Леон Скоттович Кеннеди

К списку неотложных дел, которые надо сделать «вот прям щас» добавился еще и поиск одежды, ибо на третий день зоркий сокол все-таки заметил, что ходит в костюме пещерного человека. Действительно, от одежды остался только один ботинок, обрывки штанов и совсем уж неудобоваримое нечто на торсе. От ботинка я сразу же избавился, потому что уж лучше вообще босиком, чем так. Верх тоже сорвал, оставшись щеголять голым торсом, покрытым тугими жгутами мышц… ага, конечно. Торчащие ребра и впалый живот, просто магнит для девушек. Ну, этих, которые бродят вокруг слегонца подгнившие. На удивление, идти до участка получалось относительно легко. Чуть-чуть привыкнув к новым ощущениям, я стал двигаться намного бодрее, несмотря на слабость. Единственное, что реально доставляло серьезные неудобства — это нестерпимое желание жрать. Зато теперь с меня хоть инструкцию по похудению пиши, всего-то и надо дать сделать «кусь» парочке зомби, причем дважды, это важно, а потом хорошенько прожариться в горящем бензине. Высушивает влет! Любой боец ММА в период весогонки сожрет свои портки от зависти. Сразу после того, как вполне справедливо назовет шизанутым суицидником и покрутит пальцем у виска. Зараженные, встреченные по пути, были медлительными и неповоротливыми, и было их, в принципе, немного, но я все равно старался обходить на максимально возможной дистанции: в памяти еще свежи были их зубы, рвущие мою плоть, а внешний вид вызывал отвращение и страх. Не думаю, что смогу быстро привыкнуть к такому зрелищу, поэтому пока приходится терпеть и максимально осторожно двигаться, внимательно смотря под ноги и по сторонам, чтобы случайно не пнуть какой-нибудь мусор или не наткнуться лицом на внезапно заспавнившегося из ниоткуда зомби. Может, я теперь вроде как и сверхчеловек, но, хоть убейте, меня совсем не тянет идти и тестировать на бродячих трупах свою силушку богатырскую, особенно будучи с голой задницей без даже обычной деревянной палки в качестве оружия. Так что тихонечко, без палева, «мыш кродеться». Жаль только, что не «фиалетавая». С шоссе в проулок получилось свернуть спокойно, остовы автомобилей — сами по себе хорошие укрытия от глаз мертвецов. Кое-где приседая за корпусом, а кое-где и вовсе проползая под днищем, я преодолел эту часть пути и спустился по лестнице в переход. Его тоже прошел без проблем: там вообще никого не было — ни живого, ни мертвого, зато вот, когда вышел из него на ту сторону, осознал, что стелс-миссия висит на волоске. Стало понятно, почему в переходе не было зомби: они сейчас кучей рыл в десять скопились возле ворот на территорию участка, которые теперь были заперты с той стороны. Скорее всего, это Клэр, убегая, собрала их всех и привела сюда, заблокировав путь дальше. Вот же задница! И как мне теперь тут пройти? В обход не вариант — слишком долго и опасно. Прорываться я бы тоже хрен рискнул — слишком их тут много, а я, как уже говорил ранее, не планирую проверять степень своей суперменовости в ближайшее… никогда. Это подстава, Клэр! Конечно, я рад знать, что ты добралась и не могу винить тебя за то, что заперла за собой вход, ведь никак не могла представить, что я приду следом. Но я же пришел! …отшлепаю при встрече. Выражая при этом исключительно радость от воссоединения — так и запишем. Повезло, что они пока меня не видят: школьный автобус, за которым я спрятался — сам по себе хорошее укрытие, плюс они еще и повернуты почти все мордой к участку. Есть возможность обдумать свои действия. Стоп, школьный автобус… который возит детей… твою мать! Повинуясь какому-то непонятному чувству, заглядываю внутрь сквозь окно, но, черт возьми, лучше бы я этого не делал. Сердце невыносимо защемило, а где-то внутри поднялась жгучая ярость на тех, кто все это устроил. В этом автобусе действительно были дети. Их маленькие тела лежали друг на друге в количестве гораздо большем, чем посадочных мест в автобусе. Окровавленные. Изуродованные, причем друг другом. Единственный взрослый, водитель, вообще обглодан до состояния практически голого скелета. Следуя указаниям голоса из динамиков, в ближайшей школе посадили в транспорт столько учеников, сколько смогли, и отправили к полицейскому участку, но по пути что-то произошло. Наверное, кто-то из детишек был заражен, но никто этого не заметил или не догадался, что бывает с теми, кого укусили, и в итоге ребятишки оказались в этом автобусе, как в одной огромной ловушке. Неспособные ни разблокировать двери, ни разбить стекла, потому что не знали как, либо сил не хватало, — они погибли тут все. Да и что ждало бы их снаружи? То же самое, только чуть позже… Когда видишь такими взрослых, это стремно, противно, но в целом хоть как-то терпимо, но когда детей…вот это уже по-настоящему страшно. И сколько еще таких вот трагедий случилось за эти несколько дней в Раккун-Сити? Сотни. И если мне представится такая возможность — а я приложу все силы к тому, чтобы так и было, — руководство Амбреллы захлебнется собственной кровью. От увиденного я настолько сильно был ошеломлен, что совсем не заметил, что некоторые дети в автобусе все еще двигались. А вот они меня заметили. — Твою мать! — отпрыгнул я с криком, когда в стекло передо мной врезалось первое перекореженное детское личико, а за ним еще несколько, подняв тем самым неслабый шум, на который сразу же обратили внимание их взрослые сородичи у ворот. С хрипом и рыком толпа начала медленно разворачиваться в мою сторону, а я все так же стоял и не мог отвести взгляд от малышни, которые уже никогда не узнают, что такое счастливое детство, не познают прелести взросления, подростковых проблем и переживаний, первой любви, первой подержанной машины, купленной отцом на шестнадцатилетие, никогда не вырастут и не создадут семьи. И все это из-за зажравшихся уродов, которым мало того, что у них уже есть, им подавай власть и бессмертие, — что им до смертей каких-то жалких ста тысяч человек? Так, отметка в статистике. Меня просто переполняла злоба, которую надо было куда-то выместить. И никого вокруг, кроме зараженных, для этого не было. Так удачно попавшийся под ногами кусок арматуры лег в руку как родной, а по весу ощущался как легенький прутик. Голова первого вставшего на пути мертвеца лопнула, как переспевшая дыня, а я уже шел дальше, отметив только, с какой легкостью это произошло. Будто ножом по маслу. За первым последовал второй, потом третий. В пору бы начать охреневать от того, что сделал со мной вирус, но я был слишком охвачен яростью для этого. Просто бил арматурой, с какой-то нечеловеческой эффективностью сокращая поголовье зомби на отдельно взятом участке земли. Они ничего не могли мне сделать. Слишком медленные, слишком неповоротливые, слишком… мягкие, хотя раньше казались почти неуязвимыми, когда приходилось высаживать по несколько пуль в голову, чтобы успокоить хотя бы одного. В конце концов не осталось никого, кроме меня. И тех детей в автобусе, — убить еще и их просто рука не поднялась. Пусть и дальше сидят на своем месте, я еще не настолько оскотинился, чтобы убивать детей. Даже таких. И очень надеюсь, что никогда теперь к этому не приду. Арматурина, изрядно погнувшаяся после моего перформанса, выпала из разжавшихся пальцев, лязгнув об асфальт. А вместе с ней из меня как будто вынули стержень: вновь накатила слабость и ноги подкосились, из-за чего пришлось припасть на одно колено, чтобы не пропахать лицом землю. В груди поселилось тянущее чувство опустошения, настроение упало куда-то в район абсолютного нуля, а злоба, отступившая на второй план, все еще держалась на краю сознания, напоминая о зрелище, которое теперь займет главное место в моих ночных кошмарах. Зато путь свободен. Проблема решилась сама собой, хотя хрен я буду радоваться способу, которым это случилось. Тем не менее рассиживаться, посыпая голову пеплом, нельзя. Если я хочу, чтобы такого больше никогда не случилось, нужно двигаться дальше. С кряхтением поднимаюсь и волочу ноги к воротам. Подергал — действительно заперто. Значит, полезли наверх. Залез. И чуть было не шлепнулся с трехметровой высоты, когда слезал. И где, спрашивается, вся эта прыть, когда она нужна? И вот так, с тяжелыми мыслями в голове и матами на устах, я таки преодолел последние метры до здания R.P.D. Дверь внутрь была не заперта и отворилась легким движением руки, после чего я, наконец, прибыл на место своей первой работы. И раз уж я здесь, то пора бы начать ее выполнять.