Во мне ребенок, что мешает спать
Растет, как свет, чтобы рождать теней.
Играя, тянет под кровать, но злится небо,
Там вот-вот взойдет Сатурн, чтобы сожрать детей.
Скар раздраженно выдыхает душный воздух из своих легких в душный салон автобуса, когда песня заканчивается. Потому что внутри у него диссонанс. Полная несостыковка с тем, что он слышит, и тем, что он видит. Потому что солнце, падла, раздражающе пилит его глазные яблоки, нагло прорезаясь через окно. (Тут даже занавесок нет, что это вообще за сервис?) Потому что это напрочь портит ему всю атмосферу. Атмосферу безысходности, атмосферу обреченности, атмосферу, полную тихого хтонического ужаса. Потому что нельзя. Нельзя быть таким радостным, как это злоебливое солнце, когда ты сидишь в душном автобусе, переполненным незнакомыми тебе детьми, и едешь куда-то в лес в неизвестном тебе направлении. Ох, вот бы этот гребанный Сатурн все же взошел. Вот бы он был зверски голоден. Скар бы первым встал в очередь на съедение. Но все это лишь сладкие грезы, потому что в реале никакое небо не злится. Оно вообще готово простить всех и вся, святость из него так и сочится ослепляющими лучами. Кто вообще придумал детские лагеря, серьезно? Может, это просто затянувшаяся шутка, вышедшая из-под контроля? Может, кто-то ляпнул, не подумав, и теперь миллионам детей приходится с этим мириться? Может, хоть кто-нибудь это остановит? Может, хоть кто-то остановит этот тупой автобус и развернет его обратно? Но автобус и вправду останавливается. Правда, поворачивать назад почему-то не торопится. Вместо этого все вокруг начинают копошиться и шуршать вещами, двери медленно и грузно открываются. Скар неохотно глядит в окно, оглядывая резные ворота въезда в лагерь. «Отражение» Окей, ладно. Возможно, он погорячился. Возможно, все не так уж и плохо. Возможно, все еще хуже. Потому что хорошую вещь «Отражением» не назовут. Он проверял — в зеркало смотрелся. Скарамучча вынимает наушник, когда слышит голос их сопровождающего, громко гремящий: «Выходим!» И Скар медленно отрывает свои конечности от неудобного после долгой поездки сидения. Хрустит затекшими конечностями, морщится, когда капелька пота мерзко скатывается по позвонкам (видимо, пора выкидывать свои черные шмотки, плюс двадцать пять это не шутки), и взваливает на плечо свою спортивную сумку. Ее вес неприятно оттягивает вниз, хотя вещей у него было не то чтобы сильно много. Он определенно что-то не понимает в физике. И, спускаясь по слишком высоким ступеням в адский июльский жар, Скарамучча думает, что Сатурн всех конкретно наебал.***
Скар вообще редко жалеет. Да и сейчас он не жалеет, совсем нет. Сейчас он проклинает себя из прошлого. Он готов выучить язык мертвых, вернуться на неделю назад и осыпать самого себя проклятьями на несколько поколений вперед. Потому что огосподиблять. Он не подумал. Он не подумал о том, что ему придется жить с другими людьми. Три недели. Сука. — Ну ты чего? Так и будешь в дверях стоять? Да, он будет жить на пороге. Пустит здесь корни, ляжет поперек выхода, и жильцы этой комнаты будут покидать лагерь только через его труп. Но, как бы ни был велик соблазн, вместо этого приходится влачить свое тело в комнату, неуютно ведя плечом и оглядываясь. И Скар намеренно не смотрит. Скар намеренно игнорирует парня, не сводящего с него глаз. Чистейших аквамариновых глаз. Вместо этого он кидает сумку на свободную кровать. В самом углу, рядом со шкафом. Скорее, по привычке, чем осознанно. Останавливается на секунду, вздыхает. — Ты так и будешь на меня смотреть? — оборачивается через плечо, отчего парень вздрагивает. Его косички, совершенно дебильные, с бирюзовыми концами, от этого действия скатываются с его плеч. — Как тебя зовут? — он, кажется, вопрос вовсе игнорирует. И улыбка на его лице растягивается сахарная, карамелезированная. В такой обычно мухи тонут и захлебываются. Он болтает ногами, свесив их со скрипучей кровати, совершенно по-детски, совершенно бесяче. — Не твое дело, — Скар фыркает, отворачиваясь. Опускается на кровать и утыкается в телефон в надежде, что этот раздражитель поймет самый явный из всех намеков. — Ну ничего страшного, я потом все равно узнаю, когда мы будем знакомиться, — не понял. И Скарамучча бы хотел провести в хрупкой тишине побольше времени, но этот день был явно не для него. Ни Сатурна тебе, ни пощады. Едва на пороге становятся слышны звуки возни с сумкой, парень с косичками удивленно распахивает глаза и подрывается с кровати. — Сяо! Кажется, в коридоре был слышен грохот. Кажется, пора валить. Кажется, внутри уже зреет желание угнать автобус и поехать домой. Человек, названный Сяо, если честно, не то чтобы сильно походит на человека. Его взглядом можно было бы выпиливать целые армии, замораживать ледники обратно, устроить новый Ледниковый период. В комнату он не заходит — заплывает, как призрак или еще кто неживой. Сумку свою кладет у тумбочки, опускается бесшумно, бесшовно. Он определенно мог бы быть киллером: всю работу делал бы чисто и быстро. Скар ведет плечом, сбрасывая со спины мурашки. — Я думал, ты в этом году не приедешь, — парень с косичками плюхается рядом с Сяо, сгребая его в объятия. Скарамучча сгребает себя в кучу, чтобы сдержать рвотные позывы. — Последний год, — ответ звучит слишком вымученно, словно это количество слов было критическим. — Блин, так жаль… Зато мы теперь в одном отряде! — Ага. — Ты рад? — Безумно, — звучит почти убийственно, как ножом по сердцу, как заточкой под ребра. Но парень с косичками отчего-то не расстраивается: наоборот, лыбу давит, да такую, что жутко становится. И Скар даже не успевает подумать, на какой день он блеванет от этого карамельного дуэта, когда в дверь аккуратно стучат. Хотя она определенно была открыта. — Эм… А это пятнадцатая комната? — раздается мягко и слишком вежливо для детского лагеря. Скарамучча, которому шкаф закрывает весь обзор, даже собирается было выглянуть, но передумывает. Подумают еще, что ему интересно. Парень с косичками мгновенно отлипает от Сяо, недоуменно глядя на дверь. — Да? — он по-птичьи склоняет голову набок и поправляет челку. — Тогда будем соседями, — дружелюбно отвечает голос и в комнату заходит их новый сосед. Скарамучча невольно поднимает взгляд на него, и это, пожалуй, крупнейшая ошибка после решения поехать в этот лагерь. Потому что это незаконно. Незаконно выглядеть так, когда ты приезжаешь в лагерь. Так же незаконно, как угонять автобус. Потому что от одного его присутствия становится сразу как-то приторно спокойно, до пиздеца безопасно. Потому что он осматривает раздобланную комнату и хлипкий балкон с каким-то умиротворением. И когда его взгляд, - до жути рубиновый, в природе таких нет, людей с такими чисто вишневыми глазами не существует, - неосторожно скользит по Скару, кожа в этих местах начинает гореть, как от ожогов палящего солнца. Это че такое? — Класс! — парень с косичками подпрыгивает с места. — Меня зовут Венти, а этот мрачный парень — Сяо. — Кто тебе сказал, что я мрачный? — Сяо щерится, скрестив руки на груди. — Я очень проницательный, — важно заявляет Венти, подняв палец вверх. — Рад знакомству, — говорит он. По спине от этой концентрированной вежливости неосторожно ползет что-то чужеродное. — Меня зовут Кадзуха, — Скар на него намеренно не смотрит, утыкаясь в телефон: больно надо. Очень больно и очень надо. — А кто этот мрачный парень у шкафа? И огосподиблять. Скарамучча поднимает голову быстрее, чем успевает подумать. Смотрит на Кадзуху сам не понимая с какой эмоцией: что-то между «Ты охуел?» и «Какого хуя?». — Он у нас неразговорчивый, — Венти досадливо жмет плечами, но в его аквамариновых глазах черти задорно пляшут у костра. Победный танец пляшут. Уже весь лес полыхает. — Не хочет говорить, — и на Скара смотрит так выразительно, так, с вызовом. — Вот как, — задумчиво произносит Кадзуха, кидая сумку на последнюю оставшуюся кровать — ту, что прямо перпендикулярна кровати Скара. И его взгляд, — до жути рубиновый, в природе таких нет, людей с такими чисто вишневыми глазами не существует, — ускользает, соскальзывает со Скарамуччи, и это почти катастрофа, и Скар сам не понимает, в чем дело. Сам не понимает, почему говорит: — Скарамучча. Три пары глаз синхронно поворачиваются к нему. Венти удивленно присвистывает, переглянувшись с Сяо, который даже не шелохнулся — повернулся только из-за рефлекса. — Будь здоров, — нервно усмехается Венти. — Значит, Скар, — Сяо кивает самому себе под нос, словно что-то для себя решил. — Будем знакомы, — а Кадзуха ему в ответ улыбается. И Скар думает, что с угоном автобуса можно повременить.***
Возможно, социализация была ошибкой. Возможно, надо было постричься в монахи еще в детстве. Не сказать, что вся эта клоунада со знакомством отряда была такой уж плохой. Ведь как можно оценивать то, что ты толком не запомнил. Он ограничился только именами своих соседей по комнате, а дальше все прослушал, поэтому когда они играли в «Снежный ком», на нем посыпалась вся цепочка. Неудивительно, он сидел где-то в середине, что они от него хотели? Вожатые сразу показались ему странными — нельзя быть таким счастливым, когда работаешь с детьми. Еимия вообще вся энтузиазмом так и светилась, ее позитивной энергией можно было бы питать электричеством весь лагерь. Не прошло и дня, а ее звенящий голос уже застрял в черепной коробке, как прилетевшая в висок пуля. Что до второго вожатого… Скарамучча остро чувствует запах чистого наебалова. Потому что это не вожатый. Потому что клоуны не могут быть вожатыми. Копну своих дебильно рыжих волос он прячет под дедовской панамкой. С такой обычно едут на рыбалку, чтобы несколько часов пялить на леску, тонущую в мутной воде. На поясной сумке, перекинутой через плечо, у него висит вызывающе большой значок «Если быть крутым это преступление, то вешайте на меня наручники». И это... это не просто ред флаг. Это целое полотнище, которым можно накрыть весь лагерь и прилегающий к нему лес. В общем, с Тартальей определенно что-то было не так, он определенно попал сюда незаконно. Возможно, пригрозил всем, что он уголовник, потому что… ну, вы значок видели? А возможно, он просто растекся в своей сахарной улыбке, которую ненавязчиво кидает каждому в их отряде абсолютно без причины. Пользуется ими расточительно, разбрасывает совершенно не экономно. Девочки всегда отвечают ему неловким румянцем, отчего Скару постоянно приходится с фырканьем отводить взгляд. Клоун. И только две девчонки вместе с Венти, нисколько не стесняясь, начали безбожно осыпать его шутками на каком-то своем, на локальном. И даже неясно, что страшнее: их диалог или то, что Тарталья эти шутки охотно подхватывал. Кажется, их, девочек этих, звали Ху Тао и… Янь Фей? Нет, Скарамучча не подслушивал их разговор, но то, как громко они начали щебетать о смене прошлого года и вспоминать какие-то конкурсы и выступления, заставило узнать все. Так Скар невольно узнал, что Сяо в прошлом году был с ними в отряде, а Венти в другом. Узнал, что между отрядами этими была ожесточенная борьба. Что на конкурсе талантов баллы посчитали нечестно. Что на последней дискотеке Сяо поступил как дурак, потому что не пригласил Ху Тао на танец. И обо всем этом так же невольно узнал и весь остальной отряд, потому что из беседки всем запретили выходить до окончания знакомства. Но так уж вышло, что познакомились все только с предысторией этого квартета. И все, что оставалось другим, — молча слушать, изредка обмениваясь недоуменными взглядами. Кажется, в их отряде были еще люди, ездившие сюда не первый раз. Но редкие вставки парня с бордовыми волосами и тихие понятливые смешки девочки с салатовыми волосами никак не помогли им вклиниться в разговор. В какой-то момент Скару настолько это надоело, что он сам не заметил, как начал разглядывать остальных. И не заметил, как его взгляд задержался на Кадзухе. Зато потом как заметил! Аж румянец пришлось прятать в вороте своей толстовки. А на улице все еще плюс двадцать пять. И, пока Еимия пыталась поддержать беседу с теми, кто приехал в «Отражение» в первый раз, время медленно приблизилось к торжественной линейке. И вот там дела стали обстоять еще хуже. Потому что Венти, кажется, знал каждого человека в этом лагере. Сначала он без особого зазрения совести налетел на вожатого другого отряда с протяжным «Тигнари-и-и-и!», едва не сбив того с ног. И за короткие пять минут они успели обсудить и нового напарника этого Тигнари, который без остановки сыпал не смешными шутками, отчего все знакомство их отряд провел в неловком молчании. Успели перекинуться парой слов о какой-то Коллеи, которая, оказывается, в их отряде, и которая выглядит более закрыто, чем в прошлом году. И Венти похвастался какой-то фенечкой, которую сплел еще в прошлом году. Скар молча наблюдал за ним, пока Сяо, который вообще-то тоже был знаком со всеми этими локальными воспоминаниями, что-то листал в своем телефоне. — Слушай, Сяо, — Кадзуха аккуратно наклоняется к нему, не сводя глаз с Венти. Тот уже успел подойти к какому-то пареньку, который парой минут ранее чуть не упал с лестницы. Видимо, тоже старый знакомый. — А Венти… он всегда такой… — …С шилом в жопе? — Скарамучча говорит не задумываясь. Задумывается, только когда на него медленно переводится два удивленных взгляда. Ладно, возможно, это прозвучало более грубо, чем он рассчитывал. Ладно, возможно, еще не поздно искать ключи от автобуса. Но, вопреки всему, Сяо только протяжно выдыхает. — Всегда, — просто отвечает он, не отрываясь от телефона. Кажется, когда люди придумывали определение для «немногословный», они просто не знали о существовании Сяо. Потому что это апогей, зенит, полное отсутствие красноречия. Кажется, он специально не договаривает фразы, специально рубит их на куски. Словно мир схлопнется, если за раз он скажет больше двух слов. Больше одного простого предложения. Венти между тем успевает обежать весь соседний отряд и поздороваться с половиной людей. Побеседовать с какой-то девочкой с повязкой на голове, сильно напоминающей заячьи уши, стукнуться кулачками со слишком громким парнем, который что-то говорил о жуках, сделать комплимент девочке во всем фиолетовом, которая странно говорила и жестикулировала, и крепко обняться с пародией на какого-то айдола — милые хвостики, певучий голос и слишком добрая улыбка. Кажется, даже подошел к младшему отряду. И это были даже не все. Возвращается Венти в строй в тот момент, когда на пьедестал с флагштоками поднимается кто-то из администрации. — Итто сказал, что у них в отряде какая-то красивая девушка приехала в первый раз, — он тут же прилипает к Сяо, который молча и безысходно принимается его слушать. — Он пытался к ней подкатить, но она его отшила. Теперь переживаю за их отношения больше, чем за свои, — многозначительно смотрит на Сяо своими чертями в аквамариновом омуте. — А Синобу там не ревнует? — Сяо спрашивает не заинтересовано, но проблескивает в его тоне что-то, похожее на любопытство. — Они остались друзьями, — Венти коротко жмет плечами. — А Беннету за день до приезда сняли гипс. Он руку ломал. — Почему я не удивлен? — А Кандакия все еще меня пугает, — он вздрагивает всем телом, словно здесь нулевая температура, а не плюс двадцать пять. — У нее такой страшный взгляд… — Конечно, ты ее в том году на эстафете обогнал. — И я собираюсь сделать это снова, — он важно вскидывает подбородок, закинув косички за спину. — Есть в этом лагере те, с кем ты не знаком? — бормочет Скар против воли, отчего внезапно натыкается на изучающий взгляд Кадзухи. Жар приливает к щекам. Ну надо же, какой теплый июль. Надо было переодеться из толстовки в футболку. — Я еще толком не успел познакомиться с вами, — Венти выглядывает из-за плеча Сяо, хитро сощурившись. И Скарамучча хмурится. Может, не очень-то ему и хочется знакомиться. Может, не очень-то ему и нужны все эти локальные шутки, над которыми можно смеяться только маленькой компанией и только с ностальгической улыбкой. Может, не очень-то ему и нужны эти знакомства, которые разбросаны на каждом углу, и контакты, о которых ты забываешь как только переступаешь порог дома. Может, не очень-то ему надо было сюда ехать. Может, все будет как и в тот раз. В том, другом лагере, название которого он успел забыть. Может, он уедет домой уже через два дня, потому что лагеря — не для него. Негласно заработает репутацию избалованного ребенка, и закончит на этом… Но Кадзуха улыбается Венти в ответ и говорит: — У нас еще целая смена впереди. Мы все успеем. Венти в ответ сияет слишком счастливо, словно с десяток знакомых с прошлого года ему мало. Словно воспоминаний прошлого ему мало. Сяо дергает уголок губ в подобии улыбки. И, когда сбоку строя на них шикает Еимия, призывая к тишине, Скар думает, что они все успеют. Может быть, в этот раз и получится.