Добрый вечер, Дозор!

Заледеевск К концу дня Жальцев злился так, что готов был опуститься до беспричинного членовредительства, ежели кто любой хоть под руку подвернётся. Все его планы полетели к чертям. Причём, при светлом свидетеле! А Жальцев терпеть этого не мог, когда при свидетелях. При одном лишь, пожалуй, было ему не зазорно, но тот и понятия имел другие, и сам не стыдился при Жальцеве опарафиниться, так что и мордой в лужу при нём бы ничего. В кабинет доктора Брика Евгений ворвался без церемоний и даже без стука. Пусть хоть слово скажет, так руки чесались на всех. Но Родион, сидевший за столом, подняв не спеша голову от своих бумажек, сразу с деловитым пониманием, уточнил: - Ложиться будем или обследованием ограничимся? - Обследованием, - Евгений, успокоившись от профессионально-невозмутимого тона, со вздохом плюхнулся на кушетку у стены. Тут же сморщился под малоприятными ощущениями. Добавил, - И оказанием первой помощи. Родион захлопнул какую-то папку, поднялся и пошёл к мойке в углу, руки мыть. Жальцев в ожидании, кривясь на все лады, снял с себя пальто, которое теперь разве что бомжу на свалку пойдёт, да и то наименее придирчивому, а за ним и пиджак. Бросил то и другое рядом. Снял очки и подслеповато поморгал. - Нуте-с, нуте-с, - проговорил Родион, нависнув над "пациентом", - На что жалуемся? - На несправедливость мирскую, - сообщил в тон ему Евгений, - Да ещё спину, вот, отшиб. - Рубашечку снять извольте, - тёмный целитель явно передразнивался. Шипя и поругиваясь, Жальцев стал расстёгивать пуговки. Это заняло порядком времени. Родион не помогал, лишь наблюдал. А верней всего - сканировал в это время пострадавшего через сумрак. И как только рубашка оказалась широко распахнута, перехватил руки Евгения за запястья, сперва правую, а потом и левую. Сказал непонятно, рассматривая их: - Ага. Обе кисти были со всех сторон испещрены глубокими царапинами, это о боярышник и гвозди, у гаражей. А правая ещё и обожжена от души. Но Родиона Стефановича, казалось, больше заинтересовали не травмы, а потемневшее колечко на среднем пальце, из золотого ставшее почти латунным. Затем он взялся осматривать ссадину на затылке и, стянув с Жальцева рубашку, синяки с кровоподтёками на многострадальной спине. Всё качал головой и цокал языком. Старый шрам на груди его тоже привлёк, но не до вопросов, а так, для справочки. Спросил наконец: - Где так угораздило-то? - Где-где... - Жальцев тяжко вздохнул, - Производственные травмы. * * * К Новым дачам подъехали ближе часам к четырём. Жальцев старался крутить руль одной левой рукой. На заднем сиденьи обречённо сопел Фёдор, так и не сумевший перевернуться назад в человека. Жальцев был против такого спутника. Но Стельмах теперь боялся с мальчишки глаз спустить. Да и не представлял, на кого его надёжно будет оставить. Когда въехали на улицу, где прежде стоял особняк главы Дневного Дозора, а ныне лишь пустырь остался, волк забеспокоился, заёрзал по сиденью, прижал мокрый нос к стеклу. Что-то он увидел такое прежде старших. Евгений поворчал ненавязчиво, дескать, после такого пассажира машину придётся в капитальную чистку сдавать из-за шерсти, следов от грязных лап и запаха псины. Фёдор на это просунул морду между сиденьями и лязгнул немалыми зубами прямо ему над ухом. Жальцев осадил его, несильно шлёпнув по морде. Волк обиженно тявкнул и осел. Тепло к вечеру осталось почти летнее, только ветерок, холодный, северный, норовил влезть под одежду. - Эхе-хе, - посетовал тёмный, - Как же я надеялся подольше сюда не возвращаться. Да и вообще про это место забыть. А вот оно про нас забывать не хочет. Доступ за кованную решётку ограждения, по взаимной договорённости, имелся у обоих Дозоров. Но посещать странное место необходимости до сего дня не возникало. Только раз в неделю, примерно, дозорные проезжали мимо, посмотреть. Но, судя по докладам, ничего такого подозрительного не обнаруживали. Последними на территорию входили Ночные Дозорные, ещё по зиме, когда Всеволод Акимов принёс себя в жертву, пролив кровь в самом центре. Александр Казанцев сделал то же самое в музее, на камне Круга. Такой махинацией "незабвенный" сторож и его не менее "памятный" братец сочинили плотную связь между этими двумя объектами. И вот, на тебе! - камня нет больше, а здесь его сила осталась. - Фёдор, сиди в машине, - велел Стельмах довольно строгим тоном. Но стоило им двоим дойти до ворот, как упрямый оборотень оказался рядом. Опять суетился и поскуливал, словно желал о чём-то предупредить. Светлый замглавы покачал головой, но гнать не стал. Никем давно не обслуживаемые ворота громко и противно заскрипели, открываясь. Ещё несколько шагов по сиротливо заброшенному, забросанному мусором двору. Местами серость успела расцветить едва проклюнувшаяся травяная зелень и жёлтые кругляши цветочков мать-и-мачехи. Здесь Жальцев махнул рукой, приглашая светлого коллегу в сумрак. Не стал смотреть на его ответную кислую мину, погрузившись в призрачную среду первым. И ахнул в голос, не сдержавшись. Прямо посередине двора, в том месте, где когда-то покоился глубоко под землёй древний камень, а с год назад выстроен был над ним дом, в последствии разрушенный до состояния щебня и опилок, теперь высилось, уходя ветвями в туманную серую муть - дерево неизвестной породы. На раскинутых вольготно ветвях лаково блестели мелкие, зелёные, весенние листочки. Кора казалась золотистой, до того, что будто бы светилась изнутри. И по ветвям, по стволу, там и сям появлялись и исчезали искорки, как огни святого Эльма. В редком тумане выглядело это торжественно и даже тревожно. Духота, как в парнике, пахло действительно болотом. Песок у ствола пошевеливался, расходясь мягкими волнами - это ворочались под ним многочисленные корни. Объявившийся рядом Стельмах вытаращил на дерево глаза и произнёс: - Азохен вей... Жальцев кивнул: - Ал хапаним, я бы даже сказал. Они переглянулись напряжённо. Между ними втиснулся любопытный, непослушный оборотень. - Фёдор! А ты что тут делаешь? А ну марш назад! - попробовал ещё раз Стельмах. Но его третья рука уже легла на волчий загривок, почёсывая за ушами. Он махнул правой рукой, будто сдаваясь. Дааа, с дисциплиной у светлых действительно туго. - Интересная штука получается, - заговорил Жальцев, продолжая рассматривать открывшийся им невероятный пейзаж, - Я ведь это дерево видел. Среди набросков. Только мы тогда с Филиппом Данииловичем решили, что это городская липа изображена. Ну та, что у ворот парка, вся в гирляндах круглый год. - А это, выходит, здесь. - Стельмах сдвинул густые брови, - И что вы предлагаете? Что вы собирались делать со всем этим? - глянул требовательно сверху, уже возвышаясь над тёмным на полголовы. - Я предполагал... - неуверенно начал тот, - Думал ввести вас в Круг. Вместо Филиппа. Данииловича. Полагал, что окропить его кровью, моей и вашей, будет довольно. Кто же знал, что тут... такое... Волк громко чихнул. Жальцев глянул на него с подозрением в насмешке. Но оказалось, что он всего лишь сунул нос в песок, отыскивая только что выкопанный им и поспешно спрятавшийся корень. - Я... надеюсь... - неловко подбирая слова произнёс Стельмах, - что тонкости ритуала... только это... предусматривают? Жальцев открыл было рот, уточнить, что имеется в виду, но вглядевшись в лицо светлого спутника, со вспучившимся на лбу, готовым открыться третьим глазом, лишь нервно закашлялся. Одновременно он приметил у ствола дерева мелькнувшее там знакомое белое платьеце. - Это мы уточним, - пробормотал Жальцев, - Кажется, нас уже ждут. И пошёл вперед первым. За ним следом рванул Фёдор. Только, и нескольких метров не преодолел, как оказался сдут порывом безжалостного песчаного ветра и вынесен прочь, не только из Круга, но и из сумрака. Евгений не без злорадстсва усмехнулся ему вслед - детсада нам тут не хватало. Туман под ветром разлетелся клочками прочь, обнажая шевелящуюся, кишащую корнями степь. Стельмах устоял, жмурясь и прикрывая третьей рукой третий же глаз. Одежда сделалась ему безжалостно мала. Кожа напоминала потрескавшуюся глину, курчавящиеся от природы волосы потемнели, растеряв редкую седину, распрямились и встали дыбом. У самого Жальцева полы пальто взметнулись вверх, да только и всего. Похоже, его действительно ждали. - Николай Васильевич, - позвал он, задирая голову к собеседнику, - Вы побудьте тут, а я уточню. Великан-голем кивнул, отплёвываясь от доставучего песчаного, отдающего пустынным жаром ветра. Жальцев же пошёл вперед, увязая ногами в песке, то и дело спотыкаясь о живые корни. Всё шёл и шёл. Обернулся, и увидел, что не так уж удалился от светлого. Что за напасть? Вот же дерево, совсем близко! Он потёр колечко на пальце, выравнивая сбившееся дыхание. Без магии тут не обошлось. Путь выходил втрое длиннее предполагаемого. Дело пошло успешнее, когда он догадался не отрываться взглядом от детской фигурки под ветвями, держа перед собой как ориентир. - Ты почему один? - строго спросила девочка. Она вдруг рывком оказалась всего в нескольких шагах, как и само дерево. Белое платье с кружевами плескалось подолом под ласковым, тёплым ветерком. Золотые косички с бантиками, какие повязывают на первое сентября школьницы. Гольфы до колен и сандалики с цветочками на боках. А на груди висит зелёный камень на кожаном шнурке. Камень вспыхивает, отражая огоньки, бегающие по дереву. - Я не один, Леночка, - возразил Жальцев, и кивком указал на оставшегося позади Стельмаха, - Вот, светлый спутник. Разве не так полагается? - А дядя Филипп где? - не отставала она. - Дядя Филипп... - начал Жальцев. И запнулся, - Дядя Филипп уехал. В другой город. И я не уверен... что вернётся. - Так взял бы, и вернул, - детские голубые глаза смотрели на него с непониманием. Вернее, с удивлением - как он, взрослый дядька, а не понимает таких простых вещей? - Я не могу! - капризы упрямого артефакта стали уже раздражать, выводя из терпения, приходилось каждую секунду напоминать себе, что следует говорить мягко, именно как с ребёнком, - Леночка, послушай, какая разница, а? Вот, дядя Коля, он согласен заменить дядю Филиппа. Так в чём проблема? Мы оба хотим всё наладить. Ты же нам поможешь? Скажешь, что надо делать? Девочка обиженно поджала губы, словно готовясь заплакать, зыркнула исподлобья: - Надо чтобы добровольно. Ты сам знаешь. А вы - не добровольно! - Да как же? - принялся возражать тёмный, - Дядя Коля, вот, сам мне сказал, что он согласен... Обернулся на светлого, и вдруг понял, что доброй волей тут и не пахнет. Стельмах согласился на союз с ним вынужденно. Потому что опасался за живущих в городе людей и иных. Потому что привык сопереживать и помогать, это - его суть. Только и всего. - И я... - тем не менее, попытался он продолжить уговоры, - Тоже согласен. - Ага, - девочка сплела ручки на груди, - Особенно ты! - и зло топнула сандаликом по песку, - Ты что, не понимаешь?? Он понимал. Вернее, понял именно сейчас. О его собственной доброй воле тоже речи не идёт. Стельмаха он привёл сюда назло Филиппу, по-дурацки надеясь... отомстить за злые слова, сказанные Филиппом при их последнем телефонном разговоре, когда его даже выслушать отказались? побудить Филиппа вернуться и потребовать ответа? или вызвать некую... ревность? И вот, после такого, кто тут больший ребёнок, позвольте спросить? - Ты хочешь нарушить правила! - голос девочки стал наливаться тяжестью, больно отдаваясь в голове, так что захотелось заткнуть уши, - Двое стали Хранителями Круга - тёмный и светлый. Служить они должны доброй волей. Служить защитой Кругу и друг другу. Вы нарушаете правила! Жальцев упал на колени, сжав виски, зажмурился, борясь с навалившейся головной болью. Прохрипел: - Лена! Он отказался! Что же мне делать? - Нет, - так же внезапно, голос вновь стал обычным, детским, девчачьим, - Пока не отказался. - у Евгения от этих слов что-то тепло ёкнуло в сердце, - А если и так, пусть сам придет и скажет, - предложили ворчливо, - Как будто мне тут легко. Всё держать, пока вы ссоритесь. - Я попробую, - Жальцев приоткрыл глаза, но почти ничего не увидел перед собой, - Попробую с ним помириться. Пальцы привычно затеребили колечко. - И нечего чужих сюда водить! - услышал он напоследок. Мощный порыв песчаного ветра кувалдой саданул в грудь. И Жальцев, пролетев в вихре хамсина несколько десятков метров, шлёпнулся на спину, пропахав на ней ещё немало, к самым ногам Стельмаха. Муть перед глазами медленно разошлась. Он, не вставая, поправил очки - как не утерял их в полете? И первое, что увидел, это как третья-лишняя рука голема готовится отвесить ему щелбан. Во лбу заранее зазвенело от боли. Но нахалку успели перехватить на подлёте. Две другие руки помогли ему сесть, отряхнули от пыли, больно хлопая по спине. - Ну что, узнали? - участливо моргая тремя глазами спросил голем, облачённый в просторную тёмно-зелёную тогу. - Узнал. Жальцев с трудом и посторонней помощью поднялся на ноги. Больней чем отшибленной спине, было сейчас только его уязвлённому самолюбию. - И что делаем? - Назад идём. - вздохнул он, - А дальше... Надо подумать. * * * - Я применял все доступные мне исцеляющие воздействия, - сообщил Жальцев Родиону Стефановичу, - Не выходит. - Позвольте спросить, - доктор приподнял его лицо за подбородок, заглядывая в освобождённые от очков глаза, - Травмы давно получены? - Ожог, - Жальцев поднял правую ладонь, - Часов шесть назад. Остальное немногим позже. - А выглядит совсем свежим. - Что вы хотите сказать? - на самом деле начиная догадываться, уточнил Жальцев. - Артефакт этот давно у вас? - Брик кивнул на кольцо, - Простите - НА вас? И какое действие он производит? - Стабилизирует окружающий сумрак и моё внутреннее состояние, - Жальцев вздохнул и обречённо стянул колечко с пальца. Тем более, толку с него сейчас уже почти никакого не осталось. - То есть, в стазисе держит, - дополнил целитель, отнюдь не вопросительно, - Сумрак, вас, ваши травмы. Жальцев качнул головой. Вот дурак. Но ведь и за происходящими событиями совсем не было минуточки поразмыслить толком. Он следил через муть в глазах, как покрывается заживающей корочкой кровоточащий только что ожог на ладони. Из спины и отшибленного копчика боль тоже постепенно уходила. - Спасибо, Родик. С меня причитается. - Армянский люблю, - сообщил Брик, отходя к мойке, - Чтоб по старым правилам. Не меньше пятнадцати лет. И принялся намывать руки. - Учту, - усмехнулся Жальцев, неторопливо одеваясь. На собственное пальто он смотрел с сомнением, решив ограничиться пиджаком. - Мальчика я уже отпустил. Того, что днём привезли, - сообщил целитель, - Повезло ему, лёгким испугом отделался. Недельку дома отлежится и будет в порядке. Жальцев кивнул. - Я надеюсь, в ближайшие дни мне работы не прибавится? - Родион уже сидел за столом, вернувшись к своим папкам, - Светлые, с которыми вы сегодня катались, не пострадали? - Да как сказать... Всё в пределах... допустимого. Жальцев не хотел уточнять про так и не сумевшего совершить обратное превращение Телеша, и потому отправившегося на временное проживание к Стельмаху. - У Пащенко что? - будто бы небрежно бросил он вместо того. - Пусть поваляется, - покривился Родион, - Я бы его уже мог и на амбулаторное лечение перевести. Но так и мне, и вам спокойнее будет, верно? - Верно, - Евгений не стал спорить. - Друг этот его, из палаты не вылезает, - сообщил врач недовольно, -Какая-то нездоровая тенденция проявилась в городе, не находите, Евгений Александрович? Что всё тёмный-светлый, - и поднял глаза, блеснувшие каким-то дополнительным смыслом. Жальцев приготовился уже было осечь наглеца, лезущего не в своё дело. Но речь оказалась не о том. - Туманов, вот... - ненавязчиво продолжил врач, опять утыкаясь в бумажки. - Что - Туманов? - прищурился Евгений. - Ничего. - плечо в светло-лиловой робе дёрнулось с небрежением, - Тоже, слыхал, с тёмным общается. Да не абы с каким. - И я про то слыхал, - ответил Жальцев. И задумался. С чего бы Брику такие намёки делать? О чём он пытается предупредить? - А вам, Евгений Александрович, - целитель поспешно ушёл от прошлой темы, - я бы всё же рекомендовал пройти стационарное лечение. Хоть на недельку. Желаете, так курс лечения пропишу? Витамины, массаж? - Покой нам только снится, - усмехнулся Жальцев, напоследок глянув на хитреца, и направился к двери, держа безнадёжно испорченное пальто в руке, - А про коньячок я помню, не сомневайся.