***
Провалившись в сон под самое утро, Люциус проснулся злым, как мантикора. Проклиная все на свете: теплоходы, вафли и маггловский будильник, Малфой направился в душ. Горячая вода привела в чувство, головная боль поутихла, а тело расслабилось. С наступлением дня тревожные мысли рассеялись и казались глупыми, впереди был сложный день, и, окончательно убедившись, что девчонка не стоила бессонной ночи, а у него есть дела поважнее, Люциус выключил воду. Выйдя из душа и повязав белоснежное полотенце на бедрах, он вытащил из черного бархатного футляра аккуратный шаветт. Опасная бритва была подарком его отца, и даже на этом маленьком серебряном предмете была гравировка с гербом Малфоев. Взглянув на себя в зеркало, он некоторое время смотрел на свое отражение, после чего все-таки принялся за бритье. Механические, отточенные до автоматизма действия, легкий наклон лезвия и аккуратные движения длинных пальцев. Мысленно Люциус вернулся к предстоящему открытию бизнес-центра, необходимо было подписать еще пару документов, которые не успели вчера подготовить, а вечером посетить прием с инвесторами, на этом с делами можно было заканчивать и наконец-то вернуться домой. Где все будет по-прежнему. И никаких нахрен вафель. Он методично водил лезвием по бледной коже, чувствуя, как монотонность и сосредоточенность очищают ум не хуже окклюменции. Но неожиданно замер, заметив в зеркале ошеломлённое выражение лица девушки. Астория застыла в дверях, от удивления приоткрыв рот. На ней было аккуратное платье-футляр светло-персикового оттенка, волосы мягкой волной спадали на плечи, а глаза были так широко распахнуты, что казались бездонными. Она не знала, куда деться, очевидно, не ожидая увидеть полуголого Люциуса. С другой стороны, могла бы не вламываться в его комнату. Малфой пронзительным взглядом впился в розовеющее лицо девушки. — Я… — растерянно пробормотала она. — Я стучала. Вы не открыли, и я подумала, что вы ушли. Я… просто хотела убедиться, что… — Что? — изогнув бровь, спросил Люциус, даже с остатком пены на лице он умудрялся выглядеть устрашающе. — Думали, я тут от старости помер? Астория спешно замотала головой и что-то пробормотала в свое оправдание, но Малфой ее уже не слушал. Вернувшись к прерванному занятию, он парой ловких движений закончил бриться и смыл с лица остатки пены. Астория так и продолжила стоять в дверях, что поднимало в его душе удушливую волну раздражения. И что она замерла там как парализованная? Когда он отложил полотенце и вновь посмотрел на девушку в отражении зеркала, его взгляд изменился. Несмотря на то, что она стояла в пол-оборота и все еще рассказывала что-то о предстоящей встрече, на которую им следовало прийти пораньше, утренний звонок инвестора и необходимости еще раз встретиться с Дюпоном, ее взгляд нет-нет, да возвращался к нему. Люциус замер. Какой это был взгляд! Из-под ресниц, украдкой, жадный и изучающий. На ее щеках играл яркий румянец, а тонкие пальчики без устали теребили золоченую цепочку пояса на платье, что говорило о ее нервозности. Астория то и дело закусывала губу, все чаще поднимая взгляд, проходясь по его груди, мышцам спины. Ему захотелось закрыть глаза и рассмеяться, в неверии качая головой. Эта удивительная маленькая женщина рассматривала его с недвусмысленным интересом. Малфой никогда не считал себя стариком, он прекрасно знал, как выглядит, какое впечатление производит, и был осведомлен о том, как относятся к нему большинство женщин. Однако замечание девчонки, брошенное ненароком, будто отпечаталось на его сознании клеймом и никак не желало его отпускать. Она подтрунивала раз за разом, а он злился, хотел доказать обратное. Шанс представился? Губы Люциуса расплылись в хищной улыбке. Сейчас самое время поставить девчонку на место, отыграться за глупое сравнение и бессонную ночь, вина за которую, без сомнения, также легла на ее плечи. — Астория, — тихо протянул мужчина, стараясь сделать так, чтобы его голос звучал мягче. — Не стоит переживать касательно сегодняшнего дня. Гиббон всегда был эксцентричен, но, как инвестор в нашем проекте, он бесценен, я улажу это сегодня вечером. Астория, наконец, замолчала, когда воздух покинул легкие и, полностью развернувшись к нему, неуверенно кивнула в ответ. Ее взгляд вновь скользнул по крепкой груди и ниже, по тонкой полоске волос, теряющихся под полотенцем. Бесстыдница! Она тяжело сглотнула и подняла голову, встречаясь с ним взглядом, потемневшим и томным. — Тогда я… — Вы? Люциус улыбнулся и сделал шаг в ее сторону. Медленно и осторожно, словно дикий зверь, загоняющий в угол добычу, он приближался к Астории. Она отступила и тут же уткнулась спиной в приоткрытую дверь. Малфой замер в нескольких дюймах от нее. Она была так близко, что он видел, как расширились ее зрачки, а дыхание участилось, нос уловил тонкий сладковатый аромат пиона и яблока. Малфой чуть наклонил голову, разглядывая ее, будто видел впервые. Опустив руку на дверь рядом с ее лицом, он наклонился так близко, что горячее дыхание коснулось ее губ. Астория прерывисто вздохнула, кажется, она забыла, как дышать, лишь смотрела на него широко распахнутыми глазами и старалась держать лицо. — В таком случае, — мелодично растягивая слова, протянул Малфой. — Возможно, вы позволите мне одеться? Даже старикам для этого нужно немного уединения… Его рука потянулась к полотенцу, словно придерживая его на бедрах, а девушка, смутившись еще сильнее, тут же нырнула под его руку. Эхо каблуков отражалось от стен коридора, пока она поспешно удалялась. Стоило отдать ей должное — спину она держала прямо, а голову высоко поднятой, как и всегда. Люциус не сдержал довольной улыбки, прислонившись к косяку плечом. Его взгляд скользил по ее телу точно так же, как и ее всего пару минут назад. Мягкие изгибы бедер, округлые ягодицы, тонкая талия, обтянутая струящимся атласом, разрез на юбке демонстрировал стройные ноги и тонкую полоску чулок. Малфой прикрыл глаза, чувствуя, как частит пульс, как тело предательски реагирует на эту женщину. Да что с ними такое?! Он резко отвернулся, словно на него вылили ведро холодной воды. Она жена его сына. Люциус тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. Это выходит за все рамки. Ему срочно нужно переспать с кем-нибудь, иначе он сам себя загонит в могилу.***
Водоворот дел текущего дня, сопровождаемые огромным количеством народа, не позволили им больше вернуться к утренним неловким событиям. Открытие отеля, обед с бизнес-партнерами, интервью, подписание бумаг. Ничего из этого не оставило возможности побыть наедине и как бы то ни было вспомнить об утреннем инциденте. Лишь когда день поклонился к закату, Астория и Люциус остались наедине в машине, которая везла их во французскую резиденцию, чтобы они переоделись к приему, который устраивал один из инвесторов. Пропустить его они не могли, хотя, видит Мерлин, Астория валилась с ног. Последние дни были такими напряженными по событиям, она плохо спала и чувствовала себя вымотанной. Но это была финишная прямая, и, порой размышляя об этом, Астории становилось грустно, что это необыкновенное по всем параметрам время подходит к концу. Им бы сейчас прогуляться в последний раз по улочкам Парижа, выпить кофе и поболтать ни о чем. Она бы смеялась — он саркастично кривился, и это стало бы лучшим завершением их французских дней. Но реальность такова, что дела еще не были завершены. Поэтому Астория, приняв быстрый душ, сейчас стояла перед зеркалом, нанося вечерний макияж. Девушка надела длинное струящееся платье, облегающее ее по фигуре, и своим насыщенным, глубоким синим цветом подчеркивая глаза. Макияжем она сделала их еще более выразительными, губы накрасила яркой помадой и критично осмотрела себя в зеркале. Астория выглядела без преувеличения потрясающе. Но, довольно улыбнувшись отражению, она вдруг замерла, осознав, для кого так старалась. Она хотела выглядеть наилучшим образом для него. Для Люциуса. Сердце до сих пор сбивалось с ритма, когда она вспоминала события сегодняшнего утра. То, чего она так захотела. Как она почти молила про себя, чтобы он поцеловал ее. Ей казалось, что он это сделает, прямо там, прижав к стене своим обнаженным телом. Как ей было стыдно от собственных порывов уже через пару минут. Как она могла желать этого? Астория прикрыла глаза и тяжело вздохнула. А она ведь действительно стучала. Он всегда просыпался раньше и ожидал ее, а в это утро она не только не застала его за завтраком, но более того, после пятнадцати минут ожиданий он так и не появился. Она правда думала, что, возможно, ему нужна помощь. Стучала. Никто не отвечал. И она вошла. А там открытая дверь в ванную, его чертова спина, перекатывающиеся мышцы, блядская дорожка и эти губы. Она пропала. Встретившись с ним к восьми в холле поместья, Астория ожидала повышенного внимания, дежурного комплимента или хотя бы красноречивого взгляда, который бы позволил понять, что он заметил, как она красива. Но Люциус едва скользнул по ней безразличным взглядом и, всем видом показывая, что устал ждать ее, двинулся на выход. Астория провожала его взглядом, пораженная подобным поведением, и не понимая, почему он ведет себя как в первый день ее приезда в мэнор. Чуть прищурившись, она смотрела на его удаляющуюся спину, обтянутую идеально сидящим смокингом. В маггловской одежде он выглядел неотразимо, как модели на обложках французских журналов. А его извечная трость добавляла ему таинственности и шарма. И Астория едва не захныкала от охвативших ее эмоций. Она не понимала, что с ней происходит. Но знала одно, ей не нравится, когда он так холоден с ней. Она отвыкла от такого, а может, просто узнала, как с ним может быть иначе. Астория немного повернула голову, впиваясь взглядом в гордый идеальный профиль Малфоя. Он смотрел строго перед собой, словно его интересовала только дорога и ничего больше. Астория поймала себя на мысли, что ее это раздражает. И сильнее, чем она могла представить. Она резко отвернулась к окну, глядя на проносящиеся мимо здания и легкий моросящий дождик, красивыми каплями рассыпавшийся по стеклу. Когда они подъехали к бизнес-центру, который только утром официально открыли, их ожидали папарацци, красная ковровая дорожка и хозяева этого приема, встречающие всех гостей. Люциус, безупречно играя свою роль, помог Астории изящно покинуть автомобиль, и, положив свою руку ему на предплечье, она двинулась за ним по дорожке, обворожительно улыбаясь. Чета Ришар выглядела строго и величественно. Оба супруга были в возрасте и с достоинством носили свои года. Смотрелись они потрясающе. — А вот и наши главные звезды, — широко улыбнулся месье Ришар, приветствуя их. — Рад представить вас моей музе, без которой ничего бы этого не добился, мадам Ришар. Дорогая, наши английские партнеры, месье Малфой и мадам Малфой. Мадам Ришар склонила голову, приветствуя их — Позвольте заметить, месье Малфой, что ваша жена невероятно красива, — проговорила она и ласково улыбнулась Астории. — По взгляду всегда видно, когда женщина влюблена. Вам очень повезло. Астория, как в замедленной съемке, заливаясь краской, подняла растерянный взгляд на Люциуса как раз в тот момент, когда он опустил свой. Этот взгляд, задумчивый, изучающий и пытливый, пустил разряд тока по ее позвоночнику. Она сглотнула и открыла было рот, чтобы вежливо поправить мадам, но Люциус обворожительно улыбнулся даме, склоняясь к ее руке для легкого поцелуя, и произнес: — Действительно, мадам Ришар. Мне очень повезло. Еще пара комплиментов для дамы от Люциуса и они двинулись дальше, проходя в огромный, богато украшенный холл. Широкая резная лестница, также устланная ковром, была преодолена в полнейшем молчании. Астория все еще боролась с неловкостью и шоком, а Люциус просто не удостаивал никого своими мыслями по поводу неловкой ситуации. Поднявшись по лестнице, они оказались у входа в залу, где уже собралось бесчисленное количество гостей. Астория приготовилась просто пережить этот вечер. Сердце при этом трепыхалось как сумасшедшее, снова и снова воскрешая в памяти взгляд Малфоя и его слова. Она, почему-то ужасно робея, посмотрела на Люциуса. — Я… — начала было она, но мужчина перебил ее, даже не взглянув. — Я должен разобраться с четой Мартер. Развлекайтесь, Астория. Он освободил свою руку и, даже не дав ей вставить и слова, пошел вперед. Такой высокий, гордый, холодный, как чертов айсберг. И такой невероятно красивый. Астория смотрела на его широкую удаляющуюся спину и ощущала в груди это давящее чувство, словно кто-то сжимал невидимый кулак. Она прижала руки к горячим щекам, надеясь, что не выглядит как помидор. Прикрыла глаза, собираясь с мыслями и прогоняя навязчивые образы Малфоя. А потом шагнула в толпу, схватила у проходившего официанта флют с шампанским и с удовольствием пригубила. Пузырьки приятно пощекотали язык, и Астория улыбнулась, решив получить от этого вечера удовольствие. К ней то и дело подходили партнеры, они знакомили ее со своими родными, рассказывали истории, шутки, и каждый второй приглашал их с Люциусом на выходные приехать к ним на виллу то в Испанию, то в Италию, а один арабский шейх предложил прислать за ними частный самолет, чтобы доставить их в его резиденцию, которая располагалась в Арабских Эмиратах, и желал подарить ей остров. А когда Астория вежливо отказалась, пообещал назвать его в ее честь. Она отлично проводила время, болтая и купаясь в лучах чужого восхищения и даже обожания, которое не скрывали щедрые и подвыпившие мужчины. Развлекалась, как и посоветовал Люциус, но все равно глазами она то и дело искала его в толпе, и тянущее тоскливое и досадное чувство не могли заглушить никакие слова и улыбки тех, кто был ей безразличен. Его она находила без труда. Сложно было не заметить Малфоя в этой толпе. Он выделялся, ростом, статью, породой. Он был неотразим и сиял, затмевая всех. Астория прикрыла глаза, желая захныкать от досады. Но вдруг заиграла музыка, объявили танцы и ее увлекли в красивый вальс, жаль, только не тот, с кем бы она хотела его разделить.***
Как он и ожидал, Мартер просто из принципа разорвал контракт, просто потому что его сын был недостаточно дипломатичен. Люциус не винил Драко, на того слишком много навалилось. К тому же, все разногласия были улажены, и мужчины пожали друг другу руки, пообещав на неделе прислать документы для подписания. Они немного поговорили о политике, делах в бизнесе и семье, а потом Люциуса завлекали в другие разговоры, уже не касающиеся работы. То и дело он поднимал взгляд над головами, находя в толпе Асторию, которая, к слову, последовала его совету и развлекалась на полную катушку. Окружив себя мужчинами, она смеялась, мило краснела, вела оживленную беседу и снова, и снова прикладывалась к шампанскому. Почему-то все эти факты вместе ужасно его бесили. Настолько сильно, что когда начались танцы, он отошел в сторону, на несколько минут оставшись один, и взял с подноса официанта наконец напиток покрепче шампанского, и, чуть прищурив глаза, как коршун следил за тем, как она танцует. Презрительно скривил губы, увидев, как шейх Мухаммед Абдул аль-Амуди, богатейший человек на этом балу, прижимает девушку к себе неприлично близко, как что-то шепчет на ухо раз за разом, то и дело настойчиво глядя в глаза, как его борода касается ее кожи. Как не дал ей уйти и увлек во второй танец. А Астория словно наслаждалась таким откровенным вниманием. Порочная девчонка. Если бы его жена позволила себе такое… Люциус, не сдержавшись, сердито хмыкнул. Он бы отодрал ее на этом же балу, где-нибудь за шторой, заставив вспомнить, кто здесь ее муж. При этом Нарциссу он сейчас даже не вспомнил. Зато почему-то очень ярко перед глазами встал образ Астории, прижатой к стене со спущенными с плеч лямками платья, открывающими грудь, задранным платьем и его членом между ее ног. Образ вышел настолько живой и горячий, что Люциуса окатило жаром. Он сжал стакан сильнее, норовя раздавить его. Потом резко отставил и прошел на танцпол, прямо к танцующим парам, прожигая девушку стальным холодным взглядом. Она, словно почувствовав его взгляд, подняла голову, сбилась с ритма. Шейх ей что-то сказал, она ответила, и мужчина, все еще прижимая к себе Асторию, повернулся и надменно взглянул на Люциуса. Тот не менее надменно и горделиво посмотрел в ответ. — Астория, — он протянул руку девушке, не сомневаясь, что она тут же вложит свою ладонь. Вернул шейху надменный взгляд и демонстративно притянул девушку к себе, вовлекая ее в танец. Несколько мгновений они молчали, вальсируя, и Люциус обнимал ее за талию, лишь слегка придерживая и понимая с невероятной четкостью, что она сама прижимается к нему, играя или роль для шейха, или по собственному желанию. Люциус опустил голову к ее уху. — Не прошло и двух лет брака, как вы уже подыскиваете себе любовника? — голос звучал едко, с желанием задеть, оскорбить. Астория, несмотря на его потуги, почему-то просто тихо засмеялась и покачала головой, словно не верила в то, что он такое говорит, но не стала ничего отвечать. Впрочем, молчание ее длилось недолго. Она словно сдерживалась, но в итоге не смогла. — А вы так заботитесь о моей чести, Люциус, что решили спасти меня от других мужчин? — Я не собираюсь блюсти вашу честь, Астория! Но вам бы не мешало помнить, кто вы, даже в маггловском мире. Его слова прозвучали хлестко и жестко как пощечина. Последние аккорды вальса стихли, Люциус отстранился, вежливо кивнул, будто ничего не произошло, и ушел прочь, оставив ее в одиночестве. В этот момент внутри что-то сломалось, вонзая острые осколки в ее маленькое сердце. То слабенькое ощущение свободы и жизни, что расцветало внутри течение этих дней, переломилось. В ней не было гнева, только жгучая пустота. От разочарования, которое разрасталось в геометрической прогрессии. От досады, которая мешала свободно дышать, сковывая внутренности. На себя, что обманулась. На него, что показал, каким может быть, и потом закрылся. Как может быть в одном человеке столько граней? Как он мог быть таким обжигающим и холодным одновременно. Он изменился. Вновь устанавливая между ними дистанцию, и Астория не понимала, что явилось тому причиной. А может, гнала от себя догадки. Вокруг нее в танце закружили другие пары, стоял гул десятков голосов и смех, но для Астории все это казалось посторонним шумом, ненужным эхом. Она вежливо улыбнулась, когда едва не столкнулась с проплывающей мимо парой, и отошла к столику с закусками. Настроение, которое она старательно взращивала весь вечер и легкая эйфория от общения, улетучились безвозвратно, а на хрупкие плечи будто упала неподъемная тяжесть. Люциус же совсем не страдал под натиском совести. Вспыхнувшие эмоции и ощущения ему претили, раздражали, выводили из себя. Он не должен реагировать на девчонку. Только не она! Он не имеет на это никакого морального права. Она жена его сына. Невестка. Чужая женщина. Это правильное решение. Единственно верное. Отойти. Отстраниться. И, затолкав все свои порывы в самый дальний уголок сознания, он переключил внимание на очередной стакан виски. Спустя час, несколько непримечательных бесед и пару бокалов шампанского Астория остановилась возле окна, наконец оставшись в одиночестве. На противоположном конце комнаты Малфой непринужденно болтал с некой женщиной, декольте которой будто ненароком все ближе и ближе прижималось к его груди. Пышнотелая черноволосая француженка громко смеялась и флиртовала с ним, ее рука при любом удобном случае касалась Малфоя, который совсем не возражал против подобного энтузиазма. Тот, кажется, даже не замечал ее фальши, улыбался, нагло скользя взглядом по ее телу, наклонялся все ближе и выглядел бесконечно спокойным и уверенным в собственном превосходстве. Асторию будто парализовало, она смотрела на эту картину, сама не понимая, что чувствует. То ли злость, то ли обиду, но желание стереть с его лица эту довольную ухмылку было столь сильным, что она сжала бокал в руке так, что хрусталь едва не треснул. Он был с ней холодным, отстраненным и чужим, а сейчас она видела того Малфоя, которого узнала за эти дни. Настоящего, способного улыбаться, шутить и наслаждаться жизнью. Не зашоренного аристократа, а простого человека. Только сейчас он демонстрировал лучшие качества не ей, а этой размалеванный картавой выскочке. Когда злость почти физически отдалась в теле дрожью, Астория тряхнула головой и отвернулась. С нее хватит. Хуже уже не будет, и, отставив бокал, она решительно двинулась к выходу. Незаметно ускользнуть не удалось, ее то и дело останавливали новые знакомые и бизнес-партнеры, которые настойчиво предлагали ей задержаться на празднике, но она была непреклонна. Вежливо со всеми прощаясь и нацепив свою самую дежурную улыбку, она медленно продвигалась к выходу. Люциус напомнил ей о ее обязанности леди Малфой, про долг. И это тогда, когда она поделилась с ним всем, что болело внутри. Он знал ее слабость и бил по больному, желая задеть сильнее. Наконец широкая лестница, темный холл, стук ее каблуков в тишине, а потом улица, где сейчас никого не было. Лишь спешашие по домам в ночи редкие люди, прячущиеся под зонтами. Ночная прохлада приятно остужала горящие от эмоций щеки. Астория с наслаждением вдохнула влажный воздух и медленно выдохнула, желая успокоиться. Вытащив из волос несколько тяжелых шпилек, она с облегчением позволила им рассыпаться по плечам. Свою роль она уже отыграла и хотела почувствовать себя немного свободнее. В этот момент ей это было жизненно необходимо. Легкое пальто не располагало к прогулкам под дождем, но ей было плевать. Она решительно двинулась по ступеням вниз, оставляя позади весь этот глупый прием и фарс, к которому ее так настойчиво склонял Люциус. — Астория! — его голос настиг ее посреди лестницы, но девушка пошла дальше, упрямо игнорируя и обладателя, и поднимающуюся вновь волну злости. — Остановитесь! Астория! Его шаги были слишком близко. Внезапно Малфой схватил ее за руку и резко развернул к себе лицом. — Что вы себе позволяете? — прошипел Люциус. В его глазах бушевало море. Холодное, бесцветное и бездонное. — А на что это похоже, мистер Малфой? — едко выделяя последнее слово, прошипела она в ответ. — Я ухожу. — Прием еще не окончен. — Для меня окончен. Люциус плотно стиснул губы, отвел взгляд от нее. Как же его раздражало все происходящее, до зуда под кожей и скрежета зубов. Весь этот вечер. Вся эта поездка. Весь чертов Париж. Все пошло прахом. — Сейчас подадут автомобиль, и мы уедем, — сквозь зубы прошипел Малфой, отпуская ее и отворачиваясь. — Я никуда не поеду. Мне нужно прогуляться и проветрить голову, вы можете ехать куда хотите. Я вас не держу! Развернувшись, она пошла вниз по мостовой. Сейчас ей действительно было плевать. На все. Маску она успеет надеть завтра. А Люциус… Она поджала губы при мыслях о нем. Пусть думает что хочет. Пусть злится. Пусть возмущается. Плевать. — Блядь! — Люциус выругался сквозь зубы, запуская руку в волосы и нарушая идеальную укладку. Если бы он мог, он бы оглушил ее прямо посреди улицы. Его выводила из себя ее живость, упрямство и безрассудство. То, как она смотрела на него, без страха и сомнений, как она говорила с ним, как спорила. Все это выворачивало его наизнанку. Хотелось встряхнуть идиотку, образумить, поставить на место. Установить дистанцию, которая непозволительно рассыпалась между ними. Еще раз громко выругавшись, он пошел следом. Заморосил дождь. Холодные капли противной моросью падали на брусчатку, оседали на теплой ткани пальто и волосах. Девчонка же этого будто и не замечала, упрямо идя по мостовой, не оглядываясь и не замедляя шаг, словно мечтала сбежать отсюда. — Остановись же! Она даже головы не повернула. — Я сказал остановись! — взревел Люциус, ускоряя шаг. Он быстро преодолел расстояние, разделяющее их, и вновь резко развернул ее на себя. Голубые глаза полыхнули огнем, а лицо раскраснелось. — Что вы себе позволяете?! — воскликнула она, вырывая свою руку, а затем издевательски протянула: — Держите лицо, Люциус! И не смейте хватать меня! Я вам не комнатная собачка, которую можно держать на привязи и дрессировать. — Куда вы идете? — чуть спокойнее спросил Люцциус, понимая, что градус напряжения между ними зашкаливает, он отпустил ее, наблюдая за странной бурей эмоций в голубых глазах. — Давно не попадали в неприятности? Разве вы не видите, что идет дождь? — Я не хочу видеть этот чертов дождь! Я хочу его чувствовать! — выпалила Астория, вдруг сделав шаг к нему. — И я чувствую, а ты? Ты хоть что-то способен почувствовать? Ее лицо исказилось, будто сама мысль о его возможности чувствовать вызывала в ней сомнения. Люциус прищурился, тяжело дыша. Гнев, раздражение и какое-то незнакомое странное чувство бушевало в груди. Как она смеет. — В который раз за вечер вы забываетесь, Астория, — его голос опасно понизился, переходя почти в шепот. Выглядел он при этом так, словно готов сомкнуть руки на ее шее и не отпускать. — Только попробуйте еще раз сказать мне, что я должна держать лицо, — яростно произнесла она, игнорируя дождевые капли, стекающие по щекам и носу. Пробегающих мимо прохожих они не замечали, как и усилившийся дождь. Одежда намокла, волосы неприятно липли к лицу. Но их взгляд был устремлен лишь друг на друга, не обращая внимание на происходящее вокруг. — Я не хочу держать лицо! Хотя бы раз в жизни я хотела его не держать. Нас ведь никто здесь не знает, и я хотела воспользоваться этим, хотела насладиться вечером. Почувствовать себя живой и желанной, а вы… Над головой раздался раскат грома, эхом пролетая над пустым городом. Дождь хлынул потоком, размывая улицу и барабаня по брусчатке с неистовой силой. Малфой выругался и, схватив ее за руку, настойчиво потянул куда-то дальше. Астория запиналась, каблуки скользили, но она бежала следом, пока Люциус не затолкал ее в какую-то подворотню под каменистый выступ небольшой арки. Он был зол, настолько зол, что Астория на мгновение забыла, как дышать, наблюдая, как метают молнии его глаза и кривятся губы. Маски сброшены, мистер Малфой! — Обжиматься с шейхом входит в ваше желание чувствовать себя живой? Грязные обжимания — это то, чего вы хотите? — проревел Малфой, нависая над нею. — Хоть в один из этих моментов вы вспоминали о Драко? — Драко? — взвизгнула Астория, ударяя его в грудь и отталкивая от себя. Она словно обезумела, в отвращении выплевывая: — Ваш Драко ничто! Формальность! Пыль в глаза, красивая картинка в газетах, удачный договор. И вы еще смеете попрекать меня Драко? Вы ни черта не знаете о нем. Обо мне и об одиночестве в этом чертовом браке, Люциус! — Астория дрожала от эмоций, выпаливая ему в лицо все, что было у нее на душе. С каждым ее словом его взгляд темнел, в глазах отражалось какое-то понимание, а, может, она принимала желаемое за действительное? Но впервые сказать о том, что болело, вслух было хорошо, и Астория, всхлипнув продолжила: — Я хочу чувствовать и быть желанной, а не удачным приложением для своего так называемого мужа, который вспоминает обо мне, только когда его нужно сопроводить на светский раут или вытащить его отца из депрессии, или… Закончить свою пламенную речь она не смогла. Люциус зарычал и, не сдержавшись, схватил ее за руку, резко притянув к себе. Одна его рука запуталась в белокурых волосах, он склонился к ней, и его губы с силой смяли ее. Астория опешила, задохнулась от эмоций. Поцелуй был грубым и почти болезненным. Хватка в ее волосах, заставила девушку запрокинуть голову, а его язык решительно раздвинул ее губы, проникая в рот. Она застонала в ответ и схватилась за его мокрое пальто, будто боялась упасть. Под натиском его жестких губ и языка, сводящих с ума, она сдавалась, капитулируя перед чувствами, что поселились в ее душе за эти дни. Ноги дрожали, тело казалось ватным, а низ живота пульсировал от дикого, моментально вспыхнувшего, желания. Астория отвечала на его поцелуй с остервенением и злостью, отдаваясь этому чувству целиком и утопая в ощущениях. На вкус он был как горький шоколад, терпкий виски и осенний дождь, такой же стихийный и непредсказуемый, как сама природа. Астория прикусила его губу и тут же провела по ней языком, будто извиняясь. Люциус зарычал в ответ и толкнул ее, прижимая девушку к каменной стене за ее спиной. Его колено оказалось между ее ног, мокрое платье неприятно липло к телу, а соски затвердели, выделяясь на фоне синего атласа. Она хотела чувствовать его еще ближе. Ее руки пробрались под расстегнутое пальто, пробегаясь по крепкой груди и белоснежной рубашке. Она застонала, стоило его губам скользнуть вниз, мазнув по щеке, подбородку и дальше, покрывая поцелуями мягкий изгиб ее шеи. Голова кружилась, дыхание смешивалось с отрывистыми стонами, мысли покинули сознание. Все, что существовало сейчас, — это обжигающие прикосновения, жар желанного тела и губы, что сводили с ума.