— Долли, мы у Виктора поспим, наверху, можно?.. Долли?
— Можно! — отозвалась Долли.
Стелла выбрала Долли в старшие, почувствовав её гордость и рассчитывая на её серьёзность. Она судила книгу по угрюмой обложке и не поняла, насколько Долли любит книги.
Теодор вернулся к Виктору, разводя руками.
— Наша старшая спать не будет, — Виктор улыбнулся.
— Дохлый номер, раз она читает. Она разберётся.
— Если хочешь, можем… — Виктор махнул рукой на ступени.
Он не знал, на что надеется — что Теодор, это уже ясно, никакой не задира из подростковых фильмов, и заполнит другой архетип? На пижамную вечеринку и Рождественскую полуночную болтовню о хорошем будущем, которому не бывать?
Лео сказал ему, когда собирал вещи, чтобы уехать в приёмную семью:
Скоро тебя тоже усыновят, будем на городскую горку вместе ходить. Или в парк. О, а прикинь — нас отдадут в одну школу?
Лео усыновили. С ним всё будет хорошо. И ведь он был прав… Виктор был в тепле и уюте, пусть его усыновили не скоро и не формально, странные люди с фамилией, похожей по звучанию на безысходное колыхание волн…
— У тебя поспим? — Теодор засветился от радостного, растроганного осознания, и всё решилось.
Эрик устроил детям-гостям место на диване. Теодор забрал свой плед и полосатого кота.
— Такие коты сделаны, чтобы быть, как подушка. И у них есть плед внутри. Видишь молнию?
— Лежать на нём, как на подушке? — Теодор нахмурился.
— Ему не будет больно, он же для этого сделан. Они мягкие очень, попробуй.
— Хочешь потрогать?
Теодор протянул кота Виктору; Виктор с улыбчивой досадой и сопением отмахнулся:
— Попробуй полежать на нём!
Теодор рассмеялся — полумрак блеснул на его зубах — и послушался. Он уложил щеку на кота, другой рукой гладя стежки, из которых была вычерчена его морда. Виктор всматривался сквозь полумрак, поверх одеяла, как Теодор удивлённо трётся щекой о плюшевую шерсть.
— Я говорил, — Виктор довольно улыбнулся, — тебе что, такие не покупали?
— Мне нравились механические игрушки. Роботы, которых можно собирать и двигать, или такие механические свиньи — их можно одевать, есть сумка, чтобы носить их с собой, кормить… Я, правда, не играю сейчас, я в школу хожу, но…
Виктор слушал.
В кухне было темно. Свет был только у окна — там Долли и устроилась. Снег бросал тени на ряды красивого шрифта.
Вместо первой главы была длинная апология автора. Долли читала, внимательно нахмурив лоб, но многого не понимала. От поскриптума она рассмеялась. Ей понравился вежливый гнев, она радовалась от слов «с наглостью, которая, мне кажется, должна караться законами» и ей не терпелось их кому-то сказать, в гостиной кто-то ходил.
…В гостиной кто-то ходил. Осторожными шагами, не похожими ни на бесшумную поступь Виктора, ни на скользящую — Теодора, ни на уверенное изящество шагов Стеллы, ни на мерное спокойствие шагов Эрика.
Пугающее осознание подкрадывалось медленно и осторожно — точно так же, как сама Долли кралась к двери.
Шаги были слева, удалились, завернули… Долли положила книгу на пол и осторожно, медленно приоткрыла дверь, выглянула в щель.
За углом лежала тень.
Пока она леденела, дядя Аллекс заговорил сквозь время.
Что делать, если в дом залез ворюга?
Первым делом — убедитесь, что это правда ворюга, а не собака топает или водопровод шумит.
Доказательство: тень, копошащаяся, как насекомое, нагло растянулась в бледном свете окна.
Вторым делом: сохраняйте спокойствие. Когда в доме какой-то придурок — это страшно. Начнётся адреналин, начнётся сердцебиение. Пара глубоких вдохов.
Долли, дыши, напомнила смесь отцовских голосов; Долли послушалась.
Третьим делом. Не надо с ними драться. Вы не знаете, с оружием оно, без оружия, а если у вас будет свой огнестрел и вы его вытащите, можете сделать только хуже. Надо как можно скорее выйти из дома и вот, четвёртое дело, позвонить в полицию.
Всё будет нормально, она последует четырём простым шагам и всё решится, никто не умрёт. Телефон в кармане свитера, входная дверь совсем рядом, только шмыгнуть — но Тео! Долли слёзно сморщилась.
Тень исчезла за углом…
А чтобы ходить по ступеням бесшумно, держитесь за перила и наступайте на пучок стопы, вот да, так. Обувь самая шумная на пятках, потому что она там твёрже. Долли была в носках.
«Не дёргайся только, Тео, не вскрикивай, ты пугливый…»
Тео не вскрикнул, только повернулся. Палец Долли был на её губах ещё до того, как она открыла дверь и медленно, как можно тише, чтобы не щёлкнуть ручкой, прикрыла.
— В доме, — произнесла она чётким, тихим шёпотом, чётко двигая губами, — кто-то. Есть. Кто-то. Залез. Нам надо. Выйти.
Глаза Виктора были распахнуты от ужаса, но он ответил без промедления, таким же шёпотом, показывая большим пальцем в сторону:
— Там есть. Отдельный. Выход.
Долли закивала.
Виктор подскочил быстро. Теодор мешкал, растерявшись; Долли молитвенно потрясла ладонями.
Виктор выглянул в приоткрытую дверь поверх макушки Долли. Долли ткнула пальцем вправо — туда, где видела вора. Виктор ткнул пальцем влево — туда, где был выход.
Они крались быстро и тихо. Виктор обогнал их на ступенях и встревоженно оглянуля. Копошение теперь было в кухне: резиновое чпоканье холодильника, шумные глотки… От гнева Виктор замер, сжал зубы и кулаки, но Тео потеребил его за рукав, а Долли в разгневанном отчаянии затрясла руками — она уже прошмыгнула к двери.
За дверью глухо и лениво свистела метель. Снег залепил Виктору лицо; он вскинул локоть и зажмурился. Теодор дрожал, выпучив глаза в пустоту — холод был смутно знакомым.
Долли, заслоняя телефон от снега ладонью, набрала «911».
Гудки. Гудки. Гудки.
…Очень долго гудки. Долли часто задышала, не зная, что отвечать обращённым на неё, требовательным и напуганным, глазам Виктора и Теодора.
— Он-ни не отв-отвечают.
— Козлы хреновы, на удержание поставили, — разъярённо прошептал Виктор.
— Так можно?..
— Конечно, блять, можно… — он обернулся к двери. Выпученные глаза Теодора метнулись к нему и сосредоточились. Он схватил его за рукав:
— Не ходи туда.
В доме раздался грохот.
В
её доме! В
их доме!.. Там были дорогие вещи, там была вся уязвимость дома, оставленного хозяевами —
она могла туда вернуться, к разгрому, к пропаже чего-то важного, а он ничего не сделал… Рука Виктора метнулась к ручке.
Руки Теодора метнулись к нему. Он шагнул поперёк Виктора, наступил на него, схватил.
Долли отступила от них в ужасе. Она хотела сказать им не драться, не быть идиотами, но слишком сиьлно тряслась от страха, от холода, и от гудков, которые не прерывались голосом.
— Пусти, — просяще, зло шептал Виктор.
«Не пущу. Оно того не стоит. Не ходи туда. Не надо, — Теодор не осознавал, что не говорит это вслух. Виктор всё же пробился мимо него. Он двигался так медленно, бедный — как он собирается драться с грабителем, если так медленно тянет руку к двери? Теодор перехватил его запястье, перехватил его поперёк груди и прижал к себе, — кого ты защищаешь? Там просто вещи. Оно того не стоит. Они
тебя не стоят».
В доме вновь что-то грохнуло — звякающе, ломаясь.
— Пусти! — шёпотом вскрикнул Виктор. Он уже хотел ударить Теодора локтем, несильно, просто чтобы тот отпустил; Теодору его отчаянные рывки казались плавными.
В его голове стояла тёмная тишина; каждая мысль была заточена и он помнил всё одновременно. Кроме Виктора важной была только Долли — а Долли умная. Она никуда не побежит. Если надо будет, он поможет и ей.
Долли тряслась от
потребности сделать хоть что-нибудь — заехать Виктору, потянуть Теодора за шиворот и повалить в сугроб, чтобы они не привлекли внимание вора; трубку не брали; тогда папе позвонить!
Она оборвала, не услышав за шумом сердца и снега в ушах первое мгновение речи оператора, и начала искать окоченевшими пальцами контакты папы.
Впереди, за затылком Тео, что-то мелькнуло — Долли нервно вскинула голову.
Мир смягчился и окрасился наивными, чистыми цветами иллюстраций из детских книг.
Это была полицейская машина. Патрулирует. Едет мимо.
Долли сорвалась с места, когда бампер машины приблизился к углу дома, грозясь исчезнуть навсегда, и что было сил вскрикнула:
— Помогите!
Телефон выпал из её руки. Контакт «Папа-2» остался ненабранным. Виктор побежал следом за Долли, разбивая ногами снег — Теодор отпустил его сразу же, всё осознав с первой секунды взгляда на машину.
Он глядел ему с Долли вслед, тяжело дыша, и постепенно его зажавшийся разум разгладился. Мир ускорился, стал холодным и светлым и холодным, очень холодным! Тео обхватил себя руками, застучали его зубы — опасливо посмотрев на дверь, он отшатнулся и побежал к Долли.
Долли уже сама бросилась к нему. Она сжала его злых объятиях. Виктор говорил с полицейским быстро и чётко, показывая трясущейся рукой на дом.
Раздался звон разбитого окна. Виктор чуть не сорвался с места, но полицейский обогнал его. Второй прикрикнул детям оставаться на месте.
…Виктор провожал полицейскую машину взглядом. Ему показалось — показалось, точно, показалось — что вор был ненамного старше его.
— Виктор?
Он обернулся к обеспокоенным глазам Теодора. Вдалеке шелестело журчание — Долли обмывала горячей водой окоченевшие руки.
— А ты чего не греешься? — Виктор закрыл дверь, чтобы не пускать сквозняк.
— Мне уже нормально.
— Ты… За то, что там…
«Спасибо», «не надо было соваться», «береги себя, придурошный, не надо так…»
— Всё же хорошо, — Теодор улыбнулся, — и хорошо кончилось. Я просто рад.
— …Спасибо.
— И твоё пианино цело, вообще всё в порядке.
Во всём доме пострадала только кухня. Вор напился молока, в окоченелом замешательстве ударился о шкаф и разбил посуду.
Он был бы умнее, но слишком давно голодал — и, скрюченный в полицейской машине, с усталой безысходностью думал единственное: по крайней мере он будет зимовать в помещении.
Пусть в плохо отопляемом, пусть полным враждебных людей, пусть его жизнь загнётся дугой в окружной тюрьме. Хоть не в холоде. Весна для него и так не наступит.
***
Долли проснулась в семь утра с ужасающей пустотой на месте, где должен был быть её телефон. Виктор и Теодор проснулись от её воющих всхлипов — и помогли друг другу втолковать ей, что всё в порядке, что телефон работает, помогли позвонить отцу.
— Папа, — вскричала она, едва услышав «алло», — это какой-то пиздец! Они нахрен уехали, мистер и миссис Райхенб… Райх-
хер, сволочи, а в дом! Залез грабитель посреди ночи, мы сидели на холоде, Теодор себе ноги чуть не отморозил…
Теодор замотал головой.
— Говорит, что не отморозил, а значит, точно отморозил! Пап, забери нас, пожалуйста!
— Мы уже едем, ты цела?
— Да, всё нормально, — Долли шмыгнула носом; её речь смазалась во влажный хнык, — я просто очень испугалась и я звонила в полицию, а они, суки, не ответили, на удержание меня поставили, Виктор сказал, это полное дерьмо, нахрен, пап…
Виктор дёрнулся от изумления. Он уже, оцепенев, ждал, пока Долли обвинит его, расскажет, как он чуть не привлёк внимание грабителя и не погубил их всех — а она не сказала… И Теодор опять взволнованно на него смотрел. Виктор покачал головой.
***
Вскоре к дому Райхенбергов подъехали три машины. Вэн, «Тесла» и белый кроссовер.
Нил и Дилан выскочили из вэна одновременно — по-утреннему мятые и перекошенные от ужаса. Их вскрики «Долли» и «волчик» слились с облегчённым воплем «папа», и они сошлись, обнимая Долли в четыре руки, закрывая её.
Теодор скользяще семенил, уже одетый, на ходу извиняясь. Уильям подоспел на секунду быстрее — он выходил с пассажирской стороны — и взял его лицо в руки, обеспокоенно вскрикивая:
— Что у тебя с ногами?!
— Машина, — Аллекс опустился перед Теодором на колено. Торопливо, но аккуратно схватил и осмотрел его руки, — машина, там тепло и там тёплые носки.
— Со мной всё хорошо.
— Носки, котик, пожалуйста.
Из машины вышла Стелла, обжигая Виктору зрение. Он замер на пороге, скованный кипящей виной — не позвонил, не предупредил её… Ему просто не пришло в голову — он ведь мог со всем справиться сам…
— Что происходит? — спросила она, распахивая глаза в изумлении.
Глаза Нила тоже распахнулись — от гнева. Дилан приобнял Долли и отнял от руку, провожая мужа пасмурным взглядом. Долли уже успокоилась у отцовского плеча и тоже смотрела на Нила, с таким же злорадным ожиданием. Нил замечательно ругался.
— Вас куда, нахрен, понесло посреди ночи? — Нил раскинул руки. Стелла оглянулась на «Теслу» — Аллекс и Уильям были заняты Тео и его носками. — Это вопрос риторический, если что — вас никуда не должно было понести, когда дома три ребёнка! Которых вам доверили!
— Что произошло?
Нил всплеснул руками:
— Всего-то грабитель залез к вам в дом!
— Вам посоветовать сигнализацию? — холодно отозвался Дилан. Долли крикнула:
— От того, что вы неосторожные и безответственные, вам можно только по голове посоветовать!
— Простите, — сказал Эрик, веско и напряжённо.
Он не стал оправдываться. Он знал, что ничего не сможет сказать. Вермиллионы отвернулись к вэну.
Райхенберги посмотрели на Виктора. Стелла шагнула; Виктор выпрямился и моргнул, зимнее солнце блеснуло в его глазах. Он знал, что, как только Стелла коснётся его, обнимет, он разрыдается.
Серреты-Густавссоны готовились уехать, но Теодор что-то крикнул родителям и выбежал из машины:
— Виктор! — с его головы упала шапка; Аллекс со стоном любящей досады выбежал её подобрать.
Стелла провожала Теодора настороженным, тёмным взглядом.
Теодор поднялся на порог, стянул перчатку и, пошатнувшись, затормозив, взял Виктора за руку. У него была холодная, раскрасневшаяся ладонь — с бугристыми штрихами шрамов на внутренней стороне пальцев. Виктор поражённо смотрел на него. Теодор смотрел мягко и неуверенно.
— Ещё увидимся?
— Да, — выдохнул Виктор и, забыв об осторожности, сжал его ладонь в ответ. Тео расплылся в улыбке, отпуская его.
Оборачиваясь, он чуть не натолкнулся на Стеллу и Эрика и запрокинул голову, чтобы заглянуть Стелле в глаза:
— Не ругайте его, он ни в чём не виноват.
— Мы не собирались, — Стелла улыбнулась. Зимняя белизна блеснула на её зубах. Теодор обошёл её, неловко кивнул Эрику и к «Тесле» уже пятился, не отрывая от Виктора глаз.
На секунду, когда Виктора перекрыли фигуры взрослых, у Теодора дёрнулось сердце — мир едва не замедлился снова. Рука Стеллы тянула Виктора внутрь, но он задержался, чтобы смотреть на Теодора в ответ.
У Теодора была плохая визуальная память. Он запомнил только силуэты: долговязого ребёнка, желтоглазого мужчины и женщины, на которую в тот миг упал свет — и Теодор запомнил её безглазой.
