Слезы и Кровь.

Спектакль должен был получиться очень запоминающимся. Вот только Женя не мог до конца понять, рад ли он этому? С одной стороны смена партнёра по сцене всегда оживляла процесс, показывала новые грани персонажа, а с другой - всегда ли это хорошо? Он встретился взглядом со спешащим куда-то по узкому коридору Са... Сашей и невольно вжался в стену между вешалками, пропуская. До спектакля минут десять, все готовы, загримированы. Взгляд Рычкова и так иногда вызывал у Егорова желание отойти подальше, а сейчас, с этой тёмной подводкой, уже в образе - откровенно пугал. Женя выдохнул, напомнил себе, что это всего лишь театр. От него тоже с трёх часов народ не шарахается, но дорогу уступают. Было у него такое свойство - входить в образ, переступая порог театра а день спектакля. Балет шутил - как зашёл в гримерку, так уже Государь, и не важно что в драных джинсах.  -Женя, вернись к нам, грешным, в Аман ещё рано,- дружески хлопнул его по плечу проходящий мимо Ростик, Егоров вздрогнул от неожиданности,- Только второй звонок. -Задумался,- наигранно улыбнулся эльфийский государь и начал преувеличено внимательно разглядывать себя в зеркале. Что его так напрягает, на репетициях ведь всё было нормально? Было, кроме первой. Он тогда ещё подумал, как хорошо Саша вошёл в роль - столько азарта, столько торжества. И столько злобы в бросаемом исподлобья взгляде у стоящего на четвереньках Саурона. Это всё хорошо смотрелось и игралось на расстоянии. Последнее заклинание, Саша прихватил его за волосы так, что Женя поневоле вскрикнул, схватил партнёра за запястье. Полина среагировала быстро, окликнула, отвела Рычкова в сторону, прочитала нотацию о чудесах методики Станиславского. Нет, Роме тоже случалось немного заиграться, но только на спектаклях, когда сама атмосфера иногда смазывает реальность. Там, на сцене, и Женя бывало на мгновение терял грань и потом извинялся перед партнерами в гримерке. На репетициях же Пармонов всегда был очень аккуратен, эмоции на лице никогда не доходили толком до глаз. После того случая Рычков стал вести себя очень ровно, подчёркнуто вежливо. И Женя заставил себя не обращать внимание на тень, иногда мельком улавливаемую им во взгляде Саши. А сейчас вспомнилось. Так, отставить панику. За семь минут на сцене ещё никто не умер. Спектакль уже начался. Он посмотрел на проходящего мимо Саурона, и несколько усомнился в последнем выводе.  Встречали Рычкова бурно. Конечно, кто эту идею Полине  подал? Правильно, дорогие фанаты, а точнее фанатки. Совместить двух Финродов на одной сцене. Да лучше бы он Саурона сыграл, в сердцах подумал Егоров. Но в нём тёмного майю никто не видел. Солнышко должно было оставаться солнышком. Вот мимо прошёл Макс, улыбнулся. Ноги сами вынесли Женю на сцену. Он понимал, что смотрит на подданых так, будто ждёт от них подвоха. Одернул себя, заставил взгляд потеплеть. Берен, друг, как я рад тебя видеть. Только не сегодня. Вот и оставайся в моём прекрасном дворце, куда тебя несёт? Да, готов я, готов. Озвучивай уже приговор. Вот этот путь, вот этот шаг. Мог ли я знать, что будет так? Черт бы побрал это кольцо. Я вижу впереди... давай никуда не пойдём? Конечно не зря, ну где ты ещё такого полоумного короля найдёшь?  Женя стоял неподвижно, слушая партии феаноргинов. Вот и шли бы с этим одарённым за камнем сами, раз можете. Всем скопом. А я здесь подожду. Да вот я тоже хочу знать, зачем? Зато как шарахнулись братья, видно у него в глазах сейчас тоже что-то не то. Так, спокойней, многовато злости для благородного эльфийского государя. Ну что, пойдём, Берен, выбора у нас всё равно нет. Ушли-вышли. Мы одолели полпути. Кто б знал, зачем? И какой ценой пройдём твердыню эту? Орки. Сейчас они казались почти родными. Не дури, Берен, отдай, что просят. Рычкова он нутром почувствовал казалось раньше, чем увидел. Свет, тень, присутствие за спиной. Голос, какого у Саши никогда не было, обволакивающий. Уши зажать и вправду хотелось. Балет только обозначает движения, тело исполняет заученный танец, странный голос звенит в ушах. Вставать не хочется, а надо. Ну, что ж, споём. О стойкости храбрых. Женя привык почти осязаемо чувствовать магию в этой сцене, но сейчас она была как будто в несколько раз вещественнее. Он бросил вызов, прямо смотря в глаза, нет, уже не Саше, Саурону. А там плескалась ярость. Так Женя наверное ещё не играл. Играть не получалось.  Ты сам страшишься тлена. Хотел ты меня поджечь, что ж, тебе же хуже. И рухнут башни тюрем. О слове чести ещё я тебе спою. А ты уже стоишь на одном колене, но смотришь, не отрываясь, с такой ненавистью, что поневоле хочется ответить тем же. Теперь за тобою следом они идут. И сожрут, если догонят.  Ненависть сочится в голосе: «Пой»- шипит, не хуже змеи. И буду петь. Саурон опускает голову, глаз не видно. Женя улыбается торжествующе, почти забыв, что победить ему не суждено. Людей в зале он давно не видит. Позволяет себе обмануться, поверить в победу, не видит, как Саурон поднимается с улыбкой, больше похожей на оскал.  Пальцы сжимают горло. Его собственные пальцы или нет? Его. Саурон далеко, смотрит голодно, жадно. Хочется отвести взгляд. Женя падает, опускает голову. Ещё бы уши заткнуть. Сколько радости в этом голосе, сколько наслаждения ситуацией. Женя пытается унять колотящееся сердце, смотрит невидящими глазами в зал, переводит взгляд на противника. Ему нужно увидеть жест. Пластика другая, движения резче. Вскинуться, упасть обратно. Обреченность во взгляде настоящая, хочется отползти подальше. Женя видит подходящего Саурона и не то что заслоняется, как обычно от Ромы, а шарахается. Не помогает. Пальцы впиваются в волосы со всей силы, Женя душит болезненный стон, но его всё равно слышно, микрофоны настроены хорошо, поясница прогибается, кажется до хруста в позвонках. Голос над ухом, Егоров чувствует на запястьях цепи, которых ещё нет. Успевает подставить руки, но всё же касается виском гладкого пола сцены. Приподнимается, смотрит на Саурона и знает, что страх в глазах сейчас неподдельный. Тело подчиняется как будто само, помнит. Колено упирается между лопаток, рывок такой, что душить приходится уже не стон, крик, на глазах выступают слёзы. Он смотрит в подведённые, почти чёрные  в этом свете глаза, и окончательно теряет связь с реальностью. Нет сцены, нет зрителей, есть только проигравший эльф и хищник, который ни за что уже не выпустит свою добычу. В Жениных глазах ужас сменяется обреченностью. Темнота как будто не мешает видеть. Он успевает осознать главное - смерть действительно будет избавлением. Алишер касается плеча Саши, тот с сожалением разжимает руку, кто-то из балета помогает подняться Жене. Свет за кулисами в первый момент слепит, проморгавшись, он видит остановившегося рядом Рычкова. -Извини, увлёкся,- говорит Саша даже виноватым голосом, чтобы слышали. А в глазах ехидная издёвка. Он упивается сейчас своей силой, видя потерянного Егорова, на щеках которого высыхают слёзы. -Бывает,- отвечает Женя. Голос почти не дрожит. Ледяная вода успокаивает, прочищает мозги. Плевать, как сейчас будет ругаться гримёр, времени достаточно. Он наклоняется, придерживает волосы, жадно пьёт прямо из-под крана, как в детстве. Вытирает лицо, смотрит в зеркало. Надо идти сдаваться, раньше сядешь, раньше выйдешь. На сцену, в смысле. Против ожиданий, ругаться никто не стал, Вилена даже кофе принесла. Полина смотрела сочувственно, но не лезла. Как и к Рычкову. Только взгляд, обращённый на Саурона, был уж очень недобрым. Женя закрыл глаза, осмысливая произошедшее. Если Полина не рассвирипеет окончательно, им ещё в мае в таком тандеме играть. А значит надо что-то с этим делать. Ладно, проблемы по мере поступления. Сейчас бой и можно сказать отстрелялся. Женя открывает глаза и видит в отражении Сашу, украдкой смотрящего ему в спину. Взгляды встречаются и Егоров позволяет всколыхнуться внутри чему-то, с вертикальным зрачком жёлтых глаз. Удовлетворенно улыбается, видя Сашино удивление. Разберёмся. На сцену Женя вылетел, почти не страхуясь, специально попросив балет придать ускорения. Упал, перекатился, ощутимо приложился спиной. Сейчас это хорошо помогало настроиться. Подполз к Берену, начал тормошить. Вскочили они синхронно, ошалелый Берен и внимательный Финрод. Женя мимоходом зацепился за довольный Сашин взгляд, улыбнулся одними глазами, увидел желанную злость. Нет уж, сейчас моя игра. Пора мне, Берен, меня ждут, уйди в сторонку, зашибу ненароком. Этого бы не зашибить, когтистого. Цепь приятно холодит руки, азарт пляшет искрами по нервам. Главное, не увлечься, не задушить. А теперь догони меня. Соразмерять дистанцию с трудом, но получается. Женя падает на колени резко, выгибается. Хватка на горле чуть плотнее, чем нужно, не страшно.  Егоров лежит на сцене, дыхание поверхностное, еле заметное. Нет, Берен, концу своей роли я рад, как никогда. Давай дальше, Ростик, сам. Следующую сцену он только слышит. Ах, как звенит голос у Вилены, какой несвойственной этой хрупкой принцессе злостью наливается! Нет, сегодняшний спектакль и правда будет уникален и по-своему восхитителен. И Сашу пронимает, уходит из голоса наглость и самоуверенность. Не так страшен черт, как его малюют. Женя сдерживается, чтобы не улыбнуться. Из зала не увидят, но мало ли в каких кустах фотографы засели. Миша, избавитель мой, отправь меня уже куда-нибудь, а то рука затекла лежать. Можно выдохнуть.  Женя подходит взять бутербродик, каким-то чудом ещё оставшийся, улыбается подошедшему Саше: -Считай, отстрелялись. Теперь ещё чуть-чуть, поклоны, фото и домой, спать, – Женя позволяет услышать и увидеть несуществующую сейчас усталость. -А ты быстро из роли выходишь,- голос ровный, только в глазах отчетливая неприязнь,- Или хорошо притворяешься. Народ вокруг ходит, но всем не до них, некому услышать. -Зато ты легко проваливаешься,- улыбка уходит с Жениного лица. -По Станиславскому,- отвечает Саша уже через плечо, наконец размешав сахар в стаканчике с чаем. Мандос, поклоны, фото со зрителями - думать некогда. Женя только успевал отмечать преувеличенно внимательные взгляды Полины.  Ночью ему снились оба Саурона, и в Рому он вцепился, как в родного.