь? – блондин переплетает свои пальцы, с изумлением смотря, как руки проваливаются друг в друга и переводит глаза на брюнета. Чон поражается действию наркотика и как все те десять минут, которые он растягивал блондина внутри, совершенно не заслужили его внимания. Кажется, он задумался слишком серьезно, производя отречение от собственного тела и глубоко улетев в свои мысли. – Или мы просто трахаемся?       – Люблю. – Чонгуку горько и неприятно, потому что Пак с самого начала разговаривал не с ним. Он уже давно понял, что перед глазами у шестнадцатилетки другое лицо, другой человек и совершенно другая личность. И он ему завидует белой завистью. – Очень люблю.       – Я тоже тебя люблю. – губы мнутся в смущении, тело полностью возвращается из астрала, а руки тянут любимого к себе. – А теперь давай трахаться всю ночь.       И Гук ничего не отвечает, потому что сказать нечего. Он надевает презерватив, и обильно выдавливает холодную смазку на палец, касаясь гелем кольцо мышц, от чего молодое тело выгибается, подставляясь под чужие руки. Брюнет собирался взять инициативу в свои руки, но его мягко толкают в грудину, заваливая на диван и шаловливый мальчишка седлает его член по самые яйца, сладко постанывая. И Чон в тот момент не думает, что тело на нем младше на четыре года и дело пахнет сроком. Он тянется за выдохшимся пивом, разом впивая в себя полбутылки и та катится по полу, когда белокурый упирается руками сзади и начинает двигаться на члене, втянув живот. Никто еще так восхитительно не смотрелся на его достоинстве и не скакал с такой страстью, выдавая настолько божественные стоны. ЛСД, вероятно, самым мощным сексуальным стимулятором, известный человечеству и Чонгук убеждается в этом на собственной шкуре, когда парень на нем буквально трахает собственным телом, вскинув тяжелую голову назад. Каждый толчок, казалось, синхронизировался с общим дыханием, каждая клеточка тела была в огне. Не было ни малейшего беспокойства, неуверенности или заторможенности; не было ни эго, ни ожиданий, только страстный горячий секс.       Одна песня сменяется другой, а за окном светлеет, когда Пака заваливают на лопатки, умещая его худые ножки на плечах и втрахивают в диван, что под ненастными любовниками начинает скрипеть. Длинные ноготки впиваются в широкую спину, прижимая любимое тело как можно ближе к себе и стонет в самое ухо. Чон целует его челюсть, ключицы и оставляет багровые пятна на шее и груди, желая оставить воспоминания о себе и сегодняшней ночи, совершенно не думая, что сделаем этим только больнее. Потому что сейчас есть два горячих, вспотевших и любящих друг друга тела, что сплетаются в одно едино уже на протяжении часа. Каждое ощущение для Чимина было новым, каждая частица его тела казалась неизведанной, и он был наполнен энергией на глубоком, клеточном уровне. Их движения были синхронизированы бешеным сердцебиением, и казалось, что Пак от жара родного тела скоро расплавится, как мороженое в тридцатиградусную жару, но совсем скоро слышит басистый стон и ощущает наполненность презерватива.       Резко захотелось яблочный сок и жаренный на сковородке пирожок с вареньем.

Если бы Чимин был песней, то это точно была бы «Сука – Hofmannita»