Вэй Ин удовлетворенно откидывается на спинку стула, со стоном потягивается.
После того, как не один день сидишь за отрисовкой комикса, а над ухом постоянно ворчит Цзян Чэн, то пожалуй самая приятная часть работы — нажимать кнопку "опубликовать".
Кстати о ворчуне.
Вэй Ин крутит головой, внимательно прислушивается. За последние пару часов он и не заметил как его персональный пристрастный критик испарился из поля зрения.
— Чэн-Чэн, ты дома?
В ответ квартира красноречиво молчит.
Вэй Ин хмыкает. Среди горы исписанных, смятых бумаг, пустых коробок из-под еды на вынос шарит по столу в поисках телефона.
Он в конце концов творческая натура, надо соответствовать. Соответствовать до тех пор, пока под завалами не исчезали окончательно телефон, очки, цзянчэнов ноутбук, честь и совесть Вэй Ина вместе с терпением Цзян Чэна. Который зачем-то искал их там со своим ноутбуком. На что Вэй Ин пожимал плечами, утверждая что и то и другое давно передано тому на хранение.
А потом Вэй Ин вслушивался до перехватывающего дыхания, до пробивающих мурашек в низкий шипящий голос Цзян Чэна втолковывающий ему что-то о жизни на свалке, о том, что мама была права, о раздолбаях и кармических наказаниях. Затем выдохнув, устало махал рукой на подтаявшего Вэй Ина, хлопал дверью и уходил на улицу.
Бегать.
Вэй Ин в первые пару раз проследил за ним, чтобы предотвратить или, если повезет, поучаствовать в каком-нибудь неожиданном приключении.
Но нет. Цзян Чэн только нарезал круги по оживленному парку, не меньше пяти, а затем, остыв, возвращался домой и помогал разгребать "енотьи запасы".
Пока Цзян Чэн показательно брезгливо кидался в него обертками от шоколадных батончиков, (между прочим им самим и съеденных) ругался, звал его по имени, Вэй Ин плавился от его интонаций, дразнился, зная наверняка, что тот не всерьез.
А потом они обязательно мирились.
Вэй Ин мечтательно кусает губу.
Голос Цзян Чэна сводил с ума, и слушать его, даже пока тот ворчал, было приятно, но гораздо, гораздо приятней было потом. Когда Цзян Чэн не в силах сдерживаться стонал, срываясь на хриплые вскрики от удовольствия под ним, из-за него, для него.
"Нравится доводить меня, а Вэй Ин?", — от низкого, вкрадчивого шепота, что даже в воспоминаниях вызывает мурашки, он нетерпеливо вскидывается с удвоенной энергией начинает искать телефон. Куда смылся этот поборник чистоты вместо того, чтобы зловеще нависать над ним в последние часы перед дедлайном.
Телефон предсказуемо не находится рядом, и Вэй Ин открывает переписку с Цзян Чэном на компьютере.
"Ты где?"
"В магазине?"
"Купи шоколадку"
"Лучше две"
"С чили"
"Или с солью"
"А-Чэээээн"
"Ты меня игнорируешь?"
"Я потерял телефон"
"И ты тоже потерялся"
Вэй Ин еще какое-то время гипнотизирует непрочитанные сообщения и сворачивает чат. На весь экран снова выводя последний фрейм из заключительной главы третьего тома.
Он прокручивает картинку чуть ниже, прикусывает костяшку указательного пальца, воображение слишком живое рисует огненные картины.
Желание медленно прокатывается вместе с мурашками по коже. Из-под полуприкрытых век он смотрит на последнюю сцену, где главный герой держит меч у горла коленопреклоненного, сдавшегося на его милость злодея, сглатывает накопившуюся слюну, кончиком языка проводит по пересохшим губам.
Меч придет в движение только в следующем томе, а пока читателям придется довольствоваться этим.
Он щурится, вскидывает подбородок. Подставленную шею будто и правда холодит не знающее пощады острое лезвие, а тонкие губы, что сам вырисовывал не так давно, касаются уха, шепчут обещания преследовать еще десять перерождений без шанса скрыться.
Каждую его черту Вэй Ин с боем отстаивал перед Цзян Чэном, который так же уперто настаивал, что рисовать главного героя с него отвратительная затея и даже последние преданные фанаты закидают их возмущенными комментариями.
Они спорили до сорванных голосов, до напряженного, тяжелого молчания по несколько дней. Это была далеко не первая их совместная работа, но первая, где он отдал персонажам внешность их двоих.
После восторженных первых отзывов, Цзян Чэн больше ничего не говорил, но Вэй Ин иногда успевал поймать на себе его напряженный взгляд. Вэй Ину оставалось лишь догадываться, что беспокоит Цзян Чэна, на прямые вопросы он только раздраженно дергал уголок губ да отвечал, что все нормально.
К третьему тому у главного героя появились усталые, не по возрасту серьезные глаза, всполохи молний по коже, любовно прорисованные ранние морщинки. А у злодея от веселого, дружелюбного юноши остался надломленный смех, издевательские ухмылки и мертвый взгляд.
И место глубокой дружбы заняла искрящаяся ненависть.
Вэй Ин прикусывает губу, рвано выдыхает, медленно рукой ведет по груди вверх, чуть сжимает горло, представляя совсем другую руку на своем теле.
— А-Чэн.
Как жаль, что нельзя показать, то что действительно просилось на свет. Иной финал для этих двоих, иная развязка для их сплетенных в болезненный клубок жизней.
Но...
Десятки идей записаны в черновиках, сотни набросков аккуратной стопкой теснятся на полке, бесчисленное количество фотографий сохранены в отдельной папке.
Спящий, смеющийся, смущенный, хмурящийся, возбужденный Цзян Чэн. Прекрасный бог с тысячью лиц, каждое из которых любимое.
Вэй Ин откидывается еще сильней на компьютерном кресле, не замечая, что то опасно кренится назад, второй рукой, поверх шорт, накрывает отчетливо окрепший член, медленно сжимает, рвано выдыхает.
— А-Чэн.
— Придурок. Навернешься же, сядь нормально.
Цзян Чэн, будто недовольное привидение появляется рядом, призванное в мир истинным именем, гремит содержимым пакетов, пока придерживает падающее кресло вместе с раскрасневшимся Вэй Ином.
Вэй Ин закидывает голову, улыбается шальной улыбкой.
— Пришел?
Цзян Чэн закатывает глаза от глупости заданного вопроса, но все же отвечает.
— Пришел, — он кивает в сторону потухшего монитора. — Ты закончил?
— Ты меня прервал.
— Идиотина. Я про главу.
– Конечно. А кончить я не успел. Ты вовремя.
— Ты дрочил на комикс?
— Пф. Я же не извращенец. У меня встает только на тебя.
— Ну конечно.
Цзян Чэн фыркает, щекотно сдувая волосы с уха Вэй Ина. Тот смеется, носом стукается о кончик носа склонившегося к нему Цзян Чэна.
— Где был?
Тот вместо ответа отстраняется, наклоняется к принесенным ранее пакетам. Вэй Ин послушно прикипает взглядом к соблазнительной заднице, забывая все, что хотел сказать.
А Цзян Чэн так долго шуршит пакетами, будто пытается найти там прошлогоднее лето, и когда наконец поворачивается обратно, Вэй Ин не осознает, что сидит с раскрытым ртом пока не слышит:
— Открой рот. — Цзян Чэн усмехается. — Пошире. — И почти сразу чувствует, как рот заполняется горькой сладостью, — Ни с перцем, ни с солью не было. Только горький.
— Ты же не прочитал сообщения.
— Прочитал.
— По времени не сходится. Ты бы не успел вернуться из магазина так быстро.
— Жуй давай. Не слишком ты и непредсказуемый. В детектива он решил поиграть.
В груди сердце сбоит, горячие, теплые лепестки раскрываются, щекочут нежно изнутри ребра. Вэй Ин едва не срывается, чтобы схватиться за карандаш. Порыв запечатлеть Цзян Чэна, тщетно пытающегося скрыть смущение, едва ли не перевешивает все остальное. Вэй Ин сглатывает, медленно обводит того взглядом, в памяти намертво выжигая его образ. Потом. Он нарисует его потом. А пока:
— В детектива и преступника давай в следующий раз. А пока...
Вэй Ин медленно облизывается, не отрывая взгляда от стремительно темнеющих глаз Цзян Чэна, что смотрит за его представлением, скользит взглядом за руками Вэй Ина, пока тот оглаживает шею, ключицы, оставляет одну руку на своем горле, а второй скользит вниз, по груди, животу, останавливаясь на бедре, слегка вскидывается вверх, навстречу собственной руке, невинно улыбается.
— Хочу тебя всего. Сразу. Одновременно. Везде.
— Ты вроде у нас гений. И анатомию учил.
Цзян Чэн мягко улыбается, кусает того за кончик уха, наклоняется к губам, языком слизывает с них остатки шоколада, оставляя на губах горячее дыхание, произносит:
— Получится только по очереди. Если конечно ты себе дополнительных органов не отрастил. Пока меня не было.
Вэй Ин кокетливо стреляет глазами, отдает маленький пульт Цзян Чэну.
— Может и отрастил.
***
— Такой сладкий, — Вэй Ин языком скользит по отчетливо виднеющейся ключице, шумно вдыхает запах влажной кожи вперемешку с гелем для душа, — Такой вкусный.
Цзян Чэн, до этого расслабленно подставлявшийся под ласки, ерзает, упирается Вэй Ину в лоб рукой, заставляя того нехотя оторваться от своего занятия.
— Фу, как пошло. Ты голодный? Мне опасаться, что ты меня слопаешь однажды?
Вэй Ин обиженно сопит, тут же изворачивается, чтобы лизнуть запястье удерживающей его руки, смотрит открыто на Цзян Чэна, показательно облизывается.
— Ты правда вкусный.
Цзян Чэн громко фыркает и уже Вэй Ин оказывается распластанным по кровати.
— Нарываешься?
Вкрадчивый, хриплый шепот вновь пробирает до мурашек. Вэй Ин выгибается в родных руках, взглядом пересекается с Цзян Чэном, улыбается совсем пьяной, дурной улыбкой.
— Нарываюсь.
***
— А-Чэн! Слишком! Сбавь скорость!
Вэй Ин пальцами стискивает бедра ритмично двигающегося на нем Цзян Чэна, от избытка ощущений он, кажется забывает дышать.
— А-Чэн!
— Это... только... первая...
Тот нависает над ним, смотрит пристально абсолютно черными глазами, губу кусает так мило, что Вэй Ин готов кончить только от этого. Он вскидывает бедра, стремясь то ли уйти от сводящей с ума вибрации, точно бьющей по простате, то ли врасти в Цзян Чэна полностью.
— Ты сжимаешь меня. Так. Та-ак!
Цзян Чэн шумно выдыхает, ускоряется сам и прибавляет скорость на пульте.
— Цзян Чэн!
Вэй Ин гортанно стонет, за шею тянет Цзян Чэна к себе ближе, смазано, слепо целует куда-то в острую скулу и кончает. Ерзает, вибратор теперь больше раздражает, чем приносит удовольствие.
— Выключи.
Кровь все еще шумит в ушах, и получается, кажется, едва слышно, но Цзян Чэн реагирует.
И вибрация прекращается.
Вэй Ин тянется помочь Цзян Чэну, но тот перехватывает его руку, сам кладет ее на свой напряженный член, а свою укладывает поверх, сжимает, сам направляет, задает ритм.
Вэй Ин смотрит на него из-под полуприкрытых век, целомудренно целует во влажный висок и произносит:
— Твой член во мне ничего не заменит.
Цзян Чэн дергается, ускоряет движения их сплетенными руками и изливается с выдохом (Смешком? Стоном?) Вэй Ину на живот.
Цзян Чэн валится рядом, шумно дышит, пытаясь восстановить дыхание.
— Не сработала твоя альтернативная биология?
Вэй Ин же тянется за влажными салфетками, предусмотрительно оставленными рядом, отяжелевшими руками снимает презерватив, откидывает его вместе с извлеченным вибратором. Разворачивается к Цзян Чэну, стирает белесые потеки спермы сначала с него, потом с себя.
— Только в этот раз. Я же гений. Обязательно придумаю, как чувствовать тебя в себе и одновременно быть в тебе.
Цзян Чэн поворачивается к нему спиной, долго молчит, прежде чем тихо произнести:
— Дурак ты, а не гений. И так всегда во мне, глубоко под ребрами. Не вынуть. Даже если судьба разведет нас по разные стороны.
Вэй Ин жмурится, носом утыкается Цзян Чэну в теплое местечко за ухом, вдыхает ставший таким родным запах, целует мягко в загривок, оплетается вокруг Цзян Чэна всеми конечностями, крепче сжимает в объятиях.
— Мы не будем как они. Это всего лишь история, А-Чэн.
— Знаю.
Тот разворачивается в его руках, в глаза смотрит, не отрываясь.
— Только все равно. Нарисуй им хороший финал, А-Ин. Не для других. Для нас. Сценарий давно готов.
Вэй Ин невесомо целует его в кончик носа, от невыносимой нежности, едва не взрываясь цветными фейерверками, прячет лицо в изгибе шеи Цзян Чэна.
— Конечно, А-Чэн. Нарисую. Мы вместе нарисуем.
