× × ×
как вы начинаете своё утро? минет? секс на кухонном столе? закапывание трупов в лесу? кофе? блинчики? душ? йога под любимую песню? вот возможно от минета он не отказался бы. всяко лучше, чем висеть на волоске от смерти, на высоте около двухсот метров. а ведь он так и не ответил на сообщение Модзу. не попросил прощение у Кохаку за испорченное критикой выступление. не побывал в странах, которые были отмечены красной звёздочкой на маленькой карте, повешенной на холодильник сразу при переезде. не пожал руку герою Токио. боже, он молод! ему только-только исполнилось девятнадцать. неделю назад он весело прогуливался за ручку с бойфрендом в центральном парке, а теперь цепляется за балку, надеясь, что стекло, висящее над ним, не решит проверить, как там погодка снизу. на щеке уже красуется порез от одного из осколков стекла. слёзы уже не скапливаются в уголках выразительных глаз. он смаргивает пелену, игнорируя дрожь в тощих руках. если он пересилит себя и перелезет немного вправо, тогда даже при падении стекла, то его не заденет. и он решается. поворачивает голову и смотрит на Токио. хрена с два он подохнет так рано!× × ×
воздух, свежий и такой вкусный, тревожит занавески, постепенно подбираясь к кровати молодого человека. его босые ступни прячутся под пушистым одеялом. сам парень тянется и сонно бормочет: «доброе утро, я». утро, на самом деле, правда, доброе. апрель. бухнут почки, а некоторые уже лопнули. трава пробивается и пучками зеленит пустой чернозём лужаек, украшая своим присутствием доселе скучную почву. весна в самом разгаре. температура с каждым днём поднимается, даря людям возможность покрасоваться новыми пальто и лоферами. дамы во всю наряжаются в новенькие шмотки, которые успели урвать ещё зимой со скидкой с распродажи H&M, например. Ген тянется за телефоном и просматривает сообщения. от Кохаку претензии, с ней надо поговорить и попросить прощение за статью. она вышла и правда грубой. от Модзу, он предлагает встретиться вечером и посмотреть вместе новый фильм. последний раз он смотрел фильмы с бывшим и, если честно, то он так до сих пор и не досмотрел его. от декана задание. описать Токийскую башню глазами подростка — неплохая идея. профессор пообещала кинуть его работу своей знакомой с телевидения, чтобы та включила её в свой репортаж. ну, как бы то ни было, на первую половину дня у него теперь есть планы. сейчас шесть или около того. он ранняя пташка и в этом есть свои плюсы и минусы. ламинат просто ледяной. ноги неприятно холодит прохлада, потому он быстрее скользит к шкафу, хватая носки и махровый халат, проскальзывая мимо дивана, кофейного столика, стеллажа с книгами, статуэтками и телевизором. на кухне его уже ждёт чайник и кола в холодильнике. «ладно, сегодня без колы», — думает будущий журналист, оставляя халат с носками на ближайшем барном стуле. чайник предварительно включается, а из недр холодильника в раковину залетают апельсин, пара яблок, банан и киви, пока на стойку опускается бутылка с йогуртом. на завтрак фруктовый салат. он набрал в весе за последний месяц. утреннюю тишину нарушает Earth своим feat-ом с wind&fire. и бодренькая Let’s groove задаёт ритм этого дня. Ген медленно скользит в такт музыке, повторяя за певцом строчку, явно фальшивя. но он один, он может позволить себе побыть таким открытым собой. таким, какого не примет его окружение. может быть парочка тройка людей, с которыми он общается чаще всего типа того же Сайонджи, Шишио, может ещё Кохаку с Рури, но они в принципе девушки добрые. мысли как-то сами по себе уносят его от реальности в мир дум. его вырывает оттуда взгляд. что-то или кто-то сверкнул алым взглядом по нему, а вслед силуэт, что он увидел в отражении тёмной плитки, исчез. разглядеть его не удалось, но теперь и ритм потерян, и спокойствие. неприятная дрожь проходится по позвоночнику, и он оборачивается к окну. по коже ползёт напряжение, тут же падая и разбиваясь. и, видимо, краем глаза он заметил птицу, а подумал, что это отражение в керамике, потому крупно вздрогнул. кто будет следить за ним на десятом этаже? при том, что напротив только озеро, ни домов, ни высоких столбов. он неловко переминается с ноги на ногу, ускользая в ванну, захватывая вещи и примерно думая, что будет покупать, если Модзу не решится побыть джентльменом и купить таки что-нибудь на ужин.× × ×
ладони у него потные. будь проклят этот гипергидроз! он чувствует, как скопившаяся в ранке, спёкшаяся кровь на щеке лопается, стоит ему сделать вдох через рот и выдох. «сосредоточься, Ген. тебе надо всего лишь, — Асагири отцепляет одну руку медленно, следя за осколком над ним, одновременно с этим слыша, как щёлкает его плечевой сустав, — надо ухватиться за балку и перелезть поближе к опоре. и ты будешь спасён.» рука соскальзывает. сердце сжимается сильнее. он не смотрит вниз. только не туда. только не вниз. слёзы, скопившиеся в глазах всё же срываются и катятся, впитываясь в горловину чёрной облегающей водолазки. «не умру!» — велит себе Ген и хватается за балку. тотальная ошибка. дрожь из-за его удара ладони о железо, кажется, совсем невесомой, но ощутимо приближает госпожу смерть на добрый шаг к волоску, чтобы оборвать. он понимает, что в тот момент щёлкнуло вообще не плечо. это была трещина, что пошла от силы тяжести осколка. он медленно скатывался на край, отдаляясь от общего куска, теперь начиная стремительно откалываться с громким треском. — ну, нет. нет, нет, нет, нет, — как мантру шепчет Асагири, пытаясь перелезть. пару сантиметров. ещё чуть-чуть. пожалуйста? к своей же неудачи он поднимает взгляд лисьих серых омутов вверх, к небу, невыносимо голубому, ясному и бескрайнему. на нём нет белой ваты облаков, нет птиц. лишь пика башни и блеск. вспоминается тот толстенный роман русского классика с его небом над Аустерлицем. он смотрит на небо через осколок, что несётся на него. вот это факт. неминуемый и жестокий, словно сама господа жизнь решила, что с Гена хватит. ладони разжимаются и он пытается прикрыть ими голову, только после этого понимая, что же всё-таки натворил. понял, когда полетел вниз на балку в пятидесяти метров снизу.× × ×
перед глазами проносятся все его счастливые моменты жизни. вручение аттестата, первые профессиональные карты, поступление в университет, лето у бабушки в деревне, в горах, усыновление, первые сто баллов, первое место в рейтинге в школе. Ген не верит в бога, он верит в науку. он верит Сенку. верил. верит сейчас. бог не поможет, да и наука сейчас мало чем полезна, но вот именно она заставила его двигаться. молодой учёный с его коронными «десять тысяч процентов!» и «это так возбуждающе!» — профейспламил перед глазами. и, честно, если бы он появился и сказал, что можно ещё спастись, он бы поверил ему. не потому что что-то чувствует к нему, а потому что верит в его науку. верит тому первокурснику, с которым постоянно собачится. с которым у него десять тысяч процентов ничего не получилось бы. из-за которого он и начал встречаться с Модзу, чтобы забыть о тех зародышах и перерубить под корень. но сколько бы не пытался забыть, во сне он снова и снова видит, как Ишигами тянет его ближе, утыкаясь в шею и целуя её. глаза закрываются, он чувствует, как крохотная пыль из стекла касается его щёк, проникая в ранку. он вспоминает не вечера с Модзу, а сны. например тот, где Сенку вместо ссоры молча подходит и обнимает, тихо объясняя, почему он не прав. ох, а тот, где он массирует кожу головы, ведя носом по щеке к виску и рассказывая о нуклеотидах. о да, ещё был сон, где они занимались сексом прямо на кафедре в аудитории, где обычно Ксено проводит лекции. он бессовестно выстанывая имя лучшего студента с факультета астрофизики. а ещё где они остервенело кусали друг друга в лаборатории, где, как кажется Гену, Ишигами прописался. Сенку в том сне прижимал его к столу, устроившись между его бёдер, не позволяя отстраниться, сжимая волосы на затылке. осколку до этого дела никакого нет. он не знает, что такое чувства. любезно наплевать, если быть точнее. он столько всего не успел. Ген мечтал побывать в Канаде, посетить лес секвой в Америке, заглянуть в Сеул, посмотреть на кенгуру в Австралии, поцеловаться с кем-нибудь на Эйфелевой башне, сфоткаться на фоне Биг Бена, умереть от жары в Египте, попробовать настоящую итальянскую пасту и пиццу, поучаствовать в каком-нибудь параде в Таиланде. он так и не рассказал о своих чувствах грёбаному Ишигами, не высказал всё, что думает, Модзу, не извинился перед людьми, которым врал, не раскрыл личность известного в Японии героя-паука. он жмурится, надеясь, что это спасёт от неминуемой гибели. всё, что было у Гена теперь не имело никакого смысла. его мечты и амбиции разбивает толстое стекло, подорванное каким-то мужчиной в чёрном плаще и круглых очках. он смутно напоминал ему злого гения своим видом. последнее, что он сделал, растянул тонкий большой рот в невероятно широкой, хищной улыбке. сожаления и угрызения совести у него явно не было. ему было плевать. точно, так же «любезно плевать» как стеклу.× × ×
жар. порез на щеке плавится под горячим дыханием. и дыхание это кажется будто проходящее через ткань. будто кто-то через полотенце дышит, чтобы не вдохнуть запах дезодоранта, которым воспользовался в запертой ванне. ох, или через ткань маски в душном вагоне метро. скулы так и плавятся под тяжёлым выдохом, пока в нос не ударяет запах пыли. в его волосы зарываются пальцы в жёсткой перчатке. едкий ацетон и дым щипят его обонятельные рецепторы. и, чёрт подери, он точно раньше вдыхал нечто подобное. только вот где? кому принадлежит этот запах? ладонь пропадает. вместе с ней пропадает сила, прижимающая его голову к плечу. немного костлявому, но точно не щуплому. наверное, этот человек жилистый — так будет точнее. внутри всё сжимается: сердце замирает, так и не ударяясь о грудную клетку изнутри, лёгкие так и не заканчивают выдох, желудок поджимается, горло сдавливает ком, пальцы хватаются за чужие рёбра, утыкаясь сильнее. глаза щипят от слёз и той же пыли, но он пересиливает себя и приоткрывает их, улавливая красно-чёрные пятна. талию грубо сжимает ладонь в такой же перчатке, что держала его за затылок. к боку прижимается тонкая ткань плаща. его плаща, который зацепился сверху, выпав у него из рук. он запоздало понимает, что происходит вокруг, но ахает, когда его тело врезается в такой же материал, как и перчатки: приятный на ощупь, матовый и упругий под пальцами. тело, в которое он упёрся своим, стройное. вблизи мышцы кажутся немного рельефнее, а сама фигура так вообще гибкая. — П… Паук.?! — выдыхает он, но тут же затыкается, когда в затылок бьёт сильный поток воздуха. понял, принял — молчит в тряпочку и наматывает на ус. по ощущениям через водолазку, от человека исходит жар. он буквально сгорает. или это так температура поднялась из-за весны? или из-за парня рядом? чёрт, не в ту степь свалил. они перемещаются в сторону, вылетая за пределы башни. под ними сирены и люди, многоэтажки и машины. перед ними бескрайнее небо. благо теперь Гену не угрожает осколок. боже, на каникулах он поедет в одну из стран, отмеченных звёздочкой. что у него там было? Америка? вот Штаты — самое то. а ещё расстанется сегодня с Модзу, напишет Кохаку и при встрече поцелует язву Ишигами в засос. — ты в порядке? — раздаётся сквозь гул воздуха и какофонию сумбура на земле. удивительно, даже отсюда слышно. — нет! однозначно нет! — взгляд улавливает балку, за которую цепляются липкие нити паутины. она стремительно приближается, внезапно исчезая. теперь перед ним стоит человек, чуть ниже, конечно, но даже так, при взгляде на него, в голове только мысли, какой же он горячий. — это, кажется, твоё, — ему протягивают плащ, — заметил, что ты был в нём, когда пытался прошлый раз поговорить. — ох, — выдыхает Ген, краснея, — ты запомнил. это так, — взгляд скользит от рук к прессу, тут же метаясь к маске, пялясь на белые вставки в районе глаз, — приятно, правда. так мило с твоей стороны. — отлично, одень его, и я тебя спущу. — погоди, — внезапно хватаясь за предплечье, выпаливает Ген, — я… эм, понимаешь ли, я видел, кто подорвал. то есть… — описать сможешь? — сложно, он лишь на секунду попал в моё поле зрения. в общем, — натягивая на водолазку одежду, начинает Ген, — он был в середине. я обернулся, когда он нажимал на кнопку какого-то пульта. потом уже и пошёл взрыв. он был в чёрном длинном плаще или пальто. точно не скажу, но вроде ниже колена. и очки были, круглые такие. а ещё волосы. они были светлыми. и широкая улыбка. как у психа. — да, я понял о ком ты, спасибо. достойно журналиста. — зря ты так, Паук. я ведь и тебя раскрыть пытаюсь. с первого курса за тобой гоняюсь. — тебя сложно не запомнить, не каждый день тебе говорят рандомную информацию о… кто это был? Укё Сайонджи? — даже не видя лица, можно подумать, что парень изогнул в недоумении бровь, — но ты не попал. ни разу. — я пытался вывести тебя на чистую воду, Йо. — это кто? — блин, опять не попал! ты точно связан с военными? — кто тебе такое сказал? — поговорил с одним язвительным учёным и понял, что для учёного ты слишком обходителен. — бедный учёный, за что ты так с ним? — Ишигами сам начинает задирать меня ни с того, ни с сего! — может он влюбился? — нет, он бесчувственный сухарь, которому чужды чувства и, цитирую, «вся эта розово-блевотно-ванильная херня не нужна». такой противный тип! — затягивая на талии пояс, бурчит Ген, — хотя внешне он довольно неплох. по крайней мере, если бы был шанс сходить с ним поужинать, я бы не отказался. я готов спускаться. его снова прижимают к себе за талию, сжимая бок, но теперь не так грубо, как минутами раньше. Асагири, пользуясь моментом, обнимает героя за шею, утыкаясь в её основание. он чувствует, как Паук дёргается вниз, одновременно с этим цепляясь паутиной за один из столбов. нет, вот если выбирать между Ишигами, Модзу и Пауком, Ген, конечно же, выберет Паука. для него необычно, что горячий мужчина так любезничает с ним. хотя может быть оно и правда из-за журналистской настойчивости. но льстит, что его запомнил герой Японии. игнорируя визги, Ген позволяет себе ещё раз вдохнуть запах дыма, пыли и реактивов. наверное, поспешил, сказав о чёрствости учёных. если Паук и правда лаборант, то Асагири запишется на факультативы Уинфилда и упросит Ишигами позаниматься с ним точными науками. ладонь разжимается, стоит им оказаться на ровной поверхности асфальта. герой разглядывает лицо Асагири меньше десяти секунд, прежде чем пропасть, притянуты паутиной где-то высоко-высоко. щёки наливаются румянцем. взгляд скользит по толпе, цепляясь за бандану. а вот это уже интересно.