Алая Мугунхва

Юнги обвивает шею Хосока и встаёт на цыпочки, чтобы дотянуться. Он приподнимает голову и тянется губами, прикрыв глаза. Чон встречает его на пол пути, и уже скоро они сливаются в сумасшедшем, чувственном и страстном поцелуе. Всё естество младшего тянется к альфе. Он чувствует аромат исходящий от мужа, - особенный, ни на что не похожий, его нельзя описать просто словами, - терпкий, горьковатый или мускусный. Это личный запах Хосока, и он определённо по вкусу внутреннему зверю омеги. И без того одурманенный желанием мозг Мина, под воздействием альфийского аромата перестаёт соображать совсем. Юнги прижимается к Хосоку всем телом, и неожиданно это оказывается так приятно, что нет сил сдерживать свои порывы. Альфа обнимает его за талию, одновременно бережно и властно, и это тоже сводит омегу с ума. Ему нравится быть во власти супруга. Его непокорная натура в жизни желает покориться Хосоку здесь, покориться и отдаться ему. Чон осторожен, он в состоянии пока обуздывать свои инстинкты и своего зверя. Но поцелуи уже становятся жарче, а ласки всё откровеннее и откровеннее. Юнги чувствует, как на его пах ложится рука Хосока и сжимает его плоть через одежду. Омега не может не застонать, потому что это слишком приятно. Хосок надавливает, массирует, а Юнги подаётся к нему бёдрами и судорожно сжимает плечи альфы. Бельё постепенно намокает, плоть давит на джинсы, а от учащённого дыхания альфы, что Мин чувствует на своей шее, омега возбуждается ещё сильнее. Очень скоро этого становится мало, и вот уже Юнги упирается обеими руками в стену, на нём приспущены брюки, а Хосок трахает его двумя пальцами, выбивая из него крики и стоны. Да, это неприлично, но как же хорошо, как же сладко, как же ... Юнги просыпается и от оторопи садится в кровати. Что это было?! Этот сон пугает омегу до чёртиков и вызывает в нём коктейль эмоций, - стыд, вину, изумление и смущение. Разве приличные омеги грезят о таком, пусть и во сне? Почему ему приснился именно Хосок в таком откровенном сновидении? С какой стати?! .. И сквозь всё это, омега всё-таки не может не чувствовать возбуждение. У него крепкий стояк, а кровать под ним мокрая. Он видел влажный сон! И про кого?! Про Чон Хосока! Ему вообще-то не четырнадцать, а двадцать три, что за фокусы организма?! Но через возмущение и изумление Мин всё ещё чувствует, как его тело не собирается успокаиваться. Мозг подкидывает картинки из сна, как нарезку кадров из видео, и Юнги просто не может сопротивляться. Инстинкт пересиливает. Сначала омега просто поглаживает грудную клетку, намеренно задевая затвердевшие соски, а затем проводит рукой по животу, по часовой стрелке. Приятно. Всё тело отзывается на прикосновения. Мин исследует, ласкает себя. Он очень давно этим не занимался и вообще не считает себя омегой с развитым либидо. Но сейчас ему очень хочется. Нестерпимо. И ещё этот сон ... Юнги запускает руку под резинку пижамных штанов, нащупывает свой член и, случайно задев влажную и уже очень чувствительную головку, стонет. Слишком громко и тут же испуганно оглядывается на дверь. Она заперта и сейчас явно не больше пяти утра, но омега не хочет, чтобы его кто-то услышал. Особенно Хосок. Но возбуждение и сильное желание перебарывают и этот страх. Через минуту Юнги дрочит, полностью сняв с себя штаны. Он зажимает рот собственным запястьем, стонет в него, покусывает, и продолжает водить рукой по стволу члена вверх-вниз. Этого оказывается недостаточно, и он приподнимает бёдра на кроватью и проникает другой рукой в задний проход, который просто истекает смазкой. Так изогнуться непросто, и проникновение пальцев в анус не слишком глубокое, но Юнги этого хватает. Он ловит себя на мысли, что при этом вспоминает самый откровенный кусок сцены из сна, когда в него проникали пальцы Хосока, а он лишь подставлялся ему. Омега водит рукой по члену быстрее и быстрее, и с той же скоростью и ритмом засовывает пальцы в себя сзади. Он хоть и старается стонать тише, но у него почти не выходит контролировать себя сейчас. Юнги закусывает губы, пытается издавать звуки в подушку, но, нет-нет, на волю вырывается то стон, то полукрик. Простынь под ним насквозь мокрая , кровать ходит ходуном, омега отчётливо чувствует запах собственной смазки. Он уже на грани, он подошёл к самому краю пропасти. Перед глазами вдруг рисуется вчерашняя сцена из сада, когда Хосок приподнял край футболки, чтобы собрать туда яблоки и обнажил полоску смуглой кожи. Этот кусочек кожи почему-то и добивает Мина. Он кончает с выкриком и тут же закусывает нижнюю губу и отворачивает голову в подушку. Оргазм невиданной прежде силы охватывает тело омеги. Он крупно дрожит, его член, как и анус пульсируют. Он весь горит, но это такой приятный огонь, что Юнги готов в нём сгореть без остатка. Гораздо позже, приняв душ, поменяв постельное бельё и пижаму, Юнги лежит в кровати без сна, встречает рассвет и думает. Что всё это значило? Ему что, нравится Хосок? Нет, этого точно быть не может. Ему не может нравится Чон. Юнги нравятся совсем другие альфы. Утончённые, образованные, аристократичные. Которые обладают безупречными манерами и речью, которые играют на музыкальных инструментах, изящно фехтуют и цитируют поэтов эпохи Ренессанса. Мин, правда, таких никогда не встречал в реальной жизни. Только в книгах. Есть ли они вообще на этом свете, в этом веке ? .. Но с чего вдруг Чон вызвал у него такие..хм.. эмоции? Не иначе это просто инстинкты. Видимо, его тело дремало, а теперь проснулось. И так как Хосок единственный альфа из его ближнего круга общения, то вот так и произошло. Да, точно, это просто глупые природные позывы. И это надо пресекать. Люди не животные, они умеют прятать, маскировать и подавлять. И он тоже сможет. С этими мыслями Юнги снова засыпает. Утром за завтраком омега чувствует себя неловко. Он видит Хосока и краснеет, хотя старается это скрыть. Воспоминания о прошедшей ночи такие реалистичные, будто бы всё было на самом деле. Сначала Юнги вспоминает сон, а потом то, что он делал, когда проснулся, и на него накатывает новая волна смущения. Даже дедушка Ким спрашивает у внука, всё ли у того в порядке. Хосок на него не смотрит, лишь один раз поднимает взгляд, и Юнги не может его прочитать. Едва успокоившись, Мин вдруг думает о том, слышал ли Хосок стоны из его комнаты, и от мысли, что да, краснеет ещё сильнее. - Твой вчерашний яблочный пирог был очень вкусным, Хосоки, - говорит дедушка, - я с удовольствием съел два куска. - Спасибо дедушка, - улыбается Чон, - рад, что вам понравилось. - Тебе, кстати, тоже не помешало бы научиться готовить, Юнгия, - говорит дедушка, уже обращаясь к внуку. Юнги вздрагивает. При их споре с Хосоком о готовке дедушка не присутствовал, а, значит, и слышать его никак не мог. Получается, это его собственная инициатива. Омега не знает как ответить. Он и перечить любимому дедушке не хочет, но, если согласится с ним, то, значит, Чон выиграл. - Юнги не нужно учиться готовить, пока я рядом, - говорит Хосок, посмеиваясь. - В жизни всякое бывает, - резонно подмечает старший омега. - Кстати, что вы хотите сегодня на обед? - интересуется альфа, - Я думал про хэмуль калькуксу и рис с кимчи. - Отлично! - отзывается дедушка. Юнги при этом молчит, а потом Хосок обращается к нему лично: - Ты не против? - Нет, - выдавливает из себя Мин, не смотря на мужа. Омега всё ещё пребывает во власти сна и тех эмоций, что он у него вызвал. Несмотря на то, что Юнги уговорил себя, что это всего лишь природные инстинкты, он не может не думать об этом. И эти мысли ему приятны, они его будоражат и волнуют. Когда Хосок уходит на кухню готовить, Мин, после кратких размышлений, идёт следом. Он входит в помещение, думая, что там, помимо альфы, будут ещё помощники повара, но там никого нет. Только Чон. - Помочь ... - спрашивает Юнги хрипловатым голосом, откашливается и продолжает, - чем-то? Ему по-прежнему неловко в присутствии альфы, тем более, наедине. Но он думает, что раз уж он не умеет готовить, то хотя бы посмотрит или чем-то поможет. Омега пока не отдаёт себе отчёта, что ему просто хочется находится ближе к Хосоку, быть там, где он. Хосок на его голос оборачивается и приветливо улыбается. - Можешь загрузить рис в рисоварку, - говорит он, а потом добавляет, - наверное, тебе лучше надеть фартук, на кухне часто можно испачкаться, не осознавая этого. Юнги надевает фартук, а потом теряется. Где тут рис, он не знает. - Где рис? - спрашивает он у Чона. Тот кивает в угол, где стоит стеллаж, внизу которого на полке находится большой мешок с рисом. Юнги снова оглядывается, не зная, чем ему зачерпнуть рис. Хосок, видимо, догадывается и просто берёт из шкафа и подаёт ему небольшую чашку. Юнги подходит к шкафу, набирает миску и подходит к рисоварке. Та вроде бы выключена, и Мин долго пялится на кнопки на панели. - Нужно нажать сюда, - альфа показывает, но не нажимает, - но сначала нужно налить воды. Юнги спохватывается. Точно! Вода. Он ставит чашку и достаёт ёмкость из прибора. В другом углу на подставке стоит кулер, Юнги подходит к нему и думает, какую воду нужно налить, - горячую или холодную. Выбирает всё-таки холодную, не замечая, как за его спиной наблюдающий за ним Хосок скрывает улыбку. Установив ёмкость с водой обратно в рисоварку, Юнги высыпает туда рис из чашки и идёт за второй. После третьей омега смотрит в рисоварку, задумавшись. Хватит или нужно ещё? - Я обычно исхожу из принципа, - сколько людей столько и чашек +1, - говорит ему альфа, не смотря на него и размешивая что-то в миске. Юнги молча повинуется, кладёт четвёртую чашку риса в рисоварку и нажимает кнопку. Прибор вдруг начинает противно пищать. Мин испуганно нажимает на ту же кнопку снова, но звук не прекращается. Омега пробует нажать на ещё одну кнопку, но и это не срабатывает. Вдруг Мин чувствует, как за его спиной появляется Хосок, и, обогнув его, тянется к рисоварке и нажимает на нужную кнопку. На приборе загорается зелёная лампочка, он прекращает пищать и начинает довольно урчать, видимо, возвещая о том, что рис начал готовиться. Хосок тут же отходит от омеги, но тому хватает и этого мимолётного контакта, когда альфа коснулся его, пытаясь дотянуться до кнопки. Юнги окатывает жар и его щёки снова предательски розовеют. Хосок, между тем, отошёл к столу и продолжает замешивать что-то в миске. Что-то похожее на тесто. - Что ты делаешь? - интересуется омега, наконец, взяв себя в руки. - Лапшу, - спокойно отзывается Хосок, словно для него замешивать тесто для домашней лапши, дело привычное и будничное, - для кулькуксу всегда лучше делать свою. Я не использую покупную. Хосок примеривается и подливает ещё немного кунжутного масла, а затем продолжает мешать. - Для этого блюда я делаю крупную, - поясняет Чон, - сейчас раскатаю тесто, а потом большим ножом порежу на широкие полосы. Юнги кивает. - Если хочешь, можешь помыть мидии и моллюски, - альфа кивает на большую миску, - креветки я уже промыл. Юнги делает то, что ему сказали, а потом смотрит, как Хосок ловко справляется с лапшой. Потом альфа делает бульон на анчоусах, креветках и грибах шиитаке, добавляя лук, чеснок и ещё какие-то специи. - Можешь почистить и нарезать дайкон? - просит Хосок. Юнги берёт крупный овощ со стола и идёт с ним к раковине. Мин Юнги за двадцать три года жизни даже чай ни разу не заваривал. Конечно, он не знает, как чистить дайкон, он может лишь догадываться. Но вот остроту кухонных ножей он не учитывает и прикладывает слишком много усилий. Лезвие соскальзывает и полощет Мина по пальцу, омега вскрикивает, а из раны тут же начинает сочиться кровь. Хосок оборачивает на крик, тут же подскакивает к Юнги, берёт нож из его рук, откладывает в сторону и включает холодную воду. Взяв Юнги за руку он суёт его порезанный палец под струю и промывает, но кровь никак не останавливается, и альфа, не задумываясь, тащит палец мужа в рот, отсасывает кровь, потом достаёт его и снова промывает. Юнги всё это смущает. И близость Хосока, и его прикосновения, и этот его фокус с пальцем во рту. Кровь впрочем прекращает идти. - Надо перевязать, - говорит Чон, - я видел здесь аптечку. Альфа достаёт из шкафа пластырь и антисептик, обрабатывает ранку омеги и наклеивает пластырь. - Думаю, теперь тебе лучше просто смотреть, - улыбается он, отпуская руку Юнги. Юнги кивает и усаживается на стул у стола. Он всё ещё смущён тем фактом, что альфа только что касался его и даже брал его палец в рот. Всё это вызывает у него не самые приличные мысли, как бы Мин их от себя не гнал. Чон ловко перемещается по кухне, то помешивая бульон, то занимаясь морепродуктами, то смешивая соус. Омега наблюдает за его лёгкой фигурой, за его выверенными движениями и понимает, что хочет, чтобы его сон стал явью. Ему стыдно, ему неловко, он всё ещё слышит чей-то голос, подозрительно похожий на голос папы, что говорит ему, что всё плотское недостойно аристократов, это для плебса и что секс это просто средство для продолжения рода. Но другой голос, голос его собственного тела, его собственной плоти заглушает и твердит лишь о том, что омега хочет, чтобы Хосок взял его прямо тут же на этом столе или даже на полу, - и чем более дико, страстно и безумно это будет, тем лучше.