***
Снейп, несмотря на весь нерв ситуации, едко подумал, что происходящее похоже на проверку домашнего задания в классе. Они все стояли вокруг стола, на котором уже несколько месяцев подряд, не снимаемая, простиралась карта Франции. Крауч только закончил доклад, обобщающий агентурные донесения. Лазутчики сообщали, что Шармбатон не выходит на связь ни с одной из политических сил, которые могли бы оказать сопротивление пожирателям. Луайлю и Дюгри, таким образом, оставались реальной угрозой, способной на самостоятельную игру. Во что-то отдельное играл и Сезаран, объединившись с де Рэ и окопавшись в Тиффоже. Наладить контакт с ними у Барти пока не получалось. Лорд поморщился. Барти заторопился закрыть эту неудачу тем, что он сам встречался с Арканшоном, лидером пробританской партии, и тот заверил, что преданные ему маги ждут появления Волдеморта на континенте. — Это очевидно. — по интонации Тёмного Лорда было ясно, что сообщение не стало для него приятной новостью. Его раздражение, наоборот, усилилось: с точки зрения властителя Британии, во Франции его должны были ждать все. И то, что сейчас число приверженцев ограничивалось маленькой группкой, не способной переломить настроение галльского магического сообщества, очевидно, не расположенного к его идеям, вызывало в Волдеморте злобу, выплескивающуюся и на Барти. Он постучал пальцами по столу, будто перебирая клавиши музыкального инструмента. — Я не понимаю, чем занимаетесь вы, мои слуги. Необъяснимо, почему я знаю, что происходит в Шармбатоне, а ты, Барти, так и не смог получить очевидной информации. Диана Малфой регулярно навещала свою бывшую школу и Лорд с удовольствием выслушивал её повествования о происходящем в замке. Единства не было. Кто-то считал, что надо надеяться только на себя и держать оборону. Билл Уизли вместе с Флёр настаивали, чтобы немедленно атаковать силы Пожирателей. Сирена Сорель призывала связаться с другими странами и, объединившись, дать отпор британцам, дождавшись их нападения. Мадам Максим колебалась. У каждого из планов были свои сильные стороны. И каждый из планов мог быть провальным. Лорд перевел взгляд на соратников. — Я слушаю вас, друзья мои. Яксли коротко кашлянул. Он считал свой замысел удачным и торопился доложить первым, оберегая свой триумф. — Надо установить из тех французских министерских бумаг, что есть в нашем распоряжении, с какими странами лучшие отношения. Кажется, что Нидерланды и испанцы. Но необходимо уточнить. И предпринять атаку на французских границах от имени этих сил. Такие короткие рейды. Это парализация внешних союзов. Лорд перевел взгляд на других. Мальсибер чуть пожал плечами, посмотрев, как реагируют Снейп, Беллатрисса и Крауч. На их лицах не было одобрения. — Исходя их того, что я читал, никто не будет ввязываться за французов, — заметил Снейп. — Они таким образом могут думать, что будут защищать себя, косвенно, — не сдавался Яксли. Лорд снова уперся взглядом в Снейпа. — Наши счеты с Францией давние и это многовековое противостояние. Другим странам глупо проецировать на себя судьбу галлов. Он перехватил вспышку внимания в красных зрачках и добавил: — Пока. Яксли чуть отступил назад. Становилось понято, что его план не поддерживают, хотя Лорд и не назвал его невозможным. Тикнесс аккуратно произнёс: — Мой Лорд? Волдеморт кивнул. — Я предлагаю начать с атаки на их министерство. План таков. Мы посылаем им официальное письмо об озабоченности растущим напряжением и предлагаем встречу с нашим переговорщиком для решения вопросов, которые вызывают их озабоченность. Наш переговорщик должен пронести с собой портал. Штурмовая группа, возглавляемая Августом, — Пий чуть откинулся назад, сбоку выглядывая Руквуда, стоявшего немного позади и тут же кивнувшего на его обращение, — ворвется через портал. Было понятно, что Тикнесс заранее заручился согласием Августа. — Стычка в Министерстве? — Лорд задумался. — Зачем нам это нужно? — По своей сути, мой Лорд, это разведка боем. Во-первых, они могут кинуть патронусов в Шармбатон и мы выманим часть их сил оттуда. Или они обратятся ещё к кому-то. Так мы узнаем, кто вообще готов подержать официальные силы, кто придет на подкрепление. Вторая задача — оттянуть силы на охрану министерства, потому что после того, как мы исчезнем, они явно будут держать в министерстве большую группу магов для обороны. Лорд постучал палочкой о край карты, усиливая волны вокруг острова с замком Шармбатон. — Как я понимаю, Пий, нужен надёжный переговорщик от нашего имени. Ты уже определил его? — Его кандидатура до Вашего одобрения, мой Лорд, всего плана, не конкретизировалась. Лорд палочкой поднял волны ещё выше. — Барти. Пусть это будет певец. Барти дернулся. — Мой Лорд, имеет ли смысл? Он неофициальная фигура. — Тем лучше, мы объясним это тайными переговорами. — Хорошо. — Барти уткнулся глазами в карту. — Я организую. И сам пойду в Министерство. — Нет, — Лорд говорил отчётливо, глядя мимо Крауча. — Сам ты не пойдешь. Ты, знаешь, Барти, что у тебя другие обязанности. И тут же Лорд вновь обернулся к Тикнессу. — Ты видишь, Пий, твой план не особенно нравится Краучу, хоть он и скрывает это. Доверимся его интуиции, она не раз его выручала. Ну что ж, друзья, есть ли еще предложения? — Повелитель! — Белла вытянулась, прищелкивая каблуками, как самый задорный лейтенант, впервые рапортующий перед военнокомандующим, овеянным легендами побед. — Я считаю, что Тиффож должен оставаться нашей главной целью. Нас останавливает только одно: мы точно не уверены, что в Шармбатоне узнают о нашем нападении. И у меня есть идея, чтобы наверняка выманить подкрепление из замка. Мы можем прижать девчонку Уизли, и заставить её отправить патронуса в Шармбатон. Пусть сочинит, что подслушала разговор мужа. Я лично буду держать её на острие палочки. Лорд посмотрел на группу ПСов, стоявших близко друг к другу: Крауч, Мальсибер, Малфой, Снейп и Долохов. — Мы уже приняли меры к Грегори, мой Лорд, — Крауч старался держать нейтральный голос, — Уизли вернули в поместье. Люциус кивнул в такт. Мальсибер, Долохов, Тикнесс, Яксли, Руквуд не понимали, о чём идёт речь, но не задавали вопросов: не было принято уточнять то, во что ты был не посвящен. — Белла, это прекрасная идея! — так мы гарантированно сможем рассчитывать на появление сил из Шармбатона. — Люциус решил, что сейчас его поддержка своячницы не будет нарочитой. — И потом, смею заметить, Беллатриса права. Это по-прежнему лучший план. Мы им закрываем сразу несколько целей. — И одна из них — спасение Драко, не так ли, Люциус? — Мой Лорд, если бы Тиффож не был самой верной целью, я бы не произнес ни звука в поддержку этого плана! — Итак, это все предложения? — Лорд как будто проигнорировал последние слова Люциуса. Мальсибер хмыкнул. — Не знаю как сейчас, а раньше любовный напиток можно было купить легко, в лавке. Да даже если и не так сейчас, у нас же есть Северус. Может, изготовить пару котлов и подлить его вейлам? Тогда и воевать не придется. — И как же ты вольешь его им в глотки? Было понятно, что серьезная часть обсуждения закончилась. — А он их сначала отловит, — рассмеялся Яксли. — Ну, нет, я люблю, чтобы визжали и царапались, так сочнее, — ответил Мальсибер улыбаясь. — Не ты один, мы все это любим.***
— Ему всё большое. — комментировал Северус, наблюдая за тем, как Грейнджер надевает на Дариуса крошечную шапочку. И поскольку происходило это уже в гостиной, его мать позади него бесшумно складывала руки в умилительный жест. Сама Гермиона, которой они с Юки предоставили небывалую роскошь — восьмичасовой сон — выглядела, наконец, здоровой, а от того, что предвкушала время, не вращающееся только вокруг маленького, еще и приятно-возбужденной. Она, кажется, даже накрасила губы чем-то из обилия баночек, исправно приносимых в их ванную комнату Снейпом. Видя её радость, он завел привычку всякий раз, когда направлялся за чем-либо в Косой, заглядывать в лавку снадобий, где без лишних уговоров покупал очередное красивое. Так, ему казалось, он проявлял рутинную заботу, на нехватку которой от отца немыми отмашками разочарованно реагировала Эйлин. — Мы будем его левитировать в Косом? Или понесем в руках? — уточнила Гермиона, не совсем понимая, как будет проходить прогулка. Очевидно, что с коляской они не аппарируют. Даже с переносной корзиной это сложновато, если только уменьшить ее и после перемещения увеличить вновь. Но носить Дариуса в руках в течение всего их визита в Косой тоже было неверно: в конце концов, в их планах был даже ресторан (этот пункт программы они тщательно скрывали от Юки). И еще, подспудно, она понимала, что каждый из них должен быть со свободными руками и возможностью владеть палочкой. То, что к опасности надо быть постоянно готовыми, жизнь ее приучала давно. — Я его понесу. — Северус дождался, пока приготовления будут закончены. — Во время аппарации его вырвет, скорее всего. — с ноткой сожаления сказал Снейп, принимая Дариуса и укладывая его на левый локоть так, чтобы он оказался в складке мантии и надежно прижат. — Коляска не нужна, он очень легкий и удобный. Северус сделал сыну пугающую козу и тот развеселился (кажется), тараща глаза. — Ты очень красивая. — добавил он, не отрывая взгляда от ребенка, будто стеснялся. — Правда? — за более чем месяц безвылазного пребывания в доме Гермиона была так сосредоточена на крохотном мальчике, что особенно не вспоминала о себе. И сегодня, воодушевленная перспективой прогулки, беззаботности, радости, она не просто наспех приняла душ, а долго, с удовольствием мазалась всеми возможными притираниями, и потом ещё особыми, декоративными - удлинила ресницы, добавила золотистых искорок в уголки глаз и блеска на губы, и сейчас была в предвкушении чего-то счастливого. Поэтому слова о красоте, которыми погладил её Снейп, её очень обрадовали. — Подожди, я возьму сумку, там все для Дариуса, и вот салфетка, положи её на локоть, если он срыгнет, то чтобы не возиться посреди улицы с очищающими, можно будет просто её выбросить. Северус дождался ее возвращения и взял не за руку, как обычно, а привлек за талию таким жутко собственническим жестом, будто уже начал ревновать. Да, Дариус позеленел и расплакался, когда аппарация выплюнула их в Косом, но завтрак удержал, и на дружные тихие утешения Северуса и Гермионы довольно быстро успокоился, затаившись: незнакомые звуки, запахи и обстановка его пугали. — О, ты посмотри. Даже подростков выворачивает. — не без удовольствия заметил Снейп, на всякий случай не убирая экстренной салфетки еще несколько минут. — Сумка тяжелая, давай мне её на плечо. У меня есть план. Когда ты наберешь то, что требуется, позови Юки. Или лучше её заполошного ухажера, пускай заберет все. Нам и маггловских покупок позднее хватит. Северус предложил ей руку и они неспешно двинулись к той части, где волшебники обихаживали своих отпрысков. Неизбежно, наличие младенца на руках Северуса и цветущей Грейнджер рядом демонстрировало ей, почему родить малыша от пленителя было, в целом, хорошим решением: те, кто воротил от неё нос по крови или же после обличительных статей «Выразимцев», сейчас почтительно кивали. Северус не демонстрировал Дариуса, но человеческий куль и бережность хватки не оставляли сомнений. Они не твердо знали, куда идут. План был самым общим: навестить те магазины, где можно было выбрать что-то для Дариуса - не сколько от необходимости, сколько от желания доставить удовольствие Гермионе. Юки уже несколько раз была в Косом и все нужное мальчику приобрела, строго сверяясь с рекомендациями в приложении к "Энциклопедии ухода за маленьким волшебником в первый год жизни"). Но Грейджер вспоминала ворохи детских вещичек, мимо которых раньше проходила в лавках, считая, что еще не время, и мимолетно загрустила, что ничего не купила сыну сама, вскользь сказав об этом Снейпу. Теперь эти магазины значились первым пунктом программы. Других внятных целей не было. — О, посмотри! Развивающие игрушки. Это точно нужно, — она потянула его за рукав ближе к витрине, где ярко крутились приспособления и ухищрения для развития самых маленьких: какие-то светлячки на веревочках, в воздухе болтались погремушки, по полу витрины пронеслась юла: неизвестно, гарантировало ли это буйство цвета и движения развитие малышу, а вот загонять и деморализовать ребенка, а заодно и окружающих его взрослых броуновское движение в витрине вполне было способно. — Ну… — Северус чуть подраскрыл Дариуса и приподнял, позволяя различить ближайшую погремушку, и потянул её к нему. Дариус вздрогнул и моргнул. — Если только на будущее. — констатировал Северус, трогая соседнюю, менее яркую и шуструю. — Вот эта поспокойнее, может быть, её? Он действительно был вовлечен. На удивление, Снейп не ерничал и не делал отсутствующий вид. По сути она впервые видела его со стороны вот так, совсем во внешних обстоятельствах, хотя и в их доме он проводил с Дариусом много времени, даже когда тот спал. Ее насильник оказался трогательным папашей. Гермиона смотрела на них, а на неё смотрел продавец, выискивая глазами под мантией отсутствующее пузо. — Миссис Снейп! — его бойкая помощница подскочила моментально и указала на противоположный стеллаж, где игрушки были выдержаны в совсем взрослых цветах и старомодными. — Посмотрите еще здесь, здесь игрушки, подходящие для старых поместий. Она обернулась к нему. — Посмотрим? — спросила Гермиона, зовя с собой. Впервые для нее самой «миссис Снейп» прозвучало так странно. Не издевательски, и, одновременно, не маркируя её как его трофей. Просто нейтральное имя взрослой женщины. — Я хочу подобрать то, за чем ребенок может следить глазами при купании и лежа в кроватке, он очень любит плавать, — сообщила она продавщице. Та кивнула, заулыбалась, будто бы известие о пристрастиях Дариуса было самым ожидаемым известием и, не прикасаясь к игрушкам, стала показывать то на одну, то на другую. Гермионе понравилась стайка уточек, собранных одна за другой на одну нитку: они как будто плыли влево, потом разом фыркали, ныряли, тормоша яркими лапами и поворачиваясь вверх упитанными задками, и вновь плыли, но теперь вправо. Эту стайку можно было прикрепить над кроваткой. А для ванны обнаружились разноцветные рыбки: полосатые, и переливающиеся, — как те, что они с Северусом видели, ныряя у острова в теплом океане. И еще одну розовую осьминожку. — Кажется, все. Тебе нравится? — обратилась она то ли к Снейпу, то ли к Дариусу на его руках. Снейп, когда она обернулась к нему, держал во второй руке дикий ширпотреб и, кажется, попытался спрятать, хотя игрушка пришлась по вкусу и ему, и Дариусу, который безотрывно смотрел на яркого плюшевого медведя. — Нравится. — подтвердил Северус, опуская медведя обратно на полку. — А этот ничего не делает, не лучший выбор. — пробормотал он, перехватывая Дариуса удобнее и сконфуженно улыбаясь Гермионе. — Надо взять свежих трав для него в лавке, тех, которые с юга привозят, не высушенных. Пусть набирается сил. — Возьми медведя, — она показала глазами на того, кому во все зубы улыбнулась игрушечная фортуна. — Да, ты прав. Как это мне в голову не пришло? И нам с тобой явно нужно что-то укрепляющее и дающее сил, что-то совсем с севера, или восточное. Женьшень, левзею. — Возможно. — Северус опустил искомые галеоны в руку продавца. Они вышли на порог: бумажный пакет шуршал и Дариус вздрагивал на каждый резкий звук, и теперь Северус пытался переложить игрушки в просторную сумку, захваченную Грейнджер. И медведь не влезал, как бы глубоко он не пытался сунуть это красно-порочное существо. Он так увлекся механическим утрамбовыванием, что забыл об уменьшающих и не видел, как на них смотрят в упор стоящие в трех метрах Уизли. — Мама, смотри... — Джинни таращила глаза на свою бывшую подругу. Она явственно помнила разговор с Грейнджер, которая ей сама говорила, будто родит в середине марта, и они еще считали, что между их детьми разница будет около четырех месяцев. И что же? Сейчас Снейп тащил на руках явно не только что появившегося на свет младенца. — Я тебе всегда говорила, — вытянувшись в струнку и не сводя глаз с парочки предателей, почти не разжимая губ проговорила Молли. И торопилась быстро добавить, чтобы её девочка снова не попалась на удочку этой лживой девицы. — Джинни, детка, это ты наивная, чистая, как и твой отец, как Джордж, Рон, да и вообще все мы. Только я всегда чувствую, знаешь, даже если сформулировать не могу. Мне она всегда не нравилась, ох не зря! Ты вспомни, что она творила еще в школе — Крам, Гарри. А Рон хлопал ушами рядом! Тут Молли замолчала: Грейнджер обернулась и их взгляды пересеклись. Конечно, никакой беременности у неё в помине уже давно нет, оценила Молли фигуру. Ей не было хорошо видно ребенка, но, скажите на милость, кто потащится с новорожденным в Косой? Даже самый дурной Пожиратель этого не сделает. Значит, ребенок уже не так мал. Всё сходилось: она путалась с этим предателем уже очень давно. Молли сощурила глаза и вскинула подбородок. Она не уйдет первая и не сделает вид, что не видит их. Ей не стыдно ни за что! Северус наконец втолкал плюшевое чудовище в сумку и приобнял Гермиону. И только затем увидел Джинни и её мать. И его не впечатлило лицо Молли, по крайней мере, не настолько, чтобы это затмило маршрут. — Пойдем, что такое? — он спросил так, будто в упор не видел обеих. — Ты ведь захочешь зайти и в книжный, а потом мы будем обедать, а потом, если только не устанешь, пойдем все вместе в парк или в кино. Он прекрасно себя чувствует и даже спит в своем гамаке, так что, не считая необходимости сменить ему пеленки, мы в боевой готовности. Гермиона все-таки им кивает. А они обе смотрят на нее и как будто плющат своим гневом. Что ж, на этом, вероятно, точно все, решает про себя Грейнджер и оборачивается к Снейпу. — Ты знаешь, нет. Я регулярно смотрю каталоги, новых интересных книг нет. А у меня, наоборот, стало потихоньку формироваться свое понимание того, какая проблема есть в трансфигурации. Мне надо всё обдумать, сесть и записать. Я пытаюсь ухватить одну идею, но пока, сам понимаешь, делиться особо нечем. Идем тогда к травникам? И скажи, а почему тебе понравился этот медведь? Северус удивлен, приятно удивлен, и совершенно рефлекторно проводит ей по голове. — Чтобы ухватить её, тебе нужно высыпаться и иметь время. Скоро он немного вырастет и я уверен, что тебя осенит. Он поворачивается к застывшим женщинам и внимательно оглядывает еще раз живот подружки Поттера. — Они думают, что ты была беременна до мая. — осеняет в свою очередь Снейпа и он теснее притискивает её. — Но в их головы не приходит мысль о том, что в нужный период ты скиталась с Поттером и их Роном в лесу. — он плутливо поджимает губы, чтобы не улыбнуться. — У медведя добрая морда, и он мягкий-мягкий на ощупь. Дариус даже его потрогал немного, когда я поднес к ручкам. — Хорошо, — она соглашается со всем сразу: с медведем, перспективой отдохнуть и ещё более манящей перспективой сделать революцию в трансфигурации. И поворачивается от Джинни и Молли, в сторону лавок травников. — Интересно, как его назовет Дариус? — и все же возвращается к его мысли. — Ты думаешь, они считают, что я давно была твоей любовницей? — Не все Уизли отличаются присутствием логического мышления. Но согласись, весьма заманчивая награда. — Северус ободряет ее объятием и подталкивает в двери. Травник и удивляется, и расплывается в улыбке: ему угрюмый зельевар по-деловому симпатичен, и то, как он придерживает, предупреждая любой дискомфорт, ребенка, делает ему честь. Они набирают целую корзину трав — в основном для маленького Дариуса, который, судя по количеству, будет совершать заплывы в болоте, но кое-что и для Гермионы: кроветворное и зелье, которое дают слабым роженицам для густого молока. Слабой она не была, но вот малышу явно не помешало бы набирать вес.***
— Какой неприкрытый цинизм. Нет, я за покупками теперь не могу идти! Всё настроение сбито. Ну, что, теперь ты её больше не защищаешь? Джинни мотнула головой, продолжая смотреть на то, как заметная пара удалялась. Грейнджер по доброй воле просунула руку под локоть Снейпа. Слишком все было говорящим. Та история с Нагайной. То, как к Гермионе обращался Волдеморт в Мэноре. Да вообще — всё! Джинни накрыла дикая злость, ярость. Предательница, предательница! Как же они все ей верили, как были наивны. Мать потянула Джинни к точке общественной аппарации. В начале декабря Министерство ввело плату за аппарацию из дома и где-то после первых недель действия нового налога многие волшебники, получив счета, подписанные транспортным отделом, предпочли пользоваться общественными точками аппарации. Ну и что, что потом надо немного пройтись до дома? В конце концов, ходьба — это полезно. Персиваль Уизли, придумавший этот налог и разработавший схему подсчета волшебников, аппарировавших в Хогсмид, Косой и Лютный вне общественных точек аппарации и централизованной системы каминных порталов, очень гордился собой. А Министерство и Хогвартс уже давно были заблокированы от частной аппарации. Исключения существовало для избранных. Конечно, никто из семьи Уизли, включая Перси, к таковым не относился. Единственное, что Молли и Джинни ещё сделали по пути, было деловой составляющей их сегодняшней программы. Газета «Выразимцы» стала печатать рекламное приложение, и эта часть их издания расходилась очень хорошо, как когда-то, в самом начале — те горячие выпуски про Снейпа, собравшие им подписчиков и в итоге испепелившие их удачу. Сейчас «Выразимцев» спасало приложение: толково рубрицированные объявления давали возможность всем желающим быстро найти нужное. Молли вслед за Джорджем убедилась в эффективности этих рекламных объявлений и зашла дать еще одно. — Превосходно приготовленные, созданные по оригинальным рецептам, эти пироги станут украшением вашего стола и привнесут в ваш дом уют, тепло и любовь. Для заказов прошу присылать сов заблаговременно, — продиктовала Молли последние строчки объявления высокому симпатичному парню, принимавшему их рекламу. — Подождите, пожалуйста, пару минут. Я сейчас покажу, как Ваша реклама будет выглядеть. Фишкой «Выразимцев» было то, что в объявлениях они стали помещать что-то похожее на колдографии, только нарисованное: в объявлении Молли из пирога должен был как будто бы ножом вырезаться кусочек и все могли видеть его начинку. Сложную начинку! Эта начинка была гордостью Молли и ей хотелось показать товар лицом. В прошлый раз заказ принимал коренастый темноволосый парень и объявление было сделано почти моментально. А сегодняшний красавчик что-то слишком много взмахивал палочкой, досадливо кривился и когда он после четверти часа безуспешных манипуляций тихо выругался, Молли едко заметила ему: — Молодой человек, не стоит при дамах сквернословить. Так Вы распугаете всех клиентов. Лучше хорошо научитесь тем заклинаниям, которые Вы должны знать. — Извините. — Парень улыбнулся примиряюще и немного виновато. — Понимаете, мою палочку… Словом, моей палочки нет, а Министерство не дало разрешение на покупку новой персональной. В итоге приобрел M&G и вот, мучаюсь. Ничего почти не получается. Давайте сделаем так: я дождусь напарника и тогда мы быстро изготовим образец. Пришлем с совой, за наш счет. Молли поджала губы. — Если Вы знали, что палочка плохо работает, зачем было нас держать столько времени? Записывайте адрес. — У нас есть в картотеке, миссис Уизли. Молли кивнула и потянула Джинни за собой. В их собственном доме в Хогсмиде было тихо: Артур еще работал в лавке Джорджа, а сам Джордж и Рон должны были прийти позже, пользуясь возможностью отлучиться из Хогвартса в субботний вечер. Сегодня на семь был назначен семейный обед: Молли теперь старалась вновь соединить семью, восстановить то, что в их прошлом было само собой разумеющимся. В субботу лавка не работала, зато в воскресенье начиналось паломничество: посетители, эльфы-посыльные, заказы с совами. Молли ринулась на кухню и кинула бытовые чары сразу на весь длинный стол. С десяток венчиков взвились в воздухе, равномерно отбивая такт по блестящим бокам мисок, смешивая муку, масло, молоко и яйца для соуса, ножи свистяще разрезали воздух, прежде чем начать бешеную шинковку лука, куриного мяса, грибов и брокколи, пахло мускатным орехом, скалки вертели на себе пласты теста… Это было её дело и оно отлично удавалось! Она вернулась в гостиную, левитируя чай и сконы для уставшей дочери, сейчас прилегшей на диван, подложив под ноги подушку. — Утомилась? — Да, немного. Но не страшно. Скорей бы все это кончилось. Молли ободряюще пожала Джинни щиколотку. — Ну, детка, потерпи. Я знаю, это тяжело. — Мама, я не смогу его любить! — Джинни смотрела на мать так, будто признавалась в совершении самого страшного преступления. Молли погладила её по ноге. — Не страшно. И снова стала гладить ее стопы. — Смотри-ка, отекли. Не стоит тебе много быть на ногах. Ты чистая и порядочная девочка. Никто из нас не осудит тебя. Тебя же принудили, ты бы сама по доброй воле ни за что с этим индюком общаться не стала. Не переживай. Все будет хорошо. Все наладится. Пей лучше чай. Когда за столом собралась вся их семья, Молли заново, с удовольствием от собственной проницательности пересказала о встрече со Снейпом и Гермионой. — Это надо было видеть! Такое единение, столько сосредоточенности на этом ребенке, а как она его потом под руку подхватила! Но, главное, вылезло то, что они так тщательно замазывали — никакой это не был плен. Вот ты матери не верил, — это относилось персонально к Джорджу, — а сейчас тебе слово в слово сестра скажет то же самое. Она любовница Снейпа уже очень давно! Тут Молли замерла от только что пришедшей ей в голову догадки. И возбужденно продолжила, торопясь быстрее рассказать родным то, что вдруг стало для неё очевидным. — Вы помните, как она вечно ныла, чтобы мы оставили его ужинать на Гриммо? Спрашивается, зачем? А вот затем, они, наверно с тех пор уже тискались. — Она же совсем девочкой еще была тогда, — поморщился Артур, пытаясь возразить Молли. — А, ты вечно идеализируешь. А потом так разочаровываешься! Нет, это именно так. Так вот, поймали вас, — Молли кивнула Рону, — потому что она забеременела и по лесам ей стало неудобно таскаться. — Так ты думаешь, что она в лесу с ним? — Рон смотрел на мать. — Естественно! А как иначе? Ты бы видел этого ребенка! Это уже не мои мысли, а доказательство! — Мама, но они же все время вместе были, — Джордж кивнул на Рона. — Не были. — жестко ответил Рон. — Я сколько времени вообще их не видел. И еще она часто уходила из палатки, говорила, что побыть одной, почитать. — Вот видишь! — Мама, это бред. Послушай, дети же рождаются иногда не вовремя. И потом, я же видел её осенью. Ну, небольшой живот был, но… — Много ты разбираешься в этом! — резко прервала Джорджа Молли. — Не хочешь, не слушай мать и сестру. — Мама, это несправедливо. — Да?! Ты на нее только посмотри и сравни с сестрой, и поймешь, что справедливо, а что — нет. Джордж поднял руки в примиряющем жесте. — Мама, давай оставим этот спор. Ни к чему он не приведёт. Мы всё равно не никогда не будет точно знать, что там было. — А мне и не надо, я всё, что нужно, видела! Оставшийся вечер не прошел спокойно. Молли, полная энергии, торжествовала начало удачной полосы: за детей можно было быть почти спокойной. И собственный дом, собственное, удачное дело! Ей хотелось большего, потому что раз уж вода стала литься на твою мельницу, глупо это не использовать. — Ну, что, убедились, — говорила она с довольной улыбкой, раскладывая по тарелкам пирог. — Теперь понимаете, что всю жизнь ели лучшие пироги в магической Британии? А вы мне еще говорили: «Да кому твоя стряпня будет нужна»! Этим она завершила свой рассказ о том, что не успевает с заказами день в день и на прошлой неделе ей пришлось ввести предварительную запись. За три дня! Очереди, действительно, были большими. — Ма, — проворчал Рон, нечетко проговаривая звуки из-за непрожеванного куска во рту. — Так ты в эти пироги и масло кладешь, и яйца. И вон мясной пирог — так действительно мясной! А раньше ты только пуддинг из почек пекла и то, в основном, он был с луком. — Много ты понимаешь! Попробовал бы вести дом, когда все доходы — это только министерское жалованье отца! — Молли с оттяжкой шлепнула сына по спине кухонным полотенцем, — не серди меня! — Молли, Молли, Рон пошутил, — попытался успокоить вспыхнувшую жену Артур, но она сама быстро переключилась на другое. Молли хотела поделиться с семьей планами. — Я решила, что дам еще одно объявление и буду принимать заказы на вязаные вещи: свитера, шапки, шарфы. Столько лет я одевала вас всех, у меня такой опыт! И в Косом ничего подобного не продаётся. Я уже решила, что … — Еще бы такое в Косом продавалось, — пробурчал Рон. — Рональд Уизли! Ты неблагодарный мальчишка! — Да я терпеть не могу бордовый, а ты мне вечно бордовые свитера вязала, что трудно было другого цвета связать? — Другой пряжи не было! — А тогда почему ты Гарри связала из другой пряжи?! Это был первый раз, когда Рональд произнес имя «Гарри». Все время после освобождения из подвала Мэнора Рон говорил «мы», «он». Но имени друга не называл. А сейчас он словно вызвал дух Поттера звуками его имени. Все замолчали. Джинни, Артур, Джордж, Молли, сам Рон. И вдруг Джинни зарыдала. Горько, несчастно. Молли подскочила к ней, стала гладить по спине. Потом обернулась к Рону, и замахала ему рукой так, чтобы Джинни не увидела. Но Рон тоже не видел, он сидел, уставившись в столешницу прямо перед собой. Артур понял, что надо спасать положение. — Да, Молличка, ты совершенно права. Мало кто умеет так вязать, как ты. Так что же ты решила? — Купить с десяток пар спиц и устроить в чердачной комнате вязальную. Я уверена, дело пойдёт. — Это ж моя комната! — поднял на Молли глаза Рон. Когда Грегори оформил покупку на Молли и они всей семьей пошли смотреть дом, Рон, добравшись до чердака, заявил, что там будет его комната. Она была гораздо просторней каморки в Норе и очень понравилась Рону. — Это пока, — заявила Молли, — всё равно ты в основном в Хогвартсе, да и ночевать пока можно в доме брата, вам же и веселее. Рон неопределенно пожал плечами: делить кров с братом, а, точнее, приходить на его территорию, что означало следовать правилам Джорджа, как бы незначительны они не были, Рону не нравилось. — Вечно у меня все отбирают, — зло бросил он, но сказал это так тихо, почти неслышно, что все предпочли не заметить сказанного. Лишь Джордж обернулся к Рону и состроил ему гримасу, явно предлагая легче относиться к жизни. — Так что мне надо будет закупиться пряжей, — продолжила Молли, — Джинни, ты знаешь, какие цвета в этом сезоне модны? Джинни рвано, как это часто бывает после слез, вздохнула. — Какие-то новые. Темный колокольчик и яблоневый цвет. Кажется, такие названия. — Надо завтра же заказать в Косом! Нет, завтра не получится, столько дел. В понедельник обязательно. — Ма, вот ты накупишь всей этой дряни, а потом ничего не продашь. Я предупреждаю тебя, что ходить в свитере цвета колокольчика или другого цветочка я не буду. — А с чего ты взял, что я не продам? — Да кому это нужно? Что, другие не умеют этими бытовыми чарами пользоваться? — Не нужно, говоришь!? То-то у меня такие очереди за пирогами. И за свитерами будут! Это вы все фыркаете на бытовые чары, а попробуйте-ка их применить! Твоя бывшая подружка вон руками шапочки эльфам вязала, так и не смогла научиться заклинанию, а уж сколько раз я ей его показывала! Джордж встал и пошел на кухню, чтобы принести чашки и чай. Когда он вернулся, Артур рассказывал о смешном мальчишке, покупавшем блевательные батончики и пытавшемся попробовать их прямо в магазине.***
Они возвращались под высокими звездами северного неба. Было совсем тихо, Джордж и Рон шли молча. Снег давно растаял даже в их краях. Луна набрала силу и её света вполне хватало, чтобы не нарушать «люмосом» сокровенную тайну ночи. Белёсость дороги была хорошо видна прямо под ногами, и братья отлично знали путь, поэтому шли быстро. В темноте к тропе пятнами распластанных привидений подползали куртины первоцветов; в какой-то момент они даже перепутали их с развилкой дороги, шагнув прямо в цветы, змейкой уводящих путников в Запретный Лес. — Стой! — Джордж схватил Рона за рукав, — это наверняка гвиллионы морок наводят. Они опять зашагали по тропинке. Вдали начали вспыхивать блуждающие огоньки. — С лета здесь творится что-то недоброе, особенно вокруг школы. — Джордж говорил задумчиво. — Запретный лес никогда не был безопасным местом, а по ночам и подавно, но все эти злобные твари раньше всё-таки сидели в лесу и даже на опушку не вылезали. А сейчас почти на дорогу выскакивают. Я на днях днем дроу видел, совсем у стен Хогвартса. А Слизнорт уверял, что они в лесу, когда ходили за мартовским мхом, столкнулись с фейри. Я ему не очень-то верю, но тут, пожалуй, он не врёт. — Да пошли они, — резко отозвался Рон, — я волшебник, и я сумею им показать, кто тут главный! Джордж не ответил, но они оба всё-таки убыстрили шаг. До ворот школы оставалось идти чуть больше мили. Мерный хруст камней под ногами давил надсадной нотой. — Я думаю о нём каждый день, — голос Рона соскочил на фальцет. — И как он там висел, с заплывшим глазом. Да глаз не главное, я понимаю! Просто так впечаталось. Рон говорил будто сам себе, словно Джорджа не было рядом. — Я сначала смотрел им прямо в лица, кричал, какие они суки. И Лестрейндж, и Снейпу. Яксли, еще кто-то. Даже в Того плюнул. Думал, что так поддержу Гарри, что ему будет легче, что он поймет, что мы с ним вместе, вдвоём. А потом я просто тупо хотел, чтобы всё кончилось. Знаешь, больше всего на свете. И когда его срезали с веревки, и он упал всем весом около меня — я думал, всё. А потом слышу — дышит. И нас поволокли в разные стороны. Я тогда усрался от страха, что всё будет продолжаться бесконечно. Понимаешь, это не расскажешь. Просто в голове сидит, что это точно будет долго и ничего, кроме дикой боли, в жизни вообще больше не будет. Когда меня в подвале оставили, до меня дошло, что они все пошли им заниматься, знаешь, как я позавидовал? Что для него сейчас все кончится. И сидел, ждал, когда опять за меня возьмутся. И срал от страха, что мне дали передохнуть, значит силы восстановятся. У меня зубы стучали, когда дверь открывалась. А потом, уже на Гриммо, я думал: нахрен вообще всё это было в моей жизни? Ради чего? Перси сволочь, конечно, но рассуждает здраво. Знаешь, меня бесит то, что все играли за себя, каждый, а я как лох за других. В итоге всё время пятое колесо. Вроде мы все боролись. Только все молодцы, а я «ну тот самый парень, не помню как зовут, но он с избранным дружит». И к Грейнджер я перед балом подкатывал, а она глаза непонимающие делала — у нас же борьба, мы товарищи! А с Крамом при этом мутила. Или не с Крамом. И сейчас тоже. Все устроились, а я как урод, на Пуффендуе. Слушай, — Рон как будто только что очнулся от своего монолога и обратился к брату, — мне эта школа вообще не сдалась, я экзамены не сдам, это точно. Сижу, время убиваю. Возьми меня в лавку работать? Я с матерью сам объяснюсь. Ты же тоже не закончил, и вот, ничего, устроился. Я не могу больше тут. Все, предел. Хочу нормальной жизни и насрать на всех! Просто нормально жить. Джордж сдавил плечо Рона своей рукой. — Мне не жалко. Хочешь — работай в лавке. Просто давай решим это не сейчас. Сегодня не тот день, чтобы решения принимать. Хорошо? — А что изменится? Ты же не надеешься, что я передумаю? — Нет. Я просто думаю, что решения надо принимать осмысленно. — Это как вы с Фредом?! Джордж не ответил.***
К началу второго месяца своей жизни Дариус окреп. Своими темными глазенками он взирал на родителей, а еще начал орать на все прорезавшиеся легкие — самозабвенно и как будто без повода. Повод, конечно, был: таскавшие его неотрывно к коже, как кенгуру, только попеременно, Снейп и Гермиона ожидаемо утомились и теперь все чаще укладывали его в кровать. Одного! Поэтому сейчас он клял своего папашу в самых неприличных воплях, а тот, обняв поперек спины и прижав к себе, раскачивал его, стоя у постели. — Тише, тише. — приговаривал Северус, ощущая как от поворотов корпуса туда-сюда ноет спина. Это был третий раз за ночь. — Давай я приложу его к груди, — в постоянной тошноте от недосыпания, несмотря на все старания Снейпа, Юки и сочувствующих домовиков, Гермиона как сквозь вату слышала начальные крики сына, когда мозг отказывался просыпаться. Но Дариус всё кричал, и сейчас она с настоящим мышечным усилием освобождалась от сна, лелея надежду, что еда отвлечет младенца от крика. — Он не хочет есть. Ему скучно, но моя компания его не устраивает. Хочет к тебе. — Дариус в подтверждение горестно взвыл, после чего был низложен на кровать, а сам Северус тяжело опустился рядом, поправляя мелкие ноги. И действительно: оказавшись у груди, сын угомонился почти сразу, и даже дышать стал ровнее, в такт успокаивающим поглаживаниям Гермионы. А Снейп водил по её бедру, рассеянно наблюдая за тем, как Дариус крадет у них сон. На него было невозможно злиться: он сопел, периодически делая вид, что крайне занят едой, чтобы его не отослали. — Ты такая красивая. — Северус собрал пальцами кожу на её подокруглившемся белом бедре — и отпустил, лелея ощущение мягкости под рукой. — Можно покормить его из бутылки утром, а ты поспишь. Она отмахнулась: — Все равно для этого сцеживаться, почти то же время, немного выиграем. И знаешь, наверно самое важное, что я не хочу. Я как будто отталкиваю его тем, что вместо груди ему дадут бутылку, понимаешь? Ложись. Видишь, он скоро заснет, я перенесу его сама или позову Юки. Он изменился в лице: по нему пошла внезапная патока, не контролируемая в силу ночной расслабленности. — Не зови Юки, я положу. Я не хочу спать. — уверенно (или ему так казалось) сказал Северус, продолжая смотреть в одну точку. — Утром тоже. Ты права, от объятий успокаивается почти сразу. И… это правильно. Когда Дариус уснул, он левитацией, искусство которой отточил теперь до небывалого, поместил его в колыбель. Теперь была его очередь давать и получать тепло: он погладил Грейнджер вдоль всей спины, убрал в сторону копну волос и поцеловал там, где она любила, между ухом и шеей. Совершенно легально было находиться здесь на правах помощника и отца, заодно выкрадывая минуты, когда Гермиона оказывалась только, исключительно его. Поцелуй повторился, он пролез ладонью на живот, притискивая её ближе. Их собственные, личные отношения женщины и мужчины все эти недели кружились в странной карусели. После того первого послеродового натиска, когда он сообщил, что ему нужно, и что он ей обязательно возместит недоданное, он будто открыл для себя беспроцентный кредит. И в кураже спавшей как паводок мутной тревоги за жизнь сына, Снейп её тискал, ласкал, а потом снова и снова подставлял её рту свой набухший член. Она много времени проводила лежа, в их постели, одетая в легко распахивающуюся на груди коротенькую батистовую рубашечку, то кормя, то отдыхая после кормления, когда Гермиона дремала или просто лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь бездействием и тишиной. Снейп часто был рядом. И всегда, всегда его руки бродили по её телу, задерживаясь на ямочках спины, поглаживая их, лаская ягодицы, грудки, плечи. Она в какой-то день, внезапно вернувшись к привычному для неё занятию анализировать всё и вся, призналась себе, что с томлением ждёт этих ласк, ныряя в его большие руки каждой клеточкой тела, отираясь своей кожей о жесткость кожи его ладоней, поводя бедрами, притираясь к нему плотнее. Страх близости у неё был, рациональный страх, связанный с тем, что она не знала, когда же после родов можно опять впустить его к себе. Но страх отчаянно перебивался требовательным желанием, пружинно нарастающим в ней изо дня в день. Она уже тайком от него терлась о подушку, подсунув ее комком под лобок, но ласкать себя рукой, а, тем более, отдаться ему ей всё еще было страшно. И теперь, уже совсем проснувшись, она снова попала в ловушку желания: растравленные соски ныли, она изогнулась, прижимаясь к бедрам Снейпа теснее, поводя так, чтобы поймать между ягодицами его член, и ощутив, что получилось, утробно, но контролируемо-тихо застонала: — Как же я хочу тебя! Ладонь замерла, а потом скользнула ниже: туда, куда он не лез даже погладить. Он погладил её мягко по лобку. — Нельзя, еще нельзя, милая. Пусть твоя маленькая пизда заживет. Снейп потянул ее за плечо и заглянул в лицо: щеки Гермионы полыхали, это было видно даже в тусклоте ночника. — Какая же ты теплая, какая мягкая. Хочется, да? Хочется снова? — он теперь говорил быстро, тлеющий кудрявый уголек рядом жмурился, когда он целовал её в щеку возле самых губ, и, кажется, кивал. — Давай я тебя поласкаю. Помнишь, тебе нравилось подставлять мне свою текущую щелку. Я тебя туда зацелую. Она кивает часто-часто, быстро произносит мгновенно пересохшим ртом «да», и выворачивается в его руках так, чтобы оказаться к нему лицом, целует то ли стесняясь, то ли торопясь, тянется к его уху, чтобы прямо в него скомкано прошептать: — Можно я о тебя потрусь? — Да. — Северус не раздумывает: ему, во-первых, интересно. Во-вторых, сейчас он готов исполнить любое желание Гермионы. — Как мне…? Он берет ее бедра, чтобы ориентироваться в темноте постели, подсаживает на себя, ощущая, как Грейнджер движениями гнездящейся курочки оседлывает его бедро. Между ног у неё быстро намокает. Как же там, должно быть, хорошо — жарко и мокро, и он не помнил её такой безапелляционно желающей. — Ты теперь будешь всегда так сильно течь? Интонация у него как у жадного подростка: восхищенная и требующая заверений. Она не отвечает, в упоении от мягкого анальгетика его тела. Плашмя, уткнувшись в плечо лбом и горяча сбитым дыханием кожу груди, его девочка старается, снова и снова выводя себя на крохотные пики чувственного удовольствия. — Прижми меня, нет, не так. За попу. — и сама же выгибается, подставляясь под руки ягодицами. Наконец, устав, она поднимает к нему искаженное страданием лицо, совсем близко, и Снейп видит эти сведенные брови. Её распространяющийся пожар так обескураживает его и так ему нравится, что Северус ощущает себя не то виноватым в её неудобстве, не то вовсе его причиной. Он разглаживает её лоб и оставляет короткий поцелуй и на нем. — Ложись. Посмотрим, что мы можем сделать с этим. Грейнджер так сговорчива, что слезает мгновенно, оставляя на его бедре улиточный след, переворачивается и обнимает себя под коленями. Лицо исстрадавшегося исследователя маячит перед ним, и приходится толкнуть её, чтобы она откинулась и расслабилась. — Грейнджер, маленькая заноза, я не сделаю с тобой ничего, с чем ты незнакома. Ты хочешь контролировать процесс? Она ерзает, прозрачный сок из ее влагалища стекает медленной гонкой капелек. Снейп поддевает языком и поднимает их выше, к влажным, набухшим губкам. — Настоящий подарок мне, да? — прервал её мысли Северус, поднявший голову, чтобы подложить под Гермиону обе ладони и не давать так убегать от языка: ее бедра неосознанно тревожно пританцовывали, когда он языком нырял в неё. — Не бойся, я не сделаю больно. Даже когда здесь было нетронуто, копытное осталось довольно. Раздвинь ножки, вот… Нос его стремительно утонул до самой горбинки в розовой плоти, и Северус даже застонал: наконец она расслабилась и дала сделать то, что он хотел. Он плавно покачивал бедрами, избавляясь от ноющего ощущения в паху, и это томление действительно было сродни тому, первому. Как бы он ни вылизывал ее, как бы тогда не хотел войти в неё, заставив стонать от беспомощности и боли, было нельзя. Сейчас «нельзя» работало в обратном направлении, и было еще более условным, чем тогда. Он оставил одну руку на крестце, потирая его пальцами, а второй вслепую погладил живот, натягивающие кожу резким дыханием ребра, обнял ладонью грудь и едва не кончил. Дариусу не стоило просыпать этот пир: Гермиона оставляла целые дорожки, и когда он трогал её возле соска, влагальце с силой, спастически сжималось, почти так же крепко, как когда она кончала. Грейнджер схватила его за затылок, прижимая сильнее к той блаженной завязи, что сейчас билась пульсом под языком Снейпа, обводя и лаская второй ладонью свою грудь, как вдруг переместила обе руки на его скулы и потянула Северуса за голову, торопливо поерзывая под ним. — Хочу тебя, страшно хочу, — зашептала она, — мне этого мало! Он жадно дышал, нализавшись её до полудурного состояния, когда, увлекшись, можешь продолжать и продолжать, и продолжать, погруженный в процесс, и смотрел на раскинувшееся под ним великолепное тело, не зная, с чего начать и что с ней делать. — Но нельзя же… — перехватив раздутый до красного член, он уложил его меж её долек и слегка потерся. Близость, запахи, просящая Грейнджер — это был качественно новый опыт, который предстояло осмыслить. Сейчас ничего осмысливать не получалось: он уговаривал себя, что пока нельзя, придерживая пальцами ствол и растирая багровой головкой ее вспухшую от нужды вульву. — Нельзя. У Гермионы от желания, от усталости, от отпускавшей их обоих тревоги первого месяца жизни Дариуса накипают слезы. Ей и самой очень страшно, и она понимает, что, вероятно, ещё нельзя, но как же хочется! И Грейнджер немного подается вперед, насаживаясь так, чтобы хотя бы головка, не больше, вошла в неё, вталкивая в сознание то ощущение медленно погружающегося в неё Снейпа. Как в первый раз. — Нельзя. — повторяет Северус и приподнимает бедра, поталкиваясь совсем немного. У него всё сводит: это пытка, но пытка такая нежная, как изнанка Грейнджер, тугая от возбуждения. — Знаешь, как я хочу достать до самой шейки, попробовать тебя как следует? — он, низко нависнув над Гермионой на кулаках, шепчет эти в лицо, уводя бедра снова и снова подразнивая чувствительный вход. — Такой мокрой ты не была еще. Представляешь, как долго можно играть с твоей скользкой щелкой? Как же ей хочется! Сводит крестец, ягодицы, ноги, ноет все внутри от жадного, утробного желания. — Ты просто больше не хочешь меня, я же вижу. Шантажист из неё никакой. — Ну конечно. — соглашается Снейп, продвигаясь немного глубже. Гермиона только шире раздвигает бедра, а её дырочка так ободряюще пожимает, что он плавно утапливает член до упора. Стопы Гермионы, развязно расслабленные, натягиваются почти до балетного подъема. — Вот какая ты хитрая. — он внимательно следит за задохнувшейся и прижавшейся к его лобку Грейнджер. — Подвигайся, — выстанывает она. И сама поводит бедрами, не отрываясь от него. Гермиона настолько не ожидала такого результата от своего безыскусного шантажа, что не успела испугаться и поэтому сейчас лишь краешком сознания констатирует, что ей не больно. Происходи все осознано, она, наверняка, замирала бы на каждом толчке, прислушиваясь к себе. А теперь ей хочется только одного — чувствовать в себе его резкие, ритмичные толчки и упиваться ими до изнеможения. Он собирает её запястья в свою руку и заводит за голову, нависая. — Шире. — требует Снейп, подталкивая её выше, и то, с какой готовностью раскрывает, выворачивая бедрышки, Гермиона, убеждает лучше всяких слов в том, что недолгий обет воздержания окончен, а его белочка, которую и раньше отличал здоровый аппетит, не откажет ему теперь в желании наверстать. Он не торопится, смакуя Грейнджер, и больше не слушает хныканье, потому что распахивать её, перевозбужденную, было бы неправильно. Как надкусить собранный в долгую дорогу бутерброд, самодисциплиной ограничить желание затолкать целиком, зная, как остро захочется немногим позже и как это будет вовремя и уместно — немногим позже. Он наклоняется, целует в шею свою неразумную, бедовую девочку, потом ставшую такой темной и крупной ареолу, прихватывает едва-едва высокий сосок, чтобы убедиться, что этот рефлекс работает безотказно, и ощущает, как сильно дергаются к нему ее бедра. — Вот так, моя принцесса. Можешь упереться мне в плечи, тогда я кончу прямо на твою славную матку. — Я хочу тебя! Сильно! — Гермиона просит, умоляет его. Почти скулит. — Ты же сам хочешь! Правда? Она пытается пришпорить Снейпа словами, начисто позабыв, что только минуту назад обвиняла его в полном равнодушии к ней. И снова тянет его за шею к себе, чтобы поцеловать, перепачкивает его грудину сочащимся молоком. Он с удовольствием потакает: клонится ближе, снова затыкая её до отказа, и долго целует, возобновляя короткие фрикции. Грейнджер напористая настолько, и настолько ласково-расположенная, что невозможно оторваться: она затягивает, как карамель. — Я бы привязал тебя к постели на цепь за ножку, чтобы ты не могла отойти от нее дальше, чем, скажем, на метра полтора, чтобы сесть на горшок или дать очередному ребенку грудь. — зашептал он на ухо, зажимая ее между собой и постелью. Гермиона надсадно застонала от его веса. Собственно, она верит, что это тоже может быть в его реальных планах, но сейчас ей всё нипочем: им вдвоем настолько хорошо вместе, будто все препятствия между ними растворились, вообще. — Мне хорошо с тобой, — шепчет Гермиона ему в ухо исступленно, подергиваясь судорогой оргазма, — очень хорошо! Он вытягивается и в несколько приемов заканчивает, заталкивая семя раз за разом глубже. Гермиона приподнимает бедра навстречу с достойным усердием, прежде чем расслабляется на промокшей, пропахшей пряным запахом и запахом молока постели. Волосы у неё от влаги стали еще более кудрявыми, и запах — беззащитный и притягательный, идущий от её кожи, тянет её вылизать, как глазированный рождественский пряник. Ее даже в молоко макать не нужно: она сама сдобрена им, и Северус, выцеловывая кожу, пробует осторожно языком эти растертые капли. Они солоноваты от разделенного на двоих пота, поэтому вряд ли отражают действительность, и Снейп, приподнявшись, решает тронуть языком сам сосок, опуская руку к её скользкой щелке, испачканной им, чтобы еще поласкать. — О, — стонет она в ответ, суча ножками и совсем не против продолжения внезапного пира, который они бесстрашно затеяли сегодняшней ночью. Его губы на соске дают ей особые ощущения: чуткие, деликатные и чувственные пожимания, Снейп мягко дегустирует и одновременно ласкает, а она кладет ему руку на затылок и поглаживает, очень, очень нежно. Гермиона уже успокоена им, но пресыщения ещё нет, поэтому нега, которой она сейчас наслаждается, похожа на те теплые тропические воды, в которых они замирали в невесомости блаженства. Северус продолжает, не отвлекаясь: хочется, чтобы Гермиона, выжимаемая их мальчишкой до утомления, сейчас утомилась от другого, насытившись собственным телом. Катать её нежный сочащийся сосок приятно, а когда он старается попасть в такт пальцами, Гермиона начинает постанывать совсем беззастенчиво. Он ныряет подушечками пальцев внутрь и подразнивает, не давая ей передохнуть. — Пора научиться кончать, будучи взрослой девочкой. Не будь она сейчас увлечена процессом, она бы поспорила с его утверждением, что кончать она умеет уже очень хорошо. Но сейчас ей просто удивительно сладко, и все тревоги и даже усталость всосала воронка наслаждения, и поэтому она лишь сильнее елозит о пальцы, помогая себе и ему, конвульсируя мелкими судорогами рваного от усталости удовольствия, как вдруг поднимает голову и прислушивается. Нет. Ей показалось. Дариус безмятежно спит. Она переводит взгляд на лицо Снейпа — шалое, с заострившимися чертами. — Ты сам хочешь ещё? Или лучше спать? — Я думаю благоразумно дать тебе уснуть и поспать самому. — Северус шепчет, вытирая её сухой рукой и промокая эту руку о простынь. — Можно, ты меня обнимешь бедром? Он улегся рядом, смакуя расслабленность собственного тела, а когда Грейнджер подчинилась, поощряюще неразборчиво что-то пробормотал.***
Снейп знал, что Тёмный Лорд не забыл про младенца, и знал, что лучше не заставлять его напоминать, и сам собирался взять его если не в ближайший визит в Мэнор, то немногим позже. Но краткая записка, касавшаяся сведений по Франции, с припиской показать сына, переданная из Мэнора домовиком, яснее ясного показывала, что Дариус отправляется с ним, встретиться со своим Лордом теперь — побелевшим и привыкшим жить снаружи. Северус натянул шапку на голову с редкими тёмными волосиками и Дариус покривился: его мать делала это нежнее. Гермиона стояла рядом и такой понурой он не видел её с мая. — Он его не обидит. Никаких оснований. — озвучил Северус ответ на её взгляд и обернул малыша мантией. — Но зачем его нести туда одного, такого маленького? Под «одним» одна подразумевала то, что её в Мэнор никто не вызывал. За себя она сейчас не боялась совсем, хотя ведь мог быть и такой вариант: Снейп с ребенком перемещались куда-то, а её кидали одну здесь. Больше всего Гермиону тревожило то, зачем правителю Британии сейчас понадобился тощенький, тщедушный младенец. — Если бы он не был таким маленьким, то Томас захотел бы увидеть его раньше. Я не знаю. Это своего рода присяга, полагаю. — Северус приобнял её за плечи. — Я отправлю впереди нас патронус, как только я смогу быть свободен. Не робей. Дариус — залог того, что я безмерно благодарен ему за его решение. — Пожалуйста. Это относилось ко всему: к ее мольбе исполнить обещание, к надежде на правдивость его слов, к страху, что что-то всё-таки случится с ребенком и заклинанию защитить его. И только потом, когда он исчез, ее догнало осознание сказанного о патронусе. Да, однажды она видела его патронус. Дариус разглядывал дорогу до Мэнора с любопытством, но, едва они пересекли линию чугунных ворот, съежился и затих. Магия обители Темного Лорда подавляла и куда более крупных волшебников, чем этот. К тому же, доселе окружавшее сына волшебство было нежным и светлым — купленные уточки, Юки, заставлявшая дрогнуть в улыбке даже взрослых хозяев, а маленького хозяина улыбаться во весь пустой рот, и магия его матери: обволакивающая, как кокон, стирающая все заботы. Дариусу удалось примирить своих родителей друг с другом. Он получал двойную отдачу: и будучи объектом любви обоих, и урывая большой кусок с их собственного пира, после которого умиротворенная Гермиона брала сына к груди и ложилась обратно на взмыленную кровать. Снейп миновал пролёт и не обнаружил в гостиной, где обыкновенно проходили их сборища, никого, только темные волны мерно били по боку Шарм-Батона. Он отодвинул громоздкий стул и сел, укладывая Дариуса, тревожно таращившего свои глаза, поудобнее. Сын смотрел вбок и в коридор. Похоже, что кое-какие способности к ментальным искусствам перешли к нему по наследству — Дариус смотрел по направлению к коридору, ведущему к покоям Волан-де-Морта. — Не бойся. Ты такой славный, крепкий и умный. — Северус погладил одетую головку и наморщившийся лоб, расслабляя его, и склонился ниже, краем мантии натягивая для Дариуса полог. — Это хорошо. Северус обыкновенно понимал, предчувствовал появление, но не сейчас, когда был занят благополучием малыша. Голос Томаса прозвучал ровно. Темный Лорд возник позади, и Снейпу пришлось заглянуть за плечо; потом он предпринял попытку встать. — Не нужно. — бледные пальцы легко постучали по плечу и сместились на набалдашник стула. — Значит, это ты, мой маленький друг? Дариус смотрел теперь, не мигая, парализованный горящими глазами, как мелкий зверек светом. — Я помню, как Драко был таким. — Да, мой Лорд. — Только Драко был светловолосым, как его отец. Темным был другой младенец. Сердце Снейпа подавилось кровью и выплевывало теперь её редкими, судорожными ударами. — А твой сын похож на тебя. Нет никаких сомнений. Такие же осмысленные глаза. Северус медленно вдохнул. — Спасибо, Повелитель. — Он стабилен? Хорошо ест, у него нет… признаков болезней? — Да, мой Лорд. Гермиона не отходит от него, он быстро растет. — Хорошо. Не хочу, чтобы ты был рассеян посторонними мыслями, когда вы отбудете. Ты попытался поговорить с портретами? — Как я и думал, Повелитель, их диапазон эмоций уплощен, и, даже если они пытаются юлить, выходит неубедительно. Поэтому всё, что Вы узнаете от масляной миссис Малфой, будет либо сухими фактами, либо бесталанной ложью, пропустить которую Вам — фантастика. Дариусу стало жарко и он замотал ногами, пытаясь сбросить мантию. — Мне нужно, чтобы ты взглянул на карту. Возле стула возникла, поблескивая плетением, светящаяся от нитей магии колыбель. Северус встал, преодолевая покалывание адреналина в ногах, и опустил сына в воздвигнутую купель. От веса младенца она плавно качнулась, начиная монотонные движения. — Я думаю, начинать будем здесь. Если наша информация корректна, только посмотри, Северус, как бестолково они распределили силы. Выдвинувшись на следующей неделе, мы застанем их врасплох. Снейп склонился к ставшей общими силами крайне детальной карте. Пораздумав, он достал палочку и постучал самым кончиком по небольшому перелеску, по форме напоминавшему тот, в котором он поймал Грейнджер. Волан-де-Морт медленно качнул головой в знак согласия. — Новенькие пойдут впереди. — Разумно поставить их к… — Разумно — это не тратить настоящий авангард, если мы просчитались с предварительной обстановкой. — Тогда лучше не предупреждать их. — просто ответил Снейп. Тёмный Лорд оторвался от карты и всмотрелся в него. Северус был готов поклясться, что Томас подбирает слова. — Ты думающий волшебник, Северус. У меня много таких. Думающих. Что гораздо важнее, ты правильно понимаешь этот мир. В нас есть значимое отличие. Нет, мастерство, оно нарабатывается, тебе ли не знать, не трудись произнести это. Дело в другом. — Он повернулся к колыбели. — Ты не способен оторваться от этих чувств, от своей человечности. Возможно, это потому, что я сирота, а ты всё-таки нет. За много лет я знаю немало случаев — есть в тебе эта сентиментальность. И хорошо, что есть. Иначе мы были бы слишком похожи, Северус. Мы бы конкурировали с тобой. Снейп покачал головой и сделал шаг к нему. — Сейчас говорить буду я. — пресек его Томас, сам подходя вплотную. Хотя Северус был выше, он на секунду почувствовал себя ничтожным мальчишкой, коим предстал перед Волан-де-Мортом впервые, с грязными от котлов ногтями и в мантии, рукава которой не скрывают ни худобы, ни побоев. Царапнувший было льдом тон стал таять: — Я не хочу потерять тебя, дружок. А ты вскоре начнешь стареть. И ты будешь во Франции с самого начала вторжения... Да, ты пообещал мне своего сына. Но мне не нужен твой сын, Северус. Ты нужен мне, твои изощренные мозги, твоя память и твой опыт. Я должен сохранить тебя. И вот что я предлагаю. Лорд качнул старшей палочкой и рот Снейпа наполнился ощущением зеленого вязкого плода, мешающего членораздельно произносить слова. Очевидно, Томаса разговор беспокоил в не меньшей степени; Северус поэтому не должен был ему мешать. На дне черных колодцев Темный Лорд видел отчетливо отражение собственного страха, его лунные блики. — Я долго обдумывал, стоит ли так поступать. Начиная с того дня, когда тебя едва не убил рыжий мальчишка, чьи кишки молодые Пожиратели затем размотали по Большому залу. Чарли. Когда ты, в земле и крови, появился на пороге гостиной Мэнора, ты будто поднялся из могилы. А теперь ты отправляешься во Францию. Темный Лорд замолчал и шумно, с присвистом, очень медленно вдохнул. — Ты ведь слышал кое-что о путях к бессмертию. Такой человек, как ты, не мог не интересоваться этим. Северус кивнул. — Я думал над оптимальным вариантом. Но, когда ты обещал мне сына в услужение, мне всё стало ясно. У тебя будет много детей и много жен, Северус. Каждую твою смерть — новые. Много любви для тебя. Я дам тебе эту любовь. Волдеморт указал палочкой на светящуюся колыбель. — Я сделаю из него прекрасный будущий сосуд для твоей души. Продолжаясь в своих сыновьях, ты будешь рядом столько, сколько пожелаешь. Томас брал на службу его душу и собирался заплатить беспрецедентно высоким авансом. Только служба была неперестающей. На первый взгляд, выход с неё означал всего лишь смерть. Искушенный ум выхода со службы не обнаруживал. Его и не было: разделяя разум с собственным потомком, он никак не мог гарантировать, что в случае, если он выберет смерть, его потомок не решит остаться. Кроме того, плохая служба вполне могла перестать, ведь ему давался только аванс. Следующие платежи лишь предполагались. Если и существовала сделка с дьяволом, то выглядеть она должна приблизительно так. А он-то наивно думал, что его ледяное озеро Коцит расположено в лесу Дин, и что он удачно вышел из него сухим. Северус почувствовал, как в рот вернулась влага слюны, а с нею вместе и способность говорить, но говорить он не торопился. Два уголька, внимательно наблюдавших за ним, он видел периферийно и нечетко, будто был далеко от Мэнора. Дариус в повисшей тишине издал короткий и тревожный вздох и зашевелился в зловещей колыбели. Снейп знал это предвестие плача; оно вернуло его в реальность, требовавшую в лице Темного Лорда его ответа. Он подошел к мальчишке и протянул руку к мягкому лбу, провел по нему, по-над ухом, лучше натянул шапочку. — Это великая честь, мой Лорд. Не свернуть ли ему шею? Затем — себе? А Грейнджер? Кто свернет шею ей? Его стало потряхивать. — Я полагаю, это потребует подготовки, и Дариусу и мне нужно… — Необходимое я подготовил, Северус. Дариус смотрел на него и даже не плакал. Томас постучал палочкой по собственной ладони и стук отозвался на двери, едва различимой в затененном коридоре. Она распахнулась не сразу. В гостиную донеслась сдавленная ругань. Снейп обернулся. На пороге распахнутой двери стоял, скорее, пытался не упасть (но уже завалившийся на бедро), удерживаемый за связанные руки, молодой журналист, предпринимавший не так давно попытку отнять у него спокойствие и жену. Когда их взгляды пересеклись, Снейпа затошнило. Он видел такой взгляд — у нашпигованного дробью фазана, еще живого, подбитого его отцом на охоте и его же решением отданного на казнь сыну, коему пора было пройти обязательные пункты становления мужчиной. Птица всё понимала и смотрела на него, стоявшего с трясущимся в руке ножом на заднем дворе, пуговичным остекленелым глазом. Под рукой билось её живое сердце, а в горле билось его собственное. Он резанул, не глядя, попал по руке и не почувствовал боли. Тогда. Рудольф зашевелился, влекомый мрачным неизвестным Снейпу мужчиной, и тот, протащив его на полусогнутых ногах по полу, поклонился низко Темному Лорду, оставляя свою поклажу. Волдеморт, кивнув, указал палочкой на дверь, после чего стражник растворился, притом почти бесшумно. — Это всё, что нам потребуется. Остальное ты умеешь. Тёмный Лорд сосредоточился на ребенке, разглядывая Дариуса и почти потеряв интерес к Снейпу. Он давал ему возможность пережить эту мысль, и много мыслей после неё. Отсутствие одобрения в Северусе его идеи, немедленного желания приступить вызывало глухое пока раздражение. Он давал ему время сейчас. И всё время мира. А его гордый слуга трясся, как облитый щенок. — Северус. Снейп поднял отвратительный, пустой взгляд. — Я убивал неоднократно. Альбус, Минерва… — Нет, — отмахнулся Томас, — Крайне сложно использовать сослагательное наклонение, с посредником и вовсе невозможно. Возможно, тебе будет дурно. Северус не упустил уклончивую интонацию последней фразы: — А ребенку? — Ребенку нет. Он ничего не почувствует. — Да откуда тебе знать. Это вылетело механически. Вылетело то, что не должно было. Но Темный Лорд остался на удивление спокоен. — Неоткуда, ты прав. Зато ты должен помнить это хорошо. Снейп потянулся за палочкой, избегая взгляда в глаза. — После того, как ты убьёшь его, я начну читать заклинание. Советую дышать глубоко. Волан-де-Морт швырком левитации поднял журналиста на ноги. Рудольф смотрел прямо перед собой, а Северус никак не мог собрать разбегающееся чувство паники: это седой старик стоял напротив него и смотрел с жалостью. Волна гнева, которую он испытал тогда, загнанный в угол, захлестнула его многократно. Он не имел права смотреть на него так, он отобрал (хотел отобрать) у него всю его жизнь! Мелькнула зеленая вспышка, глухо повалилось тело Ван Гоука, а совет Тёмного Лорда пригодился. Несколько секунд, пока тот шипяще растягивал мелодичное заклятье, ничего не происходило. Затем Северус почувствовал, как его лёгкие взорвались жаркой болью, распухли, сломали каждое ребро, разорванные, полезли вверх, по гортани и, споткнувшись о кадык, чудом остались внутри. Он схватился за горло, пытаясь вздохнуть, но боль только усиливалась. Перед глазами поплыло, он видел тёмную нить, протянувшуюся от его ключиц к Старшей палочке, он видел, кажется, своё же сердце, видел, пока кислород не закончился. Всхлипнул Дариус. — Всё, Северус, всё. Отдохни. Чужая магия вытащила его на берег, и он снова дышал, правда, через раз, а рядом так же рвано дышал на полу младенец. Когда Снейп на нетвердых ногах поднялся, механически закутывая размотавшееся одеяльце, то понял, что сын дышит ровно так, как он сам. — Неприятно, правда? Нужно здесь прибрать. Тёмный Лорд спокойно, с удовольствием улыбался. В нём сейчас отчётливо проглядывал человек. Пока Снейп всё смаргивал, пытаясь вглядеться, видение исчезло, а Томас зашипел, призывая змею. Северус знал, для чего, и торопливо поклонился. — Вы сможете добраться? Северус кивнул, прижимая к себе Дариуса, который то ли спал, то ли пребывал в таком же оглушенном состоянии, и стал осторожно спускаться вниз ступенями, по которым ходил тысячу раз. Стояла тёплая для середины марта ночь. Кожей он ощущал образующуюся противную, уже не впитывающуюся одеждой лужу пота. Гермиона ждала их и ждала новостей, и ждала долго. Снейп сжал древко палочки. — Экспекто патронум! — почти выкрикнул он, вскидывая руку в направлении своего пути. Его лань, вырвавшаяся на волю, сделала три длинных нервных прыжка, с каждым ударом о землю теряя чёткость. Затем поток света исчез.