Золотая рыбка

В глазах дьявола как будто сожаление. На секунду – а потом моя оторванная голова катится прочь, и всё тонет во тьме, раскрашенной кровью тьме, кипящей засасывающей тьме Где я? И в ней голоса… Женские… Наплывают и вновь уходят прочь… Я пытаюсь дотянуться до них, ухватить эти голоса… ближе… здесь… Помогите… - Она шевельнулась. - Пришла в себя? - Нет… - Боги, я так молюсь, чтобы это когда-нибудь произошло… Но пять месяцев? - Она сегодня опять кричала. - Я слышала. Снова это имя? - Да. Вико… У меня мороз по коже каждый раз, когда она его повторяет… так яростно… - …Интересно, кто это. - Не знаю. Может, просто имя. Плод бреда. Красная лихорадка и не такое с людьми делает. - Бедняжка… Пальцы… такие хорошие, такие прохладные пальцы скользят по моему лбу, моим волосам… Помогите мне! - Возвращайтесь, госпожа… Всё горит. Кипит. Полыхает. В темноте… Как тогда, когда я…

Чистилище. Ожидание. Рыбки и птички.

- …Госпожа? – голос Киры дрожал. Плохая дрожь. Испуганная. Я не ответила, хотя эхо этой нервирующей дрожи и пробегало током по моему собственному телу. Глаза мои были устремлены в стену, глухую и безопасную, завешанную бархатом и шёлком, как и стены всех покоев нашего замка. Стены из камня, крепкого, непробиваемого, надёжного… Я так привыкла к этим стенам. Изучила их до последнего скола и выемки за девятнадцать лет моей жизни. Знала, как свои пять пальцев. Знала, как играют солнечные лучи на складках драпировок ранним утром. Знала, как багрянец заката стекает из окна прямо на пол, заливая расплавленной медью мельчайшие трещинки. Знала, как серебро лунного света превращает камни, бархат и шёлк в бесконечный танец бледно-голубого и эбеново-чёрного. Здесь я всегда была в безопасности. Всегда. Какая-то часть меня, сейчас, зудела в отдалённых закоулках сознания, твердила, что я замечала, как всё реже и реже в последние месяцы появлялись в замке с официальным визитом дипломаты Империи Дорн, преданного и верного союзника моего отца. Насколько меньше мелькало вокруг серо-красных доспехов имперских воинов. Насколько резче и короче становились реплики папы в ответ на их обращения… Но это сейчас. А тогда, три недели назад, их атака была полной неожиданностью. Лишь несколько дней – и они подошли к Южным воротам. Армии тех, кто прежде защищал. Те, чьи безукоризненно дисциплинированные и хладнокровно бесстрашные солдаты были гарантией, что владычеству короля де Грокка в Бетанкурии никто и ничто угрожать не будет. Как оказалось, кроме них самих. И всё равно, я не боялась. Я оставалась в замке, в то время как отец командовал войсками, собирал и вооружал отряды, принимал адъютантов, раздавал приказы… Моя жизнь текла своим чередом, размеренная, аккуратная, с какой-то маниакальной верностью охраняемая солдатами и собственными родителями. Никто ничего не говорил при мне, ни слова о войсках, ни звука о ходе сражений. Слуги, бледные, перепуганные, замолкали, когда я входила в залу. Видимо, они считали, что Их Высочество слишком занята или слишком глупа, чтобы вникать в то, что происходит. Даже Дрейвен, мой верный преданный Дрейвен, отводил свои самые чистые в мире голубые глаза, когда я напрямую спрашивала, что происходит, или просто смотрела на него слишком пристально. Мы выросли вместе, дочь короля и сын капитана стражи, бок о бок, на пару бегали детьми по дворцовому саду, кидали камешки в пруд, шептались по углам замка о том, хранит ли у себя придворный колдун Дворкин засушенные глаза дракона и пальцы мертвецов… Я объясняла ему разницу между саргозской позолотой на рамах моих семейных портретов и тем покрытием, что использовалось для подсвечников и прочих элементов интерьера. Он пытался давать мне уроки фехтования, даже почти не хихикая, когда я спотыкалась о юбку и падала, всегда рядом, чтобы помочь подняться на ноги. Всё до тех пор, пока мама не пресекла эту дружбу, сказав тогда ещё шестнадцатилетней мне, что не следует потакать мальчику в ненужных надеждах на то, чего никогда не будет. Я понимала, что она имеет в виду - но я была принцесса. Моё было моим, и я всегда держала его рядом, со мной, моего верного рыцаря… Но всего за несколько последних дней отводимых взглядов и тяжёлого молчания он вдруг стал мне совсем чужим. Я подыгрывала. Возможно, какая-то часть меня и вправду верила, что если я не буду воспринимать всё всерьёз, то это пройдёт, исчезнет, как кошмарный сон с первыми лучами солнца. Я читала, бродила по залам, принимала ванны, примеряла новые платья, из любопытства разглядывала карты, разбросанные у отца в кабинете… Из любопытства – не более. Я знала, что сюда, в мою спальню, война не проникнет. В замке меня охраняли, и не только стены - солдаты, воины, рассыпанные по двору, укреплениям, коридорам, за каждой дверью… Сквозь их заслоны никто и ничто не прорвётся. Я знала… Думала, что знаю. Пока стены моих укреплений, моего замка, моего мира не рассыпались вокруг меня, как карточный домик. Два дня назад. Я была в кабинете отца, сидела, свернувшись в клубочек в одном из кресел, вышивала, в то время как сам король перебирал бумаги у себя за столом. Так мы оба привыкли с самого моего детства. Он – в своих делах, я – в своих, и иногда, поднимая голову от пялец или книги, я ловила его задумчивый, но тёплый взгляд на собственном лице, словно только так его глаза могли отдохнуть от документов, отчётов, постановлений и жалоб. Мы смотрели друг на друга, улыбались на мгновение и вновь возвращались к собственным делам, порознь, но одновременно вместе. Вот и тогда я в очередной раз протягивала нить через стежок, неторопливо и аккуратно, когда двери кабинета распахнулись, и влетел адъютант. - Ваше Величество… - выдохнул он, но споткнулся, заметив меня. Отец не ответил, глядя на него, читая что-то по его бледному, блестящему от испарины лицу – он всегда, казалось, мог видеть сами мысли – а потом вздохнул. - Иоланта? Иголка вошла в натянутый на пяльцы шёлк, слишком резко и быстро, протыкая подушечку моего среднего пальца. Я застыла, не поднимая головы, глядя на алую каплю, расползающуюся по ткани. Такую красную, такую… - Да, папа? Я не видела его лица, не могла заставить себя оторвать взгляд от этого крохотного пятнышка, но самой кожей ощущала его взор, тяжёлый, хмурый, печальный… - Иди к себе, милая, - голос немного хриплый, но ровный, слишком ровный, словно держать его на этом уровне стоило усилий. - Запри дверь и никого не впускай. Губы были сухими, как пергамент, и я невольно втянула нижнюю, проводя по ней языком, медленно, чтобы хоть немного потянуть время. Это было смешно и нелепо, совсем неподобающе для принцессы, и я наконец заставила себя поднять голову, глядя на отца. Да простят меня боги, но до того момента я и не замечала, насколько глубже стали его морщины в последние дни. - Что-то случилось, папа? – мой голос тоже был спокойным, лишь на ноту или две выше обычного, но и это заставило его едва заметно поморщиться, будто от боли. - …Нет, - ответил он. – Всё будет в порядке. Просто сделай, как я сказал. Пожалуйста. С шорохом, который мне самой показался оглушительным, юбки мои скользнули вслед за ногами на пол, и я встала, продолжая стискивать пяльцы, бесполезная нитка всё так же свисает с вышивки, иголка по-прежнему воткнута в палец… - Хорошо. И ушла, мимо адъютанта, даже не оглянувшись на отца, оставив его, молчаливого и хмурого, опираться на заваленный бумагами стол. Переступив порог, я застыла посреди коридора, будто истукан, остекленевшими глазами провожая солдат, спешащих мимо меня, прочь, вниз по лестницам, ведущим в главный зал, во двор, к воротам замка… Мелькнула сине-золотая мантия старика Дворкина, но мне достался лишь беглый угрюмый взгляд из-под густых лохматых бровей - и вот он тоже скрылся из виду. Глаза мои шарили по промелькивающим мимо лицам, затылкам, пока не отыскали знакомую рыжую шевелюру. - Дрейвен? – окликнула я, плеснув в голос достаточно твёрдости, чтобы он остановился, оборачиваясь, светло-голубые глаза словно заиндевевшие… - Миледи? – рыцарь склонил голову, как-то тяжело и неловко, словно его массивные доспехи влили часть своей сухой холодной стали в его кости. На секунду мне стало горько от всей этой формальности, но я отпихнула ненужное чувство прочь. – …Миледи, Вы поранились. - …Что? – я проследила за его взглядом, уставившись на стиснутые в руке пяльцы, сморгнула и без единого звука выдернула иголку из пальца, вновь глядя на него, не позволяя этой мелочи отвлечь меня. - Что происходит? Он не ответил, не успел – позади меня раздался другой голос, женский, певучий, всегда немного растянутый, с лёгким акцентом южанки: - Вот ты где, дорогая. Королева. Мама. Она шла по коридору с неизменной уверенностью фрегата, рассекающего морские волны. Золотые волосы, которые от неё унаследовала и я, собраны в высокую причёску, лишь непослушный локон фривольно вился у виска. По пятам за королевой семенила Кира, моя горничная. Я метнула на неё короткий взгляд, потом перевела его обратно на мать. Она улыбалась. Как всегда. Но при этом странно. - Тебе лучше пойти к себе, - проворковала она. – Кира останется с тобой, если тебе что-то понад… - Что происходит, мама? – отчеканила я, вздёрнув подбородок и глядя на неё в упор. Боги свидетели, я больше не потерпела бы ни единой увёртки. Видимо, она это поняла. Алебастрово-белые плечи, обнажённые открытым платьем, упали. Безупречная кожа, которой никогда не уставал восхищаться отец. Говорил, что это чистейшая голубая кровь даёт себя знать. Но сейчас, на её лице, эта королевская бледность показалась мне белизной погребального савана. - Они взяли город, - тихо сказала она, опуская ладони мне на плечи. Я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться – дрожащие пальцы её были ледяными. – Подходят к замку. Умоляю тебя, Иоланта, иди к себе. Не выходи ни под каким предлогом, пока я или отец за тобой не пришлём. Я не ответила, в упор глядя на неё, и она вздохнула, каким-то образом выдавив из себя улыбку, пусть и походящую больше на гримасу: - Я знаю, как это всё… неудобно, дорогая. Но надо потерпеть. Всё образуется. - …Да, - бессмысленный ответ, но хотя бы спокойный. Я кивнула. – Хорошо, я буду у себя. Мама повторила кивок, но не выпустила мои плечи, самыми подушечками больших пальцев поглаживая кожу маленькими, медленными кругами – а потом, прежде чем я успела что-то понять, вдруг поцеловала в щёку. Губы были такими же холодными, как руки. - Я люблю тебя, дорогая, - она сделала шаг назад, оставив меня стоять онемевшим столбом. – Сэр Дрейвен, проводите принцессу. Я не шелохнулась, подавляя нервирующее желание вновь облизнуть губы, и переметнула глаза на Дрейвена, когда он, повинуясь приказу, приблизился ко мне. В доспехах он казался старше. Или стал старше за эти дни. Мельком взглянув на Киру, я уставилась обратно на мать - и не нашла ничего лучше, чем ещё раз кивнуть. Развернувшись на каблуках, зашагала прочь, слыша, как горничная и рыцарь устремились следом. Мы шли молча, в замерзшей тишине, по коридору, к моей спальне. Я вошла первой, оставляя Кире затворить дверь, но всё же обернулась, глядя на Дрейвена, застывшего за порогом. Его глаза не отрывались от меня, блестящие, какие-то лихорадочные, словно он вдруг оказался тяжело болен. Я не была уверена, что мои глаза сейчас выглядят лучше. - …Миледи… - я видела, как поднялся и опустился его кадык, будто слов внутри было слишком много, так много, что они не могли прорваться наружу. Мне захотелось прикоснуться к нему. Провести пальцами по его лицу, такому родному и такому чужому… - Иоланта… Я протянула ему руку, и он подхватил мою ладонь, наклоняясь, собираясь поцеловать - но так и не прикоснулся к ней губами, замер, не поднимая головы, достаточно близко, чтобы по коже моей побежали мурашки от тепла его дыхания. Позволив себе чуть сжать его пальцы своими, я сделала шаг назад, глубже в комнату. Он выпрямился, весь доспехи и оружие, лицо как будто бы тоже отлитое из металла… - Иди, - кивнула я, и откуда-то улыбка, мамина улыбка, скользнула по моим губам. – Я подожду здесь, пока вы отправите этих собак обратно в Империю. Дрейвен отдал честь и скрылся вниз по коридору. Я отвернулась от двери, не глядя на Киру, которая всё так же безмолвно закрыла её. Скрипнул засов. Я подошла к окну, глядя во двор, на парк, запруженный солдатами. Глубоко вздохнула и опустила шторы. Вот тогда тишина сломалась. Обхватив себя руками, Кира вдруг покачнулась и медленно, подкосившись, осела на колени, не обращая никакого внимания на мой ошеломлённый взор. И расплакалась. - Кира, - голос мой был хриплым. – Встань. Прекрати. Она затрясла головой, закрывая лицо руками: - Госпожа, мне так страшно… Так страшно… Что нам теперь делать? Видимо, я должна была знать. По-другому для неё и быть не могло. Забавно, но и для меня – тоже. Я медленно провела ладонью по тяжёлой складке шторы, разглаживая её, и всё же облизнула губы: - Подождём. Два дня назад. …И теперь я, принцесса Иоланта де Грокк, будущая королева, единственная наследница трона Бетанкурии, сидела на кровати так прямо, словно проглотила шпагу, и притворялась, что не слышу испуганно зовущей меня служанки. Притворялась потому, что впервые в моей жизни мне самой было страшно. Я даже не помню того момента, когда они ворвались в замок. Но помню, как застыла кровь в моих жилах, когда я услышала первый крик. Пронзительный, долгий, крик ужаса, а не боли. Казалось, сам мой разум пошатнулся от этого звука. Я твердила себе, что это бред. Что это кошмарный сон, от которого я вот-вот проснусь. Твердила себе, что мне почудилась бледная обречённость на лице мамы, когда она поцеловала меня перед моим уходом. Твердила себе, что замок выстоит. Что наши солдаты не дадут ему пасть. Что этого просто не произойдёт. Вот только скрежет стали и вопли в дальних залах и коридорах, запах дыма и гари, сочащийся из-под двери, становились всё явственнее. - Госпожа Иоланта, - Кира всё плакала. Плакала и плакала. Постоянно. Слёзы непрекращающимся потоком текли по её лицу последние два дня. Ей даже не приходилось всхлипывать или моргать – они струились сами по себе, промочив её миловидную мордашку практически до кости. Я вдохнула. Иногда мне начинало казаться, что если я не буду напоминать себе, что надо вдыхать, то лёгкие сами этого делать не будут. Пальцы мои стиснулись на длинной бархатной юбке тёмно-зелёного платья, горячие, слишком горячие, и я зажмурилась на мгновение, подавляя этот жар. Нет. Нельзя. Не нужно. Просто корсет был слишком тугим. Вот и всё. Поэтому дышать так тяжело. Только поэтому. - Госпожа Иоланта! – теперь это была паника. Мои глаза переметнулись на неё. Служанка жалась к двери, почти распластавшись по ней, прислушиваясь к звукам в коридоре. Эхо долетало и до меня – эхо от мраморных плит соседнего зала с круглым бассейном, где по моему давнишнему детскому капризу плавали золотые рыбки… Отец всегда исполнял мои самые глупые желания. Папа… - Клянусь Вам, они ближе… - простонала девушка. Глаза огромные, мокрые… - Мне кажется, наша охрана… О, госпожа Иоланта, что…? - Да прекрати же! - рявкнула я. Простят меня боги, но в тот момент я ненавидела её. Ненавидела её затравленные покрасневшие глаза. Эти глаза по камешку, по крупице подтачивали моё спокойствие, мою собранность – а этого я не могла позволить. Пальцы на коленях свело судорогой. Я согнула их, чувствуя, как мурашки побежали по открытой спине от сухого хруста. – Своими причитаниями ты только нас выдашь. Она сморгнула, всхлипнула. Я втянула в себя ещё один вдох. Будущая королева не должна кричать, не должна ругать слуг, не должна унижаться до сварливой рыночной торговки, не должна… - Лучше налей мне вина. - …Что? – она как будто испугалась чего-то. Ещё один вдох. - Я хочу пить, - холодно отрезала я. Она смотрела на меня несколько секунд, всё так же глупо, по-щенячьи моргая, и какая-то часть меня внутренне усмехнулась. Наверное, я выглядела действительно странно. Как окаменевшая. Будто посмотрела в глаза василиска. Но, в каком-то смысле, так оно и было, разве нет? - Х… хорошо, - она едва не плюхнулась на пол в неуклюжем реверансе, и мысленная мрачная усмешка моя стала шире. По крайней мере, мой вид явно был подобающе собранным и властным, раз она не забыла присесть. Я не шелохнулась, когда она прошуршала мимо, к дальней стене, где стоял буфет. Не шелохнулась от того, как явственно звенело горлышко графина о край бокала в её трясущихся руках. Я действительно хотела пить. По крайней мере, это было самое логичное объяснение тому, как язык мой прилипал к пересохшему нёбу. Вот только от представления вкуса вина почему-то становилось ещё хуже. - …Вот, госпожа, возьмите. Кира протягивала мне бокал. Дрожащие руки всё же сделали своё дело, и несколько капель выплеснулось через край, стекая по внешней стенке. Но не это меня беспокоило. Не это, а то, как испуганно, словно невольно дёргались её пальцы, стараясь не касаться этих капель, будто наделённые своей жизнью, пытаясь уползти… от опасности? Я подняла взгляд на лицо служанки. Она отводила глаза, секунду, другую, а потом не вынесла и снова заплакала: - Простите меня, миледи, простите. Но Их Величество велели мне… Ваша мать сказала, что если всё будет безнадёжно, то я должна… я должна… - Убери, - прошипела я, чувствуя внутри новую вспышку кипящего гнева. – Не смей. - …Чтобы Вас не схватили, не добрались до Вас, чтобы Вы… чтобы Вы не достались им живой… Я отбросила прочь её руку с бокалом, опрокидывая отравленное вино на пол, не сводя с неё глаз. Кира отпрянула к стене, сжимаясь обратно в беспомощный плачущий комочек под моим взглядом. И я вдруг поняла, что больше не выдержу. Ни единого дня, ни единой ночи, проведённой в этой запертой комнате, наедине с рыдающей горничной. Что я просто сойду с ума. …Пусть всё кончится… Всемогущие боги, что угодно, но пусть это кончится… Дверь содрогнулась, с треском прогибаясь внутрь от мощного удара, и Кира вскрикнула. Я не двинулась, словно сквозь пелену тумана глядя на то, как водопад щепок заливает ковёр. Снова удар, и одна из петель, сорвавшись с крепления, со свистом пролетела мимо меня. - …Госпожа… Я открыла рот, чтобы ответить что-нибудь – что угодно – но дверь уже рухнула на пол, впуская в покои четверых. Красно-серые доспехи, толстые шерстяные плащи, бесстрастные лица, обнажённое оружие, покрытое пылью и кровью… …кровью… Они шагнули внутрь, и я стремительно поднялась им на встречу, с трудом расцепляя намертво переплетённые пальцы и расправляя плечи. Один из солдат, офицер с сединой в волосах, удостоил меня лишь беглым взглядом, потом так же мельком осмотрел комнату, в то время как его люди проворно двинулись вдоль стен. Кира, бледная, как полотно, попятилась. - Служанку убейте, - бросил офицер. Солдат кивнул – и одним плавным движением вогнал меч ей в живот. Кира посмотрела на него, затем на меня, потерянно и непонимающе, снова сморгнула - а потом из груди её вырвался тихий вздох, глаза закатились, и безжизненное тело тяжело упало на ковёр. Дорн машинально вытер клинок о драпировку. Я вновь вдохнула. С хриплым свистом втянула в себя воздух, не отрывая взгляда от крови. Тёмно-багряным пятном она пропитывала бежевый лён платья моей служанки, алым въедалась в ковёр, вокруг её талии, упавшей руки, на запястье один из её вечных дешёвых браслетов из кусочков шлифованного стекла… - Вы… - я стиснула зубы, вздёргивая подбородок, заставляя себя отвести глаза от тела, и уставилась на дорнов. – Вы за это заплатите головами, мерзавцы. Офицер вновь смерил меня взглядом. - Кто-то из благородных, - он кивнул ближайшему солдату. – На колени её. - …Что?! – я отшатнулась, испепеляя двинувшегося ко мне дорна взглядом. – Вы не посмеете…! Все мои дальнейшие слова утонули в шипении от боли, когда меня схватили сзади, заламывая руки за спину, заставляя опуститься на колени. Другая ладонь вцепилась в заднюю часть моей шеи, наклоняя голову почти к самому ковру, пока вьющийся серебристый орнамент не заполнил всё поле моего зрения. Дыхание давалось с трудом, корсет едва ли не ломал рёбра, длинные светлые волосы скользнули по щекам, вниз, закрывая моё лицо, будто занавесом. Я машинально извернулась, но хватка лишь стала крепче. Мотнула головой, пытаясь хотя бы отбросить назад волосы, увидеть, что происходит… но глаза мои замерли на раскрытых глазах Киры, пустых и мёртвых белках, застывших между распахнутыми веками… Понимание, ледяное, бесповоротное, молнией полыхнуло в моём мозгу. Я умру. Я действительно умру… Просто умру. Как Кира, как многие наши солдаты… Такой же никчемной тряпичной куклой свалюсь на пол, так же истекая уже бесполезной кровью… Ладонь с затылка исчезла, открывая мою шею клинку, и всё внутри свело холодом, когда до меня донёсся свист, с каким заносят меч… Это всё правда… И никто не придёт. Никто меня не спасёт. Никто. С яростным стоном я оттолкнулась ногами от пола, игнорируя боль в запястьях, выпрямляясь и рывком запрокидывая голову. Затылок мой встретился с лицом солдата, раздался влажный хруст сломанного носа, и с громким проклятием дорн отпрянул, выпуская меня. - Ты что делаешь?! – рявкнул офицер. - Держи её! Но я уже бежала прочь. Пролетев мимо него, я выскочила в дверь, споткнувшись о своё платье, но каким-то чудом всё же умудрившись сохранить равновесие. Подхватив юбку, я бросилась по коридору, тёмному, усыпанному чуть тлеющими углями сбитых со стен факелов. Кто-то вопил вдалеке, что-то падало, но все звуки не могли заглушить моего грохочущего сердца, пульса, бьющего в висках и горле. Метнувшись в сторону, я отшвырнула с пути портьеру и вбежала в зал, но застыла, хватая ртом воздух. Они были повсюду. Дорны. Сваливали мебель, поджигали, швыряли шторы и драпировки в огонь, заволакивая всё дымом. Вокруг были тела, солдаты, те самые люди, что поклялись защищать отца и меня ценой своей жизни. Теперь мёртвые люди. Мраморный пол заливала вода из бассейна, почему-то розовая, и я покачнулась, увидев тело ещё одной служанки, обезглавленное, наполовину сброшенное в фонтан. Её кровь лилась в воду, смешивалась с ней, и золотые рыбки, мои рыбки плавали в этой тошнотворно-розовой воде… Я зажала рот ладонью, сглатывая вязкий ком дурноты, поднявшийся в горле, озираясь по сторонам. На плечо моё рухнула тяжёлая рука, но я дёрнулась прочь, вырываясь из хватки, увёртываясь от клинка, и ринулась через зал, не глядя на встречающихся дорнов, проскакивая между ними прежде, чем они успевали что-то сообразить. По пятам громыхали шаги, всё больше и больше, неслись угрозы и приказы остановиться… но я не останавливалась. Пусть бегут. Я знала этот замок. А они – нет. Это мой замок. Мой. Перепрыгнув через распластанное тело нашего солдата, я слетела вниз по лестнице. Коридор, в южную башню, к отцу… они там, они должны быть там… - Ваше Высочество? Я вскинула голову, глядя на солдата. Наша форма, голубая с золотом, герб отца на груди тоже заляпан кровью и грязью… - Джереми, - выдохнула я. Он подхватил меня под локоть свободной от меча рукой, словно боялся, что я упаду в обморок. Глаза его потемнели от усталости и тревоги. - Держитесь, госпожа. - Где отец? Он всё ещё в южной башне? Мама? Дрейвен? - Я не… - взор его переметнулся через моё плечо, и я видела, как напряглись мышцы его лица, когда он стиснул челюсти. – Бегите, госпожа, я их задержу. Не в силах выдавить ни слова, я лишь благодарно кивнула и вновь бросилась бежать. За моей спиной зазвенели мечи… …Но ненадолго… Я бежала, глотая тяжёлый дымный воздух, через горло, сжавшееся до размера игольного ушка, в лёгкие, сжимающиеся с хрипом кочегарных мехов… Нет… …вниз по ещё одной лестнице, ниже, ещё ниже… Я не умру… …в погруженный во мрак коридор, отыскивая глазами хоть какой-нибудь свет, откуда-нибудь, из-под двери… Не умру! …не заметив, что одна из теней, отделившаяся от стены, была куда плотнее и чернее прочих… Я не могу умереть!!! …врезалась в неё, спотыкаясь, падая на чью-то руку, задохнувшись… Никогда И осталась лишь тьма. …больно… Я хотела моргнуть. … Не смогла, потому что глаза мои были всё ещё закрыты, погребены под свинцово-тяжёлыми веками. …открой глаза… …я не могу. Открой! …Боги, как больно… Возвращались звуки, далёкие, смазанные. Шум битвы где-то вдалеке, какой-то… неважный, ненастоящий. На мгновение мне подумалось, что сон наконец-то кончился, что всё это оказалось неправдой – но уже в следующую секунду все мысли рассыпались, пережёванные свербящей болью в затылке, что разламывала кости моего черепа. Затем пришли головокружение и тошнота, накатили друг за другом, а потом и вместе, заставив весь мир покачнуться подо мной и вокруг меня, обёртываясь и вновь распускаясь… Я отпихнула всё это прочь, прислушиваясь, пытаясь понять, раздавались ли какие-нибудь звуки рядом со мной… Нет, лишь атласное кружево корсета платья шелестело при каждом моём вдохе. Я с облегчением прижалась щекой к каменному полу, позволяя телу расслабиться, и тяжело сглотнула. В горле стояла горечь, смесь дыма и какого-то металлического привкуса… …Только не терять сознание… Сделав глубокий вдох, я задержала воздух внутри, подавляя тошноту, и выпустила его с тихим шипением. Повторила, затем вновь, пока наконец дурнота не отступила, оставив только ноющую от боли пустоту моей головы и влажный холод пола подо мной. Надо встать. Пошарив ладонью вокруг и нащупав что-то жёсткое, деревянное, похожее на край ящика, я ухватилась за него и попыталась подняться, но мир опять пошатнулся, опрокидывая меня обратно на пол, и я неловко упала на бок, едва подавив беспомощный всхлип. Но всё-таки подавив. Вставай. Терпеливо переведя дыхание, я собралась с силами и кое-как, но села, привалившись спиной к ящику, подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом, освобождая шею от кипящей расплавленной тяжести головы и давая себе время привыкнуть к такому положению. Когда мир перестал кружиться, я наконец приподняла веки, уставившись на упавшие на лицо волосы, грязные, спутанные… О, Кира была бы в ужасе… Она всегда расчёсывала меня так старательно, что волосы сверкали, как начищенное золото… Вновь пришлось сглотнуть. Взгляд мой скользнул по полу. Камни. Голые, грубые, необработанные. И ящик… Подвал? – я отстранённо уставилась на тюки сваленного белья в углу и пустые огромные котлы, медленно сморгнула, ожидая хоть какого-то прояснения в голове. Я никогда не бывала здесь, но не сообразить было трудно. – Прачечная… Как я здесь…? Только-только оформившиеся мысли испарились, когда я взглянула на свою юбку. Точнее, рядом с ней. Там, у края подола, лежащего на полу, были тяжёлые тупые носки стоптанных сапог. Кожаных. Судя по размеру, мужских. …о боги… Сердце громыхнуло в груди, болезненно ударившись о рёбра, и я застыла, опасаясь, что малейшее движение столкнёт меня обратно в обморок. Кто бы ни был этот мужчина, он не двигался, не нападал, не издавал ни звука, не делал вообще ничего, словно его тут и не было. Какая-то часть меня сжалась от инстинктивного страха перед тем, что он вообще был способен на это неподвижное беззвучное безмолвие, вряд ли доступное обычному человеку… Облизнув губы, я подняла глаза, медленно, молясь, чтобы голова не закружилась вновь. Взор мой скользнул вверх по ногам, чёрным доспехам, по ладони, лежащей на рукояти убранного в ножны меча, застёжке тоже чёрного плаща, тёмному платку, свободно повязанному на шее… Никакого красного и серого… Не дорн… Выпустив из лёгких воздух, который даже не заметила как задержала, я запрокинула голову, глядя на незнакомца в упор. Гораздо старше меня, далеко за тридцать, высокий, темноволосый… Небрежно-неопрятное обмундирование сомнений не оставляло – солдатом он не был; но всё равно как-то слишком непринуждённо и уверенно держался с оружием, заставляя полагать, что обращаться с ним он умеет не хуже - если не лучше. Я выпрямилась, расправила плечи и постаралась расслабить руки, чтобы они не стискивали колени с таким нелепым отчаянием, продолжая смотреть на него снизу вверх, щурясь от белых звёздочек, что танцевали перед моими глазами. Суженные тёмные глаза на смуглом, резко очерченном лице пристально, не мигая, наблюдали за мной в ответ. Вновь стало страшно. Поняв, что я пришла в себя достаточно, чтобы воспринимать действительность, незнакомец подался вперёд, опираясь свободной ладонью о ящик, возле которого я сидела, нависая надо мной, и усмехнулся, когда я невольно дёрнулась вниз, едва сдержавшись, чтобы не сползти на пол, подальше… - Смотрите-ка, какая у нас тут милая испуганная птичка, - голос низкий, хриплый, отдающий тёмными переулками, тихими подворотнями и богами забытыми подвалами… От одного его звука мне захотелось забраться целиком в проклятый ящик за своей спиной. - Ты кто такой? – предательский голос вышел куда слабее, чем я хотела, поэтому я сопроводила его таким холодным взглядом, на какой только была способна наследная принцесса. Незнакомец улыбнулся шире, белые зубы сверкнули во мраке: - Да птичка ещё и поёт, - он чуть склонил голову к плечу, отросшие угольно-чёрные волосы лизнули высокий лоб. – Интересно, что бы она пела, поймай её дорны… Комок вновь поднялся в горле, но я смогла его проглотить. Неторопливый изучающий взгляд прошёлся по мне от головы до пят, потом вернулся к лицу. Я чуть вздёрнула подбородок, чувствуя, как щёки мои начинают гореть от этого нервирующего изучения – но даже это незначительное движение заставило боль вновь всплеснуться в моём затылке, и я плотно сжала губы, чтобы не застонать. - Это ты меня ударил? – потребовала я, тихо, чтобы не спровоцировать новый приступ боли. Издевательская полуулыбка на его лице не дрогнула: - Ну не дорны же – раз ты всё ещё жива. Глаза мои непроизвольно скользнули в сторону, по подвалу, почти ожидая увидеть притаившихся солдат. Никого, лишь холодные тени в углах, стелющиеся по пыльным ящикам и тюкам… - Дорны…? - слова мои как-то странно звенели в глухой затхлой тишине. - …повсюду. Захватили все этажи, сейчас добивают выживших, - равнодушно сообщил незнакомец, сгибая руку, опираясь теперь о ящик локтем, и лениво подпер голову ладонью, не отрывая взгляда от моего лица. Захотелось поёжиться. Я вновь сдержалась. Мужчина в очередной раз усмехнулся и будто бы задумчиво почесал подушечками пальцев густую щетину на щеке. - Знаешь, - вдруг сказал он, - в замке на кухне работала девушка… Дана. Прелестное создание, всего шестнадцать лет, бледненькая, хрупкая, с карими глазами, в которых можно утонуть… Я упрямо стиснула зубы, не понимая, чего он хочет и чего добивается, и процедила: - Нет, я не знакома ни с одной кухонной работницей. - …Вот как, значит, – веки его немного опустились, прикрывая глаза, по-прежнему устремлённые на меня в упор. – А она хотела, чтобы я когда-нибудь показал ей океан… Но вот незадача – как раз через кухню дорны и прорвались в замок. Так что океан Дана никогда не увидит. - … - я открыла было рот, закрыла его, не найдя ответа, не зная даже, почему вообще должна отвечать, а потом сглотнула. - …Мне жаль. - Мне тоже, - очередная усмешка, тонкая, как лезвие ножа. – Но, по крайней мере, король де Грокк разделил её участь. Все внутренности свернулись в тугой холодный клубок, который канул куда-то в ноющую пустоту - пустоту, которая знала… Знала всё это время. - …Король мёртв? – прошептала я, прилагая все силы к тому, чтобы не отвести взгляда от этих безучастных тёмных глаз. - Угу. Отказался сдавать замок даже после того, как пали стены. Подписал этим смертный приговор и себе, и всем остальным, - улыбка превратилась в оскал. – Надменный идиот, как всегда. - Он не может быть мёртв, - отрезала я, возражая ему или самой себе – неизвестно. – Я не верю тебе. - Это как тебе угодно, - снисходительно фыркнул он. - Может, и не мёртв. Может, королевская кровь держит тебя живым и с отрубленной башкой, откуда мне знать. Захотелось закричать. Наброситься на него, ударить, что угодно, только бы заставить замолчать. Как он смел?! Я сдержалась, призывая на помощь все те немногие силы, что во мне остались. Даже если – только если! – он говорил правду, отец не за тем старался скрыть меня от дорнов, чтобы я своими руками разрушила свой шанс на жизнь. Хотела я или нет, но мерзавец, стоящий надо мной, мог стать моим спасительным билетом. Будто прочтя мои мысли, незнакомец чуть склонил голову к плечу, и взгляд его вновь прошёлся по моему лицу. - Тебе повезло, птичка, - кивнул он. - Пожалуй, только тебе да, может, нескольким мышам. Я едва заметно поёжилась от его слов – слишком уж он сам, укутанный тенями, вальяжно привалившийся к ящику, с полуприкрытыми, словно бы сонными глазами, с ленивой ухмылкой, притаившейся в изгибе губ, походил на огромного чёрного кота. Он заметил мои мурашки, наверняка заметил, потому что усмешка стала очевиднее: - Ну, а у птички есть имя? …Проклятие… Я медленно кивнула, стараясь собраться с мыслями. Если дорны повсюду… - …Я Кира. Служанка. - Кира, - повторил он. Глаза опустились к моей груди, стиснутой корсетом, на золотое ожерелье. Уголки его губ дёрнулись в издевательской улыбке, и кровь бросилась мне к лицу. – Служанка, конечно… Я перевела дыхание. Нельзя паниковать. Нельзя сдаваться. Страх – это нормально, но когда ты позволяешь страху принимать решения, вот тогда всё становится плохо. Так всегда говорил отец. …О, папа… - Послушай, - как можно твёрже и увереннее сказала я. – Выведи меня отсюда, и я тебе отплачу. - И ещё как отплатишь, - промурлыкал он, по-прежнему глядя на ожерелье. Вновь кивнув, я скользнула пальцами под волосы, отыскивая застёжку и пользуясь моментом, чтобы на мгновение прикрыть глаза. Пальцы дрожали, но я кое-как смогла их успокоить, стягивая золотую цепочку с шеи. Алчный ублюдок не шевелился, всё так же нависая надо мной, наблюдая за каждым моим движением. За ожерельем последовали серьги, оба кольца… Я ссыпала всё в руку и протянула ему. Ладонь почти не дрожала. - Будет больше, - пообещала я. – Только выведи меня отсюда. Он удостоил драгоценности лишь беглым взглядом, потом уставился обратно на корсет, и сосущая пустота в животе стала ощутимее. Он и раньше смотрел не на ожерелье, нет. На мою грудь. Проглотить ком в горле на этот раз оказалось куда сложнее. - Я была бы благодарна, если б ты на меня не пялился, - холодно проговорила я. - Ещё бы, - он ухмыльнулся и выпрямился, возвышаясь надо мной во весь рост. – Снимай платье. Глаза мои неверяще расширились. Клянусь богами, я бы остолбенела меньше, даже если б он в меня плюнул: - …Что? - Что слышала. Снимай платье. Я лишь тупо смотрела на него, лихорадочно соображая, отыскивая хоть какое-то объяснение тому, что происходило. На крохотное бредовое мгновение меня даже посетила мысль, что моё платье он хочет забрать в качестве платы. В конце концов, оно было вышито золотом… Вот только он зачем-то расстёгнул пряжку собственного ремня, на котором висели ножны, быстро и ловко, и сбросил на пол, принимаясь за металлические застёжки на доспехах. Мороз пробежал по моим мышцам, по самим костям, и я содрогнулась. Этого не могло быть. Просто не могло. Ведь я… Смерив меня взглядом, он издал раздражённый вздох и резко наклонился, отшвыривая прочь мою руку, всё ещё протягивающую драгоценности. Золото и камни посыпались на пол, в то время как он ухватился за край моего корсета и одним движением разорвал его. Холодный воздух обжёг кожу, выдёргивая меня из оцепенения, и, едва не задохнувшись, я дёрнулась прочь, упираясь каблуками в пол, стараясь уползти и запахивая платье: - Не смей прикасаться ко мне! - А то что? - процедил он, не отрывая взгляда от моих глаз и вновь подавшись ко мне. Я попыталась ударить его, но пальцы его сомкнулись на моём запястье с такой силой, что затрещали кости. Незаметное движение второй руки, и из кожаного нарукавника его выскользнул кинжал, прямо в ладонь, острая кромка вжалась в моё горло… - Я тебе вскрою глотку ещё до того, как ты успеешь сообразить, что случилось, - пообещал он хриплым шёпотом. – Так что лежи, молчи, и никаких глупостей. - Пошёл вон, - прошипела я, стараясь оттолкнуть его, но это было так же бессмысленно, как биться в стену. - Молчи, я сказал, - кинжал вжался глубже, и всё тело моё окаменело от горячего укола боли. Тёплая струйка крови потекла вниз по моей шее, в ложбинку груди. Его взгляд последовал за ней, блестящий, жадный, и он облизнул уголок рта, на мгновение выпрямляясь вновь, чтобы развязать штаны. Лёд ножа исчез с моего горла, и я смогла глотнуть воздуха, подавшись назад, вжимаясь в ящик, бесцельно шаря руками по полу, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что можно схватить… но он ногой отпихнул ящик прочь, лишая меня опоры, и я упала на спину, беспомощно барахтаясь в складках платья. Незнакомец последовал за мной, молниеносно ловя мои руки и разводя их в стороны, прижимая к полу по обе стороны от меня. Змеёй извернувшись под ним, я всё же нашла силы и резко согнула ногу, метясь в самое болезненное место. Пинок пришёлся в цель, и злорадное удовольствие накатило на меня при виде судороги боли, исказившей его лицо. - Ах ты сука, - выплюнул он. - Пошёл. Вон, - прорычала я, выворачивая руки в его хватке, почти сдирая кожу об его пальцы, но попытка моя не увенчалась успехом. Скрипнув зубами, я рывком подалась вверх, намереваясь ударить его лбом, но он увернулся, выпуская моё запястье, и тыльная сторона его ладони с сухим треском обожгла мою щёку. Голова дёрнулась в сторону, ржавая кровь хлынула в рот, но я лишь проглотила её, продолжая пинаться, упираясь освободившейся рукой в его лицо, царапая, вонзая пальцы в плоть, стараясь добраться до глаз… Вновь выругавшись, он залепил мне ещё одну пощёчину, сильнее, и затылок мой с глухим стуком рухнул в пол. Искры посыпались перед глазами, волна тягучей тошнотворной тьмы накрыла с головой - и мышцы вдруг отказали, водой растекаясь по камням, размазывая меня по полу вместе с тяжестью его тела, выгоняя весь воздух из лёгких. Сознание едва меня не покинуло - от боли, слабости, духоты, запаха дешёвого вина, смеси бешенства и похоти в его горящем взгляде… Я яростно заморгала, силясь прогнать чёрных мотыльков обморока, стараясь шевельнуться - но не смогла, чувствуя лишь руки, задирающие мои юбки, стаскивающие панталоны, острые края металлических заклёпок на доспехах, вгрызающиеся в грудь, обжигающее дыхание на шее, колено, упирающееся мне в бёдра и раздвигающее ноги… А потом осталась лишь боль… Я закричала, дёрнувшись в последней отчаянной попытке уползти, высвободиться, прочь, но тело не шелохнулось, раздавленное, парализованное, ощущая его каждой клеткой, всё глубже, всё хуже, с каждым новым яростным движением, рвущим в ошмётки само моё нутро. Крик мой захлебнулся, превращаясь в беспомощный звериный хрип, но и тот заглох, сдавленный в его плече, и мой кулак, нацеленный в его бицепс, обессилено разжался ещё в воздухе и упал обратно на пол. Отвернув лицо, я прижалась щекой к холодным камням, закрыла глаза и сдалась темноте и боли, уплывая дальше, как можно дальше, в какие-то красные воды, где всё ещё плавали мои золотые рыбки… …Я не помнила, сколько это продолжалось и когда кончилось, но в какой-то момент просто обнаружила, что дышать легче, что ничто… никто не придавливает меня сверху, и инстинктивно перекатилась на бок, дрожащими руками сгребая юбки и укрывая ими стонущие, липкие от крови бёдра. Спина тоже ныла от боли, каждый скол камня, казалось, оставил там свою вмятину. Я проигнорировала это, прислушиваясь к наступившей тишине. Пыль и грязь с пола набивалась мне в нос при дыхании, но я и на это не обращала внимания… в конце концов, я чувствовала себя не намного чище. Вставай… Я молча зажмурила и без того закрытые глаза, на короткое мгновение унизительной слабости вновь желая, чтобы всё это оказалось дурным сном, от которого я бы вот-вот проснулась. Проснулась бы без боли, без крови, без стыда и грязи… Для этого уже поздно… Приоткрыв глаза, я огляделась, но ничто не двигалось в полумраке, и я решилась приподняться на руках, подбирая ноги под себя, запахивая обрывки корсажа в нелепой, но упрямой попытке прикрыть обнажённую исцарапанную грудь. Ткань юбки льнула к коже, но я отлепила её, тяжёлую и мокрую от крови и… чего-то ещё, чего-то его, что едва не заставило меня завыть от омерзения. Зажав свободной ладонью рот, чтобы меня не стошнило, я всё же одёрнула остатки юбки, не заботясь тем, как каждый миллиметр моего тела отзывался взвизгом боли на малейшее движение. Потом… Всё потом. Пока – убраться отсюда, уйти, уползти, куда-нибудь, пока он не вернулся, пока кто-нибудь ещё не нашёл меня… Пальцы застыли в воздухе, когда взор выхватил из темноты мужскую фигуру, стоящую у дверей. Он не ушёл, по-прежнему был тут, прислушивался к чему-то в коридоре, немного склонив голову к плечу, отстранённо застёгивая собственные доспехи, потом кивнул каким-то своим мыслям и отошёл от двери. Всё тело моё заледенело от ужаса, что он идёт ко мне - но он прошёл мимо, направляясь к брошенным на пол ножнам, словно меня и не было. Обернув ремень вокруг пояса, он повернул голову, лишь сейчас заметив, что я наблюдаю за ним, и вновь кивнул: - Надо сваливать, птичка. Сюда могут прийти. Я промолчала, отворачиваясь от него, и подняла слетевший туфель, с какой-то ненормальной неторопливой методичностью натягивая его обратно на ногу, но замерла. Невдалеке поблескивал нож. Его нож. На кромке сворачивалось несколько капель крови. Моей крови. Облизнув губы, я медленно, незаметно втянула в себя воздух и рванулась к оружию, чуть не завопив от боли, прострелившей каждый мой нерв. Бесполезно. Он подхватил нож с пола за несколько мгновений до меня, и ладони мои лишь хлопнули пустые камни. - Вставай, вставай, - бросил он безразличным, едва ли не скучающим тоном, пряча кинжал обратно в нарукавник. Я не двинулась, всё так же сидя на коленях, упираясь в пол подгибающимися дрожащими руками, глядя на камни, расплывающиеся перед глазами от беспомощных, ядовитых, унизительных слёз… - Да, да, - долетел до меня его раздражённо-нетерпеливый голос, - это было отвратительно, и, возможно, твой крохотный мозг никогда не оправится от такой травмы. Но ты взгляни на это со светлой стороны – не будь меня тут, и ты досталась бы дорнам. Они б тебя на всю ночь заняли. А то и вовсе бы порубили в куски. Так что, мне думается, несколько минут на полу – это не такая уж большая цена за жизнь, разве нет? До крови закусив губу, я ответила жестом, каким пользовались конюхи, вскинув в его сторону средний палец, прекрасно понимая, что это движение может стать последним в моей жизни – но, боги, насколько же тогда мне было плевать. Он не ударил меня, не разозлился – нет, сукин сын рассмеялся, откинув назад голову, и по спине моей хлынули ледяные мурашки от этого резкого, хриплого, какого-то… сломанного звука. - А ты вспыльчивая, - почти одобрительно сказал он. - Другая бы на твоём месте соплями подавилась над своей потерянной невинностью, - я слышала его шаги, мягкие, крадущиеся, когда он подошёл ближе. – Давай, поднимайся. Исподлобья уставившись на него, я промолчала, кутаясь в обрывки платья и крепче подобрав под себя ноги. Какая-то часть меня всё же с удовольствием отметила глубокую царапину, продранную ногтями по его лицу – вот только его самого это явно не беспокоило. Не дождавшись ответа, он пожал плечами: - Можешь, конечно, остаться и сгнить в этом подвале, - …привязанный к лошадям, которых выведут в поле и щелчками кнутов погонят в разные стороны, разрывая его на куски… - Или позвать на помощь – глядишь, дорны и услышат. Он чуть прикрыл глаза, выжидающе глядя на меня. …связанный, брошенный в яму к cобакам, не в силах заорать, потому что ему отрезали язык… Я выдержала его взгляд, плотно сжав губы и обернув разодранный корсет вокруг себя так туго, как только было возможно, не двигаясь с места. …раскалённым чугунным прутом раздробить каждую кость, каждый сустав, даже самый крохотный… Поняв, что вставать я не собираюсь, он закатил глаза. Я отвернулась, уставившись в стену. …прикованный к столбу, по рукам и ногам, без возможности шевельнуться, и вороны выклёвывают ему глаза… - Ну, как хочешь, - заключил он. Губы мои дрогнули в кривой усмешке …как хочу… и я отстранённо кивнула, всё так же глядя на безучастные камни, ожидая того момента, когда он наконец уберется из подвала и моей жизни, и я смогу притвориться или убедить себя, что его никогда и не было. Но вместо этого его кулак обрушился на мой висок, топя меня в черноте… …Временами я приходила в себя. Ненадолго. Мимо меня проносились влажные, грубо сработанные стены, вытесанные прямо в земле, пахнущие мхом и мокрой гнилью подземелий. Незнакомец тащил меня на плече куда-то, не говоря ни слова, даже не глядя на меня. Я попыталась было шевельнуться, словно это могло помочь мне отстраниться от него, но он лишь дёрнул плечом, и я вновь отключилась. В следующий раз я очнулась в доме, заваленном уже начинающими разлагаться трупами. Кажется, меня всё-таки вырвало. Незнакомец не обратил на это внимания, выволакивая меня на улицу. Ночь была холодной, беззвёздной, дождь капал одинокими тяжёлыми каплями, стекая по моему лицу. На небе, над замком, были видны отблески пожара, откуда-то издалека доносились крики, вопли, голоса… Потом я уже кульком лежала где-то на земле, возле стены, будто груда грязного белья, завёрнутая в грубый плащ, задыхаясь от его запаха, пропитывающего ткань. Мой «спаситель» стоял рядом, вглядываясь в переулки и улицы, выбирая, видимо, безопасный маршрут – а потом подхватил меня и забросил обратно на плечо, идя куда-то, сворачивая, петляя… Я вновь отключалась и вновь приходила в себя. Живот болел в том месте, куда упиралось его плечо, кожа готова была сползти от отвращения там, где его ладонь твёрдо держала меня на месте. Здание, узкий переулок, задняя дверь… Он постучал, как-то странно, чередуя тяжёлые удары и лёгкие постукивания, и дверь распахнулась. Тепло, запах хлеба, эля и жареного мяса, приглушённые голоса, затем лестница… Я тупо смотрела на проносящиеся подо мной ступени, два пролёта вверх, плетёный ковёр, порог, доски пола… - Ты вернулся, - услышала я другой мужской голос, спокойный, тихий, но при этом глубокий. - Как всегда, - отозвался мой «спаситель», проходя в глубь комнаты и скидывая меня на что-то мягкое. Я упала на подушки дивана, и он с явным облегчением повёл плечами, сам разваливаясь рядом. – Замку конец. Дорны убили всех – солдат, поваров, слуг. Сбрасывают все трупы в одну кучу во дворе. Зрелище не из приятных. Вороньё завтра обожрётся. - Королевская семья? - Мертвы. Если отрубленные головы короля и королевы на крепостной стене, конечно, показатель. Я закрыла глаза, зарываясь лицом в подушки. Но проклятый голос не смолк: - Королева покончила с собой, когда взяли верхние этажи. Видимо, не захотела доставаться захватчикам. Но зато вот эта маленькая птичка наткнулась на меня, когда я уже выбирался из замка. Широкая ладонь похлопала мою ягодицу, и всё тело моё конвульсивно содрогнулось. Выпрямив ногу, я ударила сидящего человека в бедро, и он хохотнул: - Дрянь неблагодарная, - полушутливо буркнул он, сдёргивая с меня плащ и забрасывая обратно на свои плечи. Я сглотнула, обхватив себя руками, и наполовину села, наполовину упала на спинку дивана, моргая от слишком яркого света горящих на столе свечей. Это был кабинет. Другой кабинет, не тот, что я хотела бы видеть – никаких карт на столе, никакого резного деревянного кресла, никакого отца… Нет, этот стол был завален бумагами и тетрадями, это кресло было старым и потёртым, книжные шкафы высились по стенам… Тот, кто, видимо, восседал за столом при нашем появлении, теперь стоял возле дивана, глядя на меня. Я бесстрастно встретила изучающий взгляд его бледно-зелёных глаз, окружённых лучиками морщин. Пожилой мужчина, высокий, сухопарый, крепкий для своего возраста, словно бы и не заметил, что я смотрю на него в ответ, никак не отреагировав, никак ко мне не обратившись. Вместо этого взор его прошёлся по тем жалким, запачканным кровью и грязью обрывкам, что когда-то были моей одеждой. - Что с её платьем? Черноволосый безучастно пожал плечами: - Порвали, - мельком взглянув на меня, он посмотрел обратно на собеседника. – Знаете, кто это? Бледно-зелёный взгляд сверлил меня пару мгновений, потом его обладатель кивнул: - Иоланта де Грокк. Дышать вновь стало трудно, страшно, но я с внезапно поднявшейся во мне злостью раздавила это проклятое бесполезное чувство. Мой «спаситель» довольно ухмыльнулся, забрасывая руки на спинку дивана: - Вот и я подумал, что она нам пригодится. Может, какие-нибудь родственнички выложат за неё выкуп. - Мертвецы не платят, Вико, - ровно ответил пожилой. …Вико… Тот вновь пожал плечами: - Ну, глядишь, пройдёт время, и кто-нибудь из заморской знати захочет взять её в жёны, чтобы заявить права на трон Бетанкурии. - Вряд ли. - Всё равно… - пальцы лежащей на спинке дивана руки лениво скользнули по моей щеке и виску, отбрасывая локон спутанных волос. Я отшатнулась от его прикосновения, как от ядовитой змеи. Вико ухмыльнулся, прикрывая глаза. – Такая хорошенькая маленькая птичка. Было бы обидно, если б она досталась дорнам. Пожилой мужчина повернулся, глядя на дверь, возле которой я лишь сейчас заметила ещё одну фигуру, огромную, неподвижную и безмолвную: - Позови Шеллу. Гигант согласно склонил голову и бесшумно выскользнул из кабинета. Вико вновь улыбнулся: - Так мы её оставим? - Пока – да, - бледно-зелёный взгляд вернулся ко мне. Я облизнула пересохшие губы, пойманная в ловушку между этим взглядом и вызывающим дурноту присутствием Вико рядом со мной. Оба молчали - и будь я проклята, если пророню хоть слово. Эта мысль словно бы придала мне сил, я села ровнее, отбрасывая грязные волосы за спину, и вновь холодно уставилась на пожилого человека. Он по-прежнему никак не отреагировал. Вико тихо хохотнул. - Их Высочество упрямая сучка, - предупредил он. Даже если его собеседник и собирался ответить, то всё равно не смог этого сделать, потому что в этот момент в комнату вошла необъятная краснощёкая женщина, на ходу вытирая руки о длинный фартук. - Мастер Натан, - приветствовала она пожилого, потом взглянула на диван, кивнула: - Вико. И рот её так и застыл приоткрытым, когда глаза остановились на мне. Я молча взглянула на неё в ответ. - Здравствуй, Шелла, - проговорил тот, кого она назвала мастером Натаном. – Как видишь, у нас тут кое-кто нуждается в убежище. Тихий фыркающий смешок, прозвучавший в тишине, больше всех удивил меня. Главным образом потому, что это я его и издала. - Вижу, - с сомнением протянула Шелла и нахмурилась. – Но… я знаю её. Это же…? - Как считаешь, - всё так же ровно продолжал Натан, не обращая внимания на её слова, - мы можем что-нибудь сделать, чтобы её обезопасить? - …Ну… - Шелла пожевала пухлую губу, оценивающе глядя на меня. – Если остричь волосы, перекрасить… В принципе, подержать подальше от посторонних глаз, пока всё не уляжется… - Пусть поработает здесь, у тебя, - предложил Вико и неожиданно покосился на меня, криво усмехнувшись, словно следующие слова были какой-то нашей общей шуткой. – На кухне. Подраит кастрюли, тарелки, печку. Вряд ли её кто узнает, всю в саже, - усмешка стала шире, натягивая глубокую царапину на щеке, - и с переломанными ногтями. Я не ответила, не глядя на него, не желая глядеть, и лишь чуть содрогнулась, когда Шелла вдруг подошла ко мне, мягко проводя тёплой ладонью по моим волосам, плечу, и сочувственно покачала головой: - Жалко такую кожу портить. - Переживёт, - сухо отозвался Вико. Шелла вздохнула – но тут взгляд её упал на то, что осталось от моего платья, и лицо женщины вспыхнуло яростью. - Да что ж такое-то! – воскликнула она и подалась в сторону, сдёргивая с плеч Вико плащ и торопливо оборачивая его вокруг меня. Её руки пахли тестом и сахарной пудрой. - Эй, Шелла, аккуратнее, - промурлыкал Вико, голос где-то между издёвкой и угрозой. – Не пользуйся тем, что я тебя так люблю. Она метнула на него раздражённый взгляд: - А ты закрой рот, пока я тебя фартуком по физиономии не отхлестала, - повернувшись обратно ко мне, она подняла меня на ноги, заботливо растирая мои плечи и крепче укутывая в плащ. Я медленно сморгнула. - А что с именем? – поинтересовался Вико за моей спиной. Натан пожал плечами: - Это не такое редкое имя. Люди постоянно называют дочерей в честь принцессы. Я моргнула вновь. Потом ещё раз. Заметив это, Шелла что-то пробормотала себе под нос, но всё же выдавила улыбку: - Пойдём, милая. Сделаем тебе горячую ванну, - она мягко подтолкнула меня к дверям, и я покорно двинулась в коридор, неуклюже переставляя стонущие подпорки, в которые превратились мои ноги. - Действительно, - раздался позади меня ненавистный голос. – Поздновато уже. - Останься, Вико, - было последнее, что я услышала, когда дверь захлопнулась за нами. Шелла повела меня вниз по знакомой лестнице, распахивая передо мной двери, второй рукой придерживая меня за плечи. В любой другой ситуации я бы вырвалась, шла бы сама… В любой другой. - Сюда, милая, - она провела меня в маленькую чистую комнату и усадила на узкую, аккуратно заправленную койку. – Сейчас нагреем воды, помоем тебя как следует, потом чайку, да? Любишь пирог с ежевикой? Я не ответила, позволяя ей снять с меня плащ. Она помедлила, сворачивая его в руках, потемневшими глазами глядя на меня. Я собрала обрывки платья на груди, избегая её взгляда. Тяжело вздохнув, она двинулась к шкафу, и до меня донёсся звон стекла, который вдруг напомнил мне о Кире, о бедной Кире, так и не сумевшей исполнить последний наказ госпожи… а спустя несколько мгновений в мою ладонь опустился бутылёк с чем-то густым и тёмным… - Выпей, милая, - тихо сказала женщина. Я посмотрела на неё, и она горько и понимающе усмехнулась. – Чего только не случается. Думаю, ещё и последствий нам не нужно. Выпей – и всё будет хорошо. И только теперь, стиснув бутылёк в ладони, я, Иоланта де Грокк, наследная принцесса Бетанкурии, уронила голову в руки и разрыдалась.