Я не пойду за тобой

— Извини. Я не пойду за тобой. Родомес Прайм не сразу понял, почему формуляр силовой рамки такой непривычный. И только после, припоминая картотеку и правила ведения отчётности, осознал — так выглядит формуляр F. Отказ от выполнения своих обязанностей по собственному желанию. Оранжевый шлем вырос из-за стола, очутившись чуть ли не на четыре головы выше подчинённого. Можно было понять и простить подобное скоропалительное решение — скорбь, утрата бондмейта, внутреннее повреждение Искры и, наконец, потеря наставника, которого автобот любил почти так же, как бондмейта. У них тогда не срослось, не получилось, не вышло ничего путного… Родомес знал обо всём этом, сожалел и сочувствовал, но не мог себе позволить разбрасываться ценными кадрами. Тем более — ветеранами, знавшими десептиконов не понаслышке, а через бои на передовой. Бойца можно было бы отпустить, найдись ему замена. Но именно этот был слишком редким спецом. — При всём моём уважении, но я не могу принять твою отставку. Не обсуждается, — спокойным и ровным голосом попытался пресечь все возражения молодой командир. Просящий стиснул денты, но так, чтобы это не было заметно. Его выдержка пугала, его теперь уже навеки бесстрастный фейсплейт завораживал. Он был высечен из лучших сверкающих кристаллов. Недосягаемый острый профиль, подчеркнутые скулы, горделивый подбородок. Бот-загадка, бот-мечта… Прайм очнулся от созерцания черт подчинённого и ждал хотя бы какого-то ответа. Но его не последовало. Он ушёл, оставив после себя запах дорогой полироли с нотками ярости и отчаяния. Родомес почувствовал это всей обшивкой. — Он перевёлся в отделение операторов связи, — прокомментировал рапорт Ультра Магнус, — какое расточительство! Оперативник, знающий лучше всех практически все боевые единицы из бывшего воинства десептиконов, теперь почивает на лаврах славы в уютном отделе консультирования. Родомес постарался сохранить лицо и не так очевидно поперхнуться энергоном. — Перевёлся? Кто одобрил такое? Без понижения в звании такой переход невозможен, — и даже здесь молодой Прайм пытался сохранить великодушное безразличие, без интонации личной заинтересованности в объекте. Но Магнус знал товарища слишком хорошо, чтобы спускать такое поведение на тормозах. — А ты не знал? Несколько оорн назад он добился взыскания, потом долго ждал подписания документов — кстати, твоей глифической подписи — на назначение исправительных работ с понижением в звании. — И я это подписал? — праведно изумился Родомес, приподнимая кверху правый надлизовый щиток. — Я тысячу раз тебе говорил, что не стоит всё делать в последний момент и подписывать оптом всё, что приносит тебе секретарь. Ты говорил, он хотел отставки? Что ж, считай, он её почти получил, так как с него сняли звание капитана отряда особых операций. Кажется, он изучил тебя даже лучше, чем ты об этом знаешь, — Магнус пожалел командира и не стал задавать ему деликатных вопросов. Это было слишком очевидно — так беспечно беспокоиться о ветеране, который просто устал воевать. Даже при всей своей любви к Кибертрону и его обитателям не каждый сможет воевать с новыми автоботами плечом к плечу, не вспоминая о погибших друзьях. Старая группировка Оптимуса развалилась сразу после его ухода. Ветераны не могли смотреть друг другу в оптику, не испытывая чувства крайней вины и разочарования. Чего уж говорить? Легендарный отряд Оптимуса Прайма был уничтожен. Что касается Родомеса, то у него просто не было шанса завязать романтические отношения с легендарным автоботом. Даже по прошествии столького времени растерзанная Искра не восстановилась, а взгляд капитана специальных операций больше никогда не разгорался так ярко и естественно… — Изучил. Такова его профессия — наблюдать, шпионить, вынюхивать. Может, я был слишком предсказуем? — пробормотал себе под носовой конус рыжий автобот. Магнус ехидно хмыкнул: — Это было заметно даже без освещения габаритными огнями, командир. Ты просто не видишь себя со стороны, когда вы случайно сталкиваетесь в коридоре. Лицевые пластины Родомеса слегка нагрелись, хотя не было никакой надобности в этом действии. Центральная плата не замерзала и точно не просила дополнительной подачи энергии, но так бывало, когда речь заходила о предмете его страсти. Давление в груди подскакивало настолько сильно, что ни один протокол коррекции околоискрового пространства не мог сдержать этот накал. — Всем? — совсем уж понуро спросил лидер. — Только самым внимательным. Но если это заметил я, то, клянусь Праймусом, заметил и весь наш отряд. Что дальше будешь делать? — Магнус старался деликатно подвести беседу к простому осознанию, что проще сейчас ударить по тормозам, чем пытаться снискать для себя личного счастья с непредсказуемым ботом в глубокой фазе депрессивного расстройства. — Квант дери — не знаю, друг. Не знаю. Я хотел как-то поговорить с ним, помочь с назначением психолога, но он и слушать не стал. «Да, сэр, нет, сэр, всё в пределах нормы, сэр», — я устал прослушивать эту заезженную пластинку каждый оорн. Разговоры о музыке его тоже не впечатлили, — Родомес допил свой энергон и направился к конвертеру по переработке, но был подхвачен Магнусом за локоть. Да так ловко и явно, что несколько автоботок, сидящих в офицерской столовой, начали подозрительно коситься на них и шушукаться. — Послушай, — горячо начал сине-белый заместитель, — музыка — это, конечно, хорошо, но в твоём окружении мир не сошёлся только на одном меха. Я понимаю, ты увидел его сходящим с трапа «Арка» и потерял голову, но ОН всегда был только с Проулом. Пойми ты наконец, что их связь была прочнее матричного света! Он чувствовал всё до последнего фотона, когда Проул погибал. Думаешь, это так просто — потерять половину Искры и остаться прежним? Магнусу не хотелось сильно затягивать свою пламенную оправдательную речь, но он видел, в каком настроении пребывал сдержанный Родомес, и это нервозило весь отряд. Вместо миссий на открытых пространствах, кои Родомес так ценил, командир превратился в штабную крысу, которая тратила свой потенциал на писульки. И всё только ради того, чтобы видеть предмет своей любви чаще. Родомес выразительно дёрнул локтем, высвобождаясь из дружеского захвата. Он тоже был не слепой, чтобы не видеть, как страдает Ультра Магнус, с которым у него было куда больше общего. Он превратился в тень себя, когда осознал, что его чувства никогда не будут приняты. Даже эта показательная возня с его здоровьем после новой сборки была скорее дружеской, чем чем-то большим. — Половина Искры? Их отношения были настолько сильны? — в вокодере скользнула тень разочарования. Магнус неплохо умел подавать факты, да так, чтобы они превратились в логическое дзюдо. Видимо, он тоже не терял времени даром, собирал аргументы как козыри для предложения руки и Искры. Вот только время выбрал не совсем удачное — погорячился. Родомес не стал слушать более. Он просто покинул столовую и поднялся к себе в кабинет, чтобы как следует отрефлексировать сказанное. Начальнику его личной охраны, его правой руке можно было довериться в вопросах информированности. Но даже здесь Магнус не может быть беспристрастен, так как имеет свой личный интерес. Самой раздражающей деталью личного кабинета лидера были не стол и кресло, а старый глухой хронометр. От переваливающихся на циферблате символов до одури хотелось запустить в невыразительный, топорно выполненный блок часов что-то тяжёлое. Но это был кабинет великого Оптимуса, и здесь надлежало бы всему оставаться таким, каким оно было. Это память и дань уважения. «Почему бы вам всем сразу не сделать из этого кабинета музей? Или ещё лучше — закрыть оградительными лентами каждый сантиметр пространства, где ходил Оптимус!» — втайне злился молодой Лидер. В такие моменты он стыдился себя, так как Матрица в его груди робко дребезжала, будто посмеивалась в ответ на его раздражение и ревность. Ревность. Родомес видел, как ОН смотрел на Оптимуса. Такие взгляды не прощают, слишком личное. Может, по этой причине он носит визор? Скрывает свои истинные помыслы. Подлец! Лжец! Сливался Искрой с одним и умудрялся пялиться на другого. С каким благоговеньем он внимал Оптимусу! Словно был ближе, чем все другие! Словно… словно был его партнёром! И Проул не возражал? Видел всё это и спускал на тормозах? Или они делили его по очереди, трахались с ним, потому что обоим нравилось обладать такой опасной личностью… — Вызывали? Родомес дёрнулся в кресле. Все мысли утонули в потоке ярко-голубого света. Матрица гневилась, пыталась наказать ревнивого до ужаса носителя. Или всё же направить и сфокусировать его мысли на более насущных делах? — Да. Я хотел поговорить с тобой. О твоём обходном манёвре, — Родомес постарался быть максимально лояльным и не эмоциональным. Даже пальцы сцепил между собой на манер Оптимуса. Это заметно кольнуло только что вошедшего бойца, но он не подал виду. Матрицу не обманешь. Она уловила чужую боль, заставив Прайма максимально смягчить тон. Автобот не отвесил никакой ответной реплики, пауза затягивалась до нелепости долго. — Джаз, что не так? Я обидел тебя чем-то? — на выдохе мягко проговорил Родомес. — Нет, сэр, не обидели, — отчеканил легендарный разведчик. Лёд в каждом слоге… — Тогда почему ты избегаешь меня и моих прямых приказов? Действуешь в обход, добиваешься своего, даже через самые унизительные методы. Я настолько в твоих глазах не справляюсь со своими обязанностями? — Прайм пытался вытянуть из автобота хоть что-то большее, чем сухое «да» и «нет». Вопросы общего плана его уже толком затрахали… Джаз заметно сжал кулаки. Если бы они были из плоти, как у людей, то на пол непременно закапала бы теплая алая кровь. Мытьём и катаньем Родомес таки добился последней точки кипения, и сейчас ему бы следовало приготовиться к последствиям перехода этих незримых границ, которые образовались между ними. Но буря утихла мгновенно. Кто-то из них двоих должен был до конца держать лицо. — Справляетесь, сэр. Своеобразно. Но справляетесь. Почему вам важно именно МОЁ мнение? — внезапно разрезал неприятное напряжение между ними вопрос диверсанта. Вопрос застал Родомеса врасплох. От игры в одни ворота Джаз перешёл в контратаку. Сейчас будет либо выпад, либо полное поражение и его, Прайма, капитуляция. — Я… — Прайм мысленно молился, чтобы Матрица подсказала ему подход к строптивому разведчику, но она молчала, не сочтя такой случай достойным открытия истин и мудрости поколений. — Мне не всё равно, что ты думаешь обо мне, Джаз. Правда. Ты… — Последнее напоминание о том, каким был Оптимус? — едко выпалил Джаз, подходя к столу ближе. — Забавно, что Бамблби миновала сия участь и его не преследовали с таким отчаянием, как меня. Чего вы от меня хотите? Я просил об отставке, так как не вижу целесообразным своё пребывание здесь. Но если исходить из фактов, то вы преследуете свой личный интерес, Родомес Прайм. И я нахожу это до чертей квинтячьих весьма непристойным поведением. Экс-диверсант хлестал словами, словно пощечины отвешивал. Быть может, его сдержанность и эмоциональная холодность подошли к черте, за которой уже не было смысла прятать свою боль. А может быть, слишком частые походы в кабинет, где всё напоминало об Оптимусе, просто резали его по живому. — Я не хочу тебя отпускать!!! Слышишь?! — Родомес снова, второй раз за сутки, вырос над невысоким автоботом огромной закатной скалой из-за стола. Вокодер сорвался на крик так некстати, но иначе он уже действовать не мог. Проиграл этот раунд, да и к чёрту! Что-то внутри подсказывало ему, что лучше Джаз сейчас выйдет из состояния оцепенения, выкричится, может быть, расплачется, но выдавит из себя смертельный яд тоски по ушедшим. — Я сказал — ты отпустишь меня! Иначе тебе придётся горько пожалеть о том, что не выпнул меня раньше, — не уступал разведчик, каким-то образом уже так близко находившийся возле стола командира. Вот он, этот момент. Рвануть его на себя, впиться губами, заткнуть его обвинительные речи до того, как они достигнут своего апогея. А затем заняться с ним горячим коннектом прямо на этом командирском столе. Может, именно этого он хотел? Может быть, именно так они проводили своё время втайне от бедолаги Проула? — И оставить мою новую команду без практикующего подрывника? Ты хочешь, чтобы я силами необстрелянных гражданских утихомиривал аппетиты Гальватрона? Они оба уже не разговаривали, а кричали. Градус повышался с каждым сказанным словом, но отстранённость Джаза била в цель. Насильно мил не будешь. — Практикующий подрывник всё это время составлял методические материалы по всем своим лучшим операциям, чтобы у, как вы выразились, необстрелянных гражданских был хотя бы шанс на выживание. Я своё отвоевал! Оставьте меня все в покое!!! В последней фразе просквозило такое отчаяние, что его вполне можно было сравнить с воем какого-нибудь предакона. Джазу действительно было больно работать с новыми автоботами, пусть они даже трижды не уступали его привычной компании. Именно в этом моменте Родомес почувствовал себя ответственным за чужие чувства, так как линия невозврата была уже пройдена. Даже в ярости опасный и разгорячённый перепалкой Джаз не утратил ни грамма своей привлекательности. Наоборот! Наконец-то он показался весь — фактурный, живой, настоящий. Матрица дёрнулась, приглушённый шёпот раздался в аудиодатчиках нового лидера автоботов, и он облегченно выдохнул. Она сжалилась над ним, над Джазом, просто решила подсказать, куда им обоим идти. — Хорошо. Я согласен дать тебе отставку, — умиротворённо произнёс новый Прайм, что сильно насторожило диверсанта. Сейчас будет какое-то «но». — Но ты будешь обязан пройти психологическую реабилитацию. Десять сеансов. — И ты отстанешь от меня наконец? — с долей сарказма выплюнул слова разведчик. Он так легко снова перешёл на фамильярное «ты», что Прайм даже как-то невольно возмутился, пока не понял, что сейчас они общаются не как подчиненный и командир, а как меха, равные друг другу. — Я даю тебе слово. Слово Лидера. Или мне придётся для правдоподобности составить какой-то более весомый и заверенный моей личной подписью документ? — миг напряжения в позе и словах. Только бы буян не воспринял это как насмешку! — Вашего слова достаточно, командир Прайм, — откозырял по уставу Джаз. — Разрешите приступить к выполнению миссии? И снова дистанция. Как пропасть ухнула под ноги — Прайм и его лейтенант. Как же ловко диверсант умел надавить на самое больное. И себе, и ему. Это, очевидно, нарочно. Боль — единственная вещь, которую диверсант ещё способен чувствовать…