Это проклятье читающих людей. Нас можно соблазнить
хорошей историей в самый неподходящий момент
Стивен Кинг «11/22/63»
Каменная кладка тянется вверх насколько хватает взгляда. Высоко, сквозь заваленную сухими ветками дыру проглядывает небольшой просвет. До дна солнце не дотягивает, и в колодце как всегда устойчивый полумрак. Но где-то там оно есть, до него бы только добраться, дотянуться. Камни поросли склизким мхом тут и черт знает, чем еще. Воды внизу нет, но по стене собирается конденсат. Можно кричать, тогда звук будет эхом гулять по камням. Но кричать бесполезно, это место заброшено, никто не придет. Как обычно, как каждый день. Стайлз думает, самое неприятное здесь – это холод. Он выходит из стен и концентрируется по всему колодцу, и никуда от него не скрыться. Сначала окутывает ноги, потом поднимается выше, опоясывает как ремень и кусает за ребра. Схватывает грудную клетку тесным корсетом. Но это не весь его путь. Хуже всего, когда он наползает на плечи и обосновывается там подобно пледу, сдавливает шею. Иногда кажется, что если хоть немного подняться, если хоть один луч коснется кожи, то холод уйдет. Однажды он пытался. Тут не так много места, чтобы разгуляться. Если упереться спиной в стену и вытянуть ноги, то как раз достанешь до противоположной. Казалось бы, это отличный план, чтобы вылезти. Для тех, кто занимается подобным в кино. Они что думают, я какой-то сраный Индиана Джонс или МакГайвер*? В общем, это хреновая идея, если вы не в кино. Марин говорит, что возможно, если он представит. Хорошенько представит... Это никогда не помогает. Стены слишком скользкие, а Стайлз слишком слабый. По крайней мере здесь. Но ничего, можно подождать. Кто-нибудь обязательно придет и прервет это, хотя бы на время. - Эй, парень, - вот как сейчас. Добрый человек, что тормошит его за плечо. – Парень. Приехали. Солнечный луч все-таки касается его кожи, но уже не там. Свет пробирается под ресницы и делает мир четким и реальным. Каменная кладка превращается в ряды пустых сидений автобуса. Над ним стоит недовольный водитель, который вероятно тратит здесь свое время, чтобы разбудить засидевшегося пассажира. Стайлз концентрируется на его бейдже, буквы не сразу, но собираются в имя, которое отпечатывается на сетчатке, чтобы через мгновение улетучиться из памяти. Но достаточно, чтобы проснуться окончательно. Водитель убеждается, что он соберет свое барахло и свалит, а не устроится тут до следующего рейса, и удаляется обратно в кабину. Рюкзак печально взирает из-под сиденья приоткрытой молнией, из его нейлонового нутра торчит серебристый уголок ноутбука. Ну, по крайней мере, его не обокрали, пока он всю дорогу сидел в гребаном колодце. Стайлз накидывает рюкзак на плечи, распихивает по карманам телефон и запутавшиеся вконец наушники. Будильник тоже никогда не помогает. Это должно быть прикосновение. Стайлз вздыхает, достает с полки сумку и наконец выходит в затопленное солнцем пространство автовокзала. В конце концов, у него никогда не получалось жить одному. Тут немноголюдно, видно вся толпа успела разойтись, пока он самозабвенно пребывал в мире снов. Только парочка студентов в куртках местного колледжа пьют пиво возле палатки с хот-догами, женщина с детьми пытается уговорить на что-то таксиста, и подозрительный мужик читает газету. Ладно, не подозрительный, просто мужик. Но Стайлз все равно старается побыстрее покинуть это место, здесь все еще слишком тихо, хотя и не тесно, как в колодце. Сумка в руке ощущается почти невесомой, он взял с собой минимум вещей. То ли в надежде, что это ненадолго, то ли потому, что и так забрал оттуда больше, чем хотел бы. Дело не в вещах. На выходе из автовокзала Стайлз оглядывается. Мужика с газетой как не бывало. Хватит. Заканчивай с этим. Кому ты нахер сдался. Это же Бикон Хиллс, здесь никогда ничего не происходит. Так ему кажется. Возможно, если зайти в какое-нибудь знакомое место, то там будут те же люди, что и несколько лет назад. Сидеть и покрываться пылью на своих местах. Что-то подобное ждет здесь и Стайлза. Когда-то он думал, что это не для него. И как же он ошибался. Стоило остаться здесь и поступить в местный колледж, тогда бы... Тогда бы он тоже проходил все те годы в куртке с дурацкой эмблемой и никогда не оказался в колодце. То, что действительно не для него, осталось там в большом городе, где в полдень не протолкнуться от офисных работников, спешащих на свой законный обеденный перерыв, разношерстных студентов и школьников, немного сдвинутых бродяг и просто сумасшедших людей. Достаточно сумасшедших, чтобы... Там и так сделали для него слишком много. Оплачиваемый отпуск после реабилитации, за которую они тоже заплатили. Если бы не это, финансовое положение Стайлза было бы весьма плачевным. А теперь у него даже есть какое-то пособие, которым он еще ни разу не воспользовался. Но которое, как он знает, все еще приходит на его счет. И конечно психолог, сессию с которым он пропустил потому что пошло оно все, и он возвращается домой. В отделе кадров ему сказали, что он сможет восстановиться, если будет соответствующее заключение. Вряд ли они до конца понимают значение этого слова. На территории автовокзала заламывают какие-то сумасшедшие суммы за такси. Поэтому Стайлз благоразумно отходит подальше, дышит неспешным воздухом города своего детства. Покупает банку газировки в мини-маркете. Солнце палит по запыленному асфальту, и все как в дымке. Одинокая желтая машина такси припаркована на перекрестке, и Стайлз решает воспользоваться ее услугами. Как они себе это представляют? Что он просто сделает вид, будто ничего не было, поднимется на лифте на шестой этаж и сядет на свое место? Скучный пейзаж центра быстро сменяется аккуратными коробками домов по обеим сторонам дороги. Что-то очень похожее на спокойную размеренную жизнь. Стайлз знает, что отец на работе, и решает пока не беспокоить его. Мыслями он все еще возвращается в то шумное, кипящее как жерло вулкана пространство большого города. И высокое здание с серьезными людьми. Там скорее всего уже будет какая-то другая миловидная девушка на месте секретаря и какой-то другой парень с почтой. Констанс всегда приберегала для него шоколадный батончик, он думал даже позвать ее сходить в бар, нет, не на свидание, просто выпить. А Томми он иногда подвозил до дома его престарелой матери, потому что было по пути. И конечно же, там был бы другой напарник. Потому что... Потому что все они мертвы теперь, а ты трусливо сбежал домой к папочке. Ополовиненная банка приятно холодит щеку, но недостаточно, чтобы остудить разгоревшуюся внутри злость. Дверь такси захлопывается, словно отделяя его от всего, что было. Окончательно оставляет его в этой реальности. На чистенькой подъездной дорожке. Стайлз смотрит на свой дом, кажущийся теперь таким маленьким. Последний раз он был здесь на рождество, как раз за пару месяцев до того, как его успешная взрослая жизнь рухнула в колодец вместе с ним. Думал ли он тогда, что всего через полгода напишет свой последний отчет? И ручка все еще будет дрожать у него в руке, а люди будут оглядываться на него и сочувственно молчать. Конечно нет. И уж точно не думал, что придется возвращаться в родной город, чтобы... Чтобы что? Остаться здесь? Старый джип укоризненно смотрит на него круглыми глазами фар со своего места под окном. Удивительно, что отец от него до сих пор не избавился. И кажется даже обновил краску и содержал его в порядке. Будто он всегда знал, что Стайлз вернется. Но похоже, что вернулся кто-то совершенно другой. Комната как и прежде ждет его на втором этаже со своими плакатами на стенах, стопкой игр на рабочем столе, книгами на полках и прочей подростковой белибердой. Стайлз бросает сумку на пол и останавливается возле кровати, заправленной свежим постельным бельем. Сюрприза не вышло, а у кого-то слишком длинный язык. Такой длинный, что аж до самого Бикон Хиллс докатился. Чувствуется какое-то мстительное удовольствие в том, чтобы срывать плакаты и скидывать со стола все в пустую коробку, которую нашел в кладовой. Вслед за прочим хламом там оказываются старые футболки и школьная форма для тренировок. И под конец расправы в разоренной комнате остается только вопрос к тому парню, который когда-то отсюда уехал. А именно, на кой черт было хранить такое количество мусора? Собирать свое прошлое, предназначенное делать тебя счастливым. А в результате оно перестает иметь значение и только напоминает, что все ушло безвозвратно. На столе в кухне Стайлз находит записку от отца. Она гласит располагаться как дома, - ха-ха, папа, - и побуждает взять картофельную запеканку из холодильника. Не для того же Мелисса старалась, чтобы она простаивала на полке рядом с заветренными овощами. Здесь как будто и правда ничего не изменилось. Запеканка на вкус как детство, а дешевый растворимый кофе из банки все такое же дерьмо. Как будто надо сделать уроки и бежать на тренировку. Посуда отправляется в мойку, а сам Стайлз – в душ. После еды немного клонит в сон, а опять нырять в колодец пока не входит в его планы. Так что в самый раз, чтобы взбодриться. Ключи от джипа болтаются на крючке при входе. Всегда ли они здесь висели, или отец знал, что он захочет покататься и заботливо оставил на видном месте. Стайлз немного раздумывает и берет их. Он еще не получал рекомендаций садиться за руль. Точнее получал прямо противоположные, но кто здесь будет за ним следить? Джип заводится и оживает, и очень хочется последовать его примеру. Но для этого потребовалось бы нечто большее, чем какой-то старый ключ. И нынешний план действий ведет его разве что к доказательству окончания жизни, оформленному по всем правилам. По крайней мере, тут нет его вины и можно без страха посетить кладбище. Хотя бы здесь. Пока хоронили тех других, Стайлз сидел в колодце. А потом просто не смог набраться смелости. Но уж на могилу собственной матери он сможет положить цветы не ожидая, что встретит кого-то, кто плюнет ему в лицо. Жена Фрэнки все равно плюнула, когда он еще думал, что имеет право прийти и навестить их. Черт знает, что это ей дало... Стайлз ходит среди однообразных табличек с именами, разыскивая нужную. В конечном итоге вот, что остается от людей, только надписи на надгробиях. Судя по подвявшему букету, отец все еще стабильно навещает могилу. Стайлз убирает его в рюкзак, чтобы потом выбросить. Заменяет свежим. Садится, скрестив ноги, и медленно погружается в странное безвременное состояние. Какое-то время требуется ему, чтобы побыть в этом. Возможно даже слишком много времени, потому что, когда Стайлз встает с земли, чтобы размять затекшие ноги, уже не просто смеркается. Темнота плавно и незаметно, но неотвратимо окутывает все вокруг, как и всегда в такое время. И тревожное чувство приходит на место былого умиротворения, которое можно ощутить только среди могил. Хочется как-то вернуть его, чтобы оно хоть ненадолго задержалось внутри. На кладбище все еще безлюдно, но неприятный холодок, словно взгляд в спину, колет под лопаткой. Стайлз озирается и по привычке ощупывает бедро, где конечно нет и не могло быть кобуры с оружием. Надо просто убраться отсюда побыстрее. Уже на выходе с территории Стайлз замечает темную фигуру, почти сливающуюся с забором. Нечего бояться, просто еще один припозднившийся посетитель. Так он себя уговаривает, понимая, что придется пройти мимо этой фигуры, других выходов тут нет. И продолжает уговаривать, неминуемо приближаясь к приоткрытым воротам. Наверно это сторож, или какой-то бродяга или еще кто. Припомнить и сопоставить пропорции несложно, но в темноте это дохлый номер. И конечно его здесь просто физически быть не может. Стайлз на автомате ускоряет шаг, чтобы быстрее разминуться с человеком, который все еще прилип к забору. Он знает, что это глупо и со стороны должно быть выглядит смешно, но... Но человек отлипает от забора и движется ему навстречу. - Не стоит ходить здесь в такое время, - вкрадчиво говорит человек, когда Стайлз уже было решил, что миновал его без последствий. – Ты знаешь, что в окрестностях города видели дикое животное? - Теперь знаю, - Стайлз приостанавливается, чтобы попытаться рассмотреть своего невольного собеседника. На его куртке какая-то нашивка, и вероятно он здесь не просто так. У него незнакомое лицо и удивительно проницательный взгляд. Настолько, что Стайлз отводит глаза. – Вы из службы отлова диких животных? - Что-то вроде того, - он улыбается и подходит по ощущениям непозволительно близко, хочется отступить. – Не гуляй один после наступления темноты. Мужик странный, но Стайлз не чувствует опасности, коротко кивает ему и спешит наконец выйти за пределы кладбища. Уже стоя возле джипа он позволяет себе расслабленно выдохнуть и выйти из напряженного состояния готовности к непонятно чему. К чему угодно. Пора бы оставить эту привычку там, где он ее заработал. Стайлз еще раз оглядывается, но у ворот уже никого нет. Наверно пошел дальше искать какого-нибудь горного льва. Или кого они там отлавливают. Погодите... Там конечно было совсем темно, но Стайлз уверен, что незнакомец был совершенно безоружен. Разве они не должны носить специальные удавки или шокеры? Не будет же он ловить несчастную животину голыми руками. Мысль ускользает, потому что в следующее мгновение кто-то хватает его. От неожиданности Стайлз вздрагивает всем телом и не успевает сориентироваться, чтобы начать защищаться. Хорошо, что так, ведь это всего лишь Скотт, мать его. Который появился ниоткуда, будто выскочил из-за ближайшего куста. - Не делай так! – Стайлз выворачивается из крепких объятий друга и раздраженно сопит на него. – У меня чуть сердце не остановилось! - Извини, - он смущенно улыбается. – Хотел в шутку напугать, а оказалось по-настоящему. С кем ты там разговаривал? - Без понятия... Как ты вообще меня нашел? - Отец позвонил. Не злись на него, - Скотт привычно забирается в джип. И становится очень похожим на юного себя. Здесь, между старыми креслами на рычаге передач должно быть скрывается какой-то мост в прошлое... Не злись, конечно. – Я был на нашем месте, потом стал думать, куда еще ты можешь пойти. Получается, угадал со второго раза, - он краем глаза следит за тем, как Стайлз заводит машину. – Я вообще-то ждал, что ты зайдешь ко мне... В результате Айзек немного подвез меня после закрытия, потому что машина сегодня у мамы. Зачем ты выключил телефон? Ты надолго к нам? Сходим в бар? Сколько вопросов. И все такие лишние. И предложение. После того как он несколько часов мысленно изливал душу на могиле матери, перспектива повторять это все для Скотта не то чтобы прельщает. По крайней мере, не сейчас. С ответами на вопросы друга еще самому надо свыкнуться, а уж потом их давать. Пока они в пути, Скотт без остановки треплется про свою девушку, с ним всегда так. Конечно это очередная любовь всей жизни, не важно, какая по счету. Скотт всегда падает в отношения с головой, будто они первые и последние. А Стайлз не может перестать думать о мужике с кладбища. Почему-то. Это что-то в его глазах, как будто... Будто он знает. Но что незнакомец может об этом знать, чушь. Поход в бар было решено отложить на выходные, и Стайлз просто отвозит друга домой. Мелисса уже вернулась с работы и оказывается непосильным отказаться от ужина. У нее все такие же теплые и добрые руки матери. И ее объятья даже нежнее, чем хотелось бы. Здесь так легко забыться и позволить себе окунуться в прошлое и его спокойную беззаботность. Где нет ни мертвых людей, ни поганых холодных колодцев со скользкими стенами. И на время Стайлз позволяет. Только чтобы потом вернуться домой и споткнуться о сочувствие в глазах отца. Прогнуться под ним, как под каменной глыбой, внезапно опустившейся на шею и давящей. Способной пригвоздить к полу. Нет ничего необычного в том, чтобы сидеть и выпивать с собственным отцом вечером. Пугает то, что это может стать слишком обыденным. Стайлз еще как будто не совсем верит тому себе, который все бросил и уехал. Виски на донышке стакана приятно горчит, а отец, сидящий напротив в старом кресле тоже кажется старым. Это ранит. - Говорят, у вас здесь дикое животное терроризирует город, - Стайлз смотрит стакан на просвет, чувствует себя неприятно усталым. - Ничего такого, пара раскопанных могил на кладбище и пара напуганных жителей, - отец вздыхает так, что создается впечатление, будто он чего-то не договаривает. – Этим уже занимаются. Думаю, поймают еще до конца твоего отпуска. - Пап, мой отпуск давно закончился, - улыбка наверно получается весьма грустной. – И я написал заявление. - Я знаю, - он опускает голову и трет лоб. – Знаю. Но может быть ты передумаешь. Тебе просто нужно чуть больше времени. Рафаэль сказал, что... - Агент МакКолл что-то стал слишком разговорчивым последнее время, - Стайлз смотрит в глаза отцу и видит, как тот переживает, как ищет для него подходящие слова. Но их просто нет. – Я больше не хочу этим заниматься. Мне нужно что-то спокойное, обычное. Наверняка в гипермаркете требуется какой-нибудь кассир или работник склада. - Господи, ты серьезно? Стайлз пожимает плечами. Он не уверен, но почему бы и нет. Почему бы не заняться чем-то, что не будет загружать его мозги. Возможно это даже поможет разгрузить голову от всех ненужных мыслей, которые там поселились и не желают съезжать по-хорошему. Они вертятся там и перемалываются как в мельнице для специй. Что-то должно остановить этот крайне мешающий жить дальше процесс. Но ничто не может остановить другого. Стоит только опустить голову на подушку, закрыть глаза, и оно тут как тут. Падаешь, слышишь, как ломаются кости, чувствуешь фантомную, а возможно и самую настоящую боль в груди. Рука всегда возвращается к неестественно вывернутому положению и приходится ставить ее на место. Холодные камни окружают, но никогда не сжимаются, и Стайлзу остается только порадоваться, что у него нет клаустрофобии. Воздух влажный и густой, капельки воды собираются на камнях и стекают вниз. А наверху, далеко, недосягаемо, солнце. Заглядывает в эту забытую богом дыру, но не прикасается. Заглядывает и кто-то еще. Стайлз видит, как на мгновение просвет исчезает и тень пробегает по стене колодца. Значит ли это, что теперь кто-то скинет ему веревку или спустится за ним? Очень маловероятно. Там, в реальности, его конечно же нашли и вытащили. Но какая-то его часть так и осталась сидеть в колодце. Иначе зачем бы ему раз за разом возвращаться сюда. Он сказал искать в темноте. Что здесь можно найти? Смерть? *** Примерно две недели уходит на то, чтобы как-то привыкнуть к новому ритму жизни. Каждое утро отец будит его и идет собираться на работу, а Стайлз готовит завтрак. В этом есть свои плюсы, овощи больше не залеживаются в холодильнике. Полезная еда и все такое, рутина. Он все еще занимается своей комнатой и немного домом. Но уже через несколько дней ему становится скучно. Спокойствие этого дома заставляет голову требовать каких-то задач. Ему не нравится спать в гостевой комнате, но стены в его комнате слишком белые, слишком напоминают больницу. Стайлз решает их перекрасить. Поэтому постепенно выносит вещи, и вскоре его личное пространство приобретает монотонный серый оттенок. Скотт, когда видит это, качает головой и говорит, что это депрессивный настрой, и Стайлз с ним не спорит. Депрессивный настрой лучше больничного. Он не отказывается от помощи со своим небольшим ремонтом. Не отказывается и от очередного похода в бар. И от любых других предложений. Старые привычки слишком засели в нем и побуждают заниматься глупостями вроде наблюдения за своим лучшим другом и построения теорий на этот счет. Просто Скотт кажется каким-то другим. Конечно, они давно не общались так часто и возможно он стал таким уже давно и незаметно, как и любой человек, с которым не находишься в постоянном контакте. Наверно, Скотт просто вырос, как и все они. И все же, что-то не дает покоя. Стайлз будто что-то ищет. За своими домашними делами и наблюдениями за другом, Стайлз почти забывает и про мужика с кладбища и про дикое животное, о котором все говорят, что оно есть, но никто похоже никогда его не видел. И весь этот треп больше смахивает на очередную городскую легенду для запугивания малолетних засранцев, которые не спешат возвращаться домой вовремя. Если уж говорить про животных, то Стайлз серьезно задумался завести кошку. Она точно будет хотеть жрать по утрам и запрыгивать на него, чтобы разбудить. И отцу не придется волноваться об этом. Или выглядеть виноватым, как в тот раз, когда его вызвали в участок посреди ночи, а потом он просто устал и забыл. А в результате Стайлз сидел в чертовом колодце до двух часов дня. Конечно он понимает, что кошка это не решение проблемы и нужно продолжить работу с психологом. Сколько там живут кошки? Лет двадцать, если повезет. Скотт считает, что ему стоит завести не домашнее животное, а девушку или парня. Странно начинать отношения с человеком, чтобы он меня будил. Да и кому он нужен со своим посттравматическим синдромом и паническими атаками. Набившая оскомину паранойя все еще с ним, волочится следом и гремит как пустая консервная банка, привязанная к ноге за бельевую веревку. Иногда желание позвонить и удостовериться так сильно, что приходится прилагать все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы этого не делать. Если бы что-то такое произошло, ему бы уже сообщили, и сюда нагрянул бы как минимум один агент. Но ничего не происходит. Только неприятно покалывает под лопаткой время от времени, но Стайлз уже привык, что это нервное. Точнее, ему так казалось до этой ночи. Тень делает круг по стене колодца и исчезает. А Стайлз открывает глаза в темноте и тут же пугается. Старые электронные часы показывают три ноль одну, и в комнате тихо и пусто. Ни намека на чье-то присутствие. И это можно было бы посчитать хорошим знаком, путем к восстановлению или еще чем, но он не спешит обманываться. Окно открыто, и ветер колышет жалюзи. Стайлз всматривается в темный проем, но не решается встать и подойти к нему. По-детски зовет отца, но тот не отзывается. Вот тогда становится по-настоящему страшно. Он встает и медленно пятится к двери, из последних сил удерживая себя от позорного бегства, которое бы точно создало много ненужного шума. В доме стоит гробовая тишина. Комната отца пуста, что оставляет хлипкую надежду на то, что он зачем-то решил разбудить Стайлза перед ночным выездом. Надежда быстро рушится, когда он спускается на кухню и звонит ему. Это не вызов, отец даже еще не возвращался с работы. И конечно Стайлз не может просить его приехать только потому, что он проснулся среди ночи. Несколько минут тревожных метаний по кухне, и приходится сдаться и набрать Скотту. - Стайлз? – он берет трубку на удивление быстро и его голос подозрительно бодрый. – Ты в порядке? - Не знаю, я не уверен... – он выдыхает, страхи начинают казаться очень глупыми. – Просто я проснулся. А я не просыпаюсь сам, - и тут он понимает, что не сказал Скотту про чертов колодец. – Потом объясню. Не важно, извини, что так поздно. Спокойной ночи, в общем. - Я на смене, сейчас закрою тут все и доеду до тебя. Не клади трубку. - Да не надо, все нормально, - он выглядывает в окно, там спокойно и никого нет, только круглая луна в дымке бледного холодного света. - Стайлз, ты напуган. Я отсюда слышу, как... Черт, повиси немного. Определенно так и есть, но тебе-то откуда об этом знать? Слышишь что? Из трубки раздается металлический лязг и ругань Скотта. И какое-то животное недовольно, а может и обиженно рычит. Больше ничего толком расслышать не удается. Интересно с каких пор ветеринарная клиника работает по ночам. Некстати вспоминается байка по горного льва, слоняющегося по округе. В темноте ночи он уже не кажется таким уж сказочным. Может ли дикое животное забраться в дом? Например, запрыгнуть через открытое окно спальни... Следов он не видел, но это же ни о чем не говорит. Как ни странно, Стайлз успокаивается. Звери не пугают его, не так как люди. Дикое животное уж точно не станет убивать его друзей, преследовать его и скидывать в колодец. Скотт на том конце провода садится в машину и поминает последними словами Айзека, который не проверил клетку. Спохватывается и начинает расспрашивать, как там в доме. Но в доме тихо, и вся ситуация начинает выглядеть более чем нелепо. Когда Стайлз слышит подъезжающую машину друга, он уже достаточно спокоен, чтобы выйти и встретить его. Они вместе обходят дом, но не обнаруживают никаких признаков, что кто-то вообще здесь был. Скотт осматривает подоконник в комнате, выглядывает в окно и закрывает его. А потом поворачивается, и весь его вид выдает, что он ждет объяснений, почему ему пришлось бросать работу и мчаться сюда среди ночи. Именно этого Стайлз и пытался избежать. Подробностей. Очередных разговоров о том, что он вовсе не в отпуске и даже не на больничном. Что это не просто проблемы со сном. На кухне светло, и сны о колодце вовсе не страшные, скорее нудные и раздражающие как заевшая пластинка. Но Стайлз все равно отворачивается к микроволновке и следит, как бутерброды крутятся на стеклянном блюде, пока Скотт слушает ту часть истории, которую знают только отец и психолог. - Так значит этот твой колодец существует на самом деле? Это реальное место? – Скотт тянется за бутербродом и обжигается, дует на пальцы. Стайлз кивает и усаживается за стол рядом с ним. – Может быть стоит туда съездить? - Я ездил. Даже спускался туда, он не такой глубокий, как во сне, - чайник пищит и Стайлз дотягивается до него, разливает кипяток по кружкам. Смотрит, как чайные пакетики набухают и всплывают на поверхность. – Даже сидел там ночью, хотя Марин была против. Но он ведь хотел, чтобы я там что-то нашел, в темноте. Там ничего не было, кроме сухих листьев и грязи. - Но ты не закончил терапию? – Скотт смотрит пристально, прищурившись, кажется врать ему бесполезно. - Нет, и она считает сеансы по видеосвязи нерелевантными. - Не... какими? Стайлз смеется, это так похоже на Скотти, старого доброго Скотти из школы. Все подозрения тут же кажутся надуманными, как если бы он совсем не уважал своего друга. Со Скоттом все в порядке, это у Стайлза паранойя перешла все видимые границы. Нужно дать команду мозгу перестать обрабатывать информацию и сосредоточиться на себе. В последний их разговор Марин сказала, что сама приедет, и это звучало как угроза. Интересно, есть ли у его психолога свой психолог и обсуждают ли они ее зацикленность на одном конкретном пациенте. *** За завтраком отец выглядит странно задумчивым, даже не отодвигает тарелку, когда Стайлз незаметно подкладывает в нее салат. К тому же, он точно не был на ночном дежурстве, а сейчас уже половина двенадцатого, то есть почти обед. И Стайлз не был бы собой, если бы не начал подозревать, что отец что-то задумал. Его поза за столом нарочито расслабленная, а взгляд немного блуждающий, будто он до конца не проснулся. Но во всей его фигуре скользит напряжение. Когда отец послушно доедает салат и не ругается на травяной чай, который ему подсунули вместо привычного кофе, Стайлз не выдерживает. - Выкладывай, - поднятые в притворном недоумении брови отца его не обманут. – Ты же хочешь мне что-то сказать. Что? Сейчас почти полдень, а ты еще дома. Тебя отстранили? Уволили?.. - Откуда в твою светлую голову приходят такие темные мысли? – теперь он кажется действительно удивленным, но Стайлз выжидающе молчит. – Меня не уволили. Я хочу, чтобы ты поехал в участок вместе со мной сегодня. Мне нужна... твоя помощь с одним делом, - и он опять чего-то недоговаривает. - Каким делом? – Стайлз прищуривается и придвигается поближе. – Ты же помнишь, что я тебе сказал. - Я не хочу, чтобы твой гениальный ум пропадал зазря где-то на кассе супермаркета! Что бы ты там себе не думал, я вижу, что ты уже скучаешь здесь. Не стоит впопыхах принимать решения, о которых потом будешь жалеть всю жизнь. - Каким делом, папа? - Поехали, увидишь. По дороге в участок отец напряженно молчит, а Стайлз опять чувствует себя упавшим в прошлое, сидя на пассажирском сиденье его патрульной машины. Стаканчик кофе с заправки обжигающе горячий в руках, но это даже приятно. Внезапная поездка выглядит глупой авантюрой. И он действительно созвонился с Джексоном, чтобы поинтересоваться, не нуждаются ли они там в кассирах. И очень удивился, когда тот сказал, что вообще-то у них есть места и получше. В школе они не ладили, но должно быть что-то меняется, когда отказываешься идти по стопам отца и открываешь собственное дело. Все в Бикон Хиллс изменилось, непохоже, что они здесь медленно покрываются пылью. На парковке отец отстегивает ремень безопасности, поворачивается к Стайлзу и не спешит выходить. - Сынок, я знаю, ты будешь злиться на меня, - он вздыхает так, что Стайлз начинает нервничать. – Но я знаю и что тебе это пойдет на пользу. Он давно меня просил, чтобы я подыскал ему напарника, - Стайлз невольно вздрагивает, и отец виновато опускает глаза. – То есть помощника, просто помощника. Это не оперативная работа, по сути это даже не полиция. Тебе не нужно будет носить форму или оружие, - он запинается, как будто последнее не совсем соответствует действительности. – Скорее всего, оружие не понадобится. Будешь сидеть за компьютером и заниматься аналитикой. Особый отдел финансируется из фонда и не имеет к правоохранительным органам отношения, так что... - Мой отец – предатель, у меня просто нет слов, - Стайлз вылезает из машины и раздраженно хлопает дверью. – Знаешь, куда ведут благие намерения, пап?.. А нет, погоди, у меня есть слова. Какой к черту особый отдел в департаменте шерифа? Это же Бикон Хиллс! Я что упустил момент, когда мы все переехали прямиком на съемочную площадку «Секретных материалов»? Очевидно, что отец уже обо всем договорился, и сбежать сейчас – значило бы подвести его. Какой-то богатый засранец заскучал на своем сундуке с деньгами и выбил себе место аж в полицейском участке. Чем они тут занимаются вообще? Непохоже, что тут даже реальным помощникам шерифа хватает работы. Какую аналитику он здесь может проводить? Стайлз очень надеется, что никакого оружия и правда не будет. И никаких напарников. Коридор уводит вправо, раньше здесь было недействующее крыло и архив. Что ж, вероятно теперь оно действует на всю катушку. Стеклянная дверь в конце коридора открывается и из-за нее появляется девушка, выглядящая как японская школьница. По поводу возраста и статуса Стайлз не уверен, с этими азиатами никогда не поймешь. Девушка радостно машет его отцу, плавно проскальзывает мимо, как будто парит, и за ее спиной... - Господи, это что меч? – Стайлз даже поднимает руку, чтобы протереть глаза. - Катана, - она успела уйти довольно далеко, но все равно услышала. - Что мать вашу здесь происходит? – он смотрит на отца, но тот лишь делает невнятное движение головой. За дверью кабинета без таблички довольно просторно. И Стайлз, который уже решил было, что отец привел его в подсобное помещение, приостанавливается. В целом выглядит как обычный офис. Парень, сидящий в больших наушниках за тремя мониторами, поднимает на них глаза, улыбается и кивает. Стайлз знает его, и двое других, расположившихся за столами у окна, тоже кажутся ему смутно знакомыми. У дальней стены мужчина склонился над газетными вырезками с сигарой в руке. Дым от нее расползается вокруг, висит в воздухе. Когда мужчина соизволяет обратить на них внимание и поднимается из кресла, Стайлз понимает, что и его уже видел. Конечно сейчас на нем пиджак, небрежно наброшенный поверх футболки с неприлично глубоким вырезом, а не рубашка и куртка с незнакомой нашивкой. Но это точно мужик с кладбища. Служба отлова диких животных, ну конечно. Кажется, что та странная встреча не была случайной, как и эта внезапная работа, и ему совсем это не нравится. Мужчина приветствует его отца взмахом руки и пристально рассматривает Стайлза, словно сканирует на предмет чего-то. - Питер, я же просил не курить здесь, - отец вздыхает, будто просьба стара как мир, но совершенно бесполезна. - Ну что вы, шериф. Где курево, и где благородная сигара, - он ехидно улыбается, и Стайлз подозревает, что ему придется дышать табаком, если он останется здесь работать. – Наконец привели мне напарника, - его оценивающий взгляд бродит по лицу Стайлза. Становится неуютно. – Недавно в городе? - Мы уже встречались. На кладбище. - Правда? – улыбка становится шире и теперь больше похожа на хищный оскал. – Извини, не запомнил тебя. Вот козел. Какого черта он вообще ведет себя так, будто ничего не знает. Не стал бы он брать на работу неизвестно кого. Стайлз готов поставить все свое пособие на то, что его узнали и еще как запомнили. И кажется теперь ему придется проводить время с невыносимым мудаком, который влюблен в свое отражение в зеркале. Не удивительно, что ему до сих пор не нашли напарника. Даже вопросов не возникает, по какой причине.