Fix you

      "Устала?", спросил он, подождав несколько секунд, пока я поудобнее устрою голову у него на груди. Я, кажется, слышала, как вопрос эхом разнесся внутри его большого тела, пока наконец не растворился во мне. Как будто поднесла к уху ракушку, чтобы послушать "море". Одновременно с его еще на тот момент непривычным низким, немного хриплым и довольно тихим голосом, я слышала стук сердца. Спокойный, размеренный ритм, так идеально подходивший для своеобразной медитации. Спокойствие, о котором я мечтала последние пару часов безвылазного сидения за столом с ноутбуком, наконец-то неизбежно начало растекаться по всему телу из самого центра. Его сердце не только разгоняло кровь внутри него, но и заставляло это необходимое умиротворение добраться до всех возможных частей меня. И я почувствовала, как разжались наконец мои пальцы, как расслабилось лицо, со лба ушла эта складка напряжения прямо между бровей, и мое дыхание само по себе синхронизировалось с его. Его вдохи и выдохи действовали как колыбельная, и я понимала, что еще чуть-чуть и провалюсь в сон. "Угу", промычала я, вдавив в его ребра раскрытую ладонь. Нет, мне не хотелось делать ему больно. Просто хотелось как можно большим количеством нервных окончаний почувствовать его тепло. Его прикосновения проникали гораздо глубже если закрыть глаза, так что когда горячая широкая ладонь продвиналусь от колена, закинутого к нему практически на живот, вверх по бедру, даже через домашние штаны, в которых я провела весь день, его пальцы чувствовались как будто самой кожей. Крепкие, уверенные, настойчивые движения волновали меня совсем не этим, а своей обычной нежностью. Осторожность, с которой он касался меня, тоже до сих пор была непривычной, но я хотя бы перестала дрожать, как осиновый лист, каждый раз как до, так и после его рук. "Хочешь чего-нибудь?", снова то ли прошептал, то ли просто очень тихо сказал он мне куда-то в макушку, оказавшуюся у него под подбородком. Его рука тем временем с бедра переместилась под свитер, немного задрав его, и теперь жар ладони прожигал тонкую футболку, пока он медленно водил ею по моей спине. Это был его второй приезд и я все пыталась сообразить, как получше запечатлеть эти ощущения его рук, которые иногда как будто были повсюду. Я бы вытатуировала их обычную траекторию на всем своем теле, но это была бы всего лишь картинка. А в периоды расставаний мне не хватало его физически. Это было пугающе. Страшно. Но приносило невыносимое удовольствие. Каждый его приезд ознаменовывался тысячами долгожданных, желанных касаний. И все они пронизывали насквозь, напитывали меня своей силой и теплом.       Наверное, поэтому так сложно было сосредоточиться на работе, когда буквально в паре метров от меня был он. Все наши намерения провести день вместе накрылись медным тазом из-за внезапно подвернувшегося проекта. Отказываться было совсем неразумно и когда я писала ему сообщение о смене планов, надеялась лишь на то, что мы сможем увидеться. Хотя бы на несколько часов. Но когда в ответ на длинный излишне эмоциональный текст он ответил вопросом, "А ТЫ хочешь, чтобы я приехал?", у меня конечно же не нашлось никакого другого ответа кроме громкого в моей голове, сердце, теле "ДА!" и короткого "Ofc" в чате. И он приехал. Где-то во второй половине дня позвонил в дверь. Я была в рабочем перевозбуждении и на автомате нажала кнопку домофона, дождалась, пока он поднимется, впустила в квартиру, все это время обдумывая какую-то очередную деталь, совершенно не связанную с его приходом. Собственно, этого я и боялась. Я не умела "работать" на два фронта. И если что-то занимало мое внимание, то все остальное отодвигалось на второй план. Я просто не знала, что из этого гипноза меня может вывести его запах. Конечно же мы обнялись, стоило ему прикрыть за собой дверь. И когда мои пальцы зарылись в его волосах на затылке, когда шею снова "поцарапала" его щетина, когда я учуяла его, как охотничий пес, мой мозг, похоже, выключил все другие чувства, кроме невероятного, нечеловеческого желания обладать им. И я как будто проснулась, пришлось даже поморгать несколько раз, прежде чем неожиданно для себя самой впиться губами в его кожу прямо на воротником футболки. Где-то, как будто в каком-то отдалении, я слышала, как он смеется, чувствовала под своей грудью характерную вибрацию его тела. Но смех прекратился, когда я сначала лизнула его губы, а потом поцеловала. Я только успела выдохнуть, "Shoes", и, выполнив мое указание, он откровенно дотолкал меня до комнаты, до дивана, который я на какой-то черт собрала.       Я чувствовала себя голодной, измученной жаждой, истосковавшейся по его коже. Мне хотелось выпить всего его, иссушить. И лишь когда большая часть без того немногочисленной одежды оказалась на полу, только тогда я испытала долгожданное облегчение и из груди с какой-то необъяснимой болью наконец-то вырвался стон. Я даже не задумывалась до того момента, насколько пустой ощущала себя. Насколько ярче можно видеть. До него вообще все было как-то по-другому. Он пугал меня до безумия. Своей властью надо мной, которая наверняка не могла укрыться от него, учитывая то, с каким остервенением я на него кидалась. Я и сама себя пугала. Тем, что вдруг обнаружила, что способна на гораздо большее, чем когда-либо представляла. Мысли, движения, многие из которых я проживала впервые, все они исходили откуда-то изнутри. Из того места, о котором я раньше и не догадывалась. Но он.. он многое поменял, так быстро внушив мне чувство абсолютной безопасности и по каким-то непонятным причинам завоевав мое доверие всего за несколько дней. Иногда, оставаясь наедине с собой, я поневоле впадала в панику, потому что ну ведь все это не могло быть чем-то здоровым. И не могло сулить ничего хорошего. И я радовалась его разъездам, потому что иначе мне грозило сгореть в этом помешательстве, утратив последние крошки разума. Все-таки, в эти недели порознь мы вынуждены были вести разговоры, потому что, как оказалось, мы оба не способны были преодолеть жгучую тягу друг к другу и приходилось довольствоваться тем, что оставалось доступным в наших условиях. И в моменты, как тот, когда он появлялся на пороге, в первые минуты я не хотела уже ничего, кроме его тела.       Мы управились довольно быстро. Я чувствовала такую легкость, что невольно рассмеялась, обессилено уронив голову ему на плечо. Только через несколько минут смогла поднять глаза, наконец-то увидеть его трезвым взглядом и пробормотать, "Привет". Такой же, каким был при расставании, он улыбался, но немного, как будто сам еще пребывал в этой вязкой дымке наслаждения. Но даже из-под едва открытых век пробивался свет темных глаз, от которого у меня и переставало работать критическое мышление. Он опьянял меня в прямом смысле. И именно это состояние по большому счету и стало причиной моей мгновенной капитуляции перед своими непривычными чувствами к нему. Избавившись от кошмарного голода, я уже вполне готова была вернуться к работе, но его близость, его дыхание, его кожа, не отпускали меня и мы вынуждены были провести так еще какое-то время, вцепившись друг в друга. В реальность нас вернули такие неприятные в тот момент характерные звуки входящих сообщений в десятке чатов, донесшиеся из ноутбука.       Остаток дня мы просидели практически в тишине. Я не знала, чем он занимался, находясь где-то в той же маленькой комнате. Периодически до меня внезапно доходило, что тут есть еще кто-то. И это даже не собака. Хотя глаза его были очень даже.. собачьими? Я ухмыльнулась сама себе от этого сравнения и услышала, "What?", от чего стало только забавнее. Не оборачиваясь, я, с типичными для бабуль звуками, потянулась руками к потолку в надежде хоть немного размяться. И, покачавшись из стороны в сторону, внезапно наткнулась на знакомое теплое тело, оказавшееся почему-то слишком близко к моему стулу. "Над чем смеешься?", снова спросил он, погладив мое запрокинутое лицо и поцеловав нижнюю губу. "Любишь песиков?", с дурацким смешком пробубнила я. "Что?", не понял он, но не сдержал ответной ухмылки куда-то мне в нос. "You're a dawg", протянула я, прикрывая крышку ноутбука. Его улыбка все еще была на месте, "Хорошо, я – песик", согласился он и добавил, "хочешь чай?".       Каким-то образом запомнив, что я пью литры чая, он даже пытался научиться заваривать его просто наблюдая за мной. И когда я вошла на кухню, все еще немного погруженная в свои рабочие мысли, ведь до ее конца еще было далековато, то с удивлением заметила полный и горячий прозрачный чайник, купленный мной чуть ли не первым делом,стоило только заселиться в эту квартиру. Эти казавшиеся нелепыми мелочи как будто проясняли мне же самой, почему я с такой легкостью ему доверилась. Он обволакивал меня заботой. И, наверное, стоило бы в который раз насторожиться, стать более бдительной, не нырять в эти невыносимо приятные чувства с головой, но.. было уже настолько поздно, насколько вообще это возможно за пару встреч и десятки часов разговоров. Он уже успел сесть на стул и я, достав из холодильника свое драгоценное стрессоподавляющее ведро с мороженным, протянула к нему руку и погладила колючую щеку. Он повел себя в точности, как мой кот, которого пришлось оставить дома с отцом. Закрыл глаза и толкнул головой мою ладонь, заставив тем самым прижать ее посильнее. Накрыв мои пальцы своей широкой ладонью, он потерся о них всем своим большим лицом и поцеловал, казалось, каждую подушечку. Я умирала от его нежности. От каждого движения. Иногда казалось, что он нуждается в этом даже больше моего, таким жадным до моих прикосновений он бывал. В конце концов я оказалась на его коленях, сев к нему лицом, все еще держа между нами немного заиндевевшее пластиковое ведерко. Его глаза оставались закрытыми, а ладонь все прижимала мою. Он просто дышал. И, вроде бы, улыбался. "Что творится в твоей голове?", едва слышно прошептала я ему в самое ухо, "Расскажешь?". От легкого поцелуя в висок он улыбнулся чуть шире, и на щеке едва заметно проявилась ямочка. "Ничего", пробормотал он, "буквально ничего. И мне так хорошо". Я прекрасно понимала, о чем он говорит. И задавать другие вопросы не было смысла. "У меня две ложки, если что".       После мороженого я и надела свитер. И просидела в нем до вечера, хотя в квартире было не то, чтобы холодно. А он периодически подносил мне кружки с чаем, забирая пустые. На столе то и дело появлялось что-то из моих запасов сладкого, а в какой-то момент звякнула тарелка с тостами. Я подняла глаза, услышала, "Тебе поесть уже надо", и заработала очередной колючий поцелуй в щеку. Мы периодически перебрасывались парой фраз, чтобы потом снова замолчать на долгие минуты. Принося очередную кружку, он неизбежно обнимал меня, вырывая на секундочку в свой мир, вдыхая меня, подпитываясь мной и снова отходил, не требуя ничего взамен. Он никак не мог справиться со своей тоской по прикосновениям, а я была совсем не против, скорее даже наоборот. Просто не знала, что так тоже можно. Можно быть рядом и врозь одновременно. Можно быть невероятно близко, не игнорируя потребность в личном пространстве. И когда он отпускал меня, чтобы снова отойти в сторону, я еще пару минут размышляла над всем этим и пыталась поверить, что именно он пришел в мою скучную жизнь. "Хэй", в какой-то момент позвала негромко я, обернувшись в его сторону. Он поднял глаза. Очки, лохматая голова, темная футболка, джинсы, снова босые ноги, в то время как на мне были шерстяные носки, "Мм?" помычал он в ответ. "Может, это и так понятно.. но так хорошо, что ты здесь", медленно проговорила я, "так хорошо". Он улыбнулся и мы смотрели друг на друга еще какое-то время.       Так что единственным возможным ответом на его вопрос, который для меня, слишком уж впечатлительной, наверное, снова казался проявлением заботы, был "You". Я была голодная, уставшая и сонная. И если бы не он, я бы доела мороженное, включив засмотренный до дыр ситком и уставившись в экран телевизора. А после завернулась бы в одеяло и проворочалась без сна до утра, снова и снова прогоняя в голове бесконечный поток тревожных мыслей. И я улыбнулась. В который раз за тот день. Потому что все это мне не грозило в ближайшие часы. Никаких больше забот, никаких переживаний. Может, немного грусти, но не из-за ледяного чувства одиночества, а из-за неотвратимости разлуки с тем, кто перевернул внутри меня все вверх дном. И, переполнившись невыразимой нежностью, я вновь обрела силы. "Чего я хочу?", переспросила я, приподнявшись ненадолго на локте, чтобы в сумеречной комнате попытаться заглянуть за его морщинки у глаз. "Чего я хочу", уже немного усмехнувшись и отбросив вопросительную интонацию, повторила я и села на него сверху. Все еще пытаясь разглядеть его глаза в тусклом свете, проникающего с улицы через незашторенное окно, я потянула свой свитер вверх, зацепив пальцами футболку, и весь этот комок ткани в конце концов оказался рядом с нами на диване. "Чего ты хочешь?", наконец отозвался он, проведя своими внушительными ладонями по моим бедрам вверх, остановившись в сантиметре от груди, впиваясь пальцами в ребра. И под звук его внезапно ставшим тяжелым дыхания, слегка покачиваясь от его становившемся все более нетерпеливым ерзанья подо мной, я скорее выдохнула, а не сказала, упершись руками ему в грудь, "You".