Чужие

Вместо дежурного ужина опять намечался пир в дикарском стиле с песнями и плясками. В Литкуинской гавани, видимо, и раньше нередко собиралось много народа, и у местных Матерей под такие многолюдные пиры отведено специальное место: на склоне одного из холмов амфитеатром расположены то ли искусственные, то ли естественные террасы. У их подножья оборудовано что-то наподобие схены* для выступления бардов и танцоров. На самих террасах уже установили столы: на нижних террасах они убраны скатертями, и для уважаемых гостей расставлены кресла и табуреты, снабженные яркими подушками. Чем выше терраса, тем убранство проще, голые столешницы, общие лавки, минимум посуды. Но еду клефты разносят одинаковую для всех, как говорится из одного котла, из одной бочки. Теперь понятно, почему заложники удивляются разносолам первого стола - не привыкли они к сословному делению. У них, вящих людей выделяют только более почетным местом на пиру, но никак не более богатой пищей. Хвалебные речи в честь нас и друг друга Матери выходят произносить на схену. Акустика в этом месте замечательная - все что говорится внизу отлично слышно всем собравшимся в амфитеатре, а вот разговоры и шум с террас как будто приглушаются. Легат, я и Тирий, успевший заработать авторитет среди клефтов, произнесли ответные речи и тосты, и пир окончательно утратил официозные черты. Пирующие ходят в гости друг к другу на другие ярусы, чтобы пообщаться со старыми друзьями или познакомиться - нам тоже представились множество женщин и мужчин разных рангов и из разных долин. На схене негромко играют музыканты, но частенько гости спускаются туда, дожидаются окончания выступления и сами исполняют песню, танец или говорят тост, чтобы услышали все собравшиеся. Впрочем, тосты часто выкрикивают и с мест. Тирий не на шутку заинтересовался жителями северных островов и даже поменялся со мной местами, чтобы быть к ним поближе на пиру, чтобы позволить своему артефакту-переводчику разобрать и записать больше слов их языка. Детей Льда посадили на втором ярусе, по правую руку от нас, а заложников над ними на третьем. Все островитяне активно разговаривают и с заложниками, и с клефтами на других ярусах. Причем с заложниками северяне общаются нормально, а не через губу, как шарахающиеся от познавших радости отношений между мужчинами клефты. В отличие от уравнителей-клефтов, островитяне из некоторой еды делают поощрение. Эта шумная пигалица потчует Сэна каким-то особым замороженным мясом и никому больше, из желающих попробовать это блюдо, не дает, громогласно заявляя, что есть его имеют право только те, кто хоть раз победил Белого Зверя. Ну конечно, у мальчишки же оказались какие-то родственные связи на Севере, и опять он в центре какого-то давнего конфликта. Правда, судя по репликам девчонки, Сэн стал победителем чудовища очень нестандартным способом. В буквальном переводе: «заговорил и умотал до смерти». История похоже широко известная, клефты и Дети Льда только беззлобно посмеиваются, а Саэнред, отчаявшись отвязаться от приставалы, забирает у нее туесок и начинает поглощать навязанный деликатес. Несколько мужчин с разных сторон выкрикивают, что они тоже имеют право на такую еду, на что островитянка громогласно заявляет, что сама решает кого своей добычей кормить, а Голосу Детей Льда не помешает силы восстановить и новых набраться для будущих свершений. Причем так кокетливо поглядывает на мальчишку… ууу… вот бы эту нахалку отдать под власть опытного Главы Рода, придерживающегося старых обычаев - тогда бы ее точно быстро отучили привлекать к себе всеобщее внимание и зариться на чужих заложников! Хорошо, что Мать Анна подошла к Сэну, коротко переговорила с ним и потащила на схену. Заложники оказывается, как и большинство клефтов тоже музыкальные инструменты принесли и Сэнову аэрвиру не забыли. Лирическую песню на незнакомом языке, что исполняли дуэтом Анна и Сэн неожиданно подхватили островитяне, пронырливая Айяога с парой спутников даже спустилась вниз, и поддержали одинокую аэрвиру клефтеныша флейтами и еще одним странным смычковым инструментом. Мой переводчик не распознал ни слова, а вот улучшенный артефакт Тирия давал только отдаленное представление, о чем так вдохновенно пела пожилая клефтка. Описание природы, и рефрен: «Ни вблизи, ни вдали я не знаю земли лучше той, что меня растила…» Островитяне и Сэн быстро подстроились друг под друга, видимо эта мелодия им была хорошо знакома. Неожиданно девчонка толкнула Сэна вперед, и он запел последний куплет по-клефтски: А случись дорога длинная – Загрущу в чужом краю, Вспомню небо журавлиное, Песню русскую спою. Ни вблизи, ни вдали Я не знаю земли Лучше той, что меня растила. Синих рек рукава, В небе синь-синева, И светла от берёз Россия. - Как странно, - вздохнул Тирий. - На диком севере в ходу несколько совершенно неизвестных в Империи языков. И не просто суржик из нескольких наречий или гильдийная тайная речь, а полноценный язык, на котором даже песни сочиняют. - Я же говорил, что на этих таинственных островах творится что-то необычное! – сразу подхватил разговор легат. Как же ему сейчас хотелось отправиться хоть на острова, хоть в горы, только бы не на западную границу. А нечего было оптимистические рапорты заранее в столицу слать! Сам доложил, что Тибестийский легион полностью сформирован и готов выполнить любой приказ, теперь пищи да тащи. - Да, весь Север оказался шкатулкой с секретами! – с энтузиазмом подхватил разговор Тирий. – Чужаки эти, серые, продающие необычные вещи, очень сильные магички на фоне совершенно необученных и не развивающих свои способности потенциальных магов, теперь еще эти островитяне… Вы заметили, многие из них довольно сильны и потенциал раскрыт как у женщин, так и у мужчин. - А судя по украшениям и прическам, да и по совершенно не схожим языкам, хотя клефты и Дети Льда живут рядом, то это два различных племени, возможно, пришедшие в эти негостеприимные места из противоположных концов нашего континента. – Подключился к разговору старший лекарь Сейр дээр Вард, вот ведь этнограф доморощенный! Или надо сказать легионовоспитанный? Короче, верный ученик Тирия. Пока старшие офицеры рассуждали о таинственном и высоком, на схене уже готовились показать свои таланты Дети Льда. Их музыканты расположились в уголке деревянного настила, а в центре выстраивались рядами парни в ярких куртках и девчонки в пышных юбках до колен. На всех танцорах были сапожки с каблуками, которыми они уже постукивали по гулкой схене, проверяя, какой выбивается звук. Айяога пыталась надеть такие же и на Сэна. Тот закрывался от нее аэрвирой, похоже обещая играть, только бы в танец не вытащили, но отбиться не смог. Его переобули и вытолкали в первый ряд. Тут в пику предыдущей лирической песне, музыканты грянули такую зажигательную плясовую, что все пирующие затопали ногами и застучали кубками. А уж когда танцоры дробно жахнули по схене каблуками! И как синхронно они подпрыгивали, поворачивались, вскидывали ножки. Даже церемониальные гвардейцы Первого Дворца, не один унций соли выпарившие на художественных парадах и церемониальных маршах, могли бы поучиться слаженности у этих дикарей. Четкую картину портили только Сэн с девчонкой. Она видимо пыталась научить паренька этому танцу, но частые подпрыгивания и ритмичные притопывания носком и пяткой, так легко получающиеся у других танцоров, выходили у него очень неуклюже. Он постоянно сбивался и припадал на правую ногу, а его учительница вообще спотыкалась через раз. Похоже, девица подняла не один кубок, и теперь они оба выглядели шутами на фоне остальных. Поэтому и неудивительно, что сородичи сначала задвинули при перестроении их в третий ряд, а потом и вовсе отправили к музыкантам. Но девчонка не успокоилась, схватила смычковый инструмент и запиликала так быстро, что другим музыкантам пришлось взвинтить темп и так быстрой мелодии. Танцоры вызов приняли и ускорились вслед музыке. Зрители буквально взревели. По окончании задорной пляски островитян, многие клефты устремились вниз, все хотели танцевать. От музыкантов потребовали играть громче, и немалая толпа подвыпивших жителей разных долин попыталась изобразить что-то такое же отточенное в пику Детям Льда. Эту клефтскую народную пляску мы уже пару раз наблюдали на пирах, но чтобы одновременно на танец вышло так много народа... Мелодию вели струнные инструменты, и Сэн со своей аэрвирой тоже устроился среди музыкантов, а ритм подчеркнуто медленный в начале, задавали барабаны, погремушки и хлопки зрителей. Танцоры медленно прохаживались по схене, поводя руками, подпрыгивая и выделывая ногами неожиданные коленца. Но ритм постепенно убыстрялся, и вот уже танцоры подстраиваются друг под друга, кладут руки на плечи соседей по пляске, образуя цепочки в которых все синхронно исполняют одинаковые движения, цепочки объединяются в круг, и вот уже бешеная пляска закружила и сплотила в единую общность множество малознакомых людей. Неумелых или сильно пьяных вымело на окраины схены. Взбудораженные зрители, вскочив со своих мест, поддерживали танцоров хлопками и криками, особенно неистовствуя, когда по незаметному знаку круг на миг рассыпался, и в центр выскакивало несколько плясунов, желающих показать особенно сложные коленца. Один раз на средину выскочила Айяога со своим визгливым инструментом, клефтам ее пиликанье понравилось, и они моментально собрали вокруг нее еще один малый круг из самых искусных танцоров. - Какая слаженность, - пробормотал впечатленный самой многолюдной клефтской пляской, что нам довелось наблюдать дээр Вард. – Трудно понять, кто командует сменой движений и фигур. И ведь это не заученный до автоматизма имперский гавиол с четко сменяющими друг друга па, видно же, что это свободная импровизация из набора общеизвестных элементов. - А представьте, что клефты умели бы и в бою так четко взаимодействовать? – подхватил мысль лекаря Шайр. – Страшное дело! Мы все дружно выпили за то, что бы клефтами и дальше верховодили женщины, а то мало ли что в будущем произойти может... Наплясавшись, пирующие дружно выпили за всеобщее процветание и дружбу. На схену выбрался бард с шуточной песней про незадачливого охотника, и клефты стали расходиться по террасам. Сэн уже сидел среди заложников, и хвала вортовой мантии, навязчивой островитянки рядом с ним не было. Я заметил, как в начале пира Саэнред истратил весь свой резерв на бодрящее заклинание, но даже с магической поддержкой, сейчас клефтеныш уже выдохся. К заложникам подсели несколько пожилых клефтов и Мать Анна, было видно, что обращались они к нашим клефтам доброжелательно, а заносчивая молодежь стала обходить эту компанию стороной. Ну вот и хорошо, а то какими бы долгими не были на севере сумерки, давно стемнело и отслеживать в мерцающем свете факелов вечно попадающего в истории мальчишку стало нелегко. Может над ним фонарик-маячок подвесить? Устал, надоели эти дикарские развлечения, день был долгий и суматошный. Давно отдыхать пора. И думать о том, что и как собираешься сказать, прежде, чем приказ произнести. Нашел взглядом Саэнреда, а вортов мальчишка, оказывается, уже сбегает, не прощаясь. Куда это он собрался отправиться ночью без разрешения и сопровождения? Так островная красотка завлекла, любовь в голову ударила, что о долге заложника позабыл и простейшие правила нарушает? Ну ты ежик-тихушник у меня допрыгался. Правила для всех одни, даже для моих любимчиков. Попрощался с решившими пировать дальше собутыльниками, и не спеша выдвигаюсь в погоню. Может раньше, бесшумный шаг разведчика и умение сливаться с местностью тебе и помогли бы, но сегодня утром я твою ауру хорошо запомнил. Пока не научишься ее маскировать, от меня тебе не скрыться. Ходить в темноте Саэнред умеет отлично. Не плутая, выходит прямо к воротам нашего лагеря. Вот только весь недолгий путь брел нога за ногу, иногда останавливаясь и задумчиво поглядывая на звезды. Сомневаюсь, что его сильно увлекла астрология. Похоже, женщины сегодня проели ему мозг своими нравоучениями, советами и требованиями, вот он и воспользовался случаем скрыться от всех и подумать в темноте и одиночестве. Замотанный ежик даже не сообразил, что заложник не должен оставаться после заката за периметром лагеря без сопровождения и спокойно вышел на свет магических светильников у ворот, представляясь караулу. На вопрос, где его сопровождающий, смотрит недоуменно. Похоже, он даже сейчас не понял, что нарушил правила. Выхожу на свет следом за ежиком и жестом останавливаю начатый старшим дежурным традиционный разбор происшествия. Пока сопровождал его до лагеря, ужасно хотелось схватить и вбить немного благоразумия в дикаренка. Но случай на воротах ярко высветил, как же мальчишка сегодня устал. Надо было еще раньше его с этого дикарского пира увести, а лучше вообще туда не пускать. Обычно, клефтеныш неукоснительно соблюдает все доведенные до него правила, не нарывается на наказания в отличие от некоторой мелюзги из заложников, боится хоть в чем-то свой Род подвести. И мои приказы выполняет сразу, если «понимает как», даже если ему стыдно или неприятно, не медлит. Но несмотря на внешнее спокойствие и послушание, часто чувствуется внутреннее сопротивление. Не напоказ. Не кулаки гневно стиснет, только пальцы напряженно между собой сожмет. Не сверкает гневно глазами, но взгляд отведет. Краснеет как девица на выданье. Мышцы деревенеют, превращая бесшумную поступь охотника и разведчика в неловкое дерганье марионетки. Вот и сейчас, стоило приобнять со спины, замер, понял, кто его подталкивает вперед, и повиновался. Ни протестующего возгласа, ни даже обреченного вздоха себе не позволил. Шагает куда направляю как деревянная кукла, но я могу и не подталкивать, достаточно приказать, и он сразу исполнит приказ. И знаю же, что легко заставлю чувственного мальчика потерять голову и умолять о большем, но каждый раз злюсь, натыкаясь на это молчаливое сопротивление. Он сам ни разу меня не попросил, не намекнул о близости, и ни к кому другому из нас не обращался - требующее законных интимных радостей тело предпочитает укрощать собственными руками. Вот же вортово бабское воспитание! И вортова гордость! Даже когда совсем срывается, первое побуждение - стиснуть зубы, задавить все в себе. Утром меня больше всего потрясла не истерика, а как он ее давил, руками сам в себя вцепился, все мышцы напряг и застыл, глаза остекленели, и мне показалось в какой-то момент, что он даже дышать перестал. Подумалось, сейчас сердце остановится и все… Довел мальчишку до первого шатра, велел раздеваться, и Сэн безропотно и неловко все свои одежки снял. Уставился куда-то за мое правое плечо, только чтобы на мою наготу не смотреть, и ждет следующего приказа, ежик колючий. Зацеловал, потащил совершать совместное омовение, повинуется, а всего аж потряхивает. Накрутил себя... Ни нотации о сегодняшнем поведении, ни наказания сейчас на пользу не пойдут. Но надо же как-то до него донести, что непозволительно всяким дурочкам на него вешаться. Ну не клеймо же на нем ставить? Хотя... Открыл сундук, перебрал свою коллекцию символов. Может ошейник на него надеть? Взвесил на ладонях занятную вещицу, обернулся прикинуть, как она на дикаренке смотреться будет… Чересчур массивен для тонкой шеи. А мальчишка, как я его поставил, так и застыл. Ткань для вытирания потихоньку соскальзывает со сгорбившихся плеч, под глазами круги, и яркий румянец на лице и шее только подчеркивает возбуждение и усталость. Да он в таком состоянии и уснуть не сможет. Вместо статусной безделушки достаю успокаивающее масло и приказываю лечь на ковер: делать растирание лучше на твердом. Велю внимательно слушать и запоминать, как правильно растирать усталое тело маслом, чтобы смог на мне повторить. Озвучиваю и проделываю шаг за шагом всю процедуру на нем. Меняемся местами. Несмотря на усталость, у ежика сильные пальцы, и слушал он меня внимательно. Теперь старательно повторяет услышанное и прочувствованное, и затягивает время. Поднимаюсь, отбираю полупустой фиал и возвращаю его в сундук, достаю две длинные рубахи. Кидаю одну так и стоящему на коленях мальчишке, вторую одеваю на себя. Не то что бы шелк мог скрыть его привлекательное тело, но много шелка… Он запутывается в моей рубахе как в парусе. Приходится прийти на помощь засыпающему на ходу клефтенышу, но стоит водрузить его на ложе, как он опять напрягается и приходится приказать ему спать. --- *схена - деревянный или каменный помост, на котором в Империи даются представления и мистерии, что то похожее на просхений древнегреческих театров. Сцена.