Хутор Костицино

      – Почему они восстают? – Я отломила кусочек шоколадки и поежилась.       Хотя уже и была середина апреля, но на полях еще не до конца стаял снег. В тенистых прогалинах и канавах то тут, то там лежали грязные кучи и сейчас ночью, стоило подуть ветру со стороны лесополосы, становилось очень некомфортно. Но иного места для того, чтоб полноценно отдохнуть, мы пока не нашли. Девчонки очень быстро прознали про сеновал и теперь даже там не удавалось спрятаться от их постоянных вопросов и разборок с Оводом. Да, мои девочки были просто прекрасными, но иногда мне очень хотелось спрятаться и побыть в одиночестве.       – Грязи тут много, – Андрей скосил на меня глаза, после чего стянул с себя пуховик и накинул мне на плечи. Мы сидели на крыше склепа графа Маревского и рассматривали окрестности. Упыри спали до Вальпургиевой ночи, но мы все же периодически приходили сюда, иногда просто поговорить о делах не касающихся чужих ушей, – сама ведь понимаешь, сколько тут крови пролилось да в ту же Отечественную. Плюс, в стародавние времена тут просто море капищ было языческих кровь пролилась вот и вылезают до сих пор последствия.       – Тогда почему вылезают только сейчас?       – Болота осушили. Где камень заговоренный остался, где еще какая дрянь типа Снегурочки похороненной. Идут потом грибники, порезался, кровь капнула, а там, под ногами в земле артефакт какой черный, а вокруг, например в танке законсервировано тело павшего бойца. Не важно даже, что кровь не на него попала, артефакт херанул, вот и тело полезло, приползло в деревню, а там уж от степени разложения зависит, погрызет кого, али загрызет, а после уже и упырь вылезет. И прет этот упырь после смерти домой. Так два года назад, аккурат перед моим приездом пятую часть села уложили.       – Почему же об этом никто не знает? – я отломила еще кусочек шоколадки и протянула ему остальное в обертке.       Егерь вновь покосился на протянутое ему и отломил небольшой кусочек.       – Может и знают, да только тут, например, охотники всегда были.       – Типа моего отца?       – Ага, – он утвердительно качнул головой, глядя куда-то перед собой, пожевал, – последний преставился аккурат за две недели до моего приезда в деревню.       – А ты как тут оказался?       – Узнал из новостей о массовом отравлении людей суррогатным бухлом. Решил приехать, разнюхать. Я тогда был в свободном плавании, жилья нет, работы нет. Ну и подался. Мне как бы чем дальше, тем лучше. Приехал когда – охренел. Во всех заброшках по упырю! Меня в первую же ночь едва не сожрали, – он достал сигарету и прикурил, продолжая глядеть вперед, – добавили мне шрамов, хорошо, что не покусали, а то одним упырем было бы больше. А так просто пережил две недели напряженного мочилова с подгнившими селянами. Устаканил дела и подселился, хотя, председательша сильно возбухала, да я ей череп упыриный на стол положил – заткнулась и терпит.       – А почему ты решил, что эти люди были убиты упырями? – я посмотрела на него насторожено. Слишком много настораживающего Андр сейчас сказал.       – Очень часто врачи прикрывают подобную хрень например большим пожаром, ну, или как тут, отравление. Им просто не хочется возни, бюрократии и разборок с ментами. Хер его знает, куда кровушка с этих людей делась, вот они и пишут самое удобное для всех. Да и ментам висяки тоже не нужны, некоторые из них знают об упырях, некоторые даже отстреливают, но это, обычно, подобные мне. Прибитые на голову слегка. Или изгои.       – Ты так много знаешь, скрываешься и уничтожаешь их так легко, – я прищурилась, но в этот момент Андрей сунул мне кусочек шоколада в рот, заставляя заткнуться.       – Хватит лезть мне в душу. Проблем с законом у меня нет, по крайней мере тут, если ты это хотела спросить, но да, я убивал не только упырей. Но, сама знаешь, не пойман – не вор. Да и тех тварей, что я убрал, сложно было людьми назвать.       – Ты жуткий тип, ты это знал? – я покрепче завернулась в его пуховик.       Егерь ухмыльнулся, подхватил меня за талию и усадил себе на колени. Я вытащила сигарету у него изо рта и та, угасающим огоньком улетела куда-то к могилам.       – Да, только с таким жутким ты непрочь сделать кое-что очень интересное, как минимум раз в три дня. Татьяна Лукинична, что ж вы такая двойственная натура-то? Одно нравится, другое пугает. Никак не удается определиться?       – Как-то об этом даже не думала… – я пожала плечами, а он посмотрел вперед и вдруг положил палец мне на губы.       – Я тебя не за болтовней привел сюда, – протянул он палец вперед.       Я замерла, глядя туда, куда он показывал. Среди могил кто-то шатался. Упырь? Вроде не было светящихся глаз, но тощая странная фигура не давала точной уверенности, что это был человек. Я присматривалась все сильнее, но в темноте пасмурной ночи продолжала видеть только силуэт.       Егерь же отсадил меня в сторону и весь подобрался, словно готовый к атаке зверь.       – Жди тут! – и бросился вниз. Мелькнул между памятниками, крадучись, чем еще сильнее напомнил мне хищника.       Я замерла, прижимаясь к каменной крыше, стало безумно интересно. Я наблюдала за настоящей охотой на нечисть. Тело брело по дорожке, тянуло что-то довольно тяжелое на вид, а параллельно ему, скрытый памятниками, с места на место паребегал Андрей. И вдруг силуэт, будто почувствовал опасность. Остановился, принялся оглядываться, но и Андр превратился в каменное изваяние. Я не слышала, но фантазия подсказала мне, он перестал дышать.       Жертва вроде бы успокоилась, двинулась вперед и в этот момент Егерь сделал рывок вперед. И тут же тот обернулся. По округе раздался пронзительный визг и неизвестный стремглав кинулся прочь, бросив свою ношу. Андрей рявкнул, перепрыгнул через могилу и оградку, бросился следом и налетел на жертву сзади. Началась возня, визг и вот уже он тащил серую дрянь в мою сторону.       При приближении их стало ясно, что это точно не человек. Тощее, лысое серокожее с длинными, заостренными ушами и глазами кошки, оно крутило безносой мордой, пыталось визжать, но перебитое горло исключило эту возможность. Лишь невнятный хрип, похожий на собачий скулеж вырывался из его рта, да тонкие губы тряслись, когда он поднял на меня свои желтовато-зеленые глаза.       Андр встал под склепом показывая тварь мне.       – А вот это гуль-трупоед. Не упырь, но и не живая тварь. Опасен тем, что укус его ядовитый и после него вряд ли можно будет выжить. Так гули размножаются. Реакции быстрые, почти моментальные. Но чем старше гуль, тем хуже у него со скоростью и выносливостью. Поэтому старые гули стараются держать рядом молодых, которых обратили, обучают их, давят авторитетом. Этот уже одиночка, хотя и довольно старый.       – А с чего ты взял? – я с опаской смотрела на них, боясь, что напарник мой ошибся.       – Если бы он был не один, молодняк бы уже на мне висел. Да и не по сезону вылез, видимо у него дела были совсем плохи. Да, если на то пошло, мелкого я вчера уже нашел в заброшке дальней, у них там гнездо было, и пришиб. Закопал в свежей могиле. Спускайся!       – Зачем?       – Добьешь его.       Я замерла, глядя на Егеря с широко раскрытым ртом. Перевела взгляд на тварь, кошачьи глаза которой были широко открыты от ужаса. Гуль снова заскулил, словно раненая собака, сжался в комок, трясясь от ужаса и поглядел на меня с немой мольбой, а мне внезапно ком к горлу подступил. Ну не нападала же он на меня. Не могла я такого просто взять и убить! Ну трупоед, но ведь не убийца, пусть бы себе сидел, жрал бы падаль, да никого не трогал ведь.       – Нет уж, не буду я его убивать.       – Не смей жалеть, гули убивают для того, чтоб потом жрать мертвечину. Особенно любят детей. Оборачивают детей и подростков! Татьяна! Ты же сама учиться хочешь!       – Нет! Не таким способом!       – Дура! У тебя двое детей на попечении! – он рывком вытащил нож и я лишь успела отвернуться и зажмуриться.       Гуль взвизгнул, а Андрей бросил какую-то непечатную фразу в мою сторону, после чего шаги его начали удаляться. Я посидела еще на крыше, после спустилась и побрела по погосту. Мне было безумно жаль существо, которое всего несколько мгновений назад смотрело на меня с такой мольбой. Его взгляд так и стоял у меня перед глазами.       Чтоб отвлечься от мук совести, я решила посмотреть, что там в мешке. Было безумно интересно, что же тащил гуль? Тем более, что мешок все еще лежал на тропинке.       Я приблизилась к нему с опаской, дернула стягивающую веревку и отшатнулась, ибо нос мне прошибло такой нестерпимой вонью, что едва не свалило с ног. Чуть не вывернув ужин на тропинку, даже не стала смотреть, что там внутри. Бросилась к Андрею.       Застала Егеря за набрасыванием земли на могильный холм. Постояла рядом, прошептала свой наговор и посыпала соль на свежую землю. Из-под нее потянулся вонючий дымок. Удостоилась от Андра неприятного взгляда.       – Ты, пока жалеть их не перестанешь, из тебя ничего хорошего не выйдет, Тань! – он воткнул лопату в угол могилы и пошел за мешком. – И я ничего не имею именно против тебя, но ты взяла на себя большую ответственность! У тебя теперь дети на попечении, подумай!       – Я взяла ответственность за детей, а не за очистку этого гребанного кладбища от дряни, – я уже парила от злости, достал своими нравоучениями, – и учусь тут у тебя именно от того, что у меня дети и дом, и ответственность!       И вдруг он подошел ко мне и с силой схватил за гудки. Его голубые глаза горели в темноте синим огнем, причем во взгляде этом было столько ярости, что мне стало очень страшно.       – Раз вернулась сюда, прими и свои обязанности! Ты прекрасно знаешь, что от этого не уйти! Либо учись, либо уезжай отсюда и не майся херней! Тем более, что привезла сюда жить детей!       – Убери. От. Меня. Руки! – взгляд мой стал суровым, когда я выплевывала каждое слово сквозь зубы. Что он вообще себе вздумал. Командир! Еще не хватало, чтоб леща мне прописал. Я даже от мужа подобного не терпела.       Но Андрей, кажется, понял, что перегибает, отодвинулся от меня.       – Извини.       – Заткнись! Если на то пошло, для грязной работы у меня есть ты! А мое дело упокоить их, если получится! И еще, – рука моя молниеносно сомкнулась на его мошонке, заставив взвизгнуть, – не смей применять силу в мой адрес! Еще одна такая выходка, и ты у меня сам свалишь с этого села! И, наконец, – я чуть сжала пальцы, Егерь покраснел от боли, становясь на колени, – я может и тощая, то оторвать тебе яйца могу. Вали отсюда, чтоб возле своей спальни тебя больше не видела!       На душе было более чем гадко, но я удержала себя в руках, не показав ему слез. Андрей за это время, как оказалось, стал для меня слегка большим, чем партнер в работе и для любовных игрищ, но его вот этот поступок провел какую-то жесткую черту. А еще я сделала это специально. Я понимала, что он начал слишком увлекаться мной, а эти отношения мне были совершенно не нужны. Пора было заканчивать весь этот фарс, как бы больно обоим не было.