Но не об этом сейчас.
Сейчас Джено хрипит от слез и боли, оседает на пол и блюёт. Чёрт, эти бабы. Одна смеётся, пока вторая взвизгивает: Джено блюёт с кровью, и это очень плохо. Но даже сейчас парень пытается отвлечься, вспоминает своё беззаботье в три годика. Когда бегал по съёмочной площадке от менеджера своей мамы. Менеджер мамы — молодая девчушка, каким-то чудом попавшая на эту должность, приятная Чон Саным. От неё всегда пахло сладким попкорном, уютом, девушка редко собирала волосы, позволяла мальчишке играться с ними, широко-широко улыбаясь, обнажая дёсны. … Пока великая Ли Юрин занята игрой перед камерами, играя любовь, на которую не способна, невероятная Саным помогает Джено надеть ботиночек на нужную ножку, на его короткое: — Кушать хочется, Саным, — чмокает ребёнка в щёчку, ерошит волосы на макушке и ответственно кивает, доставая из сумочки яблоко, обтирает то об подол своей футболки, протягивает Джено и кивает: — Я мыла его дома, правда. — Спасибо, — радостный мальчик обнимает девушку, тут же кусая фрукт. Чон Саным — святая женщина. Вот о чём думает Джено, пока его одевают в четыре руки. Он понимает это как-то на автомате. Давится воздухом после пощёчины и пускает больше слёз, не способный контролировать сейчас хоть что-то. Мочится в штаны под чей-то мат. Плевать. Думать о Чон Саным. — Как думаешь, у него симпатичная мордашка? — спрашивает Юрин у визажиста, рассматривая в отражении зеркала своего сынишку. — Почему Вы спрашиваете? — женщина оборачивается, пытаясь увидеть личико суетливого Джено, который увлечён игрой в машинки на своих коленях. — Он уже дважды срывал мне съёмки своими детскими болячками. Хочу, чтобы он понял цену минуты моего времени. Кисточка выпадает из пальцев, только визажистка сгибается пополам, частит извинениями, достаёт новую кисть, продолжая корректировать макияж на лице великой актрисы, когда из-за спины раздаётся шокированное от Чон Саным: — Ему только три, госпожа Ли. Он ещё — ребёнок ребёнком. Как Вы это себе представляете? — Почему другие снимают своих уродливых детей ещё во младенчестве, а я не могу? Ещё одна пощёчина. Джено мечтает просто умереть. Сейчас же. Кровь бьёт по вискам, из носа вытекает солёное и противное, отчего даже стоящая перед ним женщина кривится и наскоро дёргает одну из подруг за рукав рубашки. Не думать об этом.Первые съёмки.
Первые съёмки. Парню до конца дней будут сниться эти съёмки. Как он бегает вокруг столика, когда оператор кружится за ним, когда режиссёр смеётся, и всё веселье прерывается после слов мамы Джено: — Ты сделаешь уже пару кадров, или нет? Площадка мигом погружается в напряжённое молчание. Кроме продолжившего веселье мальчишки: тот замер, прячась за ножкой стола и моргая глазками: — Гонён-ши разрешил мне поиграть. — Госпожа Ли, всё в порядке, — отмахивается оператор, — Это детские съёмки… — Ли Джено, — Ли Юрин скрещивает руки на груди, — Если ты не будешь послушным, то я уйду. Сейчас же. И ты не найдёшь меня дома. В этот раз режиссёр и оператор молчат. Все знают жесткий характер великой актрисы, и за это её даже любят, поэтому никто не лезет. — Мамочка? — выпрямляется Джено. — Считаю до двух, — предупреждает женщина. — Мамочка! — заливается слезами ребёнок. — Два! — Юрин круто разворачивается на каблуках и выходит со студии, поднимается на пролёт выше и достаёт телефон, набирая кого-то. Пока её сын умирает от слёз и невозможности сделать хоть что-то с тем фактом, что родная мамочка оставила его одного, и даже дома они не увидятся. Он тут один, совсем один. Мальчишка уже не помнит ни о каких съёмках. Он скатывается спиной по ножке стола, сворачивается клубочком, плача громко и навзрыд. Спустя время в студию вбегает Чон Саным. Она падает коленями на декоративный пол, сгребает Джено в объятия, прячет его головку на своём плече, кое-как становится на ноги и сгибается в глубоком поклоне перед всеми присутствующими, когда режиссёр прерывает её: — Госпожа Чон, не нужно, правда, — он становится на ноги и подходит к менеджеру «великой и ужасной», гладит крошку Ли по спинке, — Милый, не переживай, твоя мама просто хочет, чтобы ты старался. Не волнуйся, — ловким жестом вытянув руку за плечо Саным, мужчина вытряхивает из рукава конфету, но в глазах трёхлетки это выглядит настоящим фокусом, после которого мальчишка на время затихает, а потом и вовсе — оборачивается на волшебника, моргая глазами и теребя в ладошке конфетку, спустя секунду — один только фантик. Закончив дела, Саным стоит на улице, всё также прижимая к себе Джено. Мальчишка пачкает её кофту подошвой ботиночек, но девушке так плевать: на её звонки госпожа Ли Юрин ответила коротким сообщением, что следующие три дня проведёт у любовника, а потом добавила, что видеть не желает своего капризного сына. Молодая менеджер тяжко выдыхает, потому что Джено спрашивает: — Мамочка не появится дома? — А твой папочка? — с надеждой спрашивает Саным. — Он на работе в другой стране, — мальчишка выпрямляется и уже готовится закатить новую истерику, когда спрашивает, — Я буду один дома? — О-Господи-Боже-мой…. — судорожно молится Чон, прохаживаясь по тротуару из стороны в сторону, неосознанно качая на руках ребёнка, когда, осенённая прекрасной идеей, спрашивает, — Хочешь навестить бабулю Наюн? — Джено тут же расплывается в улыбке, а менеджер закатывает глаза, смаргивая влагу, — Тогда поедем к ней сейчас же, хорошо? Джено бы хотел прямо сейчас быть у бабули Наюн. Она — совсем старенькая, мама его отца. Но такая добрая женщина. Пожалуй, в жизни Джено навсегда будет только две замечательных женщины: Чон Саным и бабуля Наюн. Потому что сейчас его грузят в машину скорой помощи. И сознание так предательски ускользает в прошлое. Когда в дом бабули Наюн ворвалась его мама, то всё стихло разом. Глупый Джено обрадовался возвращению мамочки, а потому стартанул к той, прижался всем собой к коленкам и крепко-крепко обнял, игнорируя, какая короткая на женщине юбка. За что и получил подзатыльник, но вместо того, чтобы плакать, он только ниже опустил голову, сильнее вцепляясь в чужие ноги. Джено тогда искренне не понимал, почему Саным сидит на пороге домика бабули Наюн, заливаясь такими слезами, будто он не к маме возвращается. Бедная менеджер скатилась даже на первую ступень низкого порожка и била по тому кулаками. Но что она могла сделать? Молодая глупая менеджер у великой и ужасной? — Соплячка! — вот что она слышала, периодически получая пощёчины от Ли Юрин, когда та замечала, как Саным балует Джено. И сейчас, без лишних разговоров Юрин увозит сына обратно в Сеул, тащит на съёмочную площадку, скептично вскидывает брови, наблюдая за тем, как старательно её сынишка выполняет все-все указания режиссёра. — Ли Джено! — парень мигом приходит в себя. Кажется, что даже на смертном одре оживёт, едва только услышит голос матери. Как же сильно он её боится и ненавидит всеми фибрами своей души. Дёргается на кушетке и моргает, славливает паническую атаку, задыхается. Его мигом окружают врачи, просят успокоиться и дышать. Но ничего не помогает. Игла просекает кожу и входит в вену. Джено падает в сон. Ему снится теперь, как после школы Саным поёт с ним песни по радио, сидя рядом на задних сидениях машины. Менеджер мило улыбается ему, гладит по голове, будто своего родного, укрывает в курточку плотнее и чмокает в щёку перед тем, как высадить у дома, чтобы самой вернуться на съёмочную локацию за городом. … И Джено снится, как Саным расчёсывает его волосы гребёнкой, оглаживает на плечах колючую рубашку и улыбается, провожая в пространство меж пятью камерами: — Всё будет хорошо. В тот день Джено снимался в рекламе детских кроссовок, много прыгал и веселился. Ему понравилось сниматься, мальчишка искренне наслаждался каждым таким днём, ничего не соображая ещё в деньгах и капиталах, пока только тратя свои карманные копейки, какие достаются любому среднестатистическому ребёнку, на всякие снэки и шоколад Саным. Первое время менеджер искренне удивлялась и просила перестать так делать, обмирая внутри от предположения, что подрастая, мальчик влюбится в неё. Но всё решило его собственное признание в двенадцать, когда он задремал в машине после съёмок на побережье: Джено упал головой на грудь менеджера, тут же приподнялся, но улёгся на её колени, скидывая обувь и прижимая колени к телу, когда прошептал: — Прости, Саным-омма, я так устал. Я не могу… Девушка закусила нижнюю губу, всё же проронив одну слезу: в самом-то деле, она стала этому мальчику роднее родной его матери, постоянно пребывая рядом, даря ему ласку и заботу, на которую великая актриса не была способна. И каждый такой раз сердце Саным рвалось в клочья: она уже согласилась стать женой одного из операторов, дело неумолимо шло к свадьбе, совместная жизнь и неизбежное появление своего собственного ребёнка и желание быть как можно дольше рядом с этим мальчиком делали её помешанной и больной. Жених кое-как справлялся, обещая, что не будет торопить с детьми, что подождёт, и всё у них будет хорошо. Джено приходит в себя. Он рассматривает белый потолок дорогой больничной палаты. Хочется молиться так, как когда-то молилась Саным, но он не знает слов. Кажется, что он ни разу не верующий. Бог оставил его, подарив прекрасному ангелу Чон Саным сказочно доброго мужа, собственного ребёнка через два года после брака, и работу им обоим в Штатах. Глупый Ли тогда радовался, что теперь госпожа Ким Саным будет жить счастливо, что она заслужила себе эту сказку, такого мужа, и что их дочка будет самой чудесной на свете. Пятнадцатилетний подросток тогда смеялся и гладил малышку по щёчкам, сиял глазами-полумесяцами, даже не подозревая, кто ждёт его прямо за поворотом в должности личного менеджера. Со Юджин. И именно её Джено видит рядом с собой. Одного только взгляда на эту женщину хватает ему для того, чтобы подскочить с койки, потерять иглу капельницы, шикнуть от боли, встать на трясущиеся ноги и рвануться к выходу под её голос: — Куда ты, Джено? Дёрнув дверь на себя, парень оседает на пол, падает спиной назад, в который раз задыхаясь. Юджин переступает через него и кричит на весь коридор, зовёт врача, кого-нибудь. Как доводить этого мальчишку до припадка — первая, как доводить до оргазма — первее всех прочих, а как помочь — в кусты. — Парень, давай дыши, — мужской низкий голос заставляет сместить фокус внимания на себя, — Глубокий вдох и выдох. Давай вместе? Доктор садится рядом и делает медленный вдох, укладывает ладонь пациента на свою грудь, чтобы тот точно прочувствовал ритм дыхания, медленно выдыхает. Спустя десять таких прогонов воздуха в лёгких, мужчина помогает Джено сесть, приглаживает его волосы, задерживается пальцами на шее, считывая пульс, просит между делом: — Давай оглядимся. Назови пять предметов, которые видишь. — Очки, — выпаливает первое, что видит, прямо перед носом, на переносице доктора. — Хорошо. Считай только, ладно? — улыбается мужчина. — Один — очки. Два — ручка, — которая торчит на халате доктора, — Три — халат…. — Оглядись. Джено переводит взгляд и натыкается на стул, на котором прежде сидела Со Юджин, оставив там свою кислотно-розовую сумку. Ли раскрывает рот, но ужас пронзает каждую клеточку тела, так что парень поворачивает голову, сталкивается взглядами с врачом и снова задыхается. Не способные сейчас моргать глаза пускают обильное количество слёз, руки крупно дрожат, как и грудная клетка. Его снова колят успокоительным. Два санитара переносят безвольное тело на койку, когда Джено из последних сил хватается за ладонь одного из них и кричит (нет, шепчет): — Не уходи-и. После короткого кивка врача, мужчина усаживается на край кушетки и кивает: — Всё хорошо, побуду рядом. Только теперь Ли выдыхает, смыкает веки, моментально погружаясь в сон. Воспоминания-сны самые страшные. Потому что Со Юджин есть и в реальности, на яву. Едва проводив Ким Саным, Джено знакомится с новым менеджером: Юджин-сонбэ красива взрослой, зрелой красотой, которая пятнадцатилетнего парня ещё не влечёт к себе. Если не сказать, что тридцатилетняя разведёнка с манерами покрикивать и торопить везде своего подопечного выводит юношу из себя. С ней не получается и в половину так же душевно, как с Саным. Юджин требует от него строгости, конкретности, определённости — требует от парня зрелости, на которую старшеклассник не способен. Перелом в их отношениях случается как-то внезапно, когда Джено засыпает на съёмочной площадке в одном из кресел. Юноша просыпается от ощущения чужих на себе рук, но такой привычный к подобному, даже не пытается дёргаться или хоть как-то отреагировать. Кончики ногтей скользят по его лицу, подушечки пальцев обводят контур губ и бровей — такое было в его жизни сотни раз, если уже не тысячу. Джено давно понял, что его тело ему принадлежит в какие-то краткие мгновения, но не когда он в здании агентства или на съёмочной площадке. Вот и сейчас: он в здании, и потому позволяет эти действия. — Такой красивый, — слышит он голос Юджин. Сколько раз люди делали комплименты его внешности? Сколько раз сравнивали с роковой красотой матери? Миллионы, миллиарды, триллиарды…. Плевать. Юджин приближается к его шее, ведёт по той носом, вдыхает так, что кожа покрывается мурашками. И да, Джено знает, что такое сексуальное возбуждение, и как с этим справляться. И он чувствует, как легко его тело отзывается на это прямое действие по эрогенной зоне. — Юджин, — Джено моргает, выпрямляясь и накрывая задетое место ладонью. — Ах, ты уже проснулся, — женщина заправляет прядь своих волос за ухо, — Нам пора ехать домой. Тебе стоит выспаться в нормальном положении, а не так. Всё идёт спокойно ровно до того момента, пока Юджин не ступает следом за ним в съёмную квартиру — Джено уже не вспомнит, когда в последний раз был у себя дома, когда в их доме был хоть кто-то кроме экономки. И сейчас вторжение женщины в личное пространство напрягает. Парень оборачивается, оказываясь в её руках. Она уверенно ведёт ладонями выше и ниже по его телу, становится ближе и склоняется ниже, мажа губами по его. Джено отшатывается от Юджин, утирается запястьем и только моргает, не понимая, смотрит на неё: — Что Вы…? — Ты нравишься мне, — становится ближе, — Почему же ты этого не понимаешь? Такой взрослый мальчик, а не понимаешь. Она проникает пальцами под кромку его джинс, тянет ближе к себе. Только теперь Ли кое-как приходит к себя, выворачивается из слабого чужого захвата, отходит за диван: — Вы не интересуете меня. Уходите, пожалуйста. — Если тебе понадобится помощь, то рассчитывай только на меня. … Джено говорит об этом с матерью, но говорит уклончиво: — Я хочу сменить менеджера. — Причина, — женщина даже не оборачивается, пока над её стареющим лицом колдует очередная девочка-визажистка. А юноша стесняется. Он краснеет и задыхается, не знает, какие нужны слова, как сказать бы корректно, а потому просто пожимает плечами: — Мне не нравится, как она одевается и какие наносит духи, — откидывается на спинку стула и отворачивается: хотя мать никогда не могла различить ложь собственного сына. — Чушь. Если хочешь девочку помоложе для траха, то даже не рассчитывай, — строго замечает Юрин. — Мама! — вспыхивает Джено, подаваясь всем собой вперёд, — Я как раз не хочу этого! Я не хочу спать с Юджин! Это она хочет! — Охотно верю, — актриса криво усмехается, разворачивается в кресле лицом к сыну, закидывает ногу на ногу, — Все мужчины говорят одно и то же: что это женщина их соблазнила. И ты думал, что я тебе поверю? — поднимается, гордо расправляя плечи, провожает взглядом ушедшую визажистку, тут же залепляя ребёнку пощёчину, — Если не можешь удерживать свой член в штанах, то так и скажи. Не будь трусом. Ухватившись за ударенное место, Джено поднимает на мать испуганный взгляд, впервые с трёх лет позволяя себе перед ней слёзы: — Мама, всё не так. — Если не так, то спроси прямо: хочет ли Юджин тебя. И нечего приходить ко мне со своими половыми трудностями. И это последние её слова перед началом катастрофы. — Ли Джено, — психотерапевт, мужчина средних лет, прилично одетый и мягко улыбающийся, смотрит на пациента без тени улыбки или злости, абсолютно нейтральное лицо: лицедей Джено точно знает это. — Да? — эхом отзывается парень. — И всё-таки, что произошло? Почему Вы так категорично реагируете на женщин рядом? — он склоняет голову набок, пытаясь вызвать доверие. Не работает. Все они так делают, Джено знает. Все так скажут, а потом рассмеются, обзовут идиотом. Ли знает. Знает. — Джено? Такое случается после пробуждения иногда, когда что-то снится, что-то неопределённое, но приятное. Случается, что у парня влажно в трусах ещё до того, как он поймёт причину и успеет что-то с этим сделать. Но когда ты спишь в фургоне на локации, когда к тебе входит женщина-менеджер, которая стягивает одеяло, проводит ладонью по обнажившемуся участку кожи, скользя ниже и умело лаская, то ты просто просыпаешься и не успеваешь толком ничего сделать. Юджин за минуту заставляет Джено кончить, обтирает ладонь об его же одеяло, хмыкает: — Я же говорила, что ты можешь довериться мне. — Я не хотел. Я спал, — юноша прячется под ладонями, которые тут же отодвигает от лица его менеджер. — Ты очень сильно хотел, маленький обманщик, — расплывается в улыбке женщина, склоняясь ниже к его лицу, — Все же, я возбуждаю тебя. — Это не Вы, — он отворачивается. — Это я, малыш, — Юджин целует его, сразу толкаясь языком меж губ, игнорируя, что парень вчера и сегодня не чистил зубов — собственно, он и не ел столько же по времени. — Я не хочу отвечать на этот вопрос, — приходит в себя Джено, утираясь от слёз. Такой плакса. — Почему? Не доверяете мне? — улыбается мужчина и снимает очки, — Мне тут как-то признались в убийстве, так что ничего страшного не будет. Просто расскажите. Да как такое расскажешь? С того момента начался настоящий Ад. Джено только исполнилось шестнадцать, и весь его сексуальный опыт состоял в дрочке и поцелуе с Юджин, от одного только воспоминания о котором парня выворачивало. Его выдержка ещё даёт сбой, особенно когда умелая женщина в несколько касаний-поцелуев доводит. Но настоящий секс случается, когда вымотанный после учёбы Джено засыпает у себя дома, в своей кровати, не ожидая никакого подвоха. А просыпается от ощущения холодного металла на запястьях, ощущая на себе чьё-то тепло и узнавая знакомый до боли аромат цветочных духов. Размыкая глаза, юноша наблюдает за тем, как Юджин склоняется головой над его пахом, и даже пытается свести ноги вместе, пытается паниковать, за что получает удар по груди, царапины от маникюра и вскрик: — Не думай даже! Не смей бить меня! Я подам на тебя в суд за изнасилование! — Это же Вы… Это же Вы насилуете меня, — не зная, как поступить, парень пытается сопротивляться, думать о чём-то ещё, о жабах, о скорпионах. — Мы оба получаем удовольствие, не обманывай себя, — смеётся женщина, беря в рот. В этот вечер случается что-то вроде первого секса. …. Сидя на одном из уроков, которые Джено посещает и без того редко, парня пронзает дрожью, когда за спиной одноклассник делится со своим другом: — Вчера такую отжарил. Студенточка, но го-ря-ча-я. — Как только они прыгают к тебе в койку? — удивляется второй голос. — Ведутся на красивое личико и моё «я без опыта»! — хихикает. — То есть, Вы хотите сказать, что Вас изнасиловала женщина в шестнадцать? — психотерапевт пораженно листает свой блокнот, скачет зрачками по пространству и шелестит дрожащими в ладонях страницами. — Да, — Джено даже не закрывает рта до конца: так пристально смотрит на лицо мужчины, чтобы дождаться от того усмешки, но ловит только серьёзную задумчивость, — Вы мне не верите? — Отчего же, — он поднимает на пациента тяжёлый взгляд, — Просто я думаю, как решать Вашу проблему. Это же был не единичный случай, не так ли? — С того момента это вошло в систему. Я стал плохо спать дома. Просыпался резко и часто. Я стал бояться… спать, просто спать, — Ли сжимает штаны на своих коленях, опуская взгляд в пол, — Но потом кое-что произошло. И мне стыдно. Сквозь пелену слёз парень продолжает бубнить. Он вспоминает это вторым кошмаром после того дня в три года. В тот день Джено был на какой-то вечеринке, где под камерами хлебнул лишнего. Его тошнило уже в коридоре, но мать наскоро привела его в порядок, вернула в зал, заставила выпить, ещё и первой смеялась с того, как юноша жмурится от крепости напитка, теряет фокус. Также со смехом Юрин вывела его из основного зала на лестничный пролёт и толкнула на подоконник: — Ты такой жалкий, чёрт возьми! Где эта сучка Юджин? — Мама, — Джено прижимает ладонь ко рту, пытаясь сдержать рвоту, но всё сочится через пальцы. Наблюдая это, ужасная мать корчит лицо и отходит от сына: — Будь тут, не вздумай ни с кем, кроме Юджин, разговаривать. Убью тебя. Она уходит обратно, сверкает в зале своей красотой и строгой мудростью, делится секретами успешного воспитания сынишки, пока тот скатывается по стенке на лестнице, уплывает от алкогольного отравления, и даже думает вот так свалиться по ступеням — только бы не попасть в таком беззащитном состоянии в руки Юджин. Чёрт, это звучит так привлекательно. Он испортит своё личико, свою репутацию, сломает руку или ногу…. И будет ещё более беззащитным… Не выход. — Джено-я, малыш, — Юджин присаживается перед ним на корточки и на кого-то оглядывается, — Пошли домой. — Нет, — отмахивается парень, на что слышит два разноголосых смешка, — Нет, пожалуйста, нет. — Я знаю, что тебе хочется продолжения праздника, но, малыш, давай мы продолжим его уже дома? — его на ноги поднимает ещё одна женщина. Чхве Санхи. Джено смотрит на только что отпитый чай из кружечки, которую… Как она вообще оказалась у него в руках? Какое сегодня число? Что происходит? Юноша оглядывается и растерянно моргает, узнавая свою палату, узнавая отцовский дипломат на одном из стульев, видит самого его у окна. Мужчина стоит, низко опустив голову, а потом разворачивается к сыну, подходит ближе. Так и стоит, упирает руки в боки и кивает сам себе, когда всё же садится на стул, спуская сумку на пол: — Джено-я, понимаешь.… Я кое-что узнал, и не понимаю. — Папа? Джено семнадцать. Его изнасиловали три женщины. Его накачали наркотиками и изнасиловали. Но из всех доказательств — только анальные трещины и анализ крови. И всё это играет против самого же парня. Потому что выходит, что это он закинулся колёсами, пошёл трахаться со всем, что движется, без растяжки сел на вибратор и получил несколько порций оргазмов, пока не началась интоксикация. Это он виноват, подумать только — семнадцатилетний лось, который ловит панику каждый раз, когда видит где-то рядом юбку, потому что не смог уложить на лопатки трёх взрослых тёток, которые не такие уж и тяжелоатлетки, чтобы так просто скрутить ему руки и легко запрыгнуть на член. Но жертва — Джено. И это так. Ли Чонму понимает и даже почему-то верит, в отличие от супруги, которая второй месяц делает ему нервы, продолжая убеждать, что Джено — ублюдок, который употребляет и трахается со всеми без разбору.Ситуация.
— Джено, я кое-что думаю обо всем этом, — мужчина смотрит на сына с сожалением, ещё не зная, как тот отнесётся к его решению, — Джено-я, сынок. Его голос срывается, Ли Чонму отворачивается и утирает нос кулаком, пропускает пару выдохов: — Хочешь навсегда переехать к бабуле Наюн? Вместо ответа парень только опускает взгляд в свою кружечку. Почему-то этот предмет хочется звать только так — ласково. Будто — спасательный круг. — Сынок, я понимаю, что деревня в провинции, никакого толкового образования, и…. Кажется, что тебе теперь нет смысла идти в университет. Твоё лицо, эта слава…. Я говорил с твоим врачом, он тоже предлагает пока только такой выход из ситуации. Но все мы понимаем, что это не выход. И ты …. — Я хочу уехать, — подаёт голос Джено. / Ли Джено, 17 лет, пропадает со всех экранов страны, переходит в новую школу, кое-как доучивается до выпуска, оседает в деревне бабушки Наюн. Когда Великой Ли Юрин задают вопросы о пропаже её сына, то женщина стойко улыбается: — Ах, мальчишки в наше время такие непостоянные. Он поддался романтике своих лет и сбежал во Вьетнам. И ведь спустя полгода какой-то журналист находит в Нячанге невероятно похожего парнишку, который каким-то макаром говорит на корейском и ещё трёх языках, так что даже Ли Юрин долгие недели гадает о местоположении своего собственного ребёнка, не веря, что тот, в самом-то деле, покинул страну. Однако вопрос разрешает сам вьетнамец, объясняя своё происхождение и признаваясь, что ни о какой Ли Юрин никогда не слышал и в кино не снимался. Копая дальше, тот же журналист осознаёт свою ошибку и публично заявляет об этом. Однако слушок остаётся. И это позволяет настоящему Ли Джено и дальше мыть посуду в рыбном ресторанчике на трассе всё в той же Южной Корее, в сотне километров от Сеула. / ≫> Десять лет спустя≫>