Начало вращения

Чанцин никогда не говорил, как выглядел тот старик, что отдал ему мантру. Но, кажется, Е Байи его повстречал. Буквально лицом к лицу, испещрённому морщинами. На плече у него сидела майна. — Свобода внутренняя или внешняя! Выбирай-выбирай, вы-би-рай! — прокричала она, косясь тёмным глазом. «Как будто это так просто», — мысленно фыркнул он с внешне невозмутимым лицом, собираясь уйти подальше от постоялого двора, чтобы продолжить ждать второго ученика неподалёку от входа в город. Однако старик резко преградил ему дорогу. Жизнь который раз его позабавила, подкинув на пути человека практически такого же непробиваемого характером, как и он сам. Только, в отличие от девчонки-лекарки с неплохими меридианами, болтающей глупости, этот был силён. Сильнее мальчишки, с которым он схватился в этом же городе. И, возможно, сильнее него самого. Потому что разве могла обычная палка отразить атаку Лунбэя? А вот палка старика смогла, и притом не сломалась. — Работа Призрачной руки, узнаю-узнаю… Но всё же именно ты осилил Люхэ, а не он, — улыбнулся ему тот. Только встретившись с ним взглядом, Е Байи пошатнулся на миг. Наверно впервые за столько лет в нём взыграло что-то, что было в разы сильнее безразличия, пронизывающего большую часть всей его жизни. Когда живёшь долго, то кажется, что ничто больше не силах тебя удивить. Нет ничего, что пугало бы, вызывало ужас или просто способно было задеть за живое. В нём же взыграла ненависть пополам с чем-то, что он слишком давно не ощущал. Когда Чанцину было плохо, он волновался. Когда тот находился на грани жизни и смерти — не было времени на то, что чувствовал глупый орган в груди, бьющийся так сильно, ему нужно было сосредоточиться и отринуть всё лишнее. Осталось только намерение: спасти. И без разницы, какой ценой это бы обошлось. В момент, когда обычные манипуляции не сработали, когда рядом находящаяся девица, приведшая его к Чанцину, говорила, что даже целительство бессильно, он применил технику Люхэ. Его намерение было чистым и ничем не замутнённым. Дух и сердце, разум и воля — все едины в принятом решении. Е Байи не знал, чего лишится в итоге. Но даже если бы ему кто-то заранее об этом рассказал — поступил бы так же, как и тогда. Просто потому, что пострадал не кто-нибудь, а Чанцин. Только по завершении техники он испытал... страх. Где-то на задворках сознания. Не за себя. За Чанцина, за его жизнь. А вдруг не сработало? Не получилось? Сейчас было схожее чувство. Где-то в оледеневшем за многие годы сердце нашёлся крошечный оттаявший лоскуток. В одной маленькой точке среди него росло оно, ширясь и пульсируя. Говоря о том, что в нём осталось что-то неприметное, но живое, оголённое и открытое. Всё ещё уязвимое. В мутных глазах старца не было ничего особенного. Но Е Байи видел в его левом зрачке полыхающий огонь, в котором мальчишка Чжоу, на пару с А-Сюанем, пытался выжить. Двух девушек, одна из которых защищала дитя, а другая загораживала собой их от стрел. А в другом — Хуайчжана, пытающегося поспеть вовремя к полыхающим Зелёным Холмам с равнин. С ним — мелкая дерзкая болтушка, старающаяся остановить сильнейшее искажение ци у… того самого, длинноносого Вэня. — Ты можешь оставить всё как есть или спасти их. Этому старику жаль, что так вышло с мастером Жуном… — Вы-би-рай, выбирай-выбирай! — повторила птица, а сам старик, убрав палку, погладил её и, не говоря больше ни слова, ушёл. Е Байи ничего не держало на земле. Так он думал ранее. Но А-Сюань и, особенно, Хуайчжан, познающий сейчас все признаки пяти ухудшений… последний и вовсе не мог угнаться за кем-либо. Он мог бы попытаться убить этого старика, который однажды своим появлением разрушил его жизнь. И всё же… если бы не он, у него не было бы нескольких лет, проведенных около Чанцина. Его единственного друга. Умри А-Сюань тогда давно, когда только подался в Долину Призраков, он бы просто собрал то, что от него осталось на поле боя, сжёг бы это потом на алтаре и сказал, что это — заслуженная смерть. Но после битвы он не обнаружил ни Жун Сюаня, ни его меча. Который теперь висел у него за спиной, отданный мальчишкой Чжоу. Но его А-Сюань всё ещё жив. И в его силах сделать так, чтобы тот жил и дальше. Е Байи вернулся на постоялый двор и написал письмо своему второму ученику, прежде чем двинуться в путь. Сколько раз в своей жизни он опаздывал? Наверно только три: когда пришёл позже, чем Чанцин обменял меч на ветхий свиток, когда сбежал А-Сюань с частью мантры Люхэ, и когда тот сошёл с ума от горя по Юэ Фэн. Но сейчас он, кажется, сильно запаздывал. Много школ совершенствующихся попадалось ему в этом пути. Но большая часть из них уже опустела: самые дальние от Фэнъя ушли вперёд первыми. Один раз по дороге ему повезло наткнуться на людей из Хуашань, выходящих с облюбованного постоялого двора. И преградить им дорогу. Воинственно настроенный глава школы Хуашань, который словесно оскорблял какого-то… наверно важного человека в их рядах, просящего не идти на Долину Призраков войной, а помочь ей. Глава отвлёкся на Е Байи, возможно решив, что он пришёл просить подати, и криво замахнулся. — И это — герой цзянху? — одного движения хватило чтобы разломать его хлипкий клинок. Порой Е Байи не понимал, как гений Чанцин, создавший такие крепкие орудия как Лунбэй и безымянный меч, которые выдерживали натиск его силы, мог быть таким глупцом в отношениях с людьми. Вот он сам и с людьми не ладил, и ковать — ничего не ковал… Почему-то все присутствующие начали вдруг благодарить Е Байи. Он не понял за что именно. — Этот Юй Цюфэн, — представился тот, кого унижал лежащий на тот момент без сознания недоросль из-за отдачи силы удара — просит прощение за ненадлежащее поведение нашего главы. В своих скитаниях Е Байи что-то слышал такое… Возможно от мелкой незатыкающейся девчонки, которая съела всю лапшу, которую он заказал в харчевне. Или когда шёл за своим вторым учеником в Лоян. А может от простофили, которому отрезал язык длинноносый... Раньше или позже? Это не так важно. Ведь в памяти всё равно всплыло имя: Юй Цюфэн. Который отказался от места главы из-за девушки. Или не только из-за неё. Смерив Юй Цюфэна нечитаемым взглядом, Е Байи надменно сказал, не меняя выражения лица: — Если можешь жить с обрубком между ног и сносить это, то возьми наконец ответственность за своих людей. Толку от твоих просительств нет. Когда Е Байи уходил, то углядел краем глаза, что ученики и прислужники Хуашань поклялись в верности новому главе: — Тогда… Мы идём к Долине Призраков! Остановить их! Возможно в этот — Е Байи надеялся, что последний — раз он успеет. Глупый второй ученик пока ещё не пришёл. А время близилось к исходу. Видя шедших с оружием учеников школ, Е Байи хмыкнул, притрагиваясь к вынутому из ножен Лунбэю. «Знал бы ты, Чанцин, на что обрекаешь нас, отдавая Дахуан за какую-то криво написанную бумагу», — пальцы коснулись гладкого лезвия. Потом он всмотрелся в запертые ранее ворота Долины, которые постепенно раскрывались, являя перед собой призраков. Кто был в старых варварских накидках, кто с боевым раскрасом, как у предыдущего Хозяина. Ва́рвара. Ранее их было три тысячи. Теперь же они обмельчали, спустя два переворота. Он надеялся, что А-Сюань не выйдет, но этот вечно лезущий на рожон моллюск… что ж, его первый ученик действительно мало чем отличался от него самого́ молодого: тоже желал быть в первых рядах. И, к его разочарованию, добился этого. Е Байи правда устал. Чужие склоки, распри... Ему не было бы до всего этого дела, но в Жун Сюане текла кровь Чанцина. Сюань — последнее, что от него осталось. Он растил этого сорванца с детства, хотя не любил детей. И тем более не хотел видеть каждый день под боком семью из трёх человек под окном дома на своей одинокой горе, после успешного завершения техники Люхэ. Но они были рядом. Стоило признаться хотя бы себе, А-Сюань сейчас — его всё. Как и мальчишка Хуайчжан, который вечно думал, что находится на втором, после него, месте. Чтобы он там не говорил ему, от Хуайчжана меньше проблем... по крайней мере, так было ранее. Возможно наступила пора отпустить Чанцина. Хотя бы немного, чтобы суметь быть рядом со своими учениками, пока им это нужно. Река забвения не усохнет за это время, суп Мэнпо наверно всегда был горячим, а Чанцин… никогда не ждал его. В отличие от его собственных двоих недоумков, взбаламутивших цзянху. Ворота полностью открылись. И отчаянные призраки повалили наружу. Чтобы бороться до конца.

***

Старый мужчина в форме чиновника, с шапкой на голове, большой связкой ключей и саблей на поясе, нёсся прямо на него. После выпитого мутного пойла Кэсин был ещё более плохим бойцом, чем ранее. Но всё ещё своего рода «фейерверком», который мог загореться от любого неосторожного движения. И когда в него на всей скорости врезались, он машинально положил руку на гибкие ножны, чтобы дать отпор. А чиновник, пробормотав извинения, поднялся с земли, проследил глазами дым, вившийся в вышине за его спиной, а потом застыл, вглядываясь в лицо. И замер в каком-то проблеске узнавании. — Там остался второй принц, господин?.. — голос выдавал какое-то горькое понимание, но поручиться за это наверняка Кэсин не мог. — Вы крайне догадливы, — он заторопился, прислоняясь к стене какого-то здания, заставляя себя двигаться вперед, держась за стены. Чиновник, похоже, не собирался ему мешать. Более того: видя, в каком он был состоянии, тот оттащил его на ближайший постоялый двор и, несмотря на все слабые сопротивления, оплатил комнату, сказав пару резких слов хозяину заведения, от которых последний, побледнев, заторопился выполнять его поручения. — Ты — Карающий дух, с сильным искажением ци. Но каким-то образом всё ещё жив и не пытаешься всех и каждого прикончить. — Господин Чжу, я не дух, а травник. Который не понимает, что вам может быть нужно от мне подобного. Чиновник Чжу не подчинялся ни одному из принцев. Он служил народу и трону. Когда стало понятно, что Хэлянь Пэй не оправдывал возложенных на него надежд, он присматривался к каждому отпрыску семейства Хэлянь. Не мог ослушаться приказа кого-либо из них, но, в то же время, делал всё, что в его силах, чтобы продолжать бороться за то, во что верил. Он помогал расследовать дело Времён года, сместил сподручного Хэлянь Ци с поста, заняв его место. И в то же время помог второму принцу бежать, что успешно скрыл от Хэлянь Чжао. Никогда особо сильно не присматривался к наследному принцу, пока тот не оказался за решёткой... И оценил жест верного ему Цзин Бэйюаня, расставшегося до этого с половиной имущества, чтобы улучшить условия в тюрьме. Чиновник Чжу рассказывал всё это ему, залечивая раны от кинжала. Кэсин помнил главное: не продаваться за сладость на палке. Он всё ещё не верил людям, которые якобы просто так вызывались помочь. — И чего ты хочешь? — В столице всё ещё есть тот, кто достоин восхождения на трон. Я не смог уберечь второго принца от тяжкой судьбы, хотя он бы не был хорошим правителем. Не сумел в одиночку помешать и первому принцу. Если бы не ко мне, он бы пришел к кому-нибудь другому, чтобы совершить переворот. И тогда, возможно, смертей было бы больше. А всё, что мог сделать для третьего — этот Чжу сделал. Я не вправе тебя просить. Но если то, что говорят в народе о Карающем духе, правда, если ты действительно защищаешь имя Многоликого, а тот — из Поместья Секретов... Этот Чжу смиренно просит о помощи. Тебе наверняка под силу проникнуть куда угодно... Кэсин помотал головой. За него действовало больше его искажение ци, а не он сам. Единственный раз, когда он осознанно попытался кого-то прикончить — это был второй принц. И то больше потому, что тот к нему полез. — Других чинуш убивал Хэлянь Ци, а не я. Этот Вэнь — не тот, кого вы ищете. — Тогда... Прошу простить, но мне придется опуститься до низости, господин травник. Вы явно не всегда контролируете то, что с вами происходит. От вас веет дурной ци на расстоянии пяти шагов. А свободное передвижение такого человека, я, как служащий Министерства Наказаний, допустить не могу. Он буквально его шантажировал. Либо гнить в тюрьме, либо... Крайне неоднозначный человек. Но свято верящий в то, что делал. И Кэсин... Сделал вид, что согласился. Однако всё повернулось не так, как он ожидал. Чиновник Чжу не мог просто так провести его по дворцу, но подробно расписал куда следовало идти. Без этого можно было бы плутать там веками. Когда в покои по приказу Хэлянь Чжао зашла девушка, он почувствовал что-то, что ощущал когда-то давно. Что-то, что должно изменится. Разом и насовсем, неумолимо. А когда правитель, почему-то, отрешённо попросил её принести меч... — Син-гэгэ... — прошептала тихо она, и он услышал. Однако даже сначала не понял, что это исходило именно от неё. Гу Сян. Его обожаемая сестра с тяжёлым, сверкающим в свете луны, мечом в руках. Он не мог нормально рассмотреть: смазанное пятно вместо лица. Ему хотелось развернуть её к себе, заглядывая в глаза, тогда не придётся даже щуриться. Но у него не было такой возможности: та резко замахнулась в сторону Хэлянь Чжао, направляя на него оружие. — Гу Сян! Он видел, как Хэлянь Чжао, не ожидавший нападения со спины, развернулся и попытался отомстить ей на месте. И это было его ошибкой. Ранее, когда чиновник Чжу просил о содействии, Вэнь Кэсин не хотел вмешиваться в эти дрязги. Ему нужно было просто получить помощь, и он планировал добиваться её всеми способами. Даже угрозами. Однако видя, как тот рванулся к Гу Сян... Вэнь Кэсин, настолько быстро, насколько это было возможно, впечатал руку ему в грудь, а потом и в лицо, выпуская всё то, что выло в крови о жажде возмездия. Потому что никто не имел права прикасаться к его сестре. Затем они поговорили. Она рассказала ему чем жила, он в ответ — тоже. И вместе они вызволили Цзин Бэйюаня, а чиновник Чжу, перетащив на свою сторону достаточно стражи, помог с этим на подступах к тюрьме. Бывший князь, заточённый в темнице, несмотря на свой жалкий вид, вызвал в нём уважение, особенно когда Гу Сян поведала, что он был одним из немногих, кто по-человечески к ней отнёсся. А когда он узнал, что именно Бэйюань расследовал дело Времён года... Он испытал благодарность. И покинул дворец вместе с сестрой и мастером Цинем почти со спокойной душой, выторговав для Чжоу Цзышу возможность жить. Возможно старик Цинь подумал, когда обнаружил, что они с сестрой ушли, что это из-за того, что тот был еле копошащейся обузой. Совсем наоборот. Он сам был таким. Натыкался на камни, ранил ноги, плохо ориентировался в пространстве. Если бы не Гу Сян рядом — вряд ли бы добрался куда-либо. Всё произошедшее его сильно подкосило. Цигун и ци его сестры были хороши, чтобы там ей не наговорила белая саранча в своё время. Гу Сян умудрялась гасить его вновь начавшиеся приступы и, когда надо было, колола лекарскими иглами. Сам себе Вэнь Кэсин напоминал разваливающийся полутруп. Либо голодного призрака, который двигался только из-за жажды. Но у него ещё было поистине… ослиное упрямство. — Братец Вэнь, там дерево, осторожнее! Обернувшись на звук, он врезался в дерево не всем лицом, а только щекой, не рассчитав скорости. Это было бы смешно, если бы не необходимость идти дальше. Он сцепил покрепче зубы от боли. Но не в щеке. А в глазу. Теперь уже правом. Он стал ещё хуже видеть. И ладно дерево, на которое он понёсся — оно тонкое стволом, молодое и не очень высокое, не сильно выше его самого. Лицо спешащей на помощь Гу Сян он видел рябящим пятном. Пока та не подошла на расстояние вытянутой руки — он не мог разглядеть черт даже прищурившись. В какой-то момент позади них стали раздаваться нагоняющие шаги толпы. Стражники Его Величества. Гу Сян тянула его вперёд, и впереди неё — это было слышно потом по раздающимся разговорам — все тоже направлялись в Долину Призраков. Часть из них, как это ни забавно, испугалась лично Вэнь Кэсина. Он снова слышал о Карающем духе, Чжэнь-у… — Призрак с длинным носом! Это он, он! Вот этого он честно не понял. Но, по правде говоря, ему было всё равно как они его называли, пока не говорили плохо про А-Сюя и не причиняли ему вред. — Сян-Сян… есть кое-что, что поможет мне. Временно. — Что же? Он протянул ей запястье вперёд. Наверно она была озадачена. Или возмущена: прерывистый выдох вырвался изо рта. А может расстроена? Или это было смирение? Вэнь Кэсин не различил. Но её тонкие пальцы понятливо коснулись нужных акупунктурных точек и вытащили одну иглу. Вэнь Кэсин сглотнул вязкую, сладковатую слюну. Его замутило. — Ещё. Все три иглы были вытащены наружу, оставляя последнюю, четвертую, внутри. — А с другой стороны? — Я пока не собираюсь умирать, сестрица. Лишь дать себе немного больше силы. Которая обрушилась волной на его голову. Но затем… он сильно зажмурился и распахнул широко глаза: зрение стало немногим чётче. Ушло непрекращающееся чувство, будто его постоянно били в висок мелким молотком. Но и ци теперь была менее контролируемой. Потом они с Гу Сян тайком вырубили пару человек. Стараясь не задерживаться — брели дальше. Но всё равно пришли к самой гуще сражения. А-Сюй был весь в крови, чужой и своей. Вэнь Кэсин узнал его по знакомым, за долгие годы общения и спаррингов с ним, движениям. Чётко понял, что тот не надеялся выжить. И Сюй-гэ даже не стал слушать, что призракам шла помощь. Всю вакханалию прервал залп огней. Призраки и их противники остановились. Вэнь Кэсин не смел подняться, чувствуя дрожащее остриё у горла, когда до них добрался Цинь Хуайчжан и зачитал приказ Его Величества. Собственная ци постепенно выходила из-под контроля с каждым разом, когда кончик меча Сюй-гэ касался слегка кадыка. Вместо травы под трясущимися пальцами ощущался теперь пепел и земля, выжженная рвущейся наружу силой. Очередные разборки, унеся достаточно жизней, прекратились. Недовольные главы школ засобиралась обратно, унося тела своих учеников, учителей, служащих. Тем же занялись и защищавшиеся. Призракам Долины разрешили выходить только в строго определенное время. Но по истечении его они должны были вернуться обратно. И выжившим из поместья Времён года тоже теперь не было пути назад. Хотя, если А-Сюй согласится просто уйти, надев ту же маскировку, то… намёк императора был более чем прозрачен в этом плане. Они могли бы воспользоваться этой лазейкой. Цинь Хуайчжан помогал встать Цзюсяо, который вновь перенапряг ногу. Би Синмин, по другую сторону, так же поддерживал своего шиди. Гу Сян обнимал Вэнь Жуюй, который, как оказалось, тоже был здесь: убрав свой меч за спину, он встретил Сяо Сян со слезами на глазах. Большая саранча похлопала по плечу Жун Сюаня, тихо что-то тому говоря. У того в руках сверкал Дахуан, который ему успел вернуть его шиди. А Сюэ Фан откровенно потешался над Сунь Дином, который волком глядел в сторону стоящей настороженно Лю Мэйлин, очищающей один из оставшихся у неё в целости клинков подолом испачканного ханьфу, и Юй Цюфэна, в чём-то ей объясняющегося. Но для Вэнь Кэсина, слышащего краем уха их радостные или расстроенные причитания, сейчас имел значение только тот, кто стоял рядом с ним. Чжоу Цзышу, Чжоу Сань, Чжоу Сюй, Сюй-гэ, его А-Сюй… Многоликий. Тот наконец опустил чей-то старый меч, откинул его в сторону. — Мы увидимся ещё с тобой в дни духов, Лао Вэнь, — совсем не обнадеживающе сказал Цзышу, стараясь не смотреть на него. — Если ты, конечно, захочешь ждать меня… С трудом поднявшись, он попытался уговорить его: — А-Сюй, давай просто уйдем! Всё ведь закончилось! — …но не думаю, что ты будешь. Призраки негодующе зароптали. Застучали саблями и мечами по ножнам. Под этим металлическим лязгом глаза Вэнь Кэсина расширились в понимании, а Чжоу Цзышу наконец посмотрел на него и грустно улыбнулся. Ропот стал формироваться в слова. — Преданность или смерть! — разномастный хор подтверждал догадки. Первое правило Долины оказалось обоюдоострым клинком. Прервал их подошедший Би Синмин. — Пора… Хозяин Чжоу. Тот обернулся. — И вправду, — тот полностью повернулся к нему и принял у него из рук маску. Все призраки уже дожидались своего Хозяина. Чжоу Цзышу лично закрывал за ними ворота. Но смотрело на Вэнь Кэсина, подошедшего к ним вплотную, совсем незнакомое лицо. При нём тот обычно не надевал маскировку. Вэнь Жуюй осторожно приблизился к нему вместе с Гу Сян. Но он продолжал смотреть туда, где скрылся А-Сюй, не обращая ни на что внимание. После грохота схлопнувшихся металлических створок послышались запирающие их изнутри лязги, и он невольно вздрогнул. Сел обессиленно на колени перед закрывшимся проходом, куда ему не было пути. — Син-гэ… пойдём… — Пойдём домой, сын, — отцовская рука легка на плечо, утешительно сжимая. Очень долго они не могли заставить его двинуться с места. Но, спустя некоторый период оцепенения, тот резко встрепенулся и, отыскав отбитый гибкий меч — вернул его в ножны. Лишь после этого пошёл прочь.