Настойчивость - не порок

- Сереж, он опять поулыбался мне вежливо и свалил, - ноет Арсений, уткнувшись лбом в холодную парту, - я уже не знаю, как к нему подступиться. Сережа глубоко вздыхает и в очередной раз закатывает глаза. Как говорится, утро в нашей норе начинается всегда одинаково. А Матвиенко и не помнит, когда день начинался с чего-то позитивного, а не с нытья Арсения по поводу того, что альфа, который ему нравится (нравится по настоящему, буквально с первого взгляда), не обращает на него внимания. А главное - ничего не помогает ему с утра поменять вектор развития разговора. Сережа пытался и про свои успехи на любовном фронте затирать, и ругаться с Поповым, и настаивать на том, что пора отстать от бедного парня, но все бестолку. Ведь Арсений, кажется, реально по уши в долговязом и скромном Антоне, который, по меркам других альф, больше походит на бету, ибо не имеет горы рельефных мышц, взбалмошного характера и желания трахать все, что движется. Ох уж эти дурацкие стереотипы... А Попову, на всеобщее удивление (особенно тех самых ебарей-террористов), именно этого альфу и подавай. Очаровательный он, мол, хороший. Матвиенко сначала подумал, что друг сошел с ума или решил поприкалываться над бедным парнем, но на второй год бесконечного нытья и первые попытки друга привлечь внимание своего предмета воздыхания, потом переросшие в практически наглые, но максимально бездарные подкаты, понял, что Арсений влип на полном серьезе. А Антон (та самая Арсеньевская зазноба), как оказалось, не такой уж и бедный парень. Ведь ему, кажется, плевать с высокой колокольни на все попытки привлечь его внимание не только со стороны Арсения, но и других омег, которые, увидев, что такой популярный среди альф Арсений, упорно бегает за равнодушным парнем, тоже решили подключиться к этой глупой затее. Попов даже успел оскорбиться, что из его чистых и искренних чувств сделали целый челлендж. А Шастун как ходил по своим библиотекам, зарываясь в учебу с головой, и изображал вежливую незаинтересованность, так и продолжил заниматься этим, всем своим видом показывая, что внимание ему ни капли не льстит, и все эти Поповские замашки не то, что не действенны, так еще и бессмысленны. Но это же Арсений. Если он решил, что ему нужен именно Антон, то он хоть в лепешку расшибется, но не отступится от своего желания. - Может это отличный повод от него отстать? - осторожно начинает Сережа, зная, что эта фраза вполне может разозлить Арсения, но молчать он не может уже давно, - Ты же видишь, что он не идет на контакт, зачем мучить и его, и себя. Матвиенко знает, что лезть в чужое дело не нужно, если не просят, ибо это чревато руганью и плохим настроением у обоих. Но у него же тоже терпение не железное. Ему грустно от того, что друг так страдает из-за неразделенных чувств и активно пытается привлечь чужое внимание, вообще не получая отдачи и, более того, зная, что человеку совсем не нужна ни его компания, ни внимание. Но Арсений буквально вчера отшил Игоря, уже третий раз за месяц позвавшего его на свидание, и продолжил любоваться Антоном. Сереже банально больно смотреть на все происходящее. - Но, Серег, - трагично произносит Арсений, отрывая голову от парты, - он же на прошлой неделе проводил меня до подъезда, - говорит так, будто после данного променада Антон должен жениться на нем, не меньше. - Ты соврал, что я на свидании, заранее отправив меня домой, и надавил ему на жалость, притворившись трусливой омежкой, Арсений, - Сережа смотрит строго, еще не перестал осуждать друга за такие выкрутасы. - А вдруг меня бы реально изнасиловали в подворотне, - бурчит, уткнувшись уже в сложенные на столе руки. Сереже максимально не нравится, как его друга штормит, но поделать с этим он ничего не может. Не к Антону же ему идти и просить, чтоб тот уже либо трахнул Арсения, либо отшил грубо и не подпускал больше к себе никогда. Да, Попову бы больно очень было, если б Антон выбрал второй вариант (а он бы со стопроцентной вероятностью выбрал именно его), но зато Арсений, немного пострадав, забил бы на ситуацию и продолжил жить, а не существовать. Смотрел бы на всех свысока и каждый день доказывал, что он все еще сильный и плевать хотел на этого Антона, который сам не знает, что потерял. Но пока Арсений наивно надеется не понятно на что, идя в разрез со всеми своими привычками и жизненными ценностями. Сереже почти физически больно смотреть, как друг стелется перед кем-то, будучи, на самом деле, очень гордым человеком. Но любовь… она такая. Кажется, что от бойкого и дерзкого одиннадцатиклассника, каким Матвиенко все еще помнит Арсения, не осталось практически ничего. - Арсений, - приходится строго выделить имя, чтоб друг, окунувшись в свою драму, хотя б одним глазком адекватного человека взглянул на ситуацию, - мы оба знаем, что идти тебе двадцать минут, и на пути до дома ни одной подворотни, лишь прямая улица с одним поворотом, это во-первых, - разжевывает, как ребенку, но так надо, по утрам Попов довольно туго соображает, - во-вторых, ты буквально уговорил человека, который этого и не хотел, проводить тебя до дома, разве ты получил от этого акта насилия хоть какое-то удовольствие? - Но он меня слушал… - Просто слушал, как и в библиотеке, и в столовой, и около аудитории, - с лицом знатока, размахивая указательным пальцем, перечисляет Матвиенко, чуть ли не поправляя вымышленные очки на переносице, - Он просто вежливый человек, который не хочет никого обижать, но, Арс… - мнется, не знает, как сказать, чтоб друга не обидеть, но решает, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь, которой Арсений и сам себя очень умело кормит на постоянной основе, - Уж прости меня, но он не заинтересован в тебе, как и в других омегах. Как и в Ире, с которой на прошлой неделе из вежливости в кино ходил. - В смысле в кино? - наконец-то Арсений оживает и больше не выглядит как унылое говно, теперь он напряженный сурикат, готовый вот-вот сорваться с места и поскакать отстаивать свою территорию. Сереже уже даже смешно от того, насколько же их жизнь и общение вертится вокруг одного странного альфы, который даже партнером Арсения не является, чтоб пресануть его и попросить не обижать Попова. Сережа бы мог, но явно не в той ситуации, где доходчиво объяснять все нужно именно Арсению, а не альфе, ведь Попов сам является источником всех своих страданий и переживаний. Сам придумал, сам загнался - самостоятельный тип, ничего не скажешь. - Ира потащила его на какую-то сопливую мелодраму, мы с Юлькой их видели, когда на Паука ходили, - Матвиенко уже даже не рад, что завел эту тему, когда видит, как раздуваются ноздри его друга, а глаза все больше походят на острые льдинки, - Кузнецова как обычно трещала не переставая, но у них ничего не было и это ничего не значит, если что, - спешит вставить Сережа, видя, что его друг уже близок к набиванию милого девичьего личика. А они в аудитории, между прочим, где есть и другие студенты, ожидающие преподавателя, как обычно задерживающегося на несколько минут. И Ира тоже тут сидит, манерно хихикая с шутки Дарины. И даже Антон, читающий книгу. Хорошо хоть, что и Сереже, и Арсению хватает ума говорить вполголоса, а другие студенты громко беседуют, заглушая вообще все остальные звуки. - А ты-то откуда знаешь? - скрывает за сарказмом агрессию, его-то максимум - попросить Антона проводить его до дома, а кино - это вообще неслыханная наглость, тем более со стороны Кузнецовой, которая, кажется, переключилась на Антона лишь из-за того, что с самого первого учебного дня невзлюбила Попова, - Ты же точно не видел, чем они в зале занимались, и после кино тоже. - У Юльки подружка есть, которая нормально общается с Дариной, ну и Кузнецова сама Дарине жаловалась, что Антон не сделал ничего, и даже до дома ее не проводил, сославшись на дела, - Матвиенко заканчивает, позволяя себе легонько улыбнуться, когда его друг немного расслабляется. Хорошо хоть, что история закончилась довольно безобидно, а то Сережа бы лучше головой о стену побился, чем смотрел на очередное нытье Арсения. Все-таки как бы тот не показывал злость и желание разобраться со всеми обидчиками кулаками и криками, внутри он нежный цветок, которому забота и ласка нужны. Да и таким дерзким, непринужденным и пофигистичным на публике он себя показывает, кажется, из последних сил. Вот-вот маска рухнет, являя миру уставшего парня, желающего простого человеческого тепла и хоть капельку взаимности. Чувства уж слишком сильно смягчили его характер и поведение. - Ладно, хорошо, - окончательно успокаивается Арсений и даже улыбается искренне, - Ее он тоже не выделяет, это хорошо, значит еще не все потерянно. В аудиторию заходит преподаватель, опоздав на несколько минут, за что Арсений ему безумно благодарен, ведь без лишних минуток у них с Сережей не было бы этого разговора, придавшего Попову сил. Может Антон и сходил с Кузнецовой в кино, но войну она еще не выиграла, поэтому есть повод и дальше крутиться вокруг Антона. И даже не для победы в этом дурацком соревновании, которое придумала Ира, лишь бы позлить Арсения, а ради него самого и его возможного счастья с альфой, который с первого взгляда показался Попову каким-то родным и уютным, тем самым. - Позвать в кафе или посидеть с ним в библиотеке? - шепотом спрашивает Арсений, выискивая взглядом знакомую макушку, которая, как всегда, находится на первом ряду в середине аудитории. Всем бы такую тягу к знаниям. - Арсений, - недовольно шепчет Сережа, пытаясь вложить в свой голос тонну осуждения, но Попов лишь пожимает плечами и, открыв тетрадку, записывает тему лекции. Сережа и сам, не забыв закатить глаза, открывает заметки в телефоне, куда собирается накидывать тезисы из скучной лекции, первый из которых гласит: «Не забыть отговорить Попова от дурацкой затеи». Что сделать, естественно, не удастся. *** Арсений не особо любит библиотеки. Слишком тихо, слишком помпезно, слишком неуютно. Голые стены и высоченные потолки, украшенные какими-то еле заметными барельефами, не внушают доверия и уюта. Скрипучие стулья и шикающие на каждого проходящего мимо научные сотрудники и студенты лишь усугубляют ситуацию. Арсению хочется в угол забиться и сжаться комочком, лишь бы почувствовать хоть капельку спокойствия и тепла, но он продолжает идти через огромный читальный зал, морщась от своих же шагов, которые в искусственной тишине кажутся слишком громкими и неправильными. Но впереди, за крайним стеллажом, стоит стол, за которым уютно разместился очаровательный альфа, обставив себя книгами, ноутбуком и термосом с чаем. Сережа, если б узнал, что Арсений пошел в библиотеку, даже не зная наверняка, есть там Антон или нет, точно посмеялся бы и назвал его последним дураком. Но Арсений почему-то уверен, что Шастун именно там. Матвиенко бы это объяснил тем, что Антон просто почти все свободное время проводит в компании пыльных книг, работая над курсовой, что простые смертные откладывают в долгий ящик, но Арсению больше нравится думать, что он уже на подсознательном уровне настроился на Антонову волну. Хоть звучит романтично. Стеллажи быстро заканчиваются, и Арсений с удовольствием отмечает, что Антон реально сидит за излюбленным столом и читает какую-то увесистую книгу. Попов растягивает губы в улыбке, в очередной раз залюбовавшись своим предметом воздыхания, и тихонечко плюхается на соседний стул, сразу подперев подбородок рукой. Антон поднимает взгляд от книги и на пару секунд на его губах появляется легкая улыбка, которая быстро сменяется привычным спокойствием и непрошибаемостью, но у Арсения уже крохотные бабочки щекочут крылышками внутренние органы. Хотя б ради таких моментов стоит продолжать бегать за Антоном. Пока они играют в привычные гляделки, Арсений размышляет, как начать диалог, чтоб не выглядеть слишком навязчивым и наглым. Хотя навязчивость явно его второе имя, хоть он и сильно скромничает порой (как минимум, как Кузнецова позвать Антона в кино он точно не сможет), но Арсений все равно старается не наглеть в край и делать значительные перерывы между случайными (нет) встречами с альфой. - Я почитаю тут, рядом с тобой? - ничего лучше Попов за минуту придумать не может, поэтому, очаровательно хлопая глазами, делает вид, что на всю библиотеку осталось только одно свободное место, и оно, конечно же, рядом с Антоном. Шастун немного хмурит брови, оглядывая Арсения. - А книга… - Сейчас схожу за ней, - ярко улыбается Попов, не различая за реакцией Антона никакого негатива. Но, не смотря на свои слова, все равно продолжает сидеть, скользя своим взглядом по привлекательному лицу: ровному носу со светлой родинкой на конце, чуть пухловатым губам, скулам и большим зеленым глазам, которые особенно ярко выделяются на фоне светлой кожи в солнечных лучах. Это явно смущает Антона, ведь иначе никак не объяснить легкий румянец, покрывший его щеки. - Ты же вроде не любишь библиотеки, - даже не спрашивает, а утверждает Шастун, - Не люблю, - Арсений даже не скрывает своей неприязни, но говорить, что основной (и единственной) причиной того, что он находится здесь, является Антон, он не намерен, - Но нужно же иногда ходить, а то в общаге вообще невозможно сконцентрироваться, - Говорит, как ни в чем не бывало, и смотрит так невинно, что Антон, еще гуще покрывшись румянцем, утыкается глазами в книгу, - Так я посижу тут? - Угу, - даже не поднимая глаз, мычит Шастун, а довольный Арсений вскакивает и уходит, осторожно переставляя ноги, чтоб не создавать лишнего шума, искать книгу, которая, с одной стороны, была бы связана с учебой, а с другой - хоть немного интересна Арсению. Читать он любит, но не то, что им задают. Научную литературу ведь понять вообще практически невозможно из-за заковыристых мыслей автора и сложного языка, а исторические труды слишком сильно нагромождены скучными подробностями и ненужными фактами. Но «Виноваты звезды» или даже детектив какой-нибудь при Антоне точно не почитаешь, да и нет их в Исторической библиотеке. Поэтому Арсений не без труда находит стеллаж с литературой по Французской революции и берет книгу, написанную его преподавателем. Хоть темы, которые будут на экзамене, повторит. Когда он снова садится рядом с Антоном, тот даже голову не поднимает, лишь равнодушно перелистывает страницу книги и продолжает читать. Арсению немного обидно, что на него не реагируют, но он понимает, что сам навязывается, а Антон тут делом важным занят, ему явно не до общения с омегой. Но Попов упрямо листает оглавление и, найдя наиболее интересную главу, открывает нужную страницу. Спустя несколько листов Арсений мысленно благодарит себя за то, что выбрал именно эту книгу. Преподаватель умеет довольно понятно и просто излагать свои мысли, не теряя научности. А еще Попов получает удовольствие от ненавязчивого хвойного аромата, с каждым вдохом проникающего все глубже в легкие (и в сердце). Ему уже и разговоры особо не нужны, главное сидеть вот так, рядом, дышать одним воздухом, по очереди перелистывать страницы, даром, что у разных книг. И просто быть вместе, скрытыми от чужих глаз и всего мира в целом. Арсений старается прогнать навязчивые мысли и сморгнуть крохотную слезинку умиления. Он испытывает к Антону слишком нежные чувства. - Что читаешь? - спрашивает Попов, желая хоть немного отвлечься. Антон молча закрывает книгу, не убираю руку со страницы, на которой остановился, и демонстрирует Попову точно такую же обложку, книга с которой в данный момент находится и в его собственных руках. Арсений легонько улыбается такому неожиданному совпадению. Хочется спросить еще что-нибудь, но Попов не находит слов. Сложно общаться с человеком, который преимущественно молчит, лишь изредка отвечая на вопросы, от которых обычным «угу» не отделаешься. Поэтому Арсений и сам опускает глаза в книгу и продолжает читать о Вандейской весне. Спустя примерно час Антон встает и неспеша начинает собирать свои вещи, а Попов с удивлением, глянув на часы, отмечает, что прошло достаточно времени с его прихода в библиотеку. Обычно он крутился вокруг альфы минут двадцать и, понимая, что он лишь отвлекает человека, пристыженно ретировался зализывать раны. Но сегодня что-то пошло не так, а Арсений и не жалеет, что потратил время на библиотеку и Антона. Слишком уж умиротворенно он чувствует себя после полутора часов в компании очаровательного альфы и его прекрасного запаха. Да и книга удивительно интересная, но дело, конечно, совсем не в ней. - Ты уже уходишь? - ради галочки спрашивает Арсений и не удивляется, когда ловит чужой кивок. Попов и сам встает, подхватывая свой телефон, который все это время оставался без внимания, и замирает около стола, глядя на Антона. А потом, опомнившись, хочет взять книгу, чтоб отнести на место, но не успевает, ведь ее подхватывает Антон и, положив поверх своей, несет в сторону нужного стеллажа. А Арсений, пытаясь потряхиванием рук и медленными глубокими вдохами прогнать мурашки, так не вовремя появившиеся из-за поведения Антона, плетется за ним, совершенно по-дурацки улыбаясь. Они вместе выходят из библиотеки, и Арсений радуется, что идти им в одну сторону: к метро. Жаль, конечно, что потом их пути разъедутся, ведь Антону куда-то на юг (Арсений пару раз видел, в какую сторону Антон едет после вуза), а самому Арсению нужно добраться до кольца, после чего проехать две станции. Он рад, что живет в центре и до университета ему добираться максимально удобно и быстро, но если б он только мог ездить после учебы с Антоном… Можно было бы смириться и с тратой времени на дорогу, и с ранними подъемами, и с толпами людей. Лишь бы Антон в час пик прижимал его к двери, оберегая от посторонних людей, их локтей и ног. А матушка еще перед его переездом в Москву из Омска и поступлением предлагала Арсению снять квартиру где-то рядом с Битцевским лесом. Мол, экологично и недорого. Но Арсений предпочел общагу в шумном и загрязненном всякими выхлопными газами, но зато безопасном центре. И он рад безумно, ведь центр - это максимально удобно. Но мысли об Антоне все равно заставляют его слегка грустить о невозможности проводить с альфой больше времени хотя б в дороге. А пока Арсению светит только солнце и возможность пройти эти одиннадцать минут небыстрым шагом до метро вместе с Антоном, что тоже не слабо так радует. - Чем ты занимаешься в свободное время? - сразу спешит начать диалог, пока есть возможность. - Учебой, - легко пожимает Антон плечами. - А кроме? - пытается выпытать Арсений, ведь по своему опыту знает, что каким бы ответственным человек не был, он не может заниматься только учебой. Сам бы он, наверное, в таком ритме уже откинулся. Но Антон к общению не расположен. Он лишь повторно пожимает плечами, но уже молча. Если б Арсений не шел, повернув голову в сторону альфы, как нищенка, он бы и не понял, что Антон ему как-то ответил. Но все-таки Шастун это сделал и тем самым дал понять, что рассказывать ничего о себе не собирается. Впрочем, как всегда. Арсению остается лишь глубоко вздохнуть, изображая вселенскую печаль, и замолчать, чтоб лишний раз не нервировать Антона. Дальше они идут в тишине, а в метро Шастун быстро юркает в как раз кстати подъехавший поезд, оставив Арсения думать о том, что же он, черт возьми, делает не так. *** - Чай на столе, жаль, что не я, - томно произносит Арсений практически над Антоновым ухом, и плюхается на соседний стул. Антон лишь глубоко вздыхает, бросив короткий взгляд на Попова, и продолжает есть пирожок, запивая его чаем. Арсений улыбается на такую реакцию Шастуна: все-таки альфа привык к Поповским неожиданным фразам. Когда Арсений в первый раз осмелился сказать что-то подобное Антону, тот подавился чаем, и Арсению пришлось даже похлопать Шастуна по спине, пока тот своим кашлем распугивал студентов, проводящих большой перерыв в столовой. Арсения, конечно, такая реакция повеселила, но калечить альфу не хотелось совсем, поэтому он стал осторожнее бросать странные фразы. - Приятного аппетита, - выдыхает Арсений, чуть ли не хлопая ресницами, на что получает очередной благодарный кивок и короткий взгляд улыбающихся зеленых глаз. Сам он взглядом находит смеющегося Сережу, который с Юлей, своей омегой, наверное, опять обсуждает Арсеньеву фразу, и закатывает глаза. Сережа неисправим. Сколько бы он не смотрел на Попова осуждающе, сколько бы не просил прекратить доставать бедного Антона, сколь бы не угрожал шуточно, все равно каждый раз по-доброму смеется над Арсением, как брат старший. А Попов и не против, ведь чем бы друг не тешился, лишь бы советы давал дельные. А с ними проблем никогда не было, другое дело - Арсений прислушивался к мнению друга только если оно не касалось Антона. А Антона оно касалось подозрительно часто в последнее время. Сам виновник споров между Арсением и Сережей спокойно сидит и ест свой пирожок, совсем не обращая внимания на Попова. А Арсений в очередной раз задается вопросом, как вообще можно так долго не только динамить омегу, но и не крутить романов в целом ни с кем, даже не проявлять ни к кому знаков внимания. Думать о том, что у Антона есть кто-то за пределами университета, вообще не хочется. Арсений бы, конечно, смог это принять. Сережа бы, наверное, на седьмом небе от счастья был, когда Арсений отпустил бы и ситуацию, и Антона, поняв, что шансов никаких нет. Но жить в неведении, позволяя себе иногда проводить время под Антоновым боком (и плевать, что тот преимущественно молчит и занимается своими делами), очень приятно и уютно. - Антон, - серьезно произносит Арсений и замолкает в ожидании хоть капли внимания. Шастун не заставляет долго ждать: поворачивает голову в сторону омеги и смотрит внимательно, - Мы с ребятами хотим в настолки на выходных поиграть, может быть ты приедешь? - взгляду Арсения позавидовал бы даже кот в сапогах, настолько он хотел услышать положительный ответ. И плевать, что не договаривались они с друзьями ни о каких настольных играх. Но он бы, если что, ради встречи с Антоном мог бы и за пару дней организовать мероприятие не только с настолками, но и с развлекательной программой. Лишь бы альфа влился в их компанию. - Арсений, - глубоко и как-то печально вздыхает Антон, - извини, но нет. Ну, вот, чего и требовалось ожидать. Когда Арсений придумывал это предложение, он заранее знал, что ответ будет именно такой, но позвать Антона хоть куда-нибудь хотелось до дрожи в руках. Еще больше хотелось сходить с ним куда-нибудь, но это из категории «невозможное». Так что сильно расстраиваться нет смысла, но Арсению все равно немного грустно. Все-таки он уже более полутора лет сохнет по очаровательному альфе и бегает за ним хвостом, а результата до сих пор никакого. Антон все такой же - спокойный, молчаливый, скрытный. И приоритеты у него все те же - учеба-учеба-учеба. И никак не сломить эту стену, замуровавшую Шастуна заживо. А Арсению хотелось бы касаний. Даже самых невинных. Хотя б парочку. Хотелось бы разговоров. Историй Антоновых услышать. Почему-то Попову кажется, что Антон является интересным человеком. Детские фотографии посмотреть. Арсению бы рядом быть хотелось, вместе. Но, очевидно, его желания прямо противоположны желаниям Антона. Тому бы, судя по всему, одиночества, тишины и книг на стол. И Арсений тут даже не в конце списка, его в нем просто нет. И правда стоит отстать от альфы, дабы не изводить ни себя, ни его, ни Сережу, вынужденного слушать вечное нытье и новые бредовые идеи. Просто попытаться отпустить ситуацию. Арсению странно, что после десятков Антоновых отказов, после большего количества молчаливых минут, после практически полного безразличия, он только сейчас задумывается о том, что пора прекращать. Именно странно. Только сейчас, глядя на отстраненного Антона, с такой легкостью отказавшего Арсению. Шастун ведь даже не задумался на несколько секунд ради приличия. Ответил так, будто заранее знал, что Попов у него спросит. Да, интересно было жить с розовыми очками на глазах. Вот только какими бы они красивыми не были, от солнца не защищают. А со временем еще и глаза начинают болеть и уставать все сильнее. Нужно вовремя сорвать их, а еще лучше - сломать, чтоб не сломаться самому, пока еще есть силы. Он, поднимаясь со стула и, не оглядываясь, уходя из столовой, обещает себе, что на досуге подумает об этом и попытается принять самое правильное решение из всех возможных. Обязательно. *** Но времени на «подумать» у Арсения не находится. Его с головой в свой плен захватывает подготовка к встрече со страшным зверем, именуемым «сессия». Мысли об Антоне больше не крутятся в голове двадцать четыре на семь, теперь там только вопросы, как же успеть подготовиться и сдать все предметы на отлично (ибо повышенную стипендию уж очень сильно хочется) и как поспать хотя б шесть часов вместо четырех. А новое помешательство друга Сереже, кажется, не нравится еще больше, чем Антона, но Матвиенко тактично молчит, лишь иногда неодобрительно хмурясь. За несколько прошедших сессий успел привыкнуть к такому Арсению, но меньше осуждать не стал. Сам-то он спокойно сдаст все на свои законные тройки-четверки, особо не прилагая усилий, и пойдет отмечать успешное закрытие сессии. Арсению бы очень хотелось хоть раз забить на все, полагаясь на метод Сережи, но стипендия… Вроде одно слово, а какой мотивацией является для многих студентов. И поэтому он пашет. Ходит на пары, где заставляет себя впитывать всю информацию словно губка - и даже пересаживается на первый ряд, чтоб поменьше отвлекаться на Матвиенко и побольше информации запоминать. После пар он готовит ответы на билеты, которые предстоит еще выучит, и пишет доклад, являющийся допуском к экзамену по Истории России, отвлекаясь лишь на туалет и быстрые перекусы. И даже соседи, более халатно относящиеся к учебе, не отвлекают его своими разговорами и смехом. Зачетная неделя проходит слишком быстро. Попов уверен в своих знаниях, ибо готовился к ней усиленно. Да и для того, чтоб получить «незачет» нужно, кажется, разве что не прийти, в остальных же случаях преподаватели вытянут. Не хочется им потом повторно принимать нерадивых студентов. Да и без них есть в рамках курса строгий, но справедливый преподаватель, который и занимается «отсевом» лентяев. Вот его-то и боятся все студенты, хоть чуть-чуть переживающие за свою судьбу, в том числе и Арсений, который, даже сдавая другие экзамены, трясется от мысли, что экзамен по Истории Нового Времени приблизился на еще один день. И дней на подготовку тоже меньше. И сил меньше, и желания что-либо делать, и жить в целом. В диалоге с Сережей Арсений упорно настаивает, что слова про нежелание жить - лишь шутка дурацкая, но Матвиенко все равно на всякий случай пристальнее за другом начинает наблюдать, мало ли что. Еще как назло поставили этот предмет на самый последний день сессии, на 25 января. Очень символично. Нет бы сдать его самым первым и уйти спокойно готовиться к другим дисциплинам, зная, что главный босс позади. Но деканат, видимо, решил сотворить злую шутку, которую оценил разве что сам преподаватель, и то ему, с большей вероятностью, было все равно на день принятия экзамена. Так что идея была заведомо провальная, но что сделано, то сделано. И сейчас Арсений сидит в коридоре с тетрадкой в руках, пытаясь вычитать и запомнить еще хоть что-нибудь, лишь бы на каждый вопрос он мог ответить идеально. Лишь бы не получилось так, что ему выдадут билет, а он не будет знать достаточно информации именно по нему. Одному и единственному такому. И страха нагоняет то, что несколько студентов, заходивших в аудиторию раньше (Арсений три раза успел проклясть старосту курсу, которая распределяла очередность людей, заходящих в аудиторию, и запихнула Арсения в самый конец), вышли через минуты полторы после того, как зашли, и гордо объявили о пересдаче, ибо билеты им попались те, которые они не готовили вообще. И после таких моментов студенты даже не знают, радоваться им тому, что вопрос в билете всего один и его дает преподаватель, или плакать. С двумя вопросами можно хотя б один нормально рассказать и получить тройку, а тут - пан или пропал. И это заставляет Арсения трястись еще сильнее, судорожно листать страницы и с ужасом считать количество человек, которые должны зайти до него. Хотя он готовился! Усиленно и активно. Читал не только конспекты, но и дополнительную литературу. Как же здорово было бы зайти первым, проверить всю систему на себе и уйти отдыхать. Но у ВУЗа явно целью является до конца обучения выесть чайной ложечкой им все нервные клетки. Арсений как-то задал знакомому, поступившему в магистратуру по его специальности, вопрос: «Разве администрации университета не нужно на выходе получить как можно больше здоровых и трудоспособных специалистов?». На что ему сказали, что «как можно больше специалистов не нужно, ибо работать этим специалистам будет негде, в профессии нужны самые стрессоустойчивые». Кто-то из этих стрессоустойчивых уйдет в школы пахать за копейки и мучаться с детьми, которым ничего не нужно. Кто-то в науку, но это нужно быть супер-трудоспособным и уметь хорошо и много писать, предварительно проводя целые исследования по теме, которую не изучали до тебя, а такую тему в современном мире найти довольно проблематично. Кто-то уйдет в музеи и архивы, но это тоже удовольствие еще то. Арсений, вот, уже на втором курсе решил, что с историей жизнь не свяжет точно. Он, конечно, еще не придумал, куда подастся после выпуска, но даже делать ноготочки, параллельно рассказывая о каких-то интересных исторических событиях, намного круче и интереснее. Но даже все эти размышления не заставляют Арсения проще относиться к экзаменам, все-таки он хочет получить диплом. Который потом, гордо задрав подбородок, передаст родителям, предав его, таким образом, забвению. И останется без дюжины нервных клеток просто по приколу. Когда до захода Арсения в аудиторию остается человека три, рядом с ним прямо на пол садится Антон, которого Попов узнает исключительно по запаху, так как глаз от тетради он не отрывает. Шастун какое-то время спокойно сидит, привалившись к Арсеньеву плечу и уставившись в его тетрадь, но когда из аудитории выходит очередной человек, осторожно толкает Попова плечом, отвлекая от записей. Арсений все-таки поворачивается в сторону альфы, чуть-ли не сталкиваясь с его носом своим, и смотрит уставшим и равнодушным взглядом прямо в Антоновы глаза. Изнутри Попова разрывают бабочки, трепыхающиеся с невероятной силой, ведь он несколько недель вообще никак не контактировал с человеком, к которому сердце отчаянно рвется, а сейчас он, тот самый альфа, сидит рядом. Причем сел он сам, прижался своим плечом, толкается легонько и смотрит так по-доброму, нежно даже. Если б не хроническая усталость, преследующая Арсения буквально всегда последние несколько недель, он бы точно ярко улыбнулся Антону и выдал какую-то глупость, но сил хватает лишь на ответный долгий взгляд. У Арсения ровно ноль идей, почему же Шастун сейчас сидит рядом с ним, но того, что ему безмолвно протянут шоколадный батончик Nuts, он бы не смог представить ни в одной даже самой смелой фантазии. Хочется лужей растечься и проскулить: «это мне?», но Арсений берет себя в руки, как и любимую (черт, Шастун, как?) шоколадку. Он ее неспешно открывает, решив, что подпитка его мозгу сейчас точно не помешает, откусывает маленький кусочек и, закатив глаза от удовольствия, благодарит Антона, даря ему не только искренние слова, но и теплую улыбку. Антон улыбается ему в ответ. Улыбается ярко, искренне, так красиво. А главное - долго, не старается спрятать улыбку за равнодушием, как раньше. Смотрит в глаза совершенно спокойно и участливо. Арсений не понимает его мотивов, но если он хотел так поддержать и успокоить Попова, то у него получилось это на все сто процентов. Арсения правда отпустила вся тревожность. Он снова вдыхает успокаивающую хвою, смотрит в зеленые-зеленые глаза. Такие насыщенные и глубокие, идеально сочетающиеся с запахом. И ему хочется лишь продолжить сидеть так же рядышком. Можно даже не говорить ничего. Лишь бы Антон прижимался к его боку. Но из аудитории с громким хлопком дверью выходит раздраженный студент, явно отправившийся на пересдачу, и коротко объявляет о том, что следующий может заходить. А следующим, к большому Арсеньеву сожалению, оказывается Антон. Он встает и, уже взявшись за дверную ручку, оборачивается. - Удачи, Арсений, у тебя все получится, - практически шепчет и, улыбнувшись, скрывается за дверью. До своего захода в аудиторию Арсений больше ни о чем не может думать. Ибо Антон впервые обратился к нему по имени, пожелал удачи, еще и шоколадку эту дурацкую подарил. Попов и не думал, что дождется чего-то подобного. А уже зайдя в аудиторию, он быстро пишет на листке все, что помнит по билету, который оказался одним из самых желанных и легких для него, чтоб потом послушать, как уверенно отвечает Антон. Тот получает отлично, что Арсения ни капли не удивляет, ведь не зря Шастун так зациклился на учебе, а выходя из аудитории, подмигивает Арсению, заставляя омежьи щеки алеть от такого неожиданного, но желанного внимания. Попов и сам получает высший балл, но за сильную тревогу, предшествующую экзамену, он себя не корит, ведь десять человек, отлетевших на пересдачу, говорят сами за себя. Он лишь улыбается счастливо преподавателю, пока тот оставляет размашистую подпись в зачетке и протягивает ее, глядя своими добрыми светлыми глазами. Выходя из аудитории, он совсем не ожидает увидеть Антона, прижимающегося к стене напротив двери, поэтому сначала сильно теряется и останавливается на месте. - Ну что, сдал? - спрашивает Шастун с легкой тревогой в глазах. - Да, на отлично, - на автомате отвечает Арсений, после чего расплывается в довольной улыбке. Все-таки оценка и возможность наконец-то отдохнуть очень радуют его. После Арсеньева ответа Антон словно расслабляется и начинает улыбаться в ответ. - Я в тебе и не сомневался, - говорит с каплей самодовольства. Арсений Антона совсем не узнает. Тот будто за недели, что Попов провел за учебой, прошел курсы пикапа и немного даже посталкерил Арсения - он все еще не понимает, как Антон узнал про Nuts. Но такие перемены Попову очень даже нравятся. В голове снова, как в первые месяцы симпатии, появляется надежда на взаимность и счастливое будущее с прекрасным парнем, по которому он сохнет уже не несколько недель, как в том далеком прошлом, а около двух лет. И это чувство окрыляет. Хочется звонко рассмеяться от своих мыслей, от желания поскорее рассказать обо всем Сереже, чтоб и тот мог порадоваться за лучшего друга. Хочется повиснуть на Антоновой шее, и чтоб тот обязательно прижал Арсения к себе теснее. Хочется убедиться, что счастье совсем рядом - только руку протяни. Даже ловить не нужно, ведь оно само, кажется, хочет к Арсению в руки. Иначе как объяснить это не типичное для Антона поведение. И он уплывает далеко в свои мысли, глядя на такого красивого и неожиданно улыбчивого Антона, что чуть ли не пропускает следующую фразу, изменившую жизнь Арсения на до и после: - Пойдешь со мной на свидание?