Милостью небес

Прожив несколько лет в Париже и зная его теперь почти как свою шпагу, Рауль прекрасно разбирался в городской жизни; и то, что в некоторые части столицы заходить не стоило и днем, что уж говорить про темное время суток, он понимал прекрасно. Единственное, что здесь — в темных переулках трущоб — можно было найти — так это неприятности на свою шею, из которых расстаться с кошельком было самой мелочью. По юношеству он уже испытал эти уроки на себе в тот день, когда имел честь впервые посетить подобное место. От беды его тогда спасло уберегло разве что Провидение… Однако минувший день выдался тяжёлым, виконт изрядно вымотался на службе, и желание поскорее добраться до дома победило природное благоразумие — Рауль решился сократить дорогу, пройдя через этот злополучный квартал. Прямой путь должен был составить всего десять-двадцать минут против обходного, длиной в полтора часа. Неужели за десять минут с взрослым мужчиной, военным, вооруженным шпагой и пистолетом, может случиться что-то ужасное? Пока что из всех возможных напастей, по мнению виконта грозящих здесь одинокому путнику, наличествовали лишь стойкий запах нечистот и непристойные песни, доносящиеся из кабака в подвале. Ставни всех окон, которые он проходил, были плотно закрыты, как будто жители держали оборону. Несколько местных обитателей, встретившихся по пути, окинули его любопытными взглядами, не предвещавшими ничего хорошего, но, видя, что незнакомец вооружен, не решились на что-то большее. До конца переулка оставалось несколько десятков метров, впереди уже была видна хорошо освещенная центральная улица, когда виконт услышал позади стук двери, тяжелые шаги, приглушенные голоса и глухой удар, как будто что-то тяжело упало на мостовую. Первым, и достаточно эгоистичным желанием Рауля было прибавить шагу: скорее всего, за ним бы не погнались, тем более, что голоса были довольно далеко. Послышалось несколько ударов, как будто кого-то били ногой в тяжелом башмаке, подбадривающие восклицания, и звук, как будто что-то мягкое и тяжелое волокли по камням. Виконт не смог не обернуться — не боясь нападения сзади, ему все же показалось трусостью просто уйти и не попытаться узнать, что происходит, хотя дела местных обитателей явно его не касались. Глухой звук и стук шагов приближались, и виконт не сразу разобрал в темноте, что то, что волокли по земле было не мешком, а связанным человеком. Один из нападавших, высокий, с узким лицом, заросшим по самые глаза черной щетиной, намотал на руку длинные волосы своей жертвы и тащил её по камням; второй же, низкий коротышка, на ходу продолжал отвешивать пинки, что-то угрожающе приговаривая. Тот, кого тащили, не издавал ни звука, только извивался, пытаясь вырваться, что со связанными за спиной руками и ногами ему не удавалось. Что бы не предшествовало этому, жестокость обращения со связанным показалась виконту чрезмерной, и он решил вмешаться. Положив руку на эфес, он сделал несколько шагов навстречу. — Эй, что здесь происходит? — Рауль угрожающе понизил голос. Происходящее неприятно поразило его и, признаться, вызывало толику раздражения. Он не уберёг своего времени, напротив, найдя неприятности, но иначе теперь он поступить не мог. Кем бы не был этот связанный человек, зверство по отношению к своему ближнему было недопустимо — и простому люду это также до́лжно понимать. Нападавшие явно не ожидали его вмешательства. Тот, что отвешивал удары, остановился, приняв смехотворную попытку спрятаться позади своего напарника. Держащий же свою жертву за волосы высокомерно заговорил по-испански: — Идите своей дорогой, сударь, вам-то что за дело? Этот мерзавец должен нам, и мы сами разберемся. — А мне так не кажется. Отпустите его, и пусть он сам расскажет, что произошло. Я сам решу, на ком из вас лежит бо́льшая вина. Испанская речь неприятно кольнула Рауля, дав понимание того, что тут замешано более серьезное дело, чем какой-нибудь карточный долг или кража. — Говорю вам по-хорошему, отправляйтесь восвояси! И виконт, поняв, что стычки не избежать, наполовину вытащил шпагу из ножен. Тут тучи разошлись, словно для того, чтобы свет месяца упал на лицо связанного. Рауль не поверил своим глазам, узнавая знакомое лицо… А ведь он мог просто пройти мимо, и Бог знает, чем бы закончилась эта встреча для его друга. Благо учения графа были всегда с ним и ныне отступать, а так же щадить этих людей он не был намерен. — Герцог? — виконт вытащил шпагу, не в силах унять некую растерянность в голосе. Такого расклада он уж никак не ожидал, право… — Немедленно отпустите его! — Ха-ха, как вы назвали эту кучу отходов? — державший приподнял связанного герцога повыше за волосы, — Ах да, мы же теперь «герцог»? Подумать только! Так вы знакомы? — Нет, мы не знакомы, — просипел Огюст, — а вы, сударь, проваливайте, вы обознались, — бросил он, смотря в упор на Рауля. Его взгляд — нарочито вызывающий и враждебный — был великолепным проявлением актерской игры на которую, как Рауль уже успел не раз убедиться, де Криер был способен. И властный голос, с нотами неприязни, был воспринят Раулем как желание слукавить и его же защитить. Защитить того, кто в этот момент в защите совершенно не нуждался, в отличии от самого герцога. — Заткнись, ты, тебя не спрашивают! — прикрикнул высокий, — Раз вы знакомы, — мужчина чуть встряхнул практически безвольное сейчас тело герцога, — Сударь, возможно, соблаговолит побеседовать с нами, чтобы помочь своему другу? Идёмте вот сюда, — и он указал кивком на дверь подвала, из которого они только что вышли. — Еще раз говорю тебе, тупорылая ты башка, этого человека я вижу впервые! — сорванным голосом воскликнул Огюст. Сейчас, казалось, если бы он не был столь крепко связан, он бы накинулся на этих людей разом, и разорвал в клочья, столь животным и полным гнева было всё его существо. Дальнейшее произошло меньше, чем за несколько секунд, хотя виконту показалось, что время стало тянуться очень медленно. Он видел, как герцог пытается предостерегающе мотать головой, в это время второй, низкий бандит вытаскивает из кобуры пистолет. Если раньше виконт еще рассматривал вариант действительно попробовать оставить обидчиков в живых, сейчас на это не осталось никаких шансов. Молниеносным движением он кинулся вперед, проткнув своего противника в грудь быстрее, чем тот успел прицелиться. Второй, держащий герцога, разжал руку и тот с повалился лицом на мостовую. Нападавший попытался выхватить клинок, но и тут виконт оказался быстрее и поразил его одним ударом в шею еще до того, как тот успел откинуть плащ и дотянуться до рукоятки. Рауль кинулся к распростёртому на земле другу, который уже успел перевернуться на спину. Его лицо было залито кровью. — Бегите, оставьте меня, иначе вы не успеете! Сейчас тут такое начнется! — голос у герцога был хриплым, более обеспокоенным, чем бы следовало в подобном удачном стечении обстоятельств. — Перевернитесь, я перережу верёвку! Ну же! Я не уйду без вас! — твёрдо произнёс Рауль, помогая другу сесть, быстро орудуя кинжалом у его рук, перерезав уже путы на ногах. — Я не смогу идти! Бегите же! — возразил мужчина, и тут же был поднят с земли крепкой рукой казавшегося доселе хрупким и более слабым, товарища, за которого он прежде ощущал ответственность. — Схватитесь за меня! Быстрее! — прикрикнул виконт, уводя за собой герцога. Вместе они добежали до угла, успев до того, как сзади начали открываться двери, и свернули в соседний переулок. Отдышавшись и убедившись, что за ними никто не следит, они продолжили путь и через несколько минут, подгоняемые мнимым преследованием, ускоряющим их передвижение по темным улицам, были в квартире, в которой остановился виконт. — Вы сильно ранены? — Рауль усадил гостя в кресло в гостиной и теперь уже при свете свечей мог оценить состояние друга. Всегда безупречный и самодовольный герцог сейчас был перед ним в положении простого, попавшего в беду человека, которому виконт желал оказать помощь и поддержку — как праведный христианин, как друг и боевой товарищ, как человек, причисляющий герцога к кругу неприкосновенных и дорогих сердцу особ. Как в и случае с де Гишем, с момента их знакомства Рауль отчетливо понимал, что отныне их судьбы неделимы — а сегодняшние приключения лишь дали возможность в том убедиться. Сама судьба привела его в то злосчастное место в эту ночь! — Нет, ерунда, несколько ушибов, только голова разбита. — Что у вас с голосом, вас что, душили? Герцог лишь надменно улыбнулся, насколько это было возможно для человека, чье лицо уже начало заплывать от синяков, так, будто их и вовсе не было. — Как нарочно, я отослал нашего старого слугу, Гримо, по поручению графа. Он уж знает толк во врачевании и помог бы сейчас. Подождите, я согрею воду и промою вам раны. — Позвольте я сам, — сказал герцог, когда Рауль принес все необходимое. — Зачем? — виконт хмуро осмотрел фигуру друга, искренне не понимая его упорства. — Облокотитесь сюда и держите полотенце, — тихо произнес он, указывая на подлокотник кресла. — У вас вся голова сзади залита кровью, и волосы… Я так не делаю вам больно? — Нет, что вы, я даже не чувствую. Жаль новую рубашку, совсем изорвана, — герцог содрал кружевной воротник и пропитанные грязью и уже запекшейся кровью лохмотья тонкого батиста, обнажая кровоподтек вокруг шеи и жестокие ссадины и следы ушибов на теле, наливавшиеся багровой синевой, после чего проговорил спокойно, как будто они находились на светском приеме и обсуждали какое-то досадное недоразумение, вроде оторванной пуговицы: — Угораздило же вас оказаться не в том месте и не в то время. — Вы, верно, слишком сильно ушиблись головой о мостовую и не в полной мере еще пришли в себя. Вас волокли за волосы, связанного, обычно это, знаете ли, не предшествует ничему хорошему, — сквозь зубы проговорил молодой человек, стараясь унять в себе вновь подступившую к горлу ярость, когда ему в полной мере открылись нанесённые другу раны. Что за чёрт? Кто в здравом уме стал бы так жестоко поступать с дворянином? Но спрашивать об этом у раненного сейчас не стоит, хотя позже он настоит на том, чтобы герцог объяснился. — У них кишка была бы тонка сделать что-то более серьезное. Если хотели бы прихлопнуть — не стали бы так церемониться, — как бы предугадывая мысли, ответил Огюст. Виконт с сомнением покачал головой. — По виду так не скажешь. — Вы себе не представляете, какой возможности расквитаться вы меня лишили! — Я правильно понимаю, что вы еще остались недовольны? — оставив на миг окровавленный мокрый кусок ткани, Рауль замер, не в силах скрыть своего изумления. — Конечно, недоволен! — глаза герцога нехорошо заблестели, — Лучше бы я сдох там, — я с этим уже смирился тогда — чем сижу теперь перед вами, понимая, что те два куска дерьма теперь никогда уже не получат по заслугам, — гневно прошипел он, смотря пустым горящим взглядом в стену. В глубине его темных глаз плескалась глубокая ненависть, будто смешанная с болью в горькое пойло. — Вы лучше скажите мне, какого дьявола вам вдруг взбрело в голову изображать Робин Гуда? В такие места, если вы не знали, людям как вы лучше вообще не соваться. Вам не всегда будет так везти, как сегодня — народ там такой, что ударят сзади по голове, ради пары монет, и шпага вам не поможет. А если уж очутились там — нужно было убираться как можно быстрее, без оглядки. И уж точно не лезть не в свои дела, это всегда выйдет вам боком! — горящий взгляд де Криер перевёл на спасителя, и если бы на месте Рауля был кто-то другой, тот, вероятно, стушевался бы, признав свою мнимую вину. Но виконт был привычен к тяжёлым взглядам и внешне остался совершенно спокойным и непоколебимым, хотя изнутри его тяготила неприятная, тянущая мысль, которую молодой человек упрямо гнал от себя. — Ваши советы вы лучше бы приберегли для себя, — холодно проговорил он, — К слову, после того, как я вас узнал, это дело перестало быть «не моим делом». — Разве я вам не кричал изо всех сил, пока не поздно, сделать вид, что мы незнакомы и убираться?! На долгое тягостное мгновение в комнате воцарилось молчание, прерванное сиплым шепотом: — Я иногда жалею, что выучился говорить по-французски. Если бы не это, я бы не был в состоянии наговорить вам столько чепухи. Простите, во мне говорит лишь уязвлённая гордость, да еще сознание того, что из-за меня вы оказались на волосок от огромных неприятностей, не считая, что просто могли погибнуть полчаса назад на моих глазах, чего я бы себе до конца жизни не смог простить. Я в полной мере осознаю, что вы меня спасли, рискуя своей жизнью, хотя и я этого и не желал. Я теперь ваш должник. — Я уверен, Огюст, что вы сделали бы для меня то же самое, окажись я в подобном положении, — Рауль вздохнул и вновь взялся за перевязку, принимая слова друга лёгкой улыбкой. — Только с той разницей, что в подобном положении вы бы не оказались. — С этим, кажется, все. Голова не кружится? У вас нос разбит. Герцог удивленно ощупал лицо. — Да нет, не сломан, все цело. Благодарю вас за помощь! Вы не одолжите мне что-нибудь из одежды? Я, пожалуй, пойду. — Куда? — удивленно переспросил Рауль, поднимаясь. Как ему казалось, на сегодня все дела были завершены. — Домой к себе, конечно. Отправился бы в гости, если вы понимаете, о чем я, — он весело подмигнул виконту здоровым глазом, — но, боюсь, не каждая барышня будет в состоянии оценить эту красоту. Но я вижу такое искреннее выражение протеста на вашем лице… Вы хотите сказать, что меня ничего не испортит? — Нет, вы останетесь здесь по крайней мере до утра. Куда вы собрались в таком состоянии? Вам на сегодня не хватило? — В каком — таком? Серенады я сегодня петь, как уже сказал, не собираюсь, а в остальном я в норме и не хочу вас стеснять. — Перестаньте, о каком стеснении речь? Я сейчас сделаю вам еще несколько примочек. Отоспитесь, если нужно, побудьте здесь несколько дней, пока не придёте в себя. Заодно и расскажете, куда вы так неожиданно пропали после нашей последней встречи в таверне… Де Криер вдруг подошёл к окнам и принялся закрывать ставни. — Может быть вы и правы, и сегодня стоит остаться, — проговорил он. — Эта квартира ведь вам не принадлежит, вы ее снимаете временно? — Да, она ближе к месту моей службы, хотя сегодня я возвращался из другой части города. — И, кажется, вы скоро должны уехать из Парижа? — До конца этой недели, — ответил виконт, — но если вам нужно остаться дольше — я продлю аренду. — Славно! То есть нет, продлевать не нужно, — проговорил герцог и задумчиво продолжил, как будто отвечая своим мыслям. — Не думаю, что будут проблемы, но все же… Проснувшись же утром, Рауль почти не удивился, обнаружив вместо своего друга лишь брошенную на столе записку с благодарностями и заверениями в признательности, написанную витиеватым и несколько торопливым почерком герцога.