Сиблинги Камисато.

С первым лучом солнца в поместье начиналась жизнь. Все слуги просыпались и брались выполнять свою работу, но сегодня же Томе не удалось выбраться из капкана четырёх цепких рук. Что же...это будет на их совести. А сейчас он впервые может спокойно понежится в кровати, не заставляя себя выполнять обязанности. Вокруг всё как будто застыло – полная тишина, размеренное дыхание рядом, тёплые лучи, из-за которых можно увидеть летающие пылинки в воздухе. Ладно. Его недочёт. Пыли не должно быть в поместье, поэтому не жалея себя, Тома выбирается из конечностей, которые обвили его тело, немного разминается, надевает одежду, которую потом точно сменит, но не ходить же сейчас ему полуголым? Сейчас ему не хочется будить сиблингов, но если он оставит их вместе в одной кровати, то будет много вопросов у других слуг поместья, которые найдут спящих брата и сестру в одной кровати. Лишь поэтому приходится сжать всю волю в кулак. – Господин Камисато, доброе утро...– немного стыдливо произносит управляющий. Он мнётся около постели, не зная, как себя вести после вчерашнего рядом с любовниками. Из недолгих раздумий вырывает немного хриплый после сна голос. – Ммм...ох это ты, Тома. И тебе доброе утро. – длинные руки тянутся вверх обхватывают талию блондина. – Интересно сколько раз я и Аяка говорили тебе, что не нужно называть нас так официально...– Аято спрашивает это у себя, но ответ поступает от управляющего. – И-извините! Это уже привычка, я не хотел, правда... – Эй эй, постой, любимый. Я сказал это сейчас не в укор, тебе не за что извиняться. Просто мне бы хотелось, чтобы ты навсегда отбросил эти ненужные формальности между нами, понятно? – если бы сейчас Аято не перебил Тому, то тот бы начал бесконечно извиняться и, наверное, даже встал бы на колени. Эта ужасная привычка постоянно бесила сиблингов, поэтому они не сговариваясь всегда останавливали блондина, когда тот начинал тираду о том, как ему жаль, и что такого больше точно не повторится. – Госпо...ой...Аято, можешь отпустить меня пожалуйста? Мне не тяжело, но сейчас нужно идти и выполнять работу. – управляющий нагло соврал. Ему очень тяжело. Хоть они с Камисато почти одинаковые по комплекции тел, (и всё же Аято выше примерно на 10 сантиметров, но обычно эта разница не так заметна) но глава клана немного сильнее физически: он чуть шире в плечах и рельеф мышц заметен сильнее, если снять дорогие многослойные одежды. – Я запрещаю тебе это. – Ч..что? – Я запрещаю тебе сегодня работать. Переложи свои обязанности на других слуг. В поместье их должно быть достаточно. – Аято хочет лечь обратно в кровать и затянуть с собой Тому. Обнять его тело руками, уткнуться носом в горячую шею, услышать биение сердца и размеренные вдохи. – И вам всё равно придётся меня отпустить. Сначала нужно распределить мою работу на них всех, хотя почему вообще я должен бросить все свои обязанности? – должно быть каждый из людей, работающих в поместье обрадовался тому, что его освободили от всех дел. Но не управляющий. В повседневных делах можно было забыться и ни о чём не думать, но когда он оставался один без дела, то начинал заниматься самокопанием и обычно дело заканчивалось новыми порезами на бёдрах. – Потому что я так хочу. Я твой господин, Тома, ты должен меня.. – Подожди. Минуту назад ты говорил про то, что нужно отбросить все формальности, а сейчас снова играешь Хозяина. Я не понимаю! Глава клана закатил глаза , убрал руки с талии управляющего и сел на кровати. – Прости. Я не могу тебя заставить отдохнуть никаким способом, поэтому ничего не оставалось, как надавить моим положением. Пожалуйста, останься рядом. Я прошу не как твой господин, а как парень. Тома видит в глазах напротив столько искренности, что не может отказать. Правда из-за их достаточно громкого разговора просыпается Аяка, которой очень понравился план провести этот день вместе, забыв об обязанностях. *** – Мы же вроде как хотели поговорить? – вопрос от Аяки кажется логичным, но вводит в ступор двух парней. Пару секунд на осознание – Аято становится максимально серьёзным, а Тома пытается не перенервничать. Хотя это сложно, ведь две пары холодных глах прожигают в нём дыру. – Я расскажу сам. И обещаю не врать. Честно. – эти слова сложно произнести спокойно, но управляющий справляется. – Подожди. Перед тем, как ты начнёшь мне нужно кое-что сказать. – Аяка подходит ближе и обнимает блондина. – Помни, что я и Аято тебя не осудим. Ты не станешь в наших глазах ненормальным, мы всегда поддержим и постараемся помочь всеми силами, ты меня понял? – теперь глаза Аяки смотрят в глаза напротив – зелёные. Самые красивые для неё и брата. Глаза, которые похожи на яркую-яркую траву, такие ослепительные, такие любимые... – Д..да. Я понял. Спасибо. У меня сейчас много мыслей..они путаются в моей голове. Иногда я говорю то, что не хотел говорить...и пауза, как эта. Я не знаю с чего начать, правда. – Тома смотрит в одну точку. Просто смотрит. Внезапно все мысли пропадают и остаётся блаженная пустота. – Тогда, думаю, я могу задать пару вопросов? Если ты не против конечно. – Аято слишком спокойный. Становится даже немного страшно, но вспоминая слова Аяки управляющий успокаивается. – Так будет даже лучше. Слишком сложно с чего-то начать. – Мгм. Как долго ты продолжаешь этим заниматься? – глава клана не может произнести вслух "вредить себе", поэтому вопрос получается завуалированным, но все трое прекрасно понимают, о чём идёт речь. – Достаточно долго..несколько лет. С большими перерывами, но в последние пол года намного чаще случались приступы. В этот месяц я сдерживал себя, чтобы все раны заросли и вы не заметили, но к сожалению шрамов слишком много и их сложно скрыть. – Несколько лет...мы так долго не замечали. Прости, прости, прости! – Аяка со слезами на глазах почти бросается Томе на шею и крепко обнимает. – Тише, тише, всё хорошо.. – Ничего не хорошо! Ты так долго причинял себе боль, а мы ничем не могли помочь. Аято думал, что сейчас он с сестрой будет успокаивать Тому, но почему-то именно Тома делает это. Аяка же буквально плачет, пока управляющий стирает слезы с розовых щёк и целует лоб, убирая чёлку в сторону. – Я делал это сам. Так было нужно, не вини себя. – обычно любая истерика девушки заканчивалась, стоило блондину коснуться тёплыми губами лица Аяки, но сейчас обычный поцелуйчик в лоб не помогает, поэтому Тома решительно прижимается губами к чужим. Трепетно сминает губы, проскальзывает языком внутрь, выбивает весь воздух из лёгких. Раньше так делали с ним. Нецелованный юноша прогибался и стонал от одного ощущения чужого языка, исследующего его рот, но теперь его очередь подчинять. Правда пока он преуспел только в подчинении девушки. Она легко приняла свою позицию и просто наслаждалась. А вот глава клана на то и глава, что уступать не хотел никому, поэтому смириться пришлось управляющему. – Нужно? Нет, не нужно! Зачем ты это делал, почему не попросил помощи? – Аяка. – строгий голос брата сейчас звучит почти угрожающе. – Не устраивай истерику. Мы здесь не для этого. Но мне правда интересно зачем... – теперь в голосе Аято можно услышать нотки заинтересованности. Фиалковые глаза обводят фигуру Томы и останавливаются, пристально смотря глаза напротив. – ...ты резал себя. Сможешь рассказать? – Да, конечно. Именно за этим тут мы все и собрались, хах. – в такой ситуации хочется сжаться в клубок, накрыться одеялом, обнять любимую игрушку из детства и с удивлением для себя заплакать, но управляющий умело скрывает всё под солнечной улыбкой и звонким смехом. – Вы же наверняка знаете, как в Инадзуме относятся к чужакам? Из-за этого меня..ммм..недолюбливали другие слуги. Могли облить холодной водой или отобрать еду, но чаще это были простые оскорбления. И я правда сначала винил себя, думал, что надо было остаться в Мондштадте или умереть, разбившись на лодке, но потом появились вы, заменяя мне родных и друзей. Я перестал обращать внимание, но внутри от каждого слова раздавалась боль, поэтому я начал заменять душевную боль на физическую. А ещё позже начались приступы, которые заканчивались только после причинения вреда себе. После того, как я получил должность управляющего меня просто стали игнорировать, но больше не доставали. Эмм...думаю это всё.