Круг Второй
I. Глаз ворона. Игрушки. Когда бежишь с горы, бежать нужно быстро, ни в коем случае не останавливаться – если не хочешь сломать шею. Рассвет ещё даже не забрезжил, а я уже собрала вещи. Впрочем, их и не было толком, этих вещей. Накопленные деньги и сменное бельё я торопливо утолкла в небольшую поясную сумку. Всё остальное, что могло мне понадобиться, уже было на мне. В «Медвежьей норе» осталась лишь аккуратно застеленная кровать и опустевший стол. Когда ничего не остаётся – не остаётся и искушения к чему-то вернуться. Карон молча наблюдал за мной всё это время, пристроившись сбоку от стола, хмурый и чем-то похожий на нахохлившуюся от холода птицу. Кажется, он был немного пьян. Недосказанность висела в воздухе, тяжёлая, тошнотворная. Я избегала его взгляда. Прекрасно знала, как всё это выглядит: я посреди ночи перебираюсь жить в дом мужчины, состоятельного мужчины, не являясь его женой… И теперь этот мальчик, этот милый славный человек, которому я никогда ничего не обещала и не должна была отдавать, одним своим видом пытался вызвать у меня чувство вины. И это злило. Злило, что я опять должна быть виновата в том, что желаю блага себе. Я могла бы всё объяснить. От дурно-сладкого вкуса женского рта на моих губах до предательской игры на моих надеждах и удара по лицу, след которого всё ещё тикал в костях скулы и челюсти. Да, я могла бы объяснить и даже не сомневалась, что это осталось бы между нами. Но это было бы оправданием - а любое оправдание сейчас стало бы сродни тому самому обещанию, что я не давала и давать не хотела. Знаю, он бы мне поверил. Что-то в нём хотело оставаться голубоглазым рыцарем из подворотни у руки непорочной златовласой девы… что скрывать, что-то во мне хотело того же. Но довольно. Непорочной девы тут не было. И рыцарем рядом со мной он вряд ли станет. Разве что мёртвым. Так что не нужно ему надежд - ради его же блага. Бросив наконец собирать несуществующее, я обернулась, глядя на него, пытаясь подобрать прощальные слова. Карон взирал на меня с обидой ревности, злой и детской. Не дождавшись слов, горько усмехнулся и сказал самое глупое, что только можно было: - Я думал, ты другая. Прилив едкой злости сжёг на корню зачаток желания как-то смягчить происходящее. Я сжала губы. Мало же потребовалось, чтобы упасть из святой до шлюхи. А ведь так доблестно и рьяно твердил, что никогда и ни за что не подумает обо мне плохо! И что же? Почему, даже со всей недосказанностью, не подумал о том, что на самом деле мои причины могут быть иными, не теми, что первые приходят на ум? Расплачься и признайся в самом грязном, что ты собой представляешь – и ты трогательная отважная девочка, достойная сострадания и защиты. Смолчи и спокойно следуй своим путём, не ища поддержки – и ты лицемерная тварь. Как у мужчин всё просто. - Переживёшь, - сказала я. …Шелла проводила меня почти до самых дверей. О том, почему и на каких условиях я перебираюсь к Тони, она знала не больше Карона – но, слава богам, оставляла мои причины мне. - Он хороший человек, - она сама невесело усмехнулась своим словам, покачала головой. – Нет, нету среди нас хороших, правда. Но он по крайней мере… честный. В свою меру, но всё ж. Он о тебе позаботится. Трогательно. Наивно. Для неё я всегда буду девочкой, похожей на её дочь, и желает она мне того же, что желала бы ей. Спокойной жизни и хорошего мужчины. - На это я и надеюсь, Шелла, - я обняла её за шею, тёплую и пахнущую мукой. Кухарка всегда так пахла, будто сама была вылеплена из сдобного теста. Немного высвободившись, она перехватила мою руку, вжимая в ладонь несколько золотых монет. На мой недоумевающий взгляд лишь закрыла мои пальцы в кулак: - Пусть Натан говорит, что хочет, но ты здесь всё-таки работала. Не ахти какое богатство, конечно, но… Я понимающе кивнула: - Всё равно спасибо. - Беги давай уже, - она поправила мои волосы, выбившиеся из пучка. Глаза её были влажными. - А если Тони всё-таки будет себе позволять чего ни того, то… ты помни, что у меня скалка всегда под рукой. С Натаном я прощаться не стала. Подозревала, что повода для прощания у меня нет – уж кого-кого, а его вычеркнуть из своей жизни я пока не могла. Он очевидно не одобрял того, что я буду где-то, где за мной невозможно будет установить постоянный надзор – но всё-таки вынужденно процедил, что я, разумеется, взрослая женщина и имею право на подобные решения. Меня не оставляло подозрение, что между ним и Тони ещё будут (или уже были) собственные договорённости касательно моего пребывания под чужой крышей. Но так ли много значил тот нюанс, где именно физически обретается моё тело в моё свободное время? Тони вновь хотел отрядить мне сопровождение, но я вновь отказалась. Мне нужно было это время – от одной двери до другой – побыть одной. Да и говоря откровенно, одна я не была: Бетанкурия просыпалась рано, и по улицам в рассветные часы неприметная девушка шла среди десятков таких же неприметных, идущих и бегущих по им одним ведомым делам. Одна моя рука лежала на сумке, вторая – левая – опущена вдоль тела, и я ловила себя на том, что сжимаю её в кулак, разжимаю, потираю пальцы… Боли не было, но немного сажи – было. Следы оплавленной кожи с чужой перчатки, как сухие обгорелые чешуйки. Они цеплялись друг за друга при соприкосновении, шуршали, заставляя мурашки бежать по моим рукам. Мне хотелось их сохранить, эти мурашки. Сохранить воспоминание о том, что я – пусть на мгновение – но оказалась способна причинить ему боль. У резных дверей я замедлила шаг, приглаживая волосы, оправляя одежду. Не сомневалась, что откроет мне старый Тимо – и негоже было бы вновь предстать перед ним взъерошенной оборванкой. В этот раз я входила иначе – входила иной. Даже забавно. Так долго носила маску другой девушки, а теперь этой девушке предстояло сыграть меня. Прежнюю. Хозяйку. Она справится, я не сомневалась. У нас обеих – нет, уже всех трёх - не было выхода. Я постучала, глядя в дверную створку ровно туда, где по моим расчётам окажутся его глаза, когда он откроет. С ростом я почти не ошиблась - старый дворецкий и правда встретил меня глаза в глаза. Это ли сыграло свою роль, мой взгляд или то, что ему сказал хозяин, но он быстро и без малейшего звука впустил меня. Даже отступил с дороги, этим жестом словно бы давая понять, что ход в дом мне открыт даже мимо него. Не знаю, что именно и как Тони ему объяснил по поводу моего здесь пребывания – но старик, как и прочие, скорее всего додумал всё недостающее. - Рад, что Вы добрались без приключений, госпожа, - приветливо кивнул он. Госпожа. Всегда есть некий иной привкус, когда это слово используют не просто как вежливое обращение к женщине. - Мастер Блейк ненадолго отлучился, но просил передать, что Вы вольны располагаться, как Вам будет угодно. Чувствуйте себя, как дома. Я оглядела знакомую прихожую, зеркальную ловушку коридора, вновь пригладила влажные волосы и повернулась к дворецкому: - Спасибо. Прости, в прошлый раз нас не представили друг другу… - Всё в порядке, госпожа Иоланта. Я Тимональд. Не такое уж длинное имя, как пугал Тони – и не слишком сложное, чтобы его путать. Впрочем, было ли чему удивляться. Кажется, среди местной публики редко встретишь имя длиннее пяти букв. - Я бы с удовольствием осмотрелась здесь, Тимональд. Раз уж я здесь надолго… Он повёл меня глубже в дом, степенно и с некоторой гордостью, неся над головой разлапистый подсвечник. От прихожей до залы с бассейном, оттуда – в столовую, дальше по почти опустошённой библиотеке… Можно было сразу определить границу между обжитой частью дома и заброшенной, провести чёткую линию носком сапога. Тяжёлые шторы спущены, рождая присущую большим нежилым помещениям смесь полумрака и пыли. Огромные шкафы с дырами на месте отсутствующих книг, как щербинки от выбитых зубов. Столы, кресла, камин, потухший так давно, что зола обратилась камнем, но по-прежнему красивый в своей сложной лепке… Мне было… странно здесь быть. Странно думать о тех, кто когда-то выбирал всё это и обустраивал. Кто бы они ни были, им повезло даже меньше, чем мне. В жилой части дома обитали люди, здесь – только привидения. - Мастер Тони этими комнатами и не пользуется, - извиняясь, проговорил Тимональд. – Стараемся тут поддерживать чистоту по мере сил, но, сами понимаете, нежилые комнаты, они… такие. - Почему бы не начать открывать окна по утрам? - сказала я на пробу, прощупывая его реакцию. Старик так же сдержанно, но с облегчением кивнул на мой хозяйский тон: - Раньше в этом не было нужды. Но поскольку теперь Вы здесь, то я обязательно за этим прослежу. - А сохранились какие-нибудь планы дома, того, каким он был при прежних хозяевах? - Я находил что-то в библиотеке, но… только обрывки, госпожа. Впрочем, если Вы хотите взглянуть… - Да, было бы чудесно, - я обвела взглядом очередную гулкую комнату, которой Тони так и не нашёл применения. Улыбнулась дворецкому призраком той тёплой и чуть снисходительной улыбки «ты-хороший-слуга», что когда-то была мне привычна. – Очень хочется понять, как здесь всё было. Возможно, что-то и сможем возродить. Нет, я в это не верила. Если и возродить, то только призраков. Но многим призраков достаточно. А у меня по большей части кроме них и вовсе ничего не было. - Отыщу сегодня же, - заверил он меня. Всё с той же ноткой облегчения. В его тоне, голосе, когда он говорил о хозяине, была искренняя преданность и благодарность – но и неловкая отстранённость тоже. Теперь она исчезла. Он явно души не чаял в Тони за всё, что тот для него сделал – но слишком уж одноглазый контрабандист не соответствовал тому образу «господ», к которому он привык. Я в этом свете явно казалась ему куда ближе. Как ностальгия. Привидение ностальгии. Он был моим ещё до того, как мы добрались до второго этажа. Наверху комнат оказалось меньше, да и в крыло хозяина я из соображений вежливости не стала входить. Зато наконец с немалым облегчением оказалась в своих покоях. Отдельная спальня, с собственной уборной и изолированным выходом – одно из обязательных условий, что я выторговала со своей стороны. После нескольких наполовину шутливых, наполовину проверочных уверений, что в его покоях достаточно места нам обоим, а на кровати может улечься войско и даже не столкнуться во сне, Тони всё же снисходительно согласился предоставить мне собственное убежище. После того, как моя неприкосновенность была хотя бы на словах и хотя бы временно оговорена, торги пошли уже легче. Комната была просторной, с мебелью вишнёвого дерева, оставшейся, видимо, от прежних владельцев и составлявшей когда-то дамский будуар. Зеркало на туалетном столике нужно будет отвернуть чуть в сторону, а с кровати снять балдахин, мешающий видеть двери и окна. В остальном всё казалось вполне приятным. После каморки у кухни – и вовсе роскошным. - Вы, верно, хотите отдохнуть, - Тимональд остановился в дверях, не переступая порог. – Я с Вашего разрешения займусь завтраком. Располагайтесь, Ада подготовит ванну. Ада. Это, я чувствовала, будет уже куда сложнее. Когда дверь за ним закрылась, оставляя меня в блаженном одиночестве, я наконец позволила подогнуться ногам, которых не чувствовала, и опустилась на край кровати. Сердце как будто подыгрывало мне всё это время, стуча мерно и спокойно, а теперь, без свидетелей, ёкнуло и подкатилось к горлу. Мне не было страшно, напротив – то, что мне давался шанс изучить обстановку, в которой придётся действовать, сильно успокаивало. В этом и было главное преимущество того, когда спасаешь себя сама. Не двигаясь, сцепив на коленях руки (обожженная ладонь – под нетронутой, чтобы потирать пальцами кусочки кожи), я оглядывалась. Когда в последний раз я была в столь очевидно женских покоях? Ответ в памяти всплыл безжалостно быстро - в ночь падения де Грокков. Не тешь себя, - предупредила меня я, какая-то из меня. – Эта спальня не твоя на самом деле. Пока – моя. А большего мне и не нужно. Между спущенных портьер пряталась дверь на небольшой балкон, выходящий к заливу. Дождь и не думал прекращаться, превращая ветер в холодную мокрую тряпку, что хлестала по лицу и плечам. Но я всё же вышла, опираясь о витые перила и глядя на людей внизу, через пролив, на остров Люда. Среди самых богатых башен и домов народу было куда меньше, где-то возле ворот поместий стояла стража. Не дорны, что уже радовало. Как радовало и то, что разбогатевшие на войне и предательствах не чувствовали себя в безопасности. Разве ты не в доме одного из них? Я хмуро улыбнулась этой мысли. Отчего-то торговля наркотиками стала казаться едва ли не честным трудом по сравнению с услужливостью дорнам. Следом пришла и другая мысль – что в доме Тони я никакой охраны пока не наблюдала. Закусив нижнюю губу и нервно облизнув её, я наконец заставила себя поднять глаза, уже зная, что увижу. Город простирался далеко на запад, и взгляд мой скользнул по жилым кварталам, Академии, даже Арене, которая, по слухам, всё ещё служила по своему назначению – гладиаторским боям. За ней вздымались холмы, буро-зелёные, поросшие осенью и запустением как плесенью. От одичавших деревьев он казался меньше и заброшенным – мой замок. Я смотрела на него долго, перебегая глазами по знакомому очертанию бойниц на стенах, силуэтам башен без единого флага, невольно пытаясь представить, как пусто и пыльно сейчас внутри, как каждая знакомая мне когда-то зала стала таким же обиталищем привидений, что и библиотека внизу… По крайней мере, дорны не подняли свои стяги, а значит, не превратили мой замок в свою резиденцию. Он всё ещё ждал меня. Облегчения эти мысли не принесли. Боли, как ни странно, тоже. Всё было по-прежнему. Весь ужас, вся грязь и боль, что мне выпали в ту проклятую ночь и все последующие дни, никуда не делись – они лишь опустились куда-то на дно, затянувшись сверху тонкой мутной плёнкой моих нынешних мыслей и переживаний. Как жир собирается на поверхности мясного бульона. Как новая кожа нарастает поверх непрочищенной раны, пряча гной под собой. Срывать её было рано. Предупредительного стука в двери я с балкона не услышала. А может, его и не было. Но когда я вернулась в комнату, Ада уже стояла на пороге, сверля меня колючими тёмными глазами. Высокая, худощавая, с непослушными волосами и резковатыми чертами лица, она вдруг показалась мне похожей на какого-то зверька, длинного и ловкого, вроде ласки или куницы – но однозначно хищного. - Ванна готова, - она говорила ровно, привычно, без придыхания или особой дерзости. Если бы не пристальный взгляд, я бы даже поверила, что моё присутствие ей безразлично. Я всё же дала слабину, в ванной комнате, когда она потянулась ко мне, чтобы помочь раздеться. Отшатнулась от её рук, не в силах принять то, что тоже когда-то было для меня в порядке вещей. После Киры только Шелла - и только однажды - раздевала и мыла меня своими руками. Я бы предпочла, чтобы так оно и оставалось. И уж тем более у меня не было желания, чтобы ко мне прикасалась эта женщина. Отчего-то родилось абсурдное чувство, что таким образом ко мне словно притронется сам хозяин дома. Ведь на Аде было, наверное, немало его следов. - Я сама, спасибо, - как можно спокойнее сказала я. Она встретила мои слова настороженным прищуром, обозначившим резкие острые морщинки возле глаз. - У меня распоряжения, госпожа, - отчеканила она едва ли не строго, будто отчитывала непокорную девочку, не желающую играть в задуманную игру. - И поэтому я прошу оставить это мне, - ответила я тон в тон. – Это моё желание. Пару секунд она буравила глазами мои глаза, а потом наконец отступила к стене, безучастно протянув: - …Как угодно. Раздеваться под её внимательным взглядом было тяжело, но показать это перед ней значило в чём-то проиграть. Она осматривала меня беззастенчиво, придирчиво, с отголоском ревности – но лишь отголоском. От этого её сухая услужливость, когда она приняла мою одежду, передавала мне склянки с мылом и маслами, походила на издёвку. Вода на мой вкус могла бы быть горячее, но я не стала никак озвучивать своё пристрастие к кипятку. Помылась быстро, с некоторым сожалением счищая и гарь с ладони – но запирая в закоулках памяти те ощущения, что были с ней связаны. Хорошей ванны со всеми туалетными принадлежностями у меня не было так же давно, как и собственной истинно дамской спальни. Наверное, от этого контраста я ещё отчётливей ощущала, какой другой с тех пор стала моя кожа, мои волосы, даже руки и ноги. Жёстче. Впрочем, как и подобает панцирю. Даже запахи благовоний казались чужими. Сладкий апельсин, терпкий кедр, розмарин… они пахли иначе, ложась на кожу, не так, как я помнила. Но я быстро поняла, что это просто я стала пахнуть иначе. В облаке пара и ставших чужими ароматов предательская мысль всё же скользнула холодком в расслабленный от тепла разум… Боги, что я делаю? Я прогнала её. Останавливаться поздно. Я неслась под откос с безумством сорвавшейся скаковой лошади. Выбравшись из ванны, я ступила на прохладный камень пола, отстранённо наблюдая, как вода скатывается по ногам и собирается крупными каплями. Меня не покидало чувство, что с каждой секундой, проведённой здесь, я становлюсь только грязнее, чему никакое мытьё не поможет – ни сейчас, ни потом. Подняла взгляд на Аду, намереваясь принять у неё полотенце – но застыла, заметив в руке женщины сталь. Острое лезвие, чуть изогнутое, с плоской костяной рукояткой, к которой оно располагалось под углом… - Побрить? – спросила она. Я ответила не сразу, на мгновение загипнотизированная кромкой бритвы, потом вновь посмотрела на неё, пытаясь понять, что она имела в виду. Ада без единой эмоции кивнула ниже моего живота. Комок тошноты привычно дёрнулся вверх по горлу. Я сглотнула, сдерживая первый порыв прикрыться, отстраниться, спрятаться… Предпочла бы не вспоминать, что у меня вообще есть промежность. Да и сама мысль подпускать эту девицу с чем-то острым к себе казалась… безрассудной. На мгновение она даже вынудила меня пожалеть, что свой кинжал я оставила в спальне. - Это тоже распоряжение? – холодно уточнила я. - Нет, - Ада встретила мой взгляд с неприкрытым вызовом, впервые. – Но раз уж Вы отправитесь в его постель, я бы предпочла убедиться, что всё будет, как ему нравится. …Да уж, прозрачнее некуда. Я даже опешила немного от такой её откровенности. Подозревала, что девица не проста, но что она будет так открыто помечать территорию… Не знаю, было ли это желанием просто оскорбить меня или защитным выпадом, предупреждающим мой собственный возможный удар по её здесь положению, но не сработало ни то, ни другое. Карон мог меня обидеть, его мнение имело вес, но какой бы падшей не считала меня служанка-подстилка, мне это было безразлично. В конце концов, по какому лекалу, кроме собственного, ей было судить? А подспудная угроза и вовсе была впустую. Я точно не намеревалась от неё избавляться, как и препятствовать её шашням с хозяином. Пока она здесь, я могла быть уверена, что моё присутствие в его спальне не будет по крайней мере необходимым. - Не беспокойся, - ответила я – и на её предложение, и на её опасения. Качнула головой. – В его постель я не тороплюсь. Её это не уверило, но я на это и не рассчитывала. Вера приходит со временем. Времени я ей могла дать предостаточно. - Лучше подай мне халат, - мягко сказала я, протягивая к ней руку. Спокойно. Пальцы не дрожали. Всё-таки, эта маска – хозяйская – была мне ближе всех. В ней было так комфортно, что я, чего доброго, могла и поверить, будто это я и есть. Ада упрямилась лишь долю мгновения, но потом всё же сдалась, откладывая бритву на туалетный столик, и передала мне полотенце просушить волосы и красивую робу из тяжёлого шёлка с разводами, похожими на мраморные. - И многих женщин тебе доводилось так… встречать? – небрежно спросила я, накидывая халат. Она улыбнулась, немного криво, что выдавало её раздражение. Но следующие её слова показали, что направлено оно было далеко не только на меня: - Он велел говорить, что нет. Я усмехнулась, понимающе: - Полагаю, я бы поступила так же. Она смерила меня ещё одним взглядом, немного другим, более внимательным не к возможным изъянам или достоинствам моего тела, а к тому, что я вся собой являю. - Почему ты это терпишь? – не сдавалась я. Глаза её переметнулись обратно к моему лицу. Сама виновата, не стоило так налетать на меня со своим здесь положением. - Потому что вы приходите и уходите, а я всё ещё здесь. Я вновь не сдержала улыбки. Определённо, мне начинала нравиться эта женщина. Когда-то, ещё совсем недавно, я бы не поняла, как можно так переступить через свою гордость, но это было «когда-то». Сейчас же… не с моей ли кожи вода стекала на пол ванной в доме наркоторговца? - На этом всё, не буду тебя больше задерживать, - сказала я прежде, чем она успела бы придумать свой ход. Досада промелькнула и исчезла быстро с её лица, разве что сделала картинный реверанс слишком уж картинным. Спорить она не стала – то ли поняла, что бессмысленно, то ли была всё же научена подчиняться не только по своей прихоти. Странная девица. Если Тимональд являл собой слугу от пят до кончиков бакенбард, то Ада… Оставшись одна, я встряхнула головой и поймала свои руки за тем, как они машинально потянулись к волосам, стянуть их в привычный пучок. Нет, больше нет. Здесь и сейчас я хозяйка, для владельца дома – женщина, и не должна об этом забывать. Поэтому нарочито повернулась к зеркалу и заставила себя смотреть в глаза нынешней своей шкуре, пока расчёсывала волосы и укладывала их вокруг лица, прикрывая ссадину на скуле. Отложив щётку, помедлила, но всё же ослабила пояс на халате, позволяя ему немного распахнуться. Узкий клин обнажённого тела отразился в зеркале. Но та почти суккубья магия, которую в своей тёмной квартире нагнала Джоанна, здесь не работала - и переметнув взгляд обратно на лицо, я сама поморщилась от того напряжённого отвращения, что проступило в моих-чужих зелёных глазах. Так не пойдёт. Если уж играть куклу, то не сломанную – сломанные никому не интересны. Нужно привыкать. Это моё мясо, и это мясо красиво, и всё бы хорошо, если б я не помнила, как легко это мясо сминается и рвётся под чужим… Я сложилась пополам над ближайшим тазом для умывания, но конвульсия тошноты была сухой, лишь во рту скопилась густая горькая слюна, которую я молча сплюнула, разбивая ещё одно своё отражение в поверхности воды. Выпрямилась, держась дрожащими ладонями за края посудины. Взгляд мой шарил вокруг, избегая зеркала, воды, чего угодно, откуда я могла глядеть на себя… Что я делаю? Папа, что я делаю?! Что бы ты ни делала, ты это сможешь. Бритва. Ада так и оставила её лежать на краю столика, наполовину сложенную, такую острую, чёткую, правильную, сантиметры кристально-чистой стали из белоснежной костяной рукоятки… Вот что красиво. Когда я вернулась в комнату, бритва холодила внутреннюю поверхность бедра, спрятанная под подвязку. А я вновь перестала дрожать.***
Припрятав те из моих вещей, что я надеялась оставить сугубо моими, без чужих глаз и рук, я оставила одежду для стирки и спустилась в хмурую холодную библиотеку. Сюда Тимональд и принёс завтрак – кофе, омлет и несколько кусочков жареного бекона на ломтиках сочной груши. Последним старик явно хотел меня побаловать, я сразу поняла это по его взгляду украдкой, поэтому также украдкой улыбнулась помимо обычной благодарности, и он исчез довольный собой. Своё обещание он тоже сдержал – передал мне несколько свитков с планами залов, таких огромных и хрупких, что я не стала рисковать разворачивать их на столе, а нашла место на полу, ближе к камину, где пыли было не так много. На тусклых досках пола виднелось старательно затёртое, но всё же различимое тёмное пятно. Я не знала, кровь это или давно пролитое вино, но почему-то отметина притянула меня именно на этот пятачок не хуже отсутствия пыли. На пятно я и бросила подушку с кресла, усаживаясь на неё, расстилая планы, и отправила ломтик груши с беконом в рот прямо пальцами, невольно улыбаясь всей ситуации. Заседание привидений, да и только. Перед кем церемониться. За изучением планов меня и застал хозяин. - Моя прекрасная госпожа, - в голосе Тони безошибочно угадывалась нотка довольства. Когда я подняла голову, контрабандист позволил себе одну из своих скупых усмешек, подходя ко мне. – Уже обустроилась? - По мере сил, - как можно мягче и спокойнее ответила я, усилием воли удерживая себя на месте – находиться в такой беззащитной позе, смотреть на него снизу вверх, оказалось сложнее, чем я могла предположить. Тони огляделся всё с той же усмешкой: - Постоянно забываю, что у меня есть библиотека. Я постучала пальцем по планам: - У вас и музыкальная комната есть, мастер Блейк. - Надо же, какой я исключительно утончённый хер, - заметив мой похолодевший взгляд, он хохотнул. – Прости, я с собой борюсь, но не всё сразу. Ты на чём-нибудь играешь? - На арфе немного. - Хотел бы послушать. - …Нет, поверь, не хотел бы. Я начала подниматься, но Тони меня остановил: - Уютно тут смотришься, не торопись, - сам он опустился в кресло, не обращая никакого внимания на пыль, льнущую к его, по обыкновению, чёрному одеянию. Облокотившись о подлокотник, он подпер голову ладонью и смерил меня задумчивым оценивающим взглядом. Я его выдержала – заранее убедилась в том, что халат обёрнут и подоткнут вокруг меня так, что ничего лишнего глазам не открывалось. Контрабандист вновь усмехнулся: - А подарки могут и подождать. Настала моя очередь пристально смотреть на него. Да, я была здесь – а значит, у него была его сторона договора, один из первых пунктов, которые нужно было выполнить. Успел бы он так скоро? Будто в ответ на мои мысли он многозначительно кивнул: - Некоторые из них ожидаемы, но некоторые – нет. Я наигранно сузила глаза: - Вы ступаете по тонкому льду, мастер Блейк, дразня девушку подарками. - Учитывая, что первый мой тебе подарок полетел в мой же камин – однозначно. Но я рискну. Мне не привыкать. Он подал мне руку, чтобы помочь подняться, и, когда я вложила ладонь в его, наклонился её поцеловать. Я едва заметно улыбнулась этому картинному жесту, стараясь побороть дрожь от ощущения чужого дыхания на моей коже. Привыкай. Тони чуть замешкался, словно учуял что-то – а в следующую секунду губы его обхватили кончики моих пальцев. Отвращение было таким резким, что казалось болью – но я сдержала вскрик и успела остановить дрожь где-то на уровне локтя, не пустив её к пальцам. - Груша? – пробормотал он, выпрямляясь. Язык онемел во рту, лежал как дохлый моллюск в своей раковине, да и то, как я втянула носом воздух, получилось слишком уж громко. Поэтому я сопроводила свой паралич и вздох ледяным взглядом, маскируя ужас под негодование. - Мне казалось, мы всё обсудили, - процедила я. Заработала лишь очередную усмешку: - Ну ты же не могла не понимать, с кем ты торгуешься? Ещё не поздно уйти. Ещё можно было. В любой момент можно, пока он не держал меня физически – встать и уйти. Видимо, эти мысли отразились в моём взгляде, потому что Тони сделал шаг назад, почти вытягивая меня за руку из сидячего положения, ставя на ноги, и тут же выпустил: - Не беспокойся, раз я сказал, что у тебя будет всё нужное тебе время, оно у тебя будет, - согнув руку в локте, он почти галантно предложил мне за неё ухватиться. Пару секунд я мешкала, но потом всё же сдалась. Наивно. Но пока ноги ходят, могу ещё позволить себе быть наивной. – К слову, - добавил он, ведя меня к дверям библиотеки, - хочу, чтобы ты понимала: я к тебе не притронусь – но и других мужчин не будет. Я едва не засмеялась – и от абсурдности подозрения самого по себе, и от того, насколько вдвойне глупы были эти опасения относительно меня, а он об этом даже не подозревал. - Вот об этом, мастер Блейк, можете точно не переживать. Стоит ли удивляться, что себе он подобных ограничений не поставил? Я послушно пошла бок о бок с ним. Побороть отвращение не могла, но могла приучить себя терпеть его. К чему лукавить – я уже продалась. Нужно лишь убедиться, что цену он оплатит. И те её части, что ему известны, и те, о которых я пока даже не заикалась. Вы ведь тоже не знаете, с кем торгуетесь, мастер Блейк. - Почему у тебя нет охраны в доме? – полюбопытствовала я. - У меня есть помощники, когда они нужны. В остальном, дорны не беспокоят, пока не вызываешь их подозрения – а толпа вооружённой охраны как раз до хрена подозрительна, - Тони повёл плечом. – Я ведь мирный. - А охрана от… остальных? - Остальных? – он усмехнулся. – Ворон ворону глаз не выклюет. Посмотрим…***
В том самом каменном главном зале с искусственным прудом и камином, куда совсем недавно и полетел первый «подарок», нас встретили гости - очень высокий, очень худой мужчина со слишком явно крашеными волосами, тончайшими усиками и похожая на мышку девушка даже младше меня. Меньше всего я хотела появляться перед какими бы то ни было незнакомцами в своём нынешнем виде, с неприбранными волосами и в банной робе, поэтому первым моим порывом было воткнуть ногти в локоть Тони и таким бессловесным способом дать понять, в какое неловкое положение он меня поставил. Но я сдержалась и на этот раз. Наверное, он и не планировал это как проверку, но я сама для себя определила её именно так. Я же хозяйка, меня для этого и купили, а хозяйка в своём доме может выглядеть так, как ей заблагорассудится. Мужчина при нашем появлении тут же вскочил, жестом приказывая сделать то же самое своей спутнице. Бесчисленные свёртки и сумки, оставленные ими на тахте, как и подчёркнуто изящный и аккуратный вид мужчины, в его вычурном, но идеально посаженном костюме, заставил меня догадаться, что передо мной портной. Само собой. Новой картине всегда нужна рама, новой кукле – красивые одёжки. - Не скачи так, Гастон, пожалей усы, - хмыкнул Тони, но портной его как будто не услышал, устремляясь ко мне: - О, она просто произведение искусства, мастер Блейк! – у него был акцент, фальшивый, не похожий на звучание ни одного языка. Такой же наигранный, как и его восторг. Но это была, пожалуй, самая искренняя фальшь – профессиональная и привычная. Пенять ему за это было как упрекать барда в излишней театральности или королеву за чересчур прямую спину. Просто при неправильном наклоне головы или шеи корона падает, вот и всё. - Наконец-то я вижу нимфу, для которой буквально вслепую создавал красоту, – он вдохновенно ухватил обеими руками мою свободную ладонь, но вот на Тони поглядел укоризненно: - Но почему госпожа не в том самом удивительном платье? Тони прочистил горло со звуком, подозрительно похожим на сдерживаемый смешок. Что бы он ни собирался сказать, я его опередила, пожимая всё ещё держащие меня ладони портного, и улыбнулась: - В другой раз. Но мне тоже очень приятно встретиться с мастером лицом к лицу. Платье было восхитительным. Он предсказуемо зарделся от удовольствия, так же наигранно и при этом искренне, как и всё остальное, что он делал. - Лучше покажи-ка нам, с чем пожаловал на этот раз, - велел Тони. - Да, и правда, - Гастон выпустил меня и щёлкнул пальцами помощнице, которая тут же послушно подлетела к нам. – Займись госпожой, Марисса. Начни с самого опасного. Девушка понимающе кивнула, со всеми своими тюками семеня за мной в смежную комнату. Я ничего не сказала и не спросила, пускай слова портного и могли родить подозрения. В полупустой гостиной уже было заботливо подготовлено очередное проклятое зеркало. Напольное, в тяжёлой дубовой раме, оно вмещало меня всю от макушки до пят. Марисса не стала терять время, торопливо выбрасывая на ближайший диван метры тканей, нижнее бельё, обувь… Отобрав в этом невообразимом хаосе нужное, она первым подхватила длинное платье, от которого даже я удивлённо моргнула. Золото. - Рискованно, но на Вас должно смотреться исключительно, - подмастерье улыбалась, не переставая, даже щебетала через улыбку. – С Вашими волосами и кожей – то, что нужно. Когда мастер Блейк сказал господину, что Вы будто сами из золота, он сразу решился именно на подобную смелость. Как вам угодно. Я лишь кивнула и скинула халат. Для подмастерья портного я была лишь манекеном из кожи, так что стесняться тут было нечего. Вот только Марисса застыла с переброшенным через локоть бельём и парой туфель в руке, и лишь повернув голову в её сторону я поняла, что не так. Девушка испуганно глядела на моё бедро, на бритву, всё ещё заткнутую под повязку, такую удобную и уютно пристроенную, что я о ней даже не вспомнила. А теперь и вовсе поздно. Я нарочито перевела дыхание, не позволяя сбить себя с того монотонного безразличия, на которое только-только настроилась. Протянула руку. Девушка вздрогнула, будто очнулась от сна, посмотрела мне в глаза. Натянула улыбку обратно на лицо, хотя теперь и казалось, что эта улыбка немного подрагивает. Хотела было надеть на меня нижнюю сорочку, но я успела её оборвать: - Я сама. - …Разумеется, госпожа, как Вам угодно, - она торопливо передала мне бельё и отбежала обратно к одежде, как будто даже с облегчением. Одеваясь, я чуть прикрыла глаза. Тончайшая ткань, тесёмки и кружева были такими мягкими, что казались маслом в руках. Но сами руки… То красивое синее платье оставило у меня такое же ощущение… что на моих ладонях слишком много шрамов и ожогов от кухонных ножей и кастрюль. Но если даже эта девочка и изысканный Гастон предпочитали делать вид, что не замечают этого, то и мне не пристало переживать. Доверить шнуровки платья всё же пришлось Мариссе. Она вновь начала щебетать что-то про ткань и мою кожу, что-то наверняка лестное, быстро и умело подгоняя и подкалывая платье прямо на мне. Я слушала её лишь в пол уха, глядя на ту, что стояла в зеркале. Она и правда была красивая, словно бы одетая в застывший янтарный туман, в изморось золотого инея, который будто продолжался на самой коже россыпью полупрозрачных веснушек. На принцессу она была не похожа. Как и на ту шкуру, что я видела в зеркале Джоанны. Те были по-разному, но девчонками. Эта была молодая, но женщина. Я пальцами поправила волосы, обулась. Туфли оказались великоваты, но не смертельно. Икры заныли, отвыкнув за эти месяцы от каблуков, но и это быстро прошло. - У госпожи прекрасный подъём, - не унималась Марисса. – Вы занимались танцами? - Да, - безучастно ответила я, просто чтобы ответить хоть что-то и не оставлять девушку в глупом положении, болтающей с самой собой. Я же продолжала изучать отражение, привыкая к нему, сплавляя то, что видела, с тем представлением о себе, что было в моей голове. В новую маску надо вжиться. Марисса с улыбкой покачала головой, по-своему истолковав мою заминку: - Не сомневайтесь, госпожа, он будет в восторге. Вы выглядите просто роскошно, других и слов-то нет… Я мельком глянула на неё, и она умолкла так резко, словно увидела в моих глазах отблеск бритвы. Дело не в том, как ты выглядишь. Дело в том, насколько вид совпадает со всем остальным, что ты делаешь, говоришь… что ты есть. Я слишком часто прокалывалась на этом за последние месяцы, не походя на кухонную девчонку, так что не могла не выучить. Здесь было ещё сложнее. Нужно совпасть с тем, что он ждал. То, что он хотел, что он будет ценить. И защищать. Это только дарёному коню не смотрят в зубы, у купленного оглядят каждый. Обратно в залу я вышла молча, расправив плечи и вскинув голову, спокойно, но с твёрдым намерением показать всю породу, что была. Гарцуй, лошадка. Разговор между Гастоном и Тони тут же утих. Портной при моём появлении и сам выпрямился в струнку. Контрабандист, развалившись в кресле, не шелохнулся, но единственный глаз следовал за каждым моим движением, пока я шла по каменному полу. - Восхитительно, - выдохнул Гастон, тут же наклоняясь обратно к Тони. – Не в моих правилах самого себя нахваливать, но это и правда исключительная моя работа. И, что скрывать, очень дорогая. Сложный пошив – и ещё сложнее его достойно нести. Поэтому я и ждал так долго подходящую леди. Слава всем богам, дождался. Тони молчал, не сводя с меня взгляда, не двинулся, даже когда я приблизилась почти вплотную к его креслу. Развернулась, быстро, но аккуратно, позволяя струящемуся подолу веером обмахнуть мне ноги. - В полностью золотом платье так легко выглядеть нарочитой и даже вульгарной, но госпожа обладает именно тем оттенком красоты и достоинства, который нужен, - продолжал разливаться портной. – И никаких дополнительных украшений, ни в коем случае! Золото так оттеняет волосы и глаза госпожи, что драгоценности будут излишни. Согласитесь, мастер Тони, она в нём прекрасна! Взгляд скользнул вверх, наконец-то к моему лицу. Он был доволен, я видела это по его взору, устремлённому мне в глаза. Выгнула бровь, безмолвно превращая последнее восклицание Гастона в вопрос. - Госпожа сама по себе прекрасна, - ответил Тони, не глядя на портного, всё так же не сводя взгляда с меня. - И осталась бы прекрасной, даже наряди ты её в соломенный тюфяк. Так что не ссы мне в ухо, Гастон. Портной наигранно всплеснул руками, закатывая глаза: - Право, за такую красоту вы всё равно умудряетесь торговаться как рыбак на базаре. - Торгуйся он как я, уже давно не был бы рыбаком, - Тони поднялся, становясь рядом со мной, и удивлённо хмыкнул, заметив, как сократилась наша разница в росте: - Однако. - По меркам тех же саргозсцев, это ещё божеская высота каблука, - заверил Гастон. – Кстати, есть и мужские варианты. Контрабандист неверяще глянул на него, затем вновь на меня, и фыркнул: - Да ни в жизнь. Тем более, люблю высоких, - он подцепил край выреза у моего плеча и пробежал кончиками пальцев по шву, оценивая не то ткань, не то мою реакцию. Я не шелохнулась, спрятав напряжение глубоко внутри, вытянув его вдоль позвоночника, превратив лишь в ещё одну струну, что помогала держать спину прямой. Тони вновь посмотрел мне в глаза. – Ну, что думаешь, красавица? - Насчёт тебя на каблуках? – улыбнулась я. - …Это я согласен потом послушать, отдельно. Насчёт платья что скажешь. Я понизила голос: - Что у его помощницы там на диване разложен целый гардероб. И если это платье хоть в какой-то степени показатель… то я слишком мало пробыла в этом доме, чтобы распоряжаться такими возмутительными тратами. - Чушь, - спокойно, но безапелляционно отрезал он и отступил обратно к креслу. – Давай глянем следующее, - за моей спиной, когда я уже шла обратно к дверям, он усмехнулся Гастону: - Вот у кого надо поучиться торговаться. Марисса встретила меня с таким восторгом, что чуть не подпрыгивала на месте. Честное слово, у девочки была память однодневного мотылька. И характер, видимо, тоже. - О, мастер Блейк просто язык проглотил сначала! – возбуждённо зашептала она, словно и не замечая, что я не слушаю. – Вы же видели, как он на вас смотрел?! Я не стала прерывать поток её щебетания – поняла уже, что бесполезно. Просто развернулась к ней спиной, позволяя заниматься завязками и застёжками даже во время болтовни, глядя на своё отражение и ожидая следующей шкуры. А ведь когда-то я любила примерки. Когда влюбляешься в платье ещё на вешалке или манекене и несколько долгих мгновений терзаешься неведением, пойдёт ли оно тебе… Когда-то, да. Может, именно поэтому теперь во мне не было ничего, кроме мёртвой тишины. А может, потому, что теперь я одевала чужого человека – человека, который, говоря откровенно, был мне совершенно безразличен. Из воспоминаний меня ледяной рукой вырвало то, что Марисса освободила меня не только от платья, но и от белья, вместо этого затягивая прямо на голом теле гладкий, но жёсткий корсет почти того же цвета, что и моя кожа. Плоские, почти незаметные швы… С нарастающим нехорошим предчувствием я посмотрела на платье, тёмно-синее, почти чёрное, с едва различимой вязью травлёного узора. - Слишком облегающий силуэт, - пояснила Марисса, словно извиняясь, но при этом как-то заговорщически. – Поэтому ничего лишнего под ним быть не должно – ни единой ненужной линии или складки, - она помедлила, отводя глаза, выбрав тактику не смотреть на то, что её беспокоило: - Подвязку нужно снять, госпожа. Пару секунд я боролась с собой, но потом всё же отложила бритву и стянула подвязку похолодевшими пальцами. Платье село идеально, но от этого мне лишь подурнело ещё больше. Травление было таким тонким, что тело моё как будто и не просвечивало, но вот сам цвет платья изменился, стал теплее. Я же, напротив, едва не поёжилась, глядя в зеркало на открытые плечи и поднятую корсетом грудь. Слишком много кожи. По рукам побежали зябкие мурашки, но холод вряд ли можно было в них винить. И они называли золотое платье «опасным»? Я же голая. Сделав настолько глубокий вдох, насколько позволял корсет, я вышла в залу прежде, чем Марисса вновь начала бы трещать. Шаги пришлось вымерять аккуратнее, узкая юбка не давала того размаха, что прежде. Но, видимо, с задачей я справилась и на этот раз, судя по тому, как округлился единственный глаз хозяина. - Очень элегантно и при этом таинственно, не находите? – тут же накинулся на его ухо Гастон. – Этакое платье с секретом. Разумеется, по балам в таком не побегаешь, не тот крой, но для более сдержанного камерного вечера – идеально. Да и фигуре госпожи оно льстит самым изысканным образом. Если Тони его и слушал, то не более внимательно, чем я Мариссу. Смотрел он на мои бёдра, изучающе, почти недоверчиво – а потом вскинул практически непристойно вопросительный взгляд на лицо. Не стоило и надеяться, что моя нагота под платьем от него укрылась бы, но всё-таки… Я укоризненно нахмурилась в ответ, и он ухмыльнулся, откидываясь на спинку кресла, упиваясь своей наблюдательностью. Когда дальние двери зала распахнулись, и в помещение буквально влетел посетитель, я даже готова была его поблагодарить за вмешательство. Впрочем, судя по не слишком опрятному виду и колючему взгляду, вошедшего сложно было назвать приятным гостем. Кто-то из подельников, кто-то даже как будто мне знакомый. Возможно, один из тех, кого я встретила с Тони тогда, в канализации. Возможно, даже тот самый, что схватил меня в логове паука. - Они открыли порт, - без всяких приветствий сообщил он, и все прочие мысли вылетели у меня из головы. – Дорны открыли порт! - Все направления? – спросил Тони. - Угу. Отогнали свои корабли из гавани, перешли на патрулирование, - бандит хмыкнул. – Дерьмо оно, их патрулирование. Обойдём в два счёта. Тони поморщился: - На третий час после снятия блокады? Ёбнулся? От дорнов тебя Натан не потащит – и будет прав. Неделю-две потерпи, пусть пока половят других нетерпеливых. - Север тоже открыли? – спросила я, сцепив руки в замок и прижав к животу, чтобы они не дрожали. Бандит бросил на меня раздражённый взгляд, явно не ожидая ничьего вмешательства в его беседу с «коллегой», но мне его настроение было безразлично. – Вверх по Горлу? - Я же сказал, всё открыли, - бросил он. Я закрыла глаза, борясь с ощущением, что мне трудно дышать. Когда вновь открыла их, Тони смотрел прямо на меня. - Они взяли Вествуд, - ответила я на его взгляд. Контрабандист молчал пару мгновений, затем кивнул, как будто даже с одобрением – дорнам или моей догадке, непонятно: - Скорее всего. Или барон пошёл на соглашение. Я не сдержала кривой усмешки. То, что самый северный из вассалов отца, державший следующий после Бетанкурии порт в притоке Горло погиб – было плохо. То, что барон Вествуд мог сдаться, было мерзко. А он мог. Все его правители мертвы. И я в том числе. - Нам уже ни тепло, ни холодно от Вествуда, - проворчал бандит, перебегая взором с Тони на меня и… на меня. Словно впервые меня разглядел. – На север соваться всегда было бесполезно, а теперь… совсем не… ч-чёрт. Я не шелохнулась, когда взор его облапил меня с головы до пят. Не шелохнулась и тогда, когда он издал одобрительный сальный присвист и с ухмылкой покосился на Тони: - Точно сможем пару недель подождать? А то ведь страх подумать, во сколько она тебе обходится. Всё это время молчавший и картинно потирающий висок Гастон встрепенулся, словно произнесённое оскорбило его даже больше, чем меня. Я лишь медленно опустила и подняла веки, тоже переводя взгляд на Тони. На лице контрабандиста продолжала держаться усмешка, но в ней проступило что-то угрожающее. - Сол сейчас закроет пасть и больше её не откроет при тебе, - сухо пообещал он. Бандит удивлённо фыркнул, но возразить не успел, - потому что прекрасно знает, что если он не уважает мою хозяйку, то не уважает и меня. Я выпустила задержанный в лёгких воздух и с наслаждением вдохнула повисшую тишину. Под взглядом Тони бандит ещё какое-то время ершился, но потом всё же явно отступил, скрипнув зубами и пожав плечами, как бы говоря, что каждый сходит с ума по своему. - Не забудь сначала извиниться перед леди, - всё так же сухо и сдержанно бросил тот. - Не стоит, - холодно отозвалась я, когда горящий смесью злости и унижения взгляд вновь вперился в меня. Не было у меня желания ссориться ни с кем из этой шайки – но они как будто хотели этого сами. Пускай я купленная вещь, но во сколько бы я ни обходилась Тони, у шушеры вроде этого столько не было. Поэтому снисходительно улыбнулась. – Я понимаю. Сол как будто хотел ответить, но, видимо, вовремя вспомнил, что ему следует делать со своей пастью. Я повернулась к Тони и Гастону, аккуратно разглаживая несуществующие складки на платье: - Думаю, нам следует поторопиться, раз у вас намечаются дела. - …Поступим даже проще, - Тони встал и кивнул портному. – Мы берём. - Что? – не понял тот. - Всё, - он неопределённо махнул рукой. – Одежду, обувь, украшения, всё, что ты там приволок. - О, - Гастон тоже вскочил. – Разумеется, разумеется! Марисса поможет госпоже разобраться с остальным. Всё, что в пору, тут же оставим, а остальное я лично подгоню и пришлю в ближайшие же дни. - Ну и прекрасно, - Тони кивнул на меня. – Без меня её слово – закон. Хорошее начало. Я проводила их взглядом до выхода, прежде чем развернуться к уже подоспевшей Мариссе. Было даже немного жаль – пришло в голову, что теперь мне и вправду могло бы понравиться примерять остальные наряды. По всему выходило, что и я не прогадала. И ворон всё-таки в определённых случаях готов был выклевать другому глаз.***
Второй подарок – ожидаемый – Тони передал мне через Тимональда, не желая, видимо, лишних свидетелей. Немудрено было понять. После закрытия Академии и казни большинства преподавателей подобные вещи не стоило показывать на глаза кому ни попадя. Свитков было не много – пять или шесть – но даже это, очевидно, достать было не просто. Основы магии. Вроде бы. Не знаю, на что я надеялась. Что каким-то магическим (ха-ха) образом один взгляд на эти письмена объяснит мне, как вытащить это из меня? Разумеется, ничего подобного. Я сожгла с десяток свечей в ту ночь, но не поняла ничего. Плетение, потоки, узлы… всё, что, как я поняла, я должна была то ли видеть, то ли ощущать… ничего. Только жжение в глазах от тусклого света и вязи бессмысленных букв. Я бы и так вряд ли уснула, привыкая к звукам и движениям незнакомого дома, но чтение и попытки перевода, оказавшиеся бестолковыми, ещё и прибавили к усталости раздражения. Оставался один выход. Тот, о котором я уже думала, но откладывала. Тони так и не вернулся под утро, поэтому едва забрезжил рассвет, я сама выскользнула из дому, туманно объяснив что-то Тимональду, но не вдаваясь в подробности. В канализации дня и ночи не было. Как и в убежище. Поэтому я даже не удивилась, что жизнь здесь бурлит и булькает в любое время суток. - Научи меня. Джасия нарочито медленно и изящно переплела пальцы, подпирая ими голову, и также медленно улыбнулась: - Чему, котя? - Ты знаешь, - я села сбоку от стойки, не загораживая ей вид на вход, куда она периодически поглядывала. Как будто ждала чего-то. – Ты колдунья. Кроме тебя, насколько мне известно, в Семье больше никого нет. - …Не совсем, но… - она степенно кивнула. – Так и быть, да. Колдунья я тут одна. Я умолкла, впервые подумав, что такое положение вещей её очень даже устраивает и менять его она вряд ли захочет. Услышав мои мысли или зная о них изначально, Джасия стрельнула в меня смеющимся взглядом: - Не сердись, котя. Я бы с удовольствием – это было бы даже забавно. Но ты просишь меня налить из запечатанной бутылки. Сила в тебе есть, но она перекрыта. А как её открывать, я понятия не имею. Сама в Академии проучилась лишь два месяца, прежде чем меня исключили, поэтому в академических основах не сильна. - Исключили? Почему? Она хлопнула длинными кукольными ресницами: - Мне казалось, это очевидно – я безумна. Это вызвало улыбку и у меня, пускай осторожную. Возможно, я тоже. Ответить я не успела – на стойку между нами хлопнулся мешок, грязный и тяжёлый, снизу пропитанный чем-то тёмным. Хотела бы я не понять, чем и что было внутри – если бы не сидела рядом с помешанной на головах сумасшедшей. Машинально повернулась было посмотреть, кто принёс мешок, но остановилась вполоборота. Боги, я даже по локтю его узнавала. И ржавый запах крови от него был даже сильнее, чем от мешка. Джасия же набросилась на мешок, словно ребёнок на конфеты, одарив Вико ослепительной улыбкой: - Ты мой любимый человек на ближайшие пару часов. - Перебьюсь, - хмыкнул тот, подталкивая свою «добычу» ещё ближе к ней. – Они у тебя вот так заканчивают. Колдунья рассмеялась, развязывая тесёмки и опуская края мешка, открывая моему взгляду мужскую голову. Кожа уже начала синеть и покрываться пятнами, грязные волосы налипли на рассечённый лоб, а веки и губы успели поползти куда-то в разные стороны. Я невольно вспомнила Триссу, с её изуродованной щекой и шрамом, оттягивающим уголок глаза, словно ей было физически дурно. Но если на живом человеке это казалось мне интересным, то на мертвеце – точно нет. Правда, выбора, на что смотреть, было немного. И мёртвого я предпочитала стоящему рядом живому. - Сукин ты сын, даже сейчас красив, - промурлыкала Джасия, приглаживая слепленные кровью волосы. – Почти как при жизни. - Он даже не ждал, - бросил Вико. – Я думал, каким же нужно быть кретином, чтобы сначала с тобой связаться, а потом ещё и кинуть. Так идиот ещё и не ожидал подвоха. - Ждал, просто раньше, - как будто защищая мёртвого возразила колдунья. Сочувственно улыбнулась остекленевшему взгляду отсечённой головы. – Вы, мужчины, просто никогда не можете себе представить, сколько именно женщина способна ждать мести. - …Явно не дольше, чем я способен ждать денег. Так что не затягивай, и так по большому одолжению, - он умолк, но я, не поднимая головы, чувствовала виском и макушкой его взгляд сверху. – И убери уже эту башку, а то птичка, вон, глаз от неё оторвать не может, Тони не поймёт. Я поборола инстинктивное желание как-то отреагировать на упоминание меня, продолжая просто сидеть и смотреть, по привычке закутавшись в прозрачный кокон, пропускающий лишь свет и звуки. Он уйдёт сейчас, и мне незачем на него смотреть. Если я всё разыграю правильно, мне и не придётся. Если я всё разыграю правильно, он тоже будет мёртв. Ворон ворону… Джасия проследила взглядом весь его путь куда-то в глубь убежища. Улыбнулась. - Не можете вы представить… - повторила она тише. Глянула на меня, всё так же улыбаясь. – Да, котя? Я посмотрела на неё, старательно сделав взгляд вопросительным. Колдунья сложила ладони на макушке отрубленной головы и положила на них щёку, почти касаясь губами мёртвой плоти, так нежно, что у меня едва не потемнело в глазах. Но взгляд я не отвела. Она вновь улыбнулась: - Нам нужны записи. - …Что? - Записи практикующего волшебника. В идеале – учебный журнал. Я единственный маг в Семье, но не единственный в городе. Академию же не вырезали полностью, кто-то и струхнул – но зато сохранил шкуру. И, надеюсь, кое-какие свои книжонки. - И как ты хочешь их достать? Она всё улыбалась: - Ты нам их украдёшь.