А теперь я думаю, что мы оба родились с дырой
в наших сердцах и ходили по земле в поисках
человека, который мог эту дыру заполнить
Стивен Кинг «Волки Кальи»
Злость часто идет рука об руку с бессилием. Как две стороны одного всепоглощающего чувства. По лицам участников совета и то и другое читается с удивительной легкостью, не обязательно подключать волчье чутье. Выкладывая на стол переговоров сначала только холодные факты, Питер опасался, - действительно опасался, - что ему придется применять силу, дабы подтвердить свое право решать. И пусть за его спиной теперь не витает вездесущая тень Талии Хейл, никто не может поспорить, опровергнуть свершившуюся действительность. Это они пустили в свои ряды безумца и покрывали его бесчеловечные опыты. Дали молчаливое согласие на создание некоего прибора, с помощью которого контроль над сверхъестественными существами мог бы перейти от привычной бюрократической схемы регистрации и надзора к прямому подчинению. Из законодательного в принудительное. Конечно же, из лучших побуждений. Все дерьмо в нашем мире происходит из лучших побуждений. Не оглядываясь на последствия. Так что да, Питер бы не побрезговал сломать еще пару шей, чтобы продемонстрировать серьезность своих доводов. Не потребовалось. Ни один трусливый ублюдок не посмел высказать возражений, хотя они и были, и до сих пор витают в воздухе. Небольшая черная плашка ощущается в руке легкой и хрупкой. Чуть сильнее сжать пальцы, и тонкий корпус треснет. Но внутри него схема, над которой еще придется потрудиться. И дело не только в хитрой программе. Кто-то же додумался до такого противоестественного союза технологий и магии. Питер прячет опасную игрушку в карман и улыбается одними губами. Все понимают, что он не собирается ее отдавать. А совет в свою очередь не прекратит эксперименты, слишком заманчива эта власть. Возможность перетянуть одеяло на свою сторону. Не важно, что это нарушает баланс сил и может раскачать и без того шаткий мир. Систематическая вседозволенность одной стороны однажды обязательно повлечет за собой агрессивный ответ другой. Хотя совет и утверждает, что те, кто еще не понес наказания, будут призваны к ответу. Очевидно, что понятия об ответственности у обеих сторон разные. Здесь каждый остается при своем. Питер кидает короткий взгляд на Девкалиона, вот уж кто бы мог порассуждать о справедливости. По ослепленным глазам невозможно прочитать эмоций, даже если бы он сидел на совещании без очков. И как опытный альфа, он умело закрывается от любого сканирования со стороны. Но он здесь по одной простой причине. Никаких симпатий к особому отделу и конкретно к Питеру Девкалион не испытывает. Вся суть данного сопровождения – лишь тонкий намек Талии на то, что ее власть не простирается так далеко, как ей кажется. И что не стоит опрометчиво брать в свои руки то, что ей не принадлежит. Например, чужую месть. Когда столько лет ждешь официальной возможности поквитаться, но в итоге не ты вонзаешь когти во врага, не ты слышишь его последний вздох, и не твое лицо он видит перед смертью. Питер потерял в пожаре жену, а Девкалион лишился не только зрения, но и всей стаи. До урегулирования взаимодействия между охотниками и оборотнями, все позволяли себе любые меры. Но после остались те, кто не успокоился и продолжал истребление других видов. Просто они стали хитрее и научились обходить условности. Итог переговоров почти удовлетворительный. Расформировать особый отдел значило бы оставить город болтаться без защиты. В условиях того, что Неметон постоянно притягивает сверхъестественных существ, как быстро все выйдет из-под контроля. Стая Хейл всегда была занята собственным благосостоянием больше, чем безопасностью простых обывателей. Тогда, в одну из бессонных ночей, наполненных одиночеством и чувством утраты, которую ничто не могло перекрыть, Питер думал, что создать собственное дело будет его спасением. Бегством от непреодолимости прошлого. Но теперь он понимает, что это необходимость. Понимают это и участники совета, даже их высохший от времени ходячий труп. Вопрос в контроле извне. Эллисон останется на должности наблюдателя, но ей придется подвинуться. И все, на что Питер может рассчитывать, это возможность самому выбрать кандидата из предложенных. На самом деле, он уже выбрал, но совету об этом знать не обязательно. Пусть думают, что это они на него надавили, а ему пришлось прогнуться. Это политика, а он всегда был в ней хорош. Одна из причин, почему Талия никак не хотела его отпускать. Цели для его сестры всегда выше привязанностей. К сожалению. Покидая просторный зал с низко висящими люстрами обманчиво уютного желтого света, Питер думает, что далеко не все еще решено. А «очередная херня» непременно уже стоит на пороге. Если еще не перешагнула его. С той самой ночи, когда смерч едва не забрал их всех в преисподнюю, что-то изменилось. И это чувствует не он один. Волки беспокоятся. Будто нечто незримое разгуливает по городу, но учуять его не представляется возможным. Еще с утра он запросил сводку от Дэнни, но ничего необычного не происходило. Однако, прошлым вечером звонил МакКолл и вел себя странно. Скотт в принципе не пойдет на контакт просто так. А то, что он поинтересовался мнением Питера, вообще из ряда вон. Но факт остается фактом, истинный альфа в замешательстве... Полиция тоже не предоставила каких-то вопиющих сведений за последние дни. Стандартные мелкие кражи, пьяная драка и женщина, которая устроила истерику в супермаркете. Быть может дело вообще в другом... Волк беснуется, опять волнуется за Стайлза. Но стоит признать, он делает так буквально всегда, стоит долгожданному человеку скрыться из поля зрения. Долгожданный. Мысль не принадлежит Питеру, но это правда. Сам того не подозревая, он ждал того мальчика, которого встретил в лесу много лет назад. Теперь в лесу скрываются не любопытные дети. Дугласа до сих пор не поймали, и это не дает Питеру покоя. По двум причинам, одна из которых не имеет к безопасности Стайлза никакого отношения. Его можно найти, можно отобрать его силу, стать альфой. Настолько заманчиво. Питер раскуривает сигару, облокотившись на дверь машины и наблюдая, как Крис в стороне разговаривает с Калаверас. Он не прислушивается, так или иначе, ни один охотник не стал бы обсуждать личные дела рядом с оборотнем. День душный, солнце палит, а в сухом воздухе мерцают на солнце пылинки. Питер как раз собирается позвать Девкалиона, чтобы предложить где-нибудь пообедать перед обратной дорогой, когда чувствует это. Ветер проходит волной, на мгновение сметая собой застоявшуюся жару. Это не предвестник грозы, хотя она и бродит где-то поблизости. Остается только тяжело вздохнуть и мысленно отлупить неугомонного засранца, который опять что-то вытворил. Девкалион не спеша подходит, улыбка на его лице кривая и недобрая. Конечно он тоже почувствовал, как и все здесь, даже охотники, прервавшие свою беседу и настороженно оглядывающиеся. - Знаешь, почему я не позволил Дженнифер вернуть мне зрение? – он приподнимает очки, изуродованные глаза смотрят в никуда. – Не потому, что это против правил. Быть слепым альфой в стае других альф, как ты понимаешь, не самый лучший способ утвердиться, - улыбка становится шире, острее. – Не потому, что давать полную свободу действий своему друиду чревато. Кто-то другой может его присвоить, - он не намекает, он знает. – Но потому, что это того не стоит. Я бы не хотел, чтобы в один прекрасный момент она просто растворилась в этом и больше не принадлежала никому, кроме Неметона. Альфа не может стоять в стороне, Питер. - Я не альфа, - морщится Питер, сигара в одночасье становится невкусной. - Еще нет, - Девкалион вытягивает шею, втягивает воздух. – Но скоро, я чую. У слепых остальные чувства обостряются, волчье чутье не исключение. Щенкам, которых ты вокруг себя собрал, нужен хозяин. Они давно готовы стать полноценными бетами. А твой мальчишка уже почти эмиссар. Вопрос времени. Я бы хотел понаблюдать, как он закончит обучение. Ну и как ты грызешься с сестрой за власть, уверен, это будет удовольствие. Но стая уходит из Бикон, мы и так засиделись на одном месте. - Причина? Только старик держал тебя здесь? - Это стагнация, - он пожевывает губу и поднимает голову к небу, будто что-то способен там разглядеть. – Джерард держал меня в прошлом, это понимаешь только постфактум. Жить в ожидании, что справедливость восторжествует... Нет никакой справедливости. Я надеялся, что Скотт присоединится ко мне, но он другой, - он устраивается на пассажирском сидении, опускает стекло. – К тому же, становится неспокойно. Я уже не в том возрасте, чтобы бросаться в авантюры. Воздух кажется вязким и застоявшимся, духота преследует их всю дорогу до Бикон Хиллс. И даже подступающие сумерки, должные принести благословенную прохладу, не меняют ситуации. Душная хмарь стелется по перегретому асфальту, будто придавленная сверху нависшей грозой. Питер высаживает Девкалиона в центре, где его уже ожидают Дженнифер и Кали. Они так и не заехали никуда пообедать, и пропавший аппетит до сих пор не желает возвращаться. Пока их не было в городе, Стайлз сделал что-то. Возможно именно то, как он сказал, мог только сам. И хотелось бы знать, что именно, но не от Дженнифер. Хотя по ее лицу и можно прочитать, что она в курсе событий. Волк теперь угомонился, ему достаточно того, что человек в порядке. Но сам Питер теперь чувствует его несколько иначе. И злится, что поганец не отвечает на сообщения. На звонке включается голосовая почта, но это больше раздражает, нежели тревожит. Боишься, что я и правда тебя выпорю? Поведение нашкодившего и прячущегося под столом щенка умиляет Питера, он грустно усмехается. Стайлз уже достиг на метафорической шкале привязанности той отметки, после которой ему будет спущено с рук все, что угодно. Умом он этого пока не осознает, но интуитивно скорее всего чувствует, иначе бы поостерегся. Или же дело в другом... Питер помнит тот требовательный взгляд, нужду, скользящую в нем. Чего еще он не дал? Ему кажется, он был достаточно терпеливым все эти дни. Не давил, не настаивал и в целом вел себя как в самом начале их отношений до того, как Стайлз переехал к нему. Некоторым стоило бы прямо озвучивать свои желания. Иногда даже волк не в состоянии прочитать суть, скрывающуюся в человеческом сердце. Если Стайлз в данный момент не хочет открываться, что ж, Питер подождет. Сообщение от Тео настигает его почти на пороге квартиры. «Я только сейчас заметил, что его телефон выключен. Он в порядке, просто устал. Я уже сказал шерифу, чтобы не будил его завтра. Извини, но я выдал Стайлзу отгул от твоего имени. Думаю, завтра он сам придет и все объяснит». Питер смотрит на погасший экран телефона и поворачивает ключ в замке. Волк естественно рвется позаботиться о человеке, согреть своим телом, продемонстрировать защиту, но и подчинить его неугомонный нрав. Питер же собирается скромно поужинать, насладиться кофе и завалиться спать. Быть терпеливым. Ни один человек в его жизни не требовал столько терпения. Даже Малия. Когда он насыпает кофе в турку, разглядывая пустеющее место за столом, первые капли ударяются о стекло. Скоро их робкое постукивание превращается в барабанную дробь. Устало листая новости и краем глаза поглядывая на то и дело вспыхивающий экран телефона, Питер недовольно закатывает глаза. Его сестре тоже стоило бы поучиться терпению. Сначала Талия показательно отстранилась от особого отдела, а теперь требует подробностей переговоров. Подождет. Половина дня и так ушла на один вялотекущий конфликт, не хотелось бы заканчивать его другим. В частности, она должна осознать, что Питер больше ей не подчиняется. Не является частью стаи. Ей хочется оправданий, хочется болезненного разрыва связей, но она не получит ни первого, ни второго. Уже позже, засыпая в своей ставшей слишком большой для одного постели, Питер отчетливо понимает – Стайлз должен быть здесь, при нем. Не в его власти, не под его контролем, а рядом. Проваливаясь в безмятежную дрему, он все еще ощущает обжигающую руку на спине. Она поведет его дальше, дальше... Питеру снятся подсолнухи. Это волчий сон, но спокойный и будто нежный. Он уже был здесь, искал своего человека и нашел. Тогда все словно еще не было ясным, но теперь определенность читается в плавных движениях Стайлза, идущего навстречу. Он весь усыпан золотой пыльцой, а в его улыбке читается сладкое как мед принятие. Любовь. *** После прошедшего за ночь дождя в лесу свежо. Питер специально оставил машину у кромки деревьев, чтобы пройтись. Его волчья суть наслаждается природой. Напитанная влагой земля радуется, растения тянутся к солнцу, и все ощущается таким правильным, сбалансированным. Белка, напуганная чужими шагами, устремляется вверх по сосне, взмахивая пышным хвостом. Питер прислушивается к лесу и улыбается его привычному гомону. В беседке посреди сада сидит Малия, и явно поджидает его. Волчица учуяла его сразу, но сама девушка поворачивается в его сторону только когда он проходит мимо. На столике рядом с ней лежит шестигранник артефакта, и в первую секунду это пугает. Нет никакой тряпки, в которую он должен быть завернут, чтобы не навредить. Но даже не дожидаясь слов, Питер понимает. Эта вещь больше не искалечит ничью жизнь, не перестроит ничье тело, не убьет... Теперь это просто игрушка, вырезанная из древа. - Все нормально, - запоздало отвечает Малия на его взгляд. – Тео передал его, сказал, что к нему можно прикасаться. Возможно он бы и сам пришел, но побоялся Талии... Если бы не это, он и ко мне бы не пришел, - она смотрит, будто хочет о чем-то спросить. - Хорошо, я сам отнесу, - Питер сгребает артефакт со стола и прячет в карман пиджака. Это новый костюм, и он надеется, что сегодня не придется ни с кем драться, валяться в грязи или ломиться в нем сквозь лес. – Ты плохо выглядишь. Думаешь, ушла к Скотту, там не заладилось, и теперь она не примет тебя обратно? Чушь, - Питер выходит из беседки, не оглядываясь. - Отец... – но позабытое обращение заставляет его замереть. – Мне нужно спросить тебя. Тео больше не приходит ко мне. Ему больше не нужен секс? – ее прямота уязвляет. – Я знаю, что поступала с ним неправильно. Но я не могу понять, что именно делала не так. - Спроси своего настоящего отца, - Питер не намерен влезать в это, по крайней мере, так он себя уговаривает. - Но я спрашиваю тебя! – она выбегает следом и тянет его за рукав, заглядывает в лицо. – Я спрашиваю тебя. Я знаю, что все еще нравлюсь ему. Он не нашел себе другую пару. Значит, дело в том, настолько мы подходим друг другу. Мой человеческий отец в этом не разбирается. - Никто в этом не разбирается. - Тео всегда говорил, что ничего не имеет значения, пока я нужна ему. Наверно я не могу понять значения этих слов. Это значит, он решил, что больше я ему не нужна? - Это значит, что теперь он дает тебе право решить, нужен ли он тебе, - Питер аккуратно отцепляет ее руку. – Ты говоришь то же, что и думаешь, детка. Людям бывает больно слышать всю правду. Даже если это всего лишь твое мимолетное мнение. - И тебе? Я должна извиниться? - Это тоже тебе решать. Питеру не нужны извинения. Тем более от своей дочери, которой пришлось преодолевать утрату в таком юном возрасте, пока он находился в отчасти спасительном забытьи. Не удивительно, что Малия полностью закрылась от любви, и теперь не может ее распознать даже тогда, когда она стоит у нее перед глазами, ничем не прикрытая. Привыкнув говорить окружающим все, что у нее на уме, она не замечает очевидного в себе и мечется. Именно поэтому ей так легко было ухватиться за Скотта, благодаря его простоте. Но суть в том, что просто не бывает ни с кем... Он находит Талию в мансарде, непривычно видеть ее не за столом кабинета. Она сидит в плетеном кресле и следит за лучом, пробегающим по витражу, блики расцвечивают ее усталое лицо. Когда Питер кладет перед ней артефакт, оно становится еще и разочарованным. Никто из них не знает, что произошло в тот день, но оба чувствуют, как незаметно изменился мир вокруг. Питер догадывается, что магический фон стал другим, он будто расширился. Неизвестно, хорошо это или плохо, но в любом случае нельзя вечно надеяться на Неметон. Талия должно быть забыла, что это они служат древу, а не наоборот. Коротко отчитываясь о прошедшей встрече с советом, он замечает, что ей это совершенно не интересно. Увлеченная витражом, она молчаливо отмахивается от подробностей. Окна здесь расписывал Дитон, в узорном рисунке листьев угадывается его скучная дотошность. Идеально рассказанная на стекле история, до тошноты выверенные линии. Но Талия наслаждается ими. Ее муж и отец ее детей был человеком, и также был подвержен свойственной людям беззащитности ко всякого рода недугам. Отказавшись от укуса, он обрек себя на смерть, и она согласилась с этим. Возможно в этом их общая семейная черта, соглашаться с любыми решениями близких, какими бы болезненными они ни были. Черта и... проблема? - Где Дитон? – спрашивает Питер, но как будто уже догадывается, каким будет ответ. - Ушел с Девкалионом. Дженнифер пока побудет с нами, чтобы стая не оставалась без защиты. И чтобы закончить обучение твоего мальчика, но это ненадолго. И она отказалась работать с Мейсоном, не хочет брать чужого ученика. Я уже отправила запрос, чтобы нам прислали наставника, - она наконец переводит взгляд на Питера. - И что же случилось, что Дитон за несколько дней из домоседа превратился в путешественника? Я думал, он никогда от тебя не отлипнет, что его здесь зацементировало. Как ты вообще его отпустила? - А что мне было делать? Связать его? – и впервые за долгое время вместо альфы Питер видит перед собой просто печальную женщину, свою сестру. – Стайлз что-то сказал ему, и я видела, как это грызет Алана. Я наблюдала это два дня, а на третий пришла и помогла ему собраться. - Хочешь, чтобы я спросил у него? – мягко интересуется Питер, присаживаясь в соседнее кресло. - Нет. Вот как, она не хочет знать. Боится узнать. Получить подтверждение своим мыслям. Ведь тогда ей придется жить с этим. А она не привыкла жить, оглядываясь и сожалея... Некоторое время они просто сидят в тихом понимании, что наступил момент, после которого придут необратимые изменения. Но пока они не вступили в силу, пока их жизни немного замерли в лучах полуденного солнца, все больше проникающего на мансарду сквозь витраж. На это короткое время можно позволить себе побыть в покое. Питер надеется, что Талия хотя бы немного подождет, прежде чем опять окунуться с головой в дела. Но сам он хотел бы спросить. Стайлз не пришел на следующий день, ничего не объяснил. Только написал, что ему нужно еще время кое-что закончить. Именно поэтому Питер назначил встречу с сестрой на этот день, чтобы потом вернуться домой и получить недостающие ответы. И наконец окунуться в желанное тепло и забыться в нем. После он с трудом пережидает тишину в офисе, так как Кира еще не вернулась к работе, Мэтт ушел раньше на ежедневную реабилитацию, а Дэнни с головой погружен в изучение прибора, созданного безумным умом доктора Валака. Тео сидит за компьютером и делает вид, будто усиленно что-то ищет в сводках. Изредка оглядываясь на него, Питер замечает, что тот теребит подвеску на шее. Это маленький волчок, свернувшийся клубочком. Работа весьма топорная и несуразная, как, впрочем, и мастер. Очертания прижатых ушек и острой мордочки скорее схематичные. Амулеты все еще не очень хорошо получаются у Стайлза, но виден небольшой прогресс. Тео тоже ощущается иначе, и нет сомнения, по какой причине. Вечером, возвращаясь домой, Питер ожидает, что и Стайлз вернется. Желательно с концами. Он даже готовит ужин, чего не бывало уже давно. Обычно они пользовались доставками, но сегодня хочется особенно вечера... Однако, встречая Стайлза на пороге, он ненадолго забывает про сервированный стол. Затаскивает свое главное блюдо внутрь квартиры и зажимает в коридоре. Волк, дорвавшийся до тела, обнюхивает, притирается и всячески выводит человека из себя звериными повадками. Питер зацеловывает его шею, иногда легонько прихватывая зубами, пока Стайлз не начинает хохотать и вырываться. И конечно обзываться всеми возможными производными от «козла», какие только приходят ему на ум. Но все это так уютно, так хорошо, так правильно. Питер желает быть так всегда, каждый день, каждую минуту своей как будто только начавшейся жизни. Словно это все, о чем он просил. - Так, что ты сделал? – лукаво интересуется Питер, уворачиваясь от шутливого тычка в бок. – Почему артефакт больше не работает? - В нем было слишком много силы. Я освободил, - Стайлз тут же смещает внимание, смешно принюхивается и косится в сторону кухни. – Это что там? Я чувствую специи... Ты решил заделаться поваром? Тебе не кажется, что ты уже староват, чтобы выбирать, кем ты станешь, когда вырастешь? - Поговори мне. Я отлично готовлю, дорогуша. - Мм... что еще ты делаешь отлично? – он хитро прищуривается. - Все. Постарайся не объедаться, - смеется Питер. - Если я не смогу двигаться, ты сделаешь все сам, я в тебе уверен. Засранец. Питер подталкивает его к кухне, стаскивая с него рюкзак и оставляя в коридоре. Он чувствует удовлетворение, несмотря на утомленное долгим днем состояние. И на то, что все еще голоден, во всех смыслах. За столом он все же задает вопрос, немного опасаясь, что испортит атмосферу. Но Стайлз так искусно уходит от ответа, что не хочется давить. Есть конкретная причина, почему он обходит тему Неметона, взаимодействия с ним и последствий, которые непременно будут. Но после. Все это должно временно отойти на второй план. Потому что сейчас, в этом обволакивающем чувстве спокойного затишья, нет места выяснениям отношений и доказательствам своей правоты. Я не могу все испортить, когда ты только делаешь шаг навстречу мне. Надеюсь, ты понимаешь. Если Стайлз останется, пусть даже опять только на ночь, это будет означать, что он готов двигаться дальше. Не падая в объятья после сумасшедшей ночи, когда все они могли умереть. Когда оба они были в ужасе от перспективы никогда уже не быть друг у друга. А спокойно, находясь полностью в здравом уме. Закончив с ужином, Питер вдруг осознает, что не намерен тратить это время на плотские утехи, как бы странно это ни звучало. Он смотрит на Стайлза, растянувшегося на кровати и почти сливается со своим волком в желании позаботиться. Стаскивает с него футболку, оставляет короткий поцелуй между лопатками и принимается разминать напряженные плечи. Вспоминает, как делал тоже самое для него тогда в машине. И схожее чувство охватывает его. Стайлз хочет близости, но иначе. Странно было бы не дать ему этого. Покоя, уюта, своего места. Его потребности так просты. Питер укладывается рядом и подтаскивает его к себе, бережно обнимая. Во взгляде Стайлза искристые смешинки перемешиваются с чем-то глубоким, затаенным, чего он пока не в силах открыть. Если бы его чувства можно было изобразить на бумаге, они были бы похожи на нотную тетрадь с постоянно меняющимся ритмом. Или на переплетения лозы, сплошь покрывающей стену дома. Дома... Питер не замечает, как засыпает. А возвращается в реальность уже в полной темноте. Стайлз ставит что-то на полку и воровато оборачивается. Он уже одет, и очевидно собирался слинять втихаря. Но заметив, что Питер проснулся, подходит и присаживается на край кровати. Зарывается рукой ему в волосы, гладит. - Спи, Питер, - его голос странный, убаюкивающий. Питеру это не нравится, потому что похоже на... – Спи до утра. Какое-то время я буду не доступен, но ты не переживай, - рука внезапно слишком тяжелая, чтобы ее поднять. И всего Питера словно придавило к кровати огромной глыбой, которую не сдвинуть. Но нежная рука продолжает успокаивающе перебирать волосы. – Я всегда от кого-то зависел. Сначала от отца, потом от Фрэнки, и даже от Марин. Не то, чтобы мне это не нравилось. Я нуждался в защите, в покровительстве. В том, на кого я смогу обернуться и попросить о помощи, - Стайлз опускается и прижимается губами к щеке в таком невинном детском поцелуе. – Но теперь я могу сам. И мне нужно вернуть долг. - Ты опять, - еле выговаривает Питер, и это все, на что его хватает. - Нет, я не бросаюсь один во что-то опасное, больше нет, - он четко угадывает не озвученный упрек. – Раньше я всегда выбирал что-то недоступное. Я думал, что должен побороть это, добиться. Так я себе это объяснял. А на самом деле я боялся получить желаемое. Я и не представлял, как это чудесно. Когда тебя любят в ответ. Я ведь и о тебе думал, что это не для меня. Знаешь, как я испугался, когда ты дал мне понять, что заинтересован? Ты знаешь. Иначе бы не был так терпелив потом... да и сейчас, - он встает, топчется возле кровати. Можно только наблюдать за ним, ведь сон почти сковал и теперь беспрестанно давит на веки. – Я доверяю тебе, Питер. Но то, что я должен сделать... оно только мое. Просыпается Питер уже когда солнце высоко. Пыль висит в воздухе, загустевшем от тяжелого сна, наведенного сна. Просто в голове не укладывается, что Стайлз сделал это с ним. Зачем? Голова тоже тяжелая и уже гудит от нехороших мыслей. Волк все-таки потерял след своего человека, но не в лесу, не под влиянием Неметона, а прямо здесь. Питер восстанавливает в памяти последнее, что видел и слышал, и приходит в бешенство. Все выглядит так, что Стайлз... что? Ушел от него? Усыпил, чтобы беспрепятственно скрыться? Он встает и пошатываясь подходит к навесной полке. Там между фотографией его племянников и гротескной чернильницей ручной работы, которую когда-то подарила ему Дженнифер, скромно стоит еще одна фигурка волчка. Он изображен в профиль, оскалившись. Неказистый и даже, можно сказать, уродливый. Самый уродливый волк, которого я когда-либо видел. Определенно, резка по дереву не входит в число талантов Стайлза. Он улыбается, но улыбка сходит с его лица также быстро, как на нем появилась. Это что, такой прощальный подарок? Питер берет фигурку в руки и тут же укалывается о удивительно острый торчащий зуб. Выступившая капелька крови успевает впитаться в дерево прежде, чем ранка затягивается. Всего на мгновение ему кажется, что глаз волчка становится красным. Питер встряхивает головой и видение рассеивается. Его разум больше занят тем, что Стайлза уже нет в городе. Набирая номер, он снова вспоминает сказанные ночью слова и уже догадывается, что телефон отключен. Роботизированный голос в трубке сообщает, что абонент временно недоступен. Питер еле удерживается, чтобы не запустить телефоном в стену. Быстрый душ не смывает противного послевкусия от ночи. Все было хорошо, почему? Питер не знает ответа, но есть как минимум один человек, который может его дать. И он собирается вытрясти из Стилински всю правду. Стайлз бы не уехал, не предупредив отца, это как раз можно сказать определенно. Все уже случилось и можно не торопиться, но Питер все равно собирается максимально быстро и лишает себя привычной живительной порции утреннего кофе. И даже про первую сигару вспоминает только в машине. К сожалению, портсигар остался на столике в спальне. Он нащупывает в бардачке завалявшуюся там пачку обычных сигарет и наконец закуривает, выезжая с парковки. Она кажется безвкусной. Почему ты все время убегаешь? Все еще боишься любви? Разве я не дал тебе понять, разве не сказал прямо? Разве я столько раз... Питер выруливает на главную дорогу, еле успев вписаться в поворот. Не может перестать думать, что опять сделал не так. Было ли это в действительности прощание? Стайлз говорил о любви, как о чем-то свершившемся, но отнюдь не законченном. И какой долг ему нужно вернуть? Уже начало одиннадцатого, и в участке жизнь идет своим чередом. Новенькая младшая помощница висит на телефоне, вернувшийся Пэрриш неуверенно взмахивает рукой в приветствии. Должно быть он движется к кабинету шерифа с таким грозным видом, что его подчиненные разбегаются в стороны как тараканы от нависшей тени тапка. Питер дергает ручку и толкает дверь с такой силой, что та с грохотом ударяется о стену и по инерции летит обратно, закрываясь уже за его спиной. Стилински ошарашенно привстает из-за своего стола и пялится. Питер дает ему немного времени поразмыслить, но кажется шериф проглотил язык. Его взгляд мечется от двери к телефонной трубке, которую он держит в руке. А свободной профессионально ощупывает пустую кобуру. Табельное оружие лежит на столе прямо перед ним. - Где он? – как можно спокойнее спрашивает Питер. - Кого ты убил? – этот ответный вопрос сбивает с толку, и приходится успокоиться, чтобы его осмыслить. – Твою мать, Питер, я не хочу опять быть втянутым в ваши волчьи разборки. Скажи мне, что ты не расправился с собственной сестрой на досуге. Господи боже, - о, предпаническое состояние, очень похоже на то, как это бывает у его сына. - Что ты несешь? Зачем мне убивать Талию? - Даже не знаю, - шериф подходит, берет его за локоть и поворачивает к небольшому зеркалу на двери. – Может быть за этим? Ох, это многое объясняет... Питер разглядывает «новенькие» красные глаза и надеется, что не ехал в таком виде через весь город. У кого-нибудь могут появиться вопросы. Не говоря уже о том, что далеко не все работники полицейского участка в курсе специфики работы особого отдела и его сотрудников. Питер раздраженно выдыхает, к этому еще придется привыкнуть. Стайлз нынче заделался волшебником, железному дровосеку настоящее сердце подарил. А теперь значит и трусливого льва осчастливил. Интересно, кому достанутся мозги*? Лучше бы вложил их в свою непутевую голову! Ясно одно, есть кто-то третий, и он обитает не в Бикон Хиллс. Питер поражен тем, насколько далеко готов зайти Стайлз ради чужих потребностей. Тео непременно нуждался в покое, в осознании себя в этом мире. И сам Питер так стремился к независимости. Но Девкалион был прав, это того не стоит. - Куда он поехал? – теперь Питер одновременно и спокоен, потому что это точно не было прощание, но и встревожен. Шериф все еще держит вопросительный взгляд, сурово поджав губы. – Да никого я не убил ради этого. Волк всегда знал, что твой сын сделает из меня альфу. И он сделал. Боюсь подумать, чем он будет расплачиваться перед чертовым пнем. - Дочка Фрэнка умирает. Стайлз думает, что может это изменить. - Чего? – и тут до Питера доходит. Это он назвал «не бросаюсь один во что-то опасное»? – Я просто... прикончу его. Однажды точно. - Поосторожнее на поворотах, Питер. Ты говоришь о моем сыне, - он как бы невзначай берет пистолет со стола и вкладывает в кобуру. – Если не хочешь, чтобы я высадил обойму тебе в зад. - Ты что, не понимаешь? Нельзя нарушать правила. Его накажут. - Даже если и так, он уже большой мальчик, пора отвечать за свои действия. Зная Стайлза, могу предположить, что он досконально изучил вопрос. - Почему он не сказал мне? – Питер чувствует какое-то опустошение. Время упущено, уже ничего нельзя изменить, помешать. - Ты сам задал эту политику невмешательства между вами, а теперь удивляешься, что Стайлз ей следует? – шериф складывает руки на груди, присаживается на край стола. – Я понимаю, Питер. Поверь, я как никто, понимаю. Но что ты себе думаешь? Что, если убедишь себя, будто пока что-то тебе не принадлежит, этого никто и не отнимет? Нельзя быть в этом наполовину, - он достает телефон и быстро что-то набирает. – Ну что ты встал столбом? Езжай в аэропорт, я уже бронирую билет. Все как маленьким надо объяснять. Питер выходит и обнаруживает за дверью Мэтта, Тео, Киру и даже Итана. На их взволнованных лицах читается готовность тоже забронировать билеты и тоже куда-то там полететь. - Быстро все пошли работать. - Но у нас сейчас нет работы, - робко подступается Кира. - Так найдите. *** Асфальт буквально плавится на солнце большого города. Последний раз Стайлз был здесь почти год назад, но кажется совсем ничего не изменилось. Люди все также спешат по своим делам, пихаясь локтями, читая газеты на ходу и создавая белый шум из бесконечных разговоров по телефону, смеха, брошенных в никуда ругательств. Стайлз легко лавирует в толпе, он больше не чувствует себя неуклюжим и неловким. Только один раз парень с невероятными глазами чуть не врезается в него и с нечеловеческой ловкостью подхватывает держатель с четырьмя стаканчиками. На долю секунды желтый цвет окрашивает его радужку, и Стайлз замечает промелькнувший во взгляде испуг. Теперь я везде буду замечать оборотней, круто. Он подмигивает парню, но, скрывшись за поворотом, все же напускает небольшую завесу, чтобы любопытный волк не смог за ним последовать. Сигналы машин сливаются в одну какофонию и создают еще одну частичку паззла городской жизни. В этом мегаполис очень похож на лес. Здесь легко потеряться... и потерять себя. Стайлз ловит свое отражение в витрине музыкального салона. Это так странно. Он покидал город потерянным и несчастным, а теперь выглядит совершенно другим человеком. И надо признать, этот незнакомец нравится ему гораздо больше. Он совершенно точно не отправляется в колодец каждую ночь и не думает о том, что лучше было умереть в том колодце. Девушка по другую сторону стекла улыбается ему и хитро манит заглянуть внутрь. Стайлз не уверен, есть ли у Питера проигрыватель, но, наверное, должен быть. Это же Питер, он держит на столе в кабинете доисторический телефон. Возможно стоит забежать сюда на обратной дороге и купить пластинку, чтобы его задобрить. Потому что он с точностью до ста процентов будет зол. Где-то в Бикон Хиллс прямо сейчас он уже устраивает несладкую жизнь подчиненным. Легко можно представить тягостную атмосферу в офисе и полную тишину, в которой можно расслышать, как дым поднимается к потолку. Да, он поступил отвратительно. Применять магию по отношению к Питеру – то, чем Стайлз меньше всего хотел бы заниматься. И надеется, что больше и не придется. Ты же простишь меня. Всегда прощаешь. Оказавшись напротив больницы, Стайлз немного жалеет, что Питера с ним нет. Ему все еще тяжело даже подойти к этому месту, не то что войти. Эхо оставленной в прошлом паники на мгновение перекрывает его дыхательные пути, но быстро улетучивается. В регистратуре он дожидается, пока девушка администратор отойдет со своего места, и спокойно занимает ее стул. Вбивает в картотеке пациентов имя и фамилию. Люди проходят мимо него, не обращая совершенно никого внимания, что он не в халате и на его груди нет бейджа. Удобно уметь отводить глаза. Стайлз отвлекается на размышления о том, как часто друиды воруют. Или как часто среди воришек встречаются неинициированные друиды... Мигающая на экране плашка возвращает его к намеченной цели. Возле палаты сидит медсестра и читает книгу, когда Стайлз проходит мимо, она даже не поворачивает головы в его сторону. Лиза дремлет в кресле рядом с койкой, но сон ее чуток. Его бы надо сделать поглубже. Спи крепче. Будь спокойна. Ее усталое лицо разглаживается от прикосновения, синяки под глазами ярко контрастируют с проглянувшим румянцем. Стайлз немного любуется ею и провожает в еще более глубокий сон, в котором нет страданий и страха за маленькую жизнь ребенка. Она уже очень давно не отдыхала. Становится очевидным то, что и ей нужна помощь врачей. Истощение, отчаяние, боль... Присев на кровать, Стайлз прикладывает ладонь к груди девочки и прислушивается. Он чувствует, как аппарат механически вкачивает воздух в ее легкие через кислородную маску. Это неправильно. Но он знает, как правильно. Рука напоминает ее измученным легким, как дышать самостоятельно, временная мера, но ее будет достаточно. Только после того, как она делает несколько неуверенных вдохов и выдохов, Стайлз снимает маску и принимается отцеплять многочисленные провода от худеньких ручек. Ты ждала так долго, а я пришел только сейчас. Кажется, что он просто бросил этих детей. Ему было так плохо, но он взрослый. - Кэмерон, - тихо зовет Стайлз. – Кэмми. - Ст... – она неуверенно пытается заговорить. И тут же ее глаза распахиваются. Ясные голубые глаза, как у Фрэнки. – Стью-стью, - детское смешное прозвище как крючок цепляет и вытаскивает за собой на поверхность лавину воспоминаний. Стайлз задерживает дыхание, ему кажется, что его погребет под этой лавиной. И все, что он сможет делать – это плакать. – У тебя тупое лицо, у мамы тоже такое бывает, когда я просыпаюсь. Я боялась, ты не придешь. - Я пришел, - Стайлз достает из кармана обтесанный круглый кусочек дерева, предварительно завернутый в шуршащий фантик из-под леденца. – И кое-что тебе принес. Это надо съесть, малыш, - он протягивает к ней ладонь. - Я не малыш, - она прищуривается и забавно вытягивает губы. – Это что, таблетка? Фантик меня не обманет, я не Фрэнки, я уже взрослая. И я не хочу больше таблеток. Меня потом от них рвет. - От этой не будет, я обещаю, - Стайлз легонько треплет ее по макушке и улыбается на полный подозрения и, к сожалению, уже почти недетский взгляд. – Она волшебная. Все еще с недоверием, Кэмерон разворачивает фантик, ощупывает «конфету», и только потом кладет ее в рот. Разгрызает. Вкус, наверно, не очень, так как она морщится. Стайлз подбадривает ее продолжать жевать кивком головы. И довольно улыбается, как только она глотает. - Фу, никакая она не волшебная. Твоя конфета испортилась. На вкус, как дерьмо, - возмущенно сообщает она, все еще не понимая, что уже действительно дышит сама. - Ты еще слишком мала, чтобы знать, какое дерьмо на вкус. И чтобы употреблять это слово, тоже. Потом они спорят, в каком возрасте можно употреблять ругательства. Можно ли это делать за секунду до совершеннолетия, и что собственно решает одна дурацкая секунда. А дальше Стайлзу приходится отвечать на каверзные вопросы, вроде того – есть ли у него теперь жена, считается ли опосредованный поцелуй поцелуем и подарит ли он ей набор косметики. Правда после этого ее детский задор быстро улетучивается. А на зарумянившемся худом личике появляется поистине ужасное взрослое выражение, от которого хочется убежать. - Я ведь не доживу до совершеннолетия, Стью-стью. И наверно никогда не поцелуюсь... Но я увижу папу, и он позаботится обо мне, - она оглядывается на спящую мать, очевидно надеясь, что та не проснулась и не услышала этих страшных слов. - Еще очень нескоро, - Стайлз целует ее в лоб и встает. – Ты поправишься. Сейчас мне нужно уйти, но мы еще увидимся. Может быть сходим поесть мороженое, когда тебе разрешат. Он покидает палату и машет ей через стекло. Худенькая фигурка в больничной робе запечатляется на его сетчатке. И вдруг Стайлз видит ее взрослой, смеющейся, пытающейся удержать в руках покачивающуюся стопку книг. Видение мимолетное, как пар, рассеивающийся в воздухе. Но теперь он знает, что действительно спас эту жизнь. Она будет счастливой, иногда грустной, иногда тяжелой. Но в целом обычной. И это прекрасно... Стайлз снимает барьер, и медсестра тут же подскакивает от пищащих приборов жизнеобеспечения. Видит через стекло Кэмерон, стоящую посреди палаты, и кидается внутрь. А Стайлз спешно ретируется, чтобы проснувшаяся Лиза не успела его заметить. Он намеревается вернуться сюда вечером, чтобы удостовериться. Но сейчас у него еще есть пара незаконченных дел. Одно из которых не самое приятное, но он должен. Должен посмотреть тому человеку в глаза. *** - Не делай глупостей, ладно? – агент МакКолл смотрит предупредительно. – Я и так провел тебя сюда незаконно, - добавляет он, пока они идут по неуютному коридору к блоку с одиночными камерами. - Говорю тебе, это всего на минуту. Можешь со мной зайти, - непринужденно отзывается Стайлз. Кажется, Рафаэля это успокаивает. Люминесцентные лампы под потолком раздражающе трещат и подмигивают. Камера открывается с лязгом, от которого хочется вздрогнуть, но Стайлз удерживается. Он чувствует себя на удивление спокойным. Легким. Человек, заранее прикованный к столу наручниками, даже не оборачивается. Он выглядит каким-то мелким и сухим. Надо было еще год назад сходить на него посмотреть. Пожалуй, это зрелище кого угодно избавит от панических атак. Такое ничтожество. Стайлз давит зарождающийся в горле смех, покашливает и ловит меткий взгляд агента МакКолла. Тот уже пожалел о своем решении, беспокоится, что сейчас придется разбираться с истерикой. Не придется... Стайлз криво улыбается ему, демонстрируя, что все в порядке. И медленно, очень медленно движется к столу. Упирается в него руками и просто смотрит, пока не находит в глазах напротив узнавание. - Ну, я нашел. Теперь ты поищи, - это простая иллюзия, и тот человек и так уже в тюрьме. Возможно, это глупая прихоть. Но Стайлз не может себе отказать. Это меньшее, что он мог бы сделать за отобранные жизни. – Камни скользкие, замучаешься ногти обратно отращивать, - Стайлз разворачивается и выходит из камеры. Он знает, тот человек смотрит ему вслед. - Ну и что это было? – нервно интересуется Рафаэль, прислоняясь рядом к стене в коридоре. - Вернул должок. По пути обратно его еще немого потряхивает, но Стайлз отказывается от предложенного ланча и возможности просто посидеть и поболтать. Он не голоден. И не устал. *** Его долгая дорога снова ведет к кладбищу. Он не знает, где они похоронены. Тогда он был практически в бреду. Но теперь с легкостью находит нужное место. По очереди раскладывает цветы. Сначала для Констанс, она любила лиловые циннии. Потом для Томми, стандартные розы, в жизни он никогда не выпендривался, и после смерти вряд ли решил бы начать... И белые лилии для Фрэнки. Когда пальцы на последнем букете разжимаются, Стайлз чувствует такое опустошение, что ему становится физически больно. Так, что ноги подгибаются, и он только успевает подставить руки, чтобы не помять цветы. Пальцы утопают в прохладной траве, а земля под ней теплая. Стайлз пытается сдержать эмоции, но слезы уже бегут по щекам. Тихие шаги мерещатся ему. Он оглядывается, будто ожидая увидеть за спиной призрак. Но там ничего. Ничего. Только спокойное безлюдное поле, усеянное такими же безликими могильными плитами. Это просто убивает его. Ты же обещал мне. Ты обещал, чертов пень, что я увижу его. Но суть в том, что он сам себе это придумал. Будто он расплатится, и Фрэнки на мгновение пересечет грань между жизнью и смертью, чтобы подарить ему прощение. Правда такова, что никогда он не увидит Фрэнки, не возвращаются оттуда ни на секунду, ни на сотую долю секунды. Наверное, это урок, который он должен выучить. Но который он не готов принять. Осознание разрывает его на части. И он припадает к холодному бездушному камню щекой и рыдает как маленький ребенок. Пока его не начинает трясти и тошнить от бессилия. Бескрайнее чувство одиночества и утраты снова настигает его. Стайлз хотел бы прекратить это, но уже не знает, как. Однако в тот момент, когда он думает, можно ли умереть от слез, горячие руки обхватывают его и прижимают к такому же горячему телу. - Ну все, дорогуша, прекращай. Ты должен был оплакать его, но это уже слишком. Мне больно за тебя. Больно с тобой, - рука поглаживает по спине, по кругу, по кругу... – Я надеялся хорошенько отругать тебя, а ты плачешь. Как тебя ругать? - Пошел ты... – выдавливает Стайлз. - Ну-ну, дальше? Слово на букву «к»? - Коллайдер? Мы в слова играем? – Стайлз сам не замечает, как успокаивается, и теперь не знает, чем перекрыть свой стыд. - Пойдем, поговорим о частицах. Мне очень интересно, как ты нарушил правила, но не искалечил себя. - Привилегии от старого пня. Я избранный, знаешь ли, - Стайлз встает и протирает лицо футболкой. - Подай свою кандидатуру на следующих выборах, - смеется Питер. - Не пройду, я невезучий. Кладбище остается за спиной, и Стайлз старается не оглядываться, чтобы не тешить в себе глупую надежду. Мертвые приходят за живыми лишь в одном случае... Арендованная Питером машина выглядит дорого и даже как-то вульгарно. Очередь закатывать глаза явно подошла. - А чего лимузин не взял? - Возьму, когда поженимся, - непонятно, шутит он, или нет. – Полезай в машину, Стайлз. - Мне еще надо в больницу, - полувопросительно начинает он. - Завтра сходишь, - Питер зажимает сигару между губами, и вид у него весьма зловещий. – Я снял нам номер. В принципе, можешь не двигаться, я все сделаю сам. - Ого, а ты злопамятный... Нет, он просто злой. Очень злой большой волк. Стайлз не ожидает, что его почти волоком будут тащить через всю гостиницу. Со стороны наверно смотрится дико. Как и то, что Питер забрал его с кладбища, чтобы от души поиметь. Ему стыдно, но он уже чувствует возбуждение, и все сопутствующие неудобства. И конечно это заметно. Он отворачивается от довольной ухмылки и позволяет затащить себя в номер. Но обстановку рассмотреть не успевает. Питер припечатывает его к стене и мастерски сдергивает штаны. Как в моих пошлых фантазиях, господи. Стайлз вздрагивает от болезненного укуса в плечо, но почему-то получает удовольствие. Но так просто это не закончится, правда же? Конечно правда. Ведь за первым укусом следует второй, а дальше конца края им нет. Пальцы проникают в него грубо, но возбуждение не уходит. Он пытается вывернуться, чтобы посмотреть на Питера, но тот не дает. - Нет, дорогуша, сегодня будет, как я хочу. - Питер, ну прости... - Я в процессе, - он раздвигает ему ноги коленом и заставляет чуть прогнуться. – Не думай, что я тебя наказываю. - Для наказания, мне слишком хо... – окончание тонет в стоне. Это слишком резко, больно, но все еще одурманивающе возбуждает. - О, я знаю, как тебе хорошо, - Питер замирает, давая ему привыкнуть, крепко вжавшись в спину. – Но я видимо плохо обрисовал границы дозволенного. Если еще раз, - он качается назад и резко возвращается, можно упасть в обморок. – Ты попробуешь. Использовать на мне. Свою друидскую херню. - Я... понял. Сразу понял, как сделал... боже, - быстро шепчет Стайлз, у него закатываются глаза от болезненного наслаждения. - Нет, ты не понял, - Питер выходит и разворачивает его к себе. Алая радужка горит так, что практически ослепляет. – Ты принадлежишь мне. Еще до того, как дал свою кровь, это было так. Ты мой. Я думал, ты ушел от меня. Ты не можешь от меня уйти. Ты понял? - Я понял, - Стайлз знает, что улыбается как дурак, видит это по изменившемуся лицу Питера. – Рад, что и ты тоже это понял... Так ты продолжишь? *** Стайлз стоит и сквозь стекло наблюдает за Лизой, Кэмерон и маленьким Фрэнком. Он уже знает, что пока что девочку не выпишут. Чудесные выздоровления конечно случаются, но теперь он догадывается, откуда растут ноги у подобных чудес. И не хочет думать о том, сколько ног было поломано о такого рода нарушения правил. Он бы все равно сделал это, даже без помощи Неметона. Питер поэтому так и злится, что видит его насквозь... Задумавшись, он упускает момент и встречается взглядом с Лизой. Тут же надвигает кепку и быстрыми шагами удаляется по коридору. Видимо недостаточно быстро. Он воспользовался фокусом с отведением глаз, но Лиза почему-то смогла преодолеть этот барьер. Черт знает, как ей это удалось. - Стайлз, подожди! – она выбегает следом на крыльцо, ее голос умоляющий. – Подожди... - Эм, ну привет, - он разворачивается на пятках. Спрашивать, как дела наверно было бы тупо, и он просто стоит и смотрит. - Это ты, так ведь? Ты что-то ей дал, - она сама не верит в то, что говорит, это забавно. - Я дал ей конфету, - Стайлз вымучивает улыбку. - И где же делают такие конфеты, после которых ребенок на аппарате жизнеобеспеченья начинает дышать самостоятельно? А потом ходить, прыгать и бегать. И требовать мороженого. - Там больше нет, это была последняя, - она должна забыть об этом. И забудет, когда поверит, что ее дочь теперь всегда будет дышать, прыгать и бегать сама. - Стайлз, можно я... – ох, она собирается заплакать. - Дорогуша, ты тут закончил? У нас скоро вылет, - спасительный Питер возникает из ниоткуда. Лиза удивленно хлопает на него глазами. - А это мой... Питер, - он сам подходит к Лизе, коротко обнимает ее и быстро отстраняется. – Я потом еще приеду. - Удачно долететь. Тебе и твоему Питеру. Они уходят, а Лиза так и стоит там, глядя им вслед. И чем дальше они удаляются, чем меньше их фигуры становятся в поле ее зрения, тем больше ее память путается и замыливается. К тому моменту, как они скрываются в толпе, она уже не помнит ни про какую волшебную конфету. Это немного грустно, потому что Стайлз хотел бы разделить это с ней. Но также он с полной ясностью осознает, жизнь Кэмерон должна быть подарком. А Лиза не должна чувствовать себя обязанной. Ее чувства и так мешают ей жить. Не стоит разжигать еще большее противоречие и усиливать вину, которую она и вовсе не должна испытывать... Питер останавливается, чтобы зайти за кофе. Стайлз делает было шаг следом, но замирает. Музыкальный магазин. Он снова стоит возле той витрины. Как это мать вашу работает? Странное совпадение... Будто не совсем случайное. Он знаком показывает Питеру, что подождет на улице, а сам направляется к двери с колокольчиком в форме пластинки. Все та же девушка улыбается ему и приглашает ознакомиться с ассортиментом. Стайлз отрешенно перебирает глянцевые упаковки, размышляя, что бы Питеру пришлось по душе. - Возьми эту, - чья-то рука протягивает ему пластинку. - Серьезно, Синатра? Сейчас же не рождество. Я вообще-то... – Стайлз поворачивается, чтобы посмотреть на советчика и осекается. – Какого черта... Это мое лицо... – это все, что он может из себя выдавить. - Оно мне понравилось. Из всех, что я носил, у него самая богатая мимика, - демон поигрывает бровями и опасно щурит лисьи глаза. – Не дергайся, я не причиню вреда. Хочу оказать услугу. Раз уж я тебя так подставил. Просто дружеская симпатия, - он пожевывает губу в точности, как Стайлз. Мурашки пробирают. – Да, стремно. Но знаешь, что еще стремно? Не только охотники охотятся. И не только на волков. Люди исчезают. Есть такие колодцы, из которых даже я не смогу тебя вытащить. Не пропади, Стайлз, - он улыбается, прикладывает палец к губам и быстро отворачивается к стенду. Стайлз немного зависает с пластинкой в руках. Он не успевает хорошенько обдумать этот странный разговор. Питер стоит на пороге с другой стороны двери с двумя стаканчиками кофе и очень подозрительным взглядом в придачу. Приходится улыбнуться ему, помахать пластинкой и проследовать к кассе. Демон явно не хочет показываться на глаза волку, что не удивительно. Вряд ли он собирается причинять кому-то зло. По крайней мере, предчувствие об этом не приходит. Может быть он просто затеряется среди людей и станет жить, как один из них, кто знает. Исходя из его слов, опасность в данный момент исходит совсем с другой стороны. И пока, в этом месте для неслучайных встреч, она более чем эфемерна. - Кто это там разговаривал с тобой? – интересуется Питер, когда он выходит из магазина. - Не знаю... Никто? – это даже не совсем ложь. – Просто парень, который посоветовал подарок для тебя. У нас дома есть проигрыватель? *** Стайлз просыпается и осматривается, лес уже окружает дорогу с обеих сторон, а значит они уже в Бикон. Питер привычно смолит сигарой, похлопывая по рулю в такт песне, доносящейся из динамика. Стаканчик кофе уже поджидает в подстаканнике. Перелет и предшествующие ему события вымотали Стайлза, и конечно он уснул, как только оказался на пассажирском сидении машины. Но что-то разбудило его. Здесь... - Можешь остановить? - Что ты еще удумал? Питер уже понимает по его тону, что это не просто так. Но все же паркуется у обочины. И выходит из машины вслед за Стайлзом. Воздух в лесу прозрачный и необычайно свежий, как после дождя. Ветер проносится и влечет за собой по незримой тропе. Стайлз раздвигает кусты и зажмуривается от бесконечной желтизны поля. Подсолнухи. Их так много, и кажется, что все они повернули свои головы в их сторону. Входя в желтое море цветов, он чувствует себя в сбывшемся сне. Не важно, что будет дальше. Стайлз разворачивается и берет Питера за руку, прикладывает ее к своей щеке. Она уже позолочена от пыльцы, в которой теперь нет ничего магического. - Мы здесь, - выдыхает Стайлз, глядя в глаза своему волку. - Похоже на то. И в этой реальности, он уверен, он не пропадет.