Дульсина Линарес: жизнь на краю пропасти

Близился день рождения Дульсины. Раньше, когда она была ещё сеньоритой, в особняке Линаресов в этот день непременно собирались гости: элита столичного общества. Но в последние годы Дульсине не хотелось праздничных хлопот - всё началось с дикой Розы и её отвратительного дня рождения с нищим сбродом в их прекрасном саду. С тех пор в особняке даже ель на Новый год не украшали. Последнее время вдова очень скучала по родному дому. Особняк Морено - нынешняя обитель вдовы - большой и холодно-серый, всё больше давил на неё, подчёркивая одиночество. Как-то женщина упомянула об этом при Леопольдине, высказав мысль, что, возможно, со временем стоит переехать обратно в родные стены. Экономка всегда поддерживала решения своей хозяйки. В этот раз вдова Морено решила собрать гостей - но лишь узкий круг: своих братьев и нескольких хороших знакомых из высшего общества. - Ты не будешь звать сеньориту Кандиду? - поинтересовалась Леопольдина, когда Дульсина поставила её перед фактом. - После того, что она нашептала моей дочери? Она же сумасшедшая! - Но она твоя сестра, - пожала плечами экономка. - Хотя решать тебе. Мне лишь важно знать, сколько будет гостей. Торжественная дата приближалась. А перед важным днём Леопольдина вдруг попросила выходной. На душе у Дульсины снова заскребли кошки. Наверняка у Лео очередное свидание с Мануэлем - отпросились оба в один и тот же день! Неужели она не понимает, что делает больно после всего, что между ними было... Хотя ни одна из них ничего не обещала другой. Разве обе они не имеют права встречаться с кем-то ещё? Внутри сжималось. Что-то идёт не так. Дульсина поймала себя на мысли, что не готова потерять Леопольдину. Однако её гордость была выше всего, и она не хотела показаться слабой или уязвимой. Линарес была женщиной сильной воли, всегда держала всё под контролем. Самодостаточность была её щитом, защищающим от боли и разочарований. Но внутри что-то болело. Когда Дульсина видела Леопольдину с Мануэлем, вспоминала её тайный монолог о влечении к своему отцу, Фабиану Линаресу, сердце вдовы глухо стучало от ревности. Она могла скрыть свои чувства за маской холодности и равнодушия, но внутри бушевала буря эмоций. Дульсина боялась потерять её, но не хотела признаваться даже самой себе, что на самом деле испытывает. Каждый день она продолжала играть свою роль сильной и независимой женщины, скрывая от мира своё настоящее чувство. Но сколько ещё она сможет играть в эту игру и прятать правду от самой себя? Линарес поехала к Агустину Кампосу. Это был какой-то импульс, будто она бежала от ненавистного одиночества, в которое волею судеб загнала её жизнь. - Я скучал, - мужчина поцеловал её в щеку. - Я давно жду тебя. Когда ты появляешься, здесь становится теплее. Дульсина улыбнулась ему, но улыбка вышла немного грустная. Агустин обратил на это внимание. - Послушай, - он ласково взял её за плечи и заглянул в лицо. - У тебя в глазах печаль и губы дрожат. Что случилось на этот раз? - Ничего, - прошептала она. - Никто и никогда не посмеет причинить мне боль. Просто у меня нет настроения. Мужчина ласково провёл рукой по её светло-каштановым волосам, убрал прядь за ухо, украшенное золотой клипсой. - Но у тебя есть я. Даже если весь мир против, я с тобой. Дульсина закрыла глаза. - Не надо таких слов... - тихо сказала она. - Слова обязывают. А я не хочу обязательств, - её ресницы вдруг немного намокли, она не смогла сдержаться. - Возьми меня, Агустин. - Всё хорошо, милая. Он мягко убрал прядь волос с её шеи и прикоснулся губами к нежной загорелой коже. Линарес запрокинула голову. Он отстранился - и вот уже жадно прижался к её губам. Она охотно ответила ему, всхлипывая, словно стараясь убежать в горячие объятия от своей боли. Каждое прикосновение было как магия, каждый поцелуй погружал их в бездонную пропасть чувств. Они забыли обо всем на свете — в этом мгновении их миры слились воедино. Страсть была неугасима, словно пламя, которое разгорается с каждым новым прикосновением. Они не могли остановиться, словно пленники своих собственных желаний. Этот момент был как вихрь, который затмил всё остальное, как убежище, в котором можно спрятаться и ничего не решать, не думать, не ждать и не бояться. Оба не знали, что будет дальше, но им было всё равно — важно было только то, что они вместе погружались в бездонную страсть. Агустин подхватил Дульсину на руки, тонкую и лёгкую. Она обвила руки вокруг его шеи, чувствуя силу и тепло. Он нес её в спальню, каждый его шаг был уверенным и решительным. Кампос нежно уложил женщину на мягкую постель, хранящую в себе все его тайные желания. Его взгляд был полон страсти, он склонился к Дульсине, чтобы поцеловать её губы снова. Они таяли друг в друге, сливаясь в одно целое. Он начал раздевать её медленно, будто раскрывая самое ценное сокровище. Каждое прикосновение пальцев вызывало дрожь в её теле, а взгляд был полон желания. Они были как два пламени, которые сливаются, создавая неповторимый танец. Это чувство напоминало океан, который затягивает в свою пучину. Дульсине хотелось именно этого: забыться, не думать, стать кем-то другим - просто женщиной в объятиях мужчины. Никаких масок, статусов, лиц и имён. Никакой боли и обид. И вот Кампос уже входил в неё все глубже, всё чаще, а Дульсина шумно дышала и подавалась ему навстречу. Их объятия были крепкими, словно они хотели стать одним целым друг с другом. ...Они лежали рядом. Он нежно гладил её плечо, целовал в щеку, словно хотел передать свои чувства без слов. Тихие разговоры наполняли спальню, создавая атмосферу уюта и близости. Они обсуждали мелочи, шутили, делились мыслями, просто наслаждались моментом. Не было нужды говорить о чувствах, которых нет — эти мгновения были наполнены теплом и пониманием, которые словами не всегда можно выразить. - Завтра у меня день рождения, - произнесла Линарес. - Вот это новость! - произнёс Кампос. - Наверное, вдова Морено устроит шикарный приём, на который приглашён весь Мехико. Дульсина улыбнулась. - Нет. Только близкие. А знаешь, я ведь несколько лет не отмечала свой день рождения. Не видела смысла в развлечениях. А сейчас понимаю - жизнь можно так легко потерять. Поэтому хочется, чтобы в ней было больше приятных моментов. Агустин обнял её. - Ты права. Желаю хорошо провести время на празднике. А станет грустно - приходи. Устроим собственное торжество. Когда Дульсина ушла, Кампос закурил и предался размышлениям. Ему было очевидно - женщину терзала какая-то душевная боль, и она тщательно её скрывала. Она бежала в его объятия, чтобы заглушить то, что её мучило. Агустин не собирался спрашивать - знал, что Линарес не ответит. Слишком гордая. Но он всегда был готов поддержать эту удивительную женщину - даже если она решит спалить весь мир к чёрту. Дульсина вернулась домой. Точнее, в тот огромный особняк, который в последние годы называла домом. Внутри царила равнодушная тишина: Леопольдина взяла выходной, а Паула с няней вышли погулять в саду перед сном. Как она любила свой особняк Линаресов, как скучала по нему! По сравнению с домом Густаво Морено он казался удивительно тёплым - даже благодаря его оттенкам и интерьеру. Конечно, Дульсина могла и здесь переделать всё на свой вкус - но стиль нынешнего дома был совсем иной. Это так же бессмысленно, как пытаться поменять характерами её и Кандиду. Смешно. Величественный особняк молча принимал шаги женщины, отражая в своих стенах мраморно-серого оттенка её одиночество. Каждый уголок напоминал о богатстве Дульсины Линарес, но не о её счастье. Огромные залы и пустые комнаты лишь подчёркивали глубокую пустоту внутри неё. Она шла по коридору, словно блуждая в лабиринте своей души. Шелест ткани её платья и стук тонких высоких каблуков были единственными звуками в этой тишине. Лестница под ногами казалась бесконечной дорогой в никуда, отражая беспокойство и тоску. Вдова по-хозяйски оглядывалась и не понимала одного: почему Леопольдина хотя бы мало-мальски не украсила дом к приёму гостей. Наверное, все мысли экономки теперь поглощены её новым романом с шофёром - ей не до домашних обязанностей. Что ж, значит, будет минимализм. Линарес - женщина благородная, современная, ей не нужны пёстрые флажки и музыканты-марьячис, как на празднике у дикарки. Поднявшись в свою комнату, Дульсина почувствовала, что и здесь воздух был наполнен горьким ощущением пустоты. Она начала снимать свои золотые украшения, и они блестели в свете лампы, но не могли прогнать тень, что окутывала её сердце. Женщина села на краю кровати и посмотрела в окно, видя лишь своë собственное отражение. Её богатство было велико, но в этот момент она осознала, что настоящая ценность — не в деньгах и драгоценностях, а в любви и полноценном доверии кому-то. Женщина начала раздеваться, снимая синее платье и тончайшие колготки. Каждый предмет одежды складывался аккуратно, словно символизируя её привычку контролировать каждую мелочь. Дульсина надела белую ночную рубашку из натурального шелка, которая обволакивала её тело нежным прикосновением. Линарес легла в постель, закрыла глаза и погрузилась в мир своих мыслей. Тёплый ветерок из открытого окна ласково гладил её щёку, создавая атмосферу умиротворения и спокойствия. Сквозь полуприкрытые веки она видела слабый лунный свет, проникающий сквозь занавеску. Спать было рано, но она знала, что завтра торжественный приём, и ей нужно выглядеть с утра свежей и ухоженной. С закрытыми глазами Дульсина вздохнула и погрузилась в мир сновидений, где реальность сливалась с фантазией, а сердце находило покой и утешение.