Добрый вечер, Дозор!

Москва Оказывается, справиться с похмельем гораздо проще, чем с позорными воспоминаниями о пережитом накануне. Запоздалое открытие - скажете вы? Да нет, вполне своевременное. Чтобы ещё хоть раз, да никогда!.. Всё утро Филипп старательно притворялся спящим, и сбежал из квартиры Городецких, едва Светлана и Антон ушли на работу. Ему очень не хотелось встречаться с кем-нибудь из них, смотреть в глаза, видя там снисходительную, добродушную усмешку и слушать пересказ собственных пьяных выходок. Нет, разумеется, никто не станет его осуждать за то, что он впервые за прошедшие... да, лет семь, наверное, так позволил себе "расслабиться", но и глупых вопросов от догадливых бабушки и дедушки хватит с лихвой. Например: чья это шестипалая рука, с колечком, так настойчиво виделась внучку в пьяном бреду? План был - вернуться поздним вечером, когда они вдоволь наобсуждаются между собой и на виновника беспокойств уже не хватит вдохновения... Ну да, он так в детстве делал, если получал двойку. Почти всегда прокатывало. Возможно, и сейчас повезёт? Для самого же Филиппа важен был лишь один вопрос: что побудило его с такой готовностью заливать в себя стакан за стаканом? Ответом стало осознание. Окончательное. Понимание, от чего он подсознательно так долго пытался отречься. Угораздило же... Эй, а помнишь, о чём ты буквально вчера так спорил с Гариком? Кто там что говорил о предвзятости окружения и о смелости не идти на поводу у чужих мнений? И вот, полюбуйтесь - словил бинго! Ты, с детства стремившийся к идеалу, собрал всё "неправильное", что может быть. Но по-настоящему волнует тебя сейчас (поразительно!) только одно: насколько это взаимно? И это так... странно, что впору всерьёз задуматься, а не напился ли ты той самой водицы из кулера в Дневном? И не соврал ли тебе Жальцев, что действие зелья развеивается на более-менее приличном расстоянии от "объекта"? Асфальтовые дорожки любимого сквера услужливо ложились под ноги. Весенние лужи таяли на глазах под неистовым апрельским солнцем. Снег ещё прятался под стволами деревьев и в ложбинках с прошлогодней травой, почерневший, сбитый в корку, но держащийся из последних сил. Завтра похолодание снова сменит ненадёжное весеннее тепло, есть смысл ему крепиться. Филипп почти не удивился, заметив на одной из старых скамеек впереди знакомую фигуру. И с трудом сдержал себя от того, чтобы ускорить шаг. Мужчина, в белой футболке и джинсах, блаженно растёкся по спинке скамьи, на самом солнцепёке, вытянув далеко вперёд ступни в дорогущих фирменных кроссовках. Чёрный хвост с редкими седыми нитями свесился по ту сторону спинки. На сиденье рядом лежит серая куртка, поверх неё брошены ужасно дешёвые, допотопной модели солнцезащитные очки. Он жмурится в тёплых лучах и курит, воспитанно стряхивая пепел в стоящую рядом урну. Филипп подошёл и сел рядом, скопировав его позу. Это в самом деле оказалось потрясающе приятно, и так уютно, что все плохие мысли отхлынули прочь. - Спасибо. - произнёс Даниил после долгого, такого комфортного молчания. - За что? - лениво отозвался Филипп. - За Стаса. - Пап... Но его мягко перебили: - Ты взял его на себя с самого первого дня, и я был спокоен. А сейчас... Он сказал, что это ты дал ему... полезный совет. - Поговорили наконец по-человечески? - догадался Филипп. - Ага, - Даниил помолчал, - Отпускать чертовски трудно... Я предложил ему расторгнуть ученическую связь... Над головой, в кронах клёнов, покрытых, как зелёным пухом, едва проклюнувшимися листочками, самозабвенно орали воробьи. - И что? - Он отказался, - Даниил вздохнул и выбросил окурок, - Кажется, для нас обоих это перестало быть каким-то... наказанием. - А Юрка что? - Юрке вообще сейчас ни до чего, - отец улыбнулся, со скрытой гордостью, что ли, с довольством, - У него первая любовь. Девочку зовут Ингибьёрг, инициирована три года назад. Белая коса почти до задницы, глазищи как мои кулаки и характер прямо драконий. Чудо. Я вообще не удивился, что его на ней переклинило. - Светлая? - зачем-то уточнил Филипп. - Да, - Даниил пожал плечами. - А ты? Отец подумал, прежде чем ответить. Беспечная нега располагала к неторопливости. - А ты знаешь, с возрастом приходишь к мысли, что есть на свете вещи... гораздо более впечатляющие... - то ли в шутку, то ли всерьёз стал делиться он, - Вот, смотрю недавно запись "Led Zeppelin", семьдесят пятый год... и думаю: зачем вообще нужен секс, если есть Плант? И его "Лестница"? Это же ни с чем не сравнимое наслаждение. Просто послушал и... На последних словах Филипп не сдержался и тихо рассмеялся. Отец улыбнулся тоже. Всё ясно, не хочет откровенничать пока на эту тему. - Ты мог бы тоже, - неожиданно прибавил он. - Послушать Планта? - Но, невзирая на собственное ехидство, Филипп отлично понимал, о чём речь. - Иногда надо просто... поговорить. Верно? Хоть попробовать. Нет смысла спрашивать, что именно он знает, откуда, а о чём лишь догадывается. С ним, как и с мамой, вполне можно пропустить лишнюю игру в предисловия. Только вот, с отцом смущения никакого. Он всегда поймёт. - Я... боюсь. - признался Филипп, - Что ничего не выйдет. - А что бы ты хотел, чтобы вышло? Ответ был не нужен Даниилу. Вернее, ответ нужен был не ему. Он потянулся от души, медленно поднимаясь, очень сейчас похожий на большого кота, пригревшегося на солнцепёке, а после вздумавшего пойти проверить, не появилась ли еда в его пустой миске. Что-то он в самом деле таит в душе, как и сам Филипп, боясь сглазить собственное нежданное счастье. - Пойдём-ка, Филипок, пообедаем. Есть здесь неплохая кафешка с такими охрененными беляшами. Как, прямо, в детстве. - Да, - Филипп тоже встал, - Я ведь тебе ещё столько хотел рассказать. Может, посоветуешь что-то, а то у меня не сходится. - Ого, - состроил удивлённый вид Даниил, - Аж целому главе Дозора нужен мой совет? - Ну пааап! - по-детски возмутился Филипп, - Дело серьёзное! - Да ну? - на него скосился тёмный глаз с высоко поднятой густой бровью. - Вот, смотри, если засбоившую защиту Дозоров и можно списать на косяк амулета Орлова, то чем объяснить рисунки в скетчбуке и подходящие к ним события? Мы тогда поторопились, но сейчас я пришёл к выводу, что... тот дикий вампир не причина, а... всего лишь ещё один пункт в списке странностей. - Маркер? - Возможно. - А причина? - Центр! Нужно найти центр всего. И тогда будет ясна причина. Заледеевск Вот уже который день Жальцев ощущал себя странно. Эмоции кидало из стороны на сторону так, что дозорные пугались порой. Даже порыкивать взялся на них. Куда такое шло? А как-то ближе к вечеру, когда в нервах вздумал, не напиться ли, к чёрту, ото всех этих навалившихся безобразий, повело вдруг так, будто и впрямь солидно остаканился. Хорошо хоть был при том один в своём кабинете. И мысли возникли до того фривольные. Рухнул в кресло и осоловело уставился на светильник под потолком. Перед глазами подслеповато мутилось. Потёр кольцо на правой руке, повращал его на пальце. Память подкинула распахнутые рябые крылья, аж шесть штук. Преобладал, впрочем, в перьях белый цвет, и это логично. А ещё пуля на цепочке на середине груди. И чужие тёплые пальцы, сплетённые с его собственными. Не о том думаешь, Евгеша, - одёрнул он себя, с какой-то непонятной, рвущей душу печалью. Решаться на что-то надо. Ведь, чем дальше, тем хуже. Девочки-ведьмочки притащили с утра статистику. Людишки из города прут напрополую. Кто на юга, кто к родне, а кто и на совсем. Те же, кто остаётся, ведут себя странно. Будто... Будто, вот, как мечтал он сам - закинулись стопочкой-другой. Идёт действие волнами, а потом тишь. Наркология забита под завязку, в психической - то же самое. И на весеннее обострение уже не спишешь. Видано ли дело - Родику троих тёмных под наблюдение подкинуть пришлось. Не дозорные пока - и на том спасибо. А Родик намекнул, что на днях к нему же и светлый заходил. С жалобами на нестабильное нервное состояние. Ведут ли подобный учёт своих светлые? Да уж не совсем дураки, небось. А хотя... В кабинет сунулся Михей: - Всё сделано, Евгений Александрович. Жальцев не отвечал, задумавшись, лишь чуть заметно кивнул. Дозорный неловко потёр нос, пряча под ладонью нижнюю половину лица, будто пытаясь остановить собственный болтливый язык, и пробубнил: - Может, это, позвонить? Жальцев непонимающе поднял на него расфокусированный взгляд. - Ну... главе Ночного? - пояснил ещё более смутившийся Михей и аж покраснел от натуги, - Этому... Кларенсу... Жальцев сперва хотел ответить, что того в городе нет. Через мгновение озарился догадкой дополнительного смысла вопроса, и не отрывая глаз от подчинённого, потянулся к дыроколу. Достаточно медленно, впрочем, чтобы Михей успел убраться восвояси за дверь. Поставил на место тяжёлый, совдеповский дырокол, чаще служивший ему как пресс-папье, и бездумно огладил потёртую металлическую лапку. "...Свои ошибки я предпочитаю исправлять сам. Без посторонней помощи..." - опасным лезвием по сердцу резануло памятью о последнем звонке, - "...У меня нет времени на досужие разговоры. И уж тем более я не намерен разменивать его на бесполезные встречи..." Шанса перезвонить ему тогда так и не дали: "Абонент временно недоступен...". И, нет, Жальцев не станет больше звонить туда, где его номер, небось в чёрный список занесли. Сперва попробует сам. * * * Знакомый двор. В прошлый раз Жальцев был здесь ночью, да ещё самой зимой. А вот теперь очень даже видно, что как раз эта детская площадка была нарисована в зелёной книжечке. Тем неизвестным, кто так долго выдавал свои наброски за Акимовские. Светлый дозорный Андрей Вдовин сидел на одной из скамеек, наблюдая за игрой разномастных детишек. Пара мамаш с другой скамьи, перебалтываясь между собой, косились на него с подозрением. Но пока, вроде, не придумали, что ему такое приписать, чтобы вызвать полицию. Детки носились по городкам, визжали, спорили, хохотали над чем-то. А пара девчушек укрылась в деревянном домике, стилизованном под избушку Бабы-Яги. По этой избушке-то, собственно, Жальцев городок и опознал, да ещё по дорожке из вкопанных до середины автомобильных шин, разноцветно раскрашенных. Ни то, ни это зимой под сугробами было не видать. А приглядевшись ещё, Жальцев чуть не ахнул - одна из девочек в избушечном окошке была ему очень знакома. Только быть того не могло, чтобы её кто-то видел, кроме двоих присутствующих тут иных. Вдовин обернулся к нему, почувствовав приближение иного. Пришлось сесть рядом. Оба долго молчали, сгорбившись и сунув руки в карманы. Похоже, оба чувствовали что-то обречённое, зависшее над ними, над городом. - Гуляете, - наконец подал голос Жальцев, кивнув на избушку. - Ага. - Вдовин кивнул, - У меня выходной сегодня. А вы? - А я... - Жальцев не торопился. Вдруг прогонят? А спорить со жрецом - так себе идейка, - Хотел Леночке задать пару вопросов. Если вы не против. Вдовин сперва очень удивлённо заморгал на него, а потом так странно сменился в лице, будто изнутри его глянул совсем другой человек. Другой иной. А девочка в белой шапочке, из под которой торчали золотистые в весеннем солнышке косицы, обернулась и помахала им рукой в радужно-полосатой вязанной перчатке. Она сказала что-то своей подружке и выскочила наружу. Подружка крикнула ей что-то вслед. Одна из мамаш насторожилась ещё пуще, принялась с недоумением оглядываться, проследила за направлением взгляда своего чада, обнаружила там двоих мужчин (очень подозрительных) и зашепталась с соседкой. Жальцев поспешил успокоить их лёгонькой сферой невнимания. С недавнего времени он опасался применять хоть что-то посерьёзнее, чтоб не нарваться на непредсказуемые последствия. Леночка предстала перед ним, розовощёкая, улыбчивая, в красной курточке и джинсиках, заправленных в резиновые сапожки с бабочками. В одной руке игрушечный белый заяц, кулачок другой сжимает изумрудно-зелёный камень в виде листа клевера. Брови у Евгения поползли на лоб. Пришлось снять и протереть платочком очки. Девочка потянулась поправить шапочку и выронила камень наземь. Подняла его, выпачканный в песке, с прилипшими травинками, но даже отряхивать не стала, сунула в карман. - Дядя Женя. Ты мне подарок принёс? - Леночка, это невежливо, - строго одёрнул её отец, кажется, вновь ставший самим собой, - И поздоровайся. - Принёс, - заверил Жальцев торопливо и протянул ребёнку приготовленную игрушку. - Это что такое? - настороженно нахмурился Вдовин, - Что за страсть такая? - Меня заверили в отделе игрушек, что это самая популярная нынче вещь, самый... эмм, тренд, - Жальцев пожал плечами. Ему самому показалось подозрительным, что сине-розовое мохнатое нечто с широченным оскалом острых зубов может нравиться детям, но решил довериться профессионалам. Леночка игрушку приняла и стала деловито крутить её так и этак, сопя со вниманием, будто ей вручили не мягкого зверька, а сложно-составную конструкцию загадочного и опасного назначения. Потом перевела вопросительный взгляд на дарителя. - Это просто игрушка, - пояснил Жальцев, - Чтобы просто играть. Ребёнок сразу просветлел лицом и влез к отцу на колени: - Папа, смотри, какой кусучий. Как думаешь, они с зайчиком подружатся? - Даже не знаю, - Вдовин озадаченно почесал бровь, - Страсть такая. - Он хороший, - Леночка усадила свои игрушки напротив друг дружки, - Он будет зайчика защищать, чтоб его не обижали. Она влезла ручкой в карман и достала припрятанный там камень. - Вот. Они будут играть вместе. Жальцев закашлялся, и едва смог произнести: - Леночка, это не игрушка! - Да? - на него вдруг уставились два серьёзных, совершенно не детских голубых глаза, вроде бы даже с укоризной, - Тогда надо это и дяде Филиппу сказать. - Дядя Филипп уехал, - отчего-то сипло произнёс Жальцев. - Потому что вы поругались. Мне папа говорил, - не моргнув глазом сдала девочка. Вдовин смущённо кхекнул, пряча глаза. - Я... эмм, хотел спросить, - растерянно заговорил Жальцев, вспомнив, зачем он, собственно, пришёл, - Что, кх-м... Может быть, этот камешек, - и указал взглядом на изумрудный клевер, не решаясь его даже коснуться, - как-то исправит... положение? И замолк, совершенно не понимая, как объяснить ребёнку всю опасность сложившейся в городе ситуации и какой вопрос задать, чтобы получить нужный ответ. Но неожиданно отчётливо понял, что ответ у него в голове уже есть. Сам догадался? Или "помогли"? Да ведь это всё на поверхности лежало! Их должно быть двое: темный и светлый. Как было всегда, с самого момента создания древнейшего из известных ему артефактов и питавшего его каменного круга. Стабилизировать его возможное негативное влияние должны двое - тёмный и светлый. И как быть, если один из них откажется участвовать в процессе? Впрочем, ответ и на это имелся. - Ссориться плохо, - выбил его из раздумий детский голосок, - Всем плохо. От этого - всем плохо, - про себя расшифровал Евгений. Но упрямо сжал губы. Он не станет звонить. Даже если небо на землю упадёт. А до этого пока далеко. Леночка соскочила с отцовских коленок и побежала к той самой девочке, которая уже сидела на качелях. Влезла на сиденье рядом и стала хвастать новой игрушкой. Подружка оценила, заахала, попросила подержать. И Жальцеву это было почему-то приятно. Угадал с подарком. И только нехорошее чувство внутри, как бывает, если принимаешь вынужденное решение, до того к душе не лежащее, что оно кажется заведомо неверным.