А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше. — первое послание к коринфянам Новый завет, гл. 13
Сейчас — Чувствую себя ужасно глупо, — признается Ксавьер, выглядывая в неплотно закрытую дверь. Оборачивается ко мне, и я с удовольствием вижу, как нервно у него сходятся к переносице брови, как подрагивают ресницы. — А ты? Улыбаюсь и пожимаю плечами: — Есть немного. Хочешь все отменить? Он долго смотрит в мои глаза, перебегая взглядом от одного к другому, словно хочет убедиться в том, что видит в них одно и то же. — Нет. А ты? — Хочу… — медленно начинаю я, наклоняясь вперед к нему, и снова улыбаюсь, не выдерживая, — всю жизнь прожить с тобой! Он рассеянно кивает, снова всматривается в беспокойное пространство за пределами нашего уютного и тихого убежища. Развернувшись к зеркалу у окна, я разглядываю его. Уже одно то, что он не одет в привычный черный или белый, может вывести из равновесия кого угодно. Хотя не могу не признать, что и в этом, светло-сером, костюме, Ксавьер по-прежнему прекрасен. Ему идет и строгий сдержанный цвет, и элегантный крой, и галстук. Никогда раньше не видел его в галстуке. С другой стороны, разве может быть иначе, если он сам его выбирал. Все, что мы с Таем ему позволили выбрать, — костюм и место. Конечно же, он выбрал этот пляж на берегу Онтарио. Конечно же, он сказал: «Потому, что здесь все напоминает тебя». Меня. Кучу времени, просто чертову кучу времени назад мы даже не задумывались ни о чем таком. Странно, но благодарить следует Кирана. И ту безумную ночь, когда, оставшись один на трассе, я затаскивал в машину агента. Когда она, пришедшая в себя, с начинающим наливаться синяком в поллица, яростно орала на меня. Три месяца назад — С ума посходили все! Где этот герой, блин? За руль Стефани села сама. Джейден пытался возражать, но как в глухую стену бился. Потому решил времени зря не терять. — Я не знаю! Не знаю, Стеф! Где полиция? — Твой ручной монстр выкинул мобильник. Полиция у твоего коттеджа. — Здесь есть пиццерия недалеко, давай туда? Позвоним от них? — Показывай, — Стефани рычит сквозь зубы. Голова раскалывается, но злость сильнее. Гораздо сильнее. Через десяток минут покореженная машина Джейдена вылетает к участку дороги, где в осколках фар и стекол застыл разбитый кабриолет. Джейден и сам себя чувствует таким же разбитым, сломанным; все это время он непривычно молчит, кусает губы, раздирает до крови кончики пальцев и старается не думать ни о чем. Но как только пустой взгляд замирает на дороге, украшенной сияющей гирляндой разбитых надежд, его сердце цепенеет. Под визг тормозов и крик Стефани он бросается прочь из пикапа, едва не падая, удерживает равновесие. Дрожит от страха из-за того, что может увидеть. Дрожит, словно мир крошится, как сухое печенье в его руках. Уже потом, спустя полчаса, завоют сирены скорой, полиции, и рассвет утонет в каруселях огней. А Джейден не слышит, ничего не слышит. Автоматически отвечает на вопросы врачей, садится в скорую. Не выпускает ни на миг ладонь Ксавьера. Боится, что если отпустит — потеряет снова. А еще потом долгие часы ожидания. Джейден в обнимку с Тэмми в приемной больницы, напротив — Тини стискивает плечи Тая. Разговоры вязнут, разваливаются, едва начавшись. Молчание густое и горькое. Стефани приходит и уходит, потом приходит снова. Потом приходит хирург и размыкает кольцо тревоги.***
Через неделю, когда Ксавьер вернется в Ашхаус, приедет Стефани, все еще злясь на него, но уже простив. Она добавит недостающие кусочки в пазл: Киран, все еще остававшийся под надзором полицейских в больнице, дает первые показания. И, хотя на радостях Тай уже «по большому секрету» разболтал многие детали, полную картину обрисует именно она.***
Свою первую попытку убийства Киран предпринял еще в тринадцать лет: пытаясь «вернуть» мать, он решил устранить причину ее депрессии. И счел этим фактором трехлетнюю единокровную сестренку. Именно в тот момент в качестве способа смерти он выбрал удушение. Но тогда ему помешал отец девочки — Томас Келли. Поддавшись на уговоры супруги и не желая трясти на людях грязным бельем своей семьи, Томас отправил пасынка через океан и прервал всякую связь с ним. Киран с трудом приживался на новом месте, быстро став жертвой буллинга со стороны более социально-адаптированных сокурсников в Пасадене. Со временем одиночество и уход в мир грез становятся его привычным образом жизни. Но известие о смерти единственного близкого ему человека — матери — отбрасывает его назад к исходной точке. В выпускном классе на помощь Кирану приходит школьный психотерапевт, и будущий Волшебник успешно заканчивает школу. Прописанный медикаментозный курс позволяет Кирану начать с чистого листа и, казалось бы, что могло бы случиться? Киран начинает писать. Самая первая его книга не находит отклика у издателей, но он пробует снова и снова, рассылая рукопись литературным агентам и получая один отказ за другим. Именно в этот момент он и прерывает курс таблеток. Путь назад длится долго. Спустя несколько лет отчаяние, депрессия и социальная депривация толкают Кирана на первое убийство. Вот как это начинается. Вторую рукопись, сборник кельтских сказок в авторской обработке Кирана, публикует небольшой издательский дом в Айдахо. Именно оттуда он и начнет свой отсчет. Сам сборник Киран посвятит памяти матери, и его пригласят выступить на открытых уроках в нескольких школах. В одной из них он встретит Джен… Сама идея, рисунок действий, которому в дальнейшем предстоит стать его мodus operandi, еще не сформирована окончательно, но уже завладела его воображением. В голове Кирана тоска по матери, стремление к признанию и кельтские мифы свиваются в единую цепь. — Триединая богиня — это символ Девы, Матери и Старухи. Но из всех трех ипостасей Киран выбирает только первую, — глухо говорит Стефани. И хотя она сейчас в гостиной Ашхауса, мысли ее там, в лесу. — Половой акт с жертвой символизирует переход к новой ипостаси, к его матери. Киран выбирал жертв, которые могли бы напомнить ее: светлые длинные волосы, светлые глаза, творческие, веселые, не чуждые фантазиям. Их было легко увлечь. Но именно этот этап появился только на последнем убийстве. И Джен, и Грейс он похитит без длительного знакомства; просто увидев их однажды, Киран выслеживает одну по дороге из школы, другую в момент, когда она направлялась на репетицию театрального кружка. В каждом эпизоде, пытаясь воссоздать ритуал собранный им же самим из обрывков легенд и мифов, Киран срезает на память пряди волос и оставляет у себя. А остальные волосы сжигает —локон за локоном — в кабинете, где пишет очередную книгу. И когда к нему после публикации впервые приходит успех, это только закрепляет уверенность в том, что он на верном пути. В Бэйфилд — второе место преступления — Киран приезжает без приглашения, случайно. В кофейне на городской площади он читает объявление о школьной постановке. Там он и увидит Грейс. Теперь Киран думает, что просто жертвы темным богам Долины Блаженства — мало; они все еще не хотят отпустить его мать. И Киран зажигает для нее свечи, чтобы она быстрее нашла путь обратно. Он оставляет глаза девочки открытыми, чтобы она видела дорогу во тьму, чтобы подсказала матери обратный путь. Пока очередные светлые пряди обугливаются в камине небольшого снятого на лето домика в Уошберне, Киран завершает вторую книгу. Ее тоже ждет успех. К сожалению, Кирану этого мало. И через полгода он приезжает в Хармони Хилл. Киран винит себя в том, что недостаточно тщательно выбирал жертв. Может быть, они были не очень хороши? Не достойны его матери? Поэтому он хочет лучше узнать Мелоди, познакомившись с ней на открытом уроке в школе Мэпл Сити. Девочка напоминает ему о собственных неудачах. Она переживает, что друзья смеются над ее попытками писать рассказы, над ее фантазиями, и Киран понимает и разделяет ее боль. Он уводит девочку в поля, они гуляют, он читает неуклюжие истории Мелоди. Дает ей советы. И однажды понимает: вот она. Теперь точно — она. В канун новолуния Киран в последний раз отправляет ей приглашение с заранее предоплаченного телефона. Под предлогом поездки к агенту он даже просит у Джеффа форд, и Джефф любезно соглашается. Сначала все идет как надо: Мелоди сбегает из школы, приходит в лес. Но Кирану нужно дождаться ночи. Время ритуала — ночь! И писатель приглашает маленькую поклонницу в гости, — посмотреть на то, как происходит процесс создания новой книги. Конечно, Мелоди не могла устоять. К пяти часам она начинает беспокоиться, хочет вернуться домой, и Киран вынужден пойти на обман. Он подготовился к этому: заварил чай и бросил туда рогипнол. Но он плохо рассчитал дозу, и Мелоди слишком долго остается в сознании. Она пытается убежать. Тогда Киран бьет ее по затылку. В тот момент, когда Джефф зашел за ключами от пикапа, Мелоди все еще была жива: связанная и одурманенная она находилась в подвале. К моменту начала ритуала поиски уже вовсю идут. Окраины Мэпл Сити, лес кишат волонтерами и поисковыми группами, но Киран уже изучил свой путь. Со своей легкой ношей он быстро минует пока еще безлюдные участки; идет по окраине болот вокруг поисковых секторов. В заранее выбранном месте уже ждет трон, свечи и триединая луна. Ритуал совершается. Спустя несколько часов, убедившись в том, что поиски закончились, а волонтеры разъехались, Киран снова возвращается в лес, чтобы сжечь одежду и рюкзак своей жертвы… — Остальное вы знаете, — грустно подводит итог Стефани. Глаза у нее покраснели, блестят от слез. — Викрам увидел костер и нашел Кирана. Кирану пришлось лгать, будто он сам только подошел, что видит в костре что-то похожее на брелок, а когда Викрам подошел ближе, — тот его просто забил. На обратной дороге, идя через лес, он не заметил Джеффа. А вот Джефф его не только увидел, но и узнал. Сначала не придал значения, зато уже на следующий день состыковал кусочки информации и решил вытянуть из Волшебника немного денег. Кирану пришлось и его убить. Здесь Киран начинает совершать одну ошибку за другой. О, да. Если бы Киран не вычистил дом Джеффа, скорее всего, полиция до последнего бы цеплялась за теорию о том, что именно Джефф является убийцей. Но всполошившийся Киран решил, что «убийца» будет заметать следы. Машину Джеффа он бросил, не доезжая до Мэпл Сити и поджег, опасаясь, что его самого свяжут с ней. И это тоже было ошибкой. Только вернувшись в дом Джейдена, Киран осознал, что буквально сам подставил себя. И тогда принял решение бежать. Подвернувшийся под руку Джейден пришелся ему очень кстати, — в страхе, что полиция будет преследовать его, Киран не придумал ничего лучше, чем взять его с собой в качестве заложника. Сейчас — Слушай, а все эти люди? Мы точно их приглашали? — Ксавьер снова вглядывается в пляж, где среди расставленных скамеек сиротливо болтается горстка незнакомцев. — Я не приглашал, — уверенно отвечаю я, — но ты, кажется, пригласил. Быстрый лихорадочный взгляд обжигает мою кожу, и я приподнимаю плечи: — Когда ты пару дней назад на открытии лабораторного корпуса в своей альма матер, между делом, упоминал об предстоящем событии, ты же правда не мог решить, что репортеры проигнорируют новость о бракосочетании единственного сына Этьена Блэкхёрста? — А, — он криво усмехается, — да, было такое. Надеюсь, что черти в аду настроили для отца прямую трансляцию, и он насладится мероприятием. — Думаешь, там есть такая услуга? — Уверен, что это входит в перечень вечных мук для грешных душ. — Слушай! Еще не поздно взять мою фамилию, ну, для полноты картинки. — О, нет. Хочу, чтобы в светской хронике нас упоминали именно так: Ксавьер Блэкхёрст с супругом. — Ну, знаешь ли! Твое высокомерие просто безгранично! Может, «Джейден Саммерстоун с супругом»? — Или так, — покладисто кивает Ксавьер, покидая свой наблюдательный пункт. Пересекая уютную комнату, подходит к широкому столу, уставленному цветами и заваленному открытками с поздравлениями, — честное слово, я и половины всех этих людей не знаю, но они исправно поздравляют нас обоих. Он наливает в два стакана воду из высокого графина, преломляющего в своих гранях лучи приветливого солнышка, протягивает один мне. Такой обыденный жест заботы пронзает меня нежностью до боли, до рези в глазах. И я замираю весь, до кончиков волос, задыхаясь в своем счастье. Тону в его любящих глазах. — Ты точно не пожалеешь, Джейден? — этот вопрос он повторяет снова и снова, уже зная ответ. И я не устаю отвечать. Но он задает его вновь, словно не может поверить самому себе. И я тоже не могу до конца осознать, хотя, казалось бы, всего делов-то: он мой, а я его. — Передумывать уже поздно! — я смеюсь, делаю глоток и даже для себя неожиданно все же спрашиваю. В очередной раз: — А ты? Прежде, чем ответить, Ксавьер молчит, задумчиво рассматривает свой стакан, потирая прозрачный бочок подушечкой большого пальца. Так и не отпив, так и не ответив, ставит его обратно на стол и качает головой. Но я жду. Жду, когда он скажет вслух — такое правило. Так у нас принято. — Знаешь, это все так… Так… Я не знаю, как сказать, но если бы у меня была возможность прожить тысячу разных жизней в тысяче разных вселенных, я бы все равно каждый раз искал тебя. В каждой из них. И ни в одной ни разу бы не пожалел. — То есть, — я чувствую, как мою душу изнутри согревает счастье, как оно выбирается на поверхность, превращаясь в улыбку, — ты даже на секунду не допускаешь мысли, что в какой-то из множественных вселенных ты будешь встречаться с женщинами? — Абсолютно в этом уверен, — со смехом отвечает Ксавьер, — в любой из них, кроме тех, в которых я буду Бейонсе. — Бейонсе? — я уже открыто смеюсь, — не ожидал, что мой поклонник классической музыки вообще подозревает о существовании Бейонсе. — Почему? — Тлетворное влияние нездоровых музыкальных пристрастий моей младшей сестры, — он смущенно разводит руками. — В любом случае, кроме тех вариаций, где я исполняю популярные песенки, я принадлежу только тебе. Доволен? — Еще как! — я допиваю воду, ставлю пустой стакан на стол рядом с его полным. — А какие у тебя оправдания? — он смотрит серьезно и встревоженно, словно вот сейчас я убегу, брошу его. Да конечно! Я наклоняюсь вперед, сокращая расстояние между нами, задеваю его бедро, и тело электризуется, отвечая на случайное касание. Его рука скользит по моей руке — от холодных пальцев к ладонной впадине, проводя подушечками вдоль запястья и дальше, по нежной ткани белого жакета, выше, в мучительной медлительности, — смыкается над плечом. Он притягивает меня ближе, жадно целует, прикусывая нижнюю губу. Я так близко, что чувствую ритм его сердца в своей груди, зарываюсь руками в волосы на его затылке. Чувствую каждое его движение, каждый изгиб тела. Так близко, так тесно, что время просто перестает существовать. Остаемся только мы. Пока он зацеловывает мою шею, аккуратно прихватывая губами кожу от нижней челюсти к мочке уха, пробуждая нервные окончания, о которых я даже не подозревал, — мое сердце грохочет на целый штат, на все великое озеро Онтарио. Звенит, отражаясь от поверхности прозрачных вод. И он снова целует меня, бережно прижимает к себе, а я вцепляюсь в него так сильно, что едва ли когда-то еще сумею разжать пальцы. Шепчу, уткнувшись носом ему в грудь: — Хочу быть с тобой. Навсегда.