Тишина, с которой я живу

У окна спать холодно. Оттуда поддувает. В холодное время его утепляют, а пока лето, никому нет до этого дела. Кровать маленькая и неудобная. Я слишком велик для неё. Мои длинные ноги, худые и слабые, вынуждены поджиматься и проводить в таком положении всю ночь, пока не поднимается солнце. Но я люблю спать у окна и следить, как начинает светать. Сколько себя помню, наблюдаю за этим, сколько себя помню, мне это не надоедает. Небо всегда одно. Одно и то же небо над головой, которое не меняется. Только облака, птицы, туман, луна, звёзды, солнце… Небо показывает то, что внутри, что оно чувствует, а само оно неизменно висит над головами. Каждый рассвет новый. Каждый рассвет красивый. И я люблю наблюдать, как спальня, где спят ещё шесть мальчишек, вдруг становится розовой или красной, как виднеется тень на противоположной стене, как рано начинают петь птицы. Я плохо сплю. Ведьма говорит, что это ненормально и пытается меня лечить, но я слишком слаб, чтобы лечиться. Мой организм – предатель, я выше всех остальных мальчишек, словно натянутая струна укулеле Аквамарина. Мне нравится его укулеле. Я даже пробовал играть на ней, но ничего не вышло. Пальцы моих рук тоже длинные и слабые. И мой позвоночник тоже. Он такой слабый, что ему тяжело носить прямо мою голову, и я часто горблюсь. Ведьма боится, что у меня будет горб, когда я вырасту. А я боюсь вырасти. Куда мне ещё расти? Я аккуратно ставлю свои ноги на пол. Выпрямляю их и спиной чувствую солнечное тепло. Сижу так, зажмурившись, как кот, несколько минут, а потом вдеваю ноги в ботинки без шнурков и шуршу к Пустому. Пустой спит прямо напротив окна, и солнце должно ослеплять его своим появлением, но в отличие от меня Пустой спит как в последний раз. Я сажусь на его кровать, в которой предательски поскрипывают пружины, и тихо расталкиваю его: -Давай в следующий раз, - мямлит он. -Ты и в прошлый раз так говорил, - шепчу я. -В следующий раз обязательно. Ну, Водоросля! Я его не слушаюсь: хватаю его за подмышки и привожу в сидячее положение. -Смотри, какая красота! Он приоткрывает один сонный глаз и смотрит в окно напротив: -Да, - и пытается завалиться назад, но я ему не даю. -Надевай свои ботинки, или они окажутся у тебя на кровати. Один, два… Пустой бывает брезглив. Я держу его ботинки за шнурки над пожелтевшей простынёю. Они едва раскачивается, и песок со вчерашней прогулки крошится на кровать. -Водоросля! – он выхватывает ботинки и резко, с нескрываем недовольством надевает их. Я тем временем стряхиваю песок с кровати на пол. Мы встаём. Я выше его на целую голову. Мы идём к моей кровати и перелезаем через окно, оставляя каждый по одному следу от правого ботинка. Мы проходим по широкому подоконнику, держась за трубу, и залезаем на крышу. Третий этаж, утро только началось, холодно. Пустой ёжится и что-то бурчит под нос. Мне холодно и тепло одновременно. Люблю, когда и холодно, и тепло. В такие моменты чувствую себя невероятно живым и красивым. -В какой стороне кладбище? – вдруг спрашивает Пустой. – В этой? – он указывает прямо перед собой. -Нет, там заброшенная стройка. Кладбище в противоположной стороне. Отсюда невидно, надо лезть выше. -Не полезем. -Не полезем. Нас окружают дома. Сплошные высотные дома, поэтому неудивительно, что Пустой путается в направлениях. -А что за стройкой? – спрашивает он. -Не знаю, не бывал, но говорят, что там есть озеро. -Кто говорит? -Ну, Тёмный так говорит. -Он там бывал? -Может, и бывал. -А я думаю, что не бывал. Тёмный врёт, - Пустой не любит Тёмного и боится его. -Можем сходить, проверить. -А оно далеко? Я пожимаю плечами. -Спасибо, что разбудил. -Мне нравится это место, потому что отсюда видно рассвет. Видишь ту пустошь? Вот если бы не она, рассвета не увидать. Мы молчим. Пустой неразговорчив и по-своему нелюдим. Я хожу с ним за компанию. Парни не часто берут меня с собой играть, потому что я хилый, а Пустой любит проводить время с собой. Однажды я просто увязался за ним, и мы так с самого завтрака и до обеда провели время вместе, не проронив ни слова. Я просто шёл за ним. Почему он тогда не испугался? Я бы испугался. Наверное, потому что знал, что я слаб и ничего не смогу ему сделать. Мы можем молчать с ним часами. Можем собирать камни у границы дома и молчать. Можем строить башни из песка и молчать. Можем рисовать мелом на асфальте и молчать. Ему нравится, когда с ним молчат. А мне нравится проводить с ним время. Оно всегда спокойное и размеренное. А ещё он ни разу не назвал меня дылдой и слабаком. -Давай обратно, я замёрз, - Пустой аккуратно встаёт, боясь упасть с крыши. Я тоже поднимаюсь. Мы возвращаемся тем же путём. Пустой возвращается в кровать, ворча, заворачиваясь в одеяло, что она теперь холодная. Я беру зубную щётку и иду чистить зубы. Разбудят нас ещё только часа через три. Летом светает очень рано. Я натягиваю рубашку, большую мужскую, которая лишь чуть велика мне по рукам, но слишком широкая, поэтому я её никогда не застёгиваю. Всё равно под ней майка. И натягиваю штаны, которые малы мне по длине и закрывают голень только на половину. Спускаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Каждый прыжок громко раздаётся эхом в коридоре и поднимает маленький столб пыли. На первом этаже я провожу большим пальцем по ботинку и собираю пыль. Я, конечно, вытираю его о свою майку, оставляя на ней пятно. У входа на стульчике за партой сидит Пастух. Он уже старый. Ему, наверное, сорок пять лет. У него седые короткие волосы, седая бородка и седые усы. Это его рубашку я ношу. Он делится со мной вещами. За это я люблю его. -Ну, что за лягушонок! Почему бы не спуститься по-человечески? Весь дом разбудишь! Я беру стул, предназначенный для посетителей, и ставлю его рядом с Пастухом. Теперь мы оба за одной партой. Пастух любит разгадывать кроссворды, читать и писать письма. Я люблю разгадывать с ним кроссворды, но больше всего я люблю переписывать его письма в тетрадь. У него очень красивый почерк, ровный, каждая буква как на подбор! А я пишу коряво, буквы расползаются то вверх, то вниз, и исписанные мною листы становятся похожими на морскую гладь. Мне трудно уверенно держать ручку. Но я стараюсь, хоть каждый раз выходит плохо. Я старательно вывожу каждую буковку, чтобы сделать её максимально похожей на оригинал. Пастух говорит, что у меня прогресс. Пастух не спал всю ночь. Это видно по его глазам. Он устал, хоть и рад мне. Я знаю, что как только кто-то ещё из взрослых войдёт в наш дом, он пойдёт по своим делам. Наверное, спать, или читать, или искать новые кроссворды. Но больше всего я люблю представлять, как он отдаёт кому-то свои письма. Никто вообще уже не пишет письма. А Пастух пишет. Романтик. -Нажимай на ручку сильней, силу-то приложи! Я трясу уставшей рукой: -Сегодня было тихо? -Тихо-тихо. Как всегда. Спите как мыши. -И на крышу даже никто не лазил? -Ах, ты негодяй! И откуда в тебе только это шило в заднице? -Не знаю. А ты в детстве какой был? -Не помню. Не был. Его лицо вдруг выпрямляется, и он смотрит на меня. Я резко приступаю выводить буквы. -На, хватит, - он подталкивает мне кроссворд. -Но я даже половину не написал! -Отдохни, - говорит он заботливо, и я уступаю. Нечасто со мной так заботливо говорят. В такие минуты будто солнечное тепло окутывает и целует в лоб. Потом приходит Ведьма. Старая, широкая в груди и бёдрах, с пышными седыми волосами, убранными назад, в сером балахонистом платье, простом и дешёвом и в чёрных туфлях-лодочках, пыльных и поношенных. -Мешает? – спрашивает она чуть хриплым голосом. -Нет, спокойный, - Пастух закрывает кроссворд, в котором я ещё не успел дописать слово и забирает себе. – В следующий раз допишешь, - и он уходит. Я следую за Ведьмой, а она, не оборачиваясь, произносит: -Стул на место верни. Бегу назад и ставлю стул в ряд к остальным, а затем догоняю её. Она любит порядок. На кухне Ведьма готовит всем завтрак. Она не разрешает помогать, не разрешает бродить по кухне, трогать продукты и посуду, поэтому я молча сижу в углу у двери и наблюдаю за её движениями. Она старая, но ловкая: у неё всё так легко и складно получается. Её движения как музыка, красивая, отточенная, лёгкая. Я знаю, что мои движения не такие: широкие, нелепые, вполсилы. Поэтому мне нравится за ней наблюдать. Я б тоже хотел, чтобы у меня всё так просто получалось. Ведьма протягивает мне гранёный стакан с чем-то мутным. -Пей, для мышщ полезно. Я делаю глоток и невольно выплёвываю эту гадость на пол. А рот сковывает оскомина. -Ишь что удумал! – он хлопает меня полотенцем по голове. – А затирать за тебя кто будет? Сам и затрёшь. Я недовольно сползаю со стула, но она останавливает меня: -Сначала допей, потом затрёшь. -Я не буду это пить, - я протягиваю ей стакан. -А это не обсуждается. Ну-ка, кто быстрее управится: ты с содержимым стакана или я с завтраком? – она делает паузу. – Кто последний, тот и затирает. Я понимаю, чего она добивается, и решаю подыграть. В конце концов, это мне во благо. Я сажусь обратно на стул и, деля по большому глотку раз в пару минут, выпиваю содержимое. -Вот и умница! А теперь бери себе поднос и иди в зал. Скоро и остальные подтянутся. Остальные подтягиваются нескоро. Свой завтрак из овсяной каши, хлеба и яйца с какао я растягиваю как можно дольше, но всё равно всегда получается так, что все остальные приходят, когда я допиваю уже остывшее какао. Я всегда пью его последним, хоть он и становится невкусным. Ко мне никто не подсаживается. Даже Пустой. И я допиваю свой приторное какао в одиночестве. И даже с пустым стаканом не спешу уносить поднос. Я наблюдаю. В доме нас живёт не так много, но особая радость для меня, когда появляется новенький. Всегда интересно, какой он или она. Постепенно столовая пустеет, и я бегу на улицу. У нас есть маленький внутренний двор, прямо перед крыльцом, где часто играют девочки, а есть большой задний. На нём есть футбольное поле с воротами, шведская стенка и немного деревьев. Я пробегаю мимо Тихой, которая рисует на асфальте классики, аж от самой качели, заворачиваю за угол и влетаю в Рыжую. Я падаю. Она падает. Она вскакивает, пробегает мимо на своих тоненьких ножках-спичках. В её две рыжие косы будто вставлена проволока: они забавно изогнуты в разные стороны. На секунду она замирает. Её плечи высоко поднимаются, потом опускаются, а затем она разворачивается и широким шагом возвращается в мою сторону. -Если я из-за тебя не успею, - она дробит предложение и помогает мне встать. Всё её лицо и руки покрыто веснушками, словно кто-то разбрызгал с помощью кисточки краской. У неё красивые зелёные глаза и острый взгляд. – Это всё потому, что у тебя обувь без шнурков, - и убегает за поворот. Я вытягиваю то одну, то вторую конечность, пытаясь понять, сломал ли я себе чего. Но, вроде, всё цело. -Подорожник приложи, - кричит Дикий. Он тащится с мячом в сторону поля, а вокруг него прыгает Рыжая: -Возьми меня в команду, Дикий! А? Ну, возьми! -Девочек не берём. -Но я в шортах и в ботинках, а не в туфлях. Возьми, а? -Иди к своим в куклы играть! -С девочками неинтересно! Дикий останавливается прямо напротив неё: -Вот именно! – и пинает мяч в сторону группы мальчишек, приветствующих его громким «ура!». Дикий уходит, а я вижу, как лицо Рыжей багровеет. Она собирает все свои силы в свои кулаки и кричит ему в спину: -Ну, ты и урод! Она решительно проходит мимо меня, заправляя косы за уши: -Дурацкие косы, дурацкая юбка, и Дикий дурак! -Рыжая, Рыжая! Иди к нам! – кричат ей девчонки на качелях, но она даже не смотрит на них. Я прохожу мимо поля и смотрю, как Дикий и Тёмный выбирают себе в команду игроков. Представляю, что кто-то однажды выберет и меня. Когда игра начинается, я иду к деревьям и сажусь под крону одного из них. Я сижу почти без движения, почти засыпаю. По моей тыльной стороне ладони ползёт муравей. Я чувствую его крошечные лапки. Они щекочут меня. Я поднимаю руку. Муравей доползает до рукава и останавливается: не знает, стоит ли ему лезть дальше. Внутри рубашки темно и неизведанно. Полез бы я? -Водоросля! Водоросля! – голос Пустого я узнаю, где угодно. Звонкий и настойчивый. Стряхиваю муравья. Пустой слезает с дерева. Я подставляю две руки, потому что он долго не может найти опору. -Мы ведь идём сегодня на стройку? – шепчет он. -А ты прям хочешь? -Да, - ещё тише отвечает он. – А ты нет? -Да не особо, - я смотрю в сторону футбольного поля и вздыхаю. -Конечно, ты же там уже был. -Хорошо, идём. Только давай досмотрим, кто сегодня победит. Мы садимся под дерево. Если победит Дикий, то будет драка, потому что Тёмный не любит проигрывать, а если победит Тёмный, то, наверное, ничего не будет, хотя, возможно, что Дикий решит отомстить и тоже устроит драку. Пустого игра не интересует. Он ковыряет палочкой мягкую землю и чертит какие-то закорючки. Даже когда мяч прилетает в нашу сторону, он не шолохается. Сидит, как ни в чём не бывало. Парни с поля кричат, чтобы пнули мяч. Я встаю и пинаю, что есть сил, но мяч только докатывается до самого края поля. Дикий толкает Серого в плечо, и тот бежит за мячом: -Чего берёшься, если не можешь? – кричит он мне. – Рохля! – а потом обращается к безучастному Пустому: - Ты-то не могу пнуть, что ли? Я привык, что со мной так, но всякий раз немного обидно. Я поворачиваюсь к Пустому: -Ну, эту игру! Сегодня скучно. Идём! Он вскакивает сразу, и мы идём. Проходим мимо шведской стенки, на которой вверх ногами висит Рыжая. Она приподнимается, завидев нас, цепляется руками за ту же перекладину, через которую свисают её ноги, и говорит: -Наплюй на них. Это не ты рохля, это они косые: вон, даже по мячу попасть не могут! – она вытаскивает ноги и как обезьянка взбирается на самый верх. Значит, весь двор слышал. Прекрасно! Опять вздыхаю. Пустой терпеливо ждёт меня, и я веду его к кустам. Там, за кустами я отодвигаю доску в заборе и пролажу в щель. Пустой идёт следом. Мы идём мимо высотных, заброшенных зданий. Все они одного неприглядного цвета – сине-серые с налипшим песком, грязью, заросшим вьюном до второго этажа, с выбитыми, пустыми окнами как чёрными глазницами. От них падает и тянется длинная холодная тень, и я чувствую, как мурашки пробегают по коже. Я боюсь таких домов. Страшно думать, что тут кто-то жил раньше, а теперь это абсолютно бесполезные строения, только закрывающие горизонт и мешающие мне наблюдать рассветы. Пустой идёт за мной, и, кажется, ему страшней, чем мне. Он идёт с приоткрытым ртом, его глаза округлены, и он жадно впитывает пустоту и тишину этого длинного коридора из домов. Он тут впервые. Под ногами шуршит гравий и осколки стёкол. Пустой останавливается у выбитого на первом этаже окна и смотрит внутрь: палки, балки, серая лестница. Вообще не похоже, чтобы тут кто-то жил. Из окна веет сыростью и плесенью. Я беру Пустого за руку, крепко сжимаю, и мы идём так до самой стройки. Молча. Стройка – это большая площадка с тремя недостроенными домами. В каждом доме уже минимум по девять этажей, но стены не доделаны. Кирпичи лежат прямо на земле, сбоку первого дома огромная куча песка. Его раздувает слегка ветром, и мы, расцепившись, закрываем глаза ладонями. На стройке светлей и теплей. Солнце тут не съедается пустотой коридорного прохода, выстроенного заброшенными домами. Мы поднимаемся по лестнице без перил и второй стены первого дома. Пустой находит камешек и заботливо кладёт его в карман. На третьем этаже Пустой подходит к самому краю и смотрит вниз: -Отсюда третий этаж кажется не таким высоким, как с нашей крыши. Иди посмотри! Я отказываюсь. У меня не возникает никакого желания стоять на краю. Пустой зачем-то носком ботинка сбрасывает камешек. Тот быстро долетает до земли. Потом мы поднимаемся выше и бродим по пустым квартирам. На седьмом этаже Пустой достаёт спрятанный камешек и начинает рисовать им на стенах и полу. Он рисует стол, стул и диван. Я тоже ищу камень, которым можно рисовать, но долго не нахожу. Когда становится совсем жарко, я говорю, что пора возвращаться, потому что уже обед и нас не должны потерять. Пустой повинуется молча. Он кладёт камешек в свой карман, и мы спускаемся вниз. Обратно идём той же дорогой, всё молча, но на подходе к забору Пустой вдруг останавливается и нерешительно спрашивает: -Мы ведь вернёмся туда? В другие дома? Я не очень люблю эту стройку, но Пустому там интересно, а мне интересно с ним. -Только в хорошую погоду, - отвечаю я. Мы протискиваемся через щель в заборе и возвращаем доску на место. У крыльца встречаем Тёмного. Он стоит с мячом в руках, подставив под палящее солнце своё лицо с новым фингалом. Значит, драка всё-таки была. Он стоит зажмурившись, но наши шаги слышны, и от обращает на нас внимание. Провожает нас взглядом. Пустой, как и я, чаще всего завтракает, обедает и ужинает один. Но сегодня ему компанию составляет Тёмный. А к концу обеда присоединяется Дикий. Он ведёт себя с ними просто. Подсядь они ко мне, я был бы более напряжённым. Тёмный достаёт из кармана часы без ремешка и протягивает их Пустому. Тот заинтересованно их рассматривает и подносит к уху. Ко мне с пустым подносом подсаживается Рыжая, прерывая моё наблюдение за троицей. -Пойдёшь со мной играть в футбол вечером? -Что? – её предложение вводит меня в ступор: не помню, когда кто-то звал меня играть в футбол в последний раз. – Это потому что мальчишки не берут тебя к себе в команду? -Не хочешь, так и скажи! – она подрывается встать, но я успеваю её остановить: -Да ладно, я просто спросил. Меня же они тоже не берут. -Это значит «да»? -Да. -Тогда с меня мяч. Рыжая маленькая, но бойкая, почти пацанёнок. С ней не соскучишься. Её постоянно тянет на приключения, поэтому ей так скучно с другими девочками и так интересно с нами. После обеда у нас сончас, но большинство просто проводит время в доме. Я иду спать, потому что палящее солнце этому способствует, а ещё я проснулся с первыми лучами. Я просыпаюсь от лёгких брызг. Окно открыто, и из него мелко моросит дождём. Я морщусь и неохотно встаю. Дождь слабый, редкий и противный. К вечеру, наверное, погода совсем испортится. Я спускаюсь на первый этаж. Рыжая сидит на стуле, обняв мяч и положив на него подбородок. Она от скуки болтает ногами, которые ещё не достают до пола. Нет такого стула, с которого мои ноги свободно болтались. -Там дождь, - говорю я. -Боишься растаять, Водоросля? – она вскакивает со стула. -Если он усилится, то мы вернёмся. Я не хочу промокнуть, заболеть и умереть. -Никто не умрёт. Идём! Мы выходим. На улице никого. Видимо, этот мелкий дождь – предвестник ливня заставляет всех сидеть под крышей. Мы с Рыжей делим ворота и играем. Не так весело, как в команде, но всё лучше, чем в одного. Рыжая забивает первый гол. Потом второй. -Ты совсем не стараешься! Я и правда не особо стараюсь. Боюсь её обидеть. Боюсь, что обыграю, и она больше не позовёт меня играть. Но вот я начинаю играть хорошо и забиваю первый гол. Рыжая ликует и, кажется, радуется за меня больше, чем я сам. От эмоций я бегаю по кругу, а она подпрыгивает на месте. Тучи немного расходятся. Дождь прекращается, и проглядывает солнце. Тут же появляются остальные ребята. Рыжая ставит ногу на мяч: -Ну, всё, больше нам тут делать нечего, - она оставляет мяч на поле, и его тут же забирает кто-то из мальчишек. Рыжая лезет на самый верх шведской стенки и подставляет своё веснушчатое лицо солнцу. Я карабкаюсь следом. Дождевые капли в её волосах блестят так, будто кто-то украсил её рыжую голову драгоценными камнями. Я смотрю вниз и пытаюсь отыскать глазами Пустого. Но его нигде не видно. Наверное, опять прячется на дереве. Мальчишки только-только разыгрываются на поле, как поднимается ветер и небо опять затягивает. Слышен гром. Тихий и далёкий. -На третий раз пойдём в дом, - решает Рыжая. Сверкает молния, и снова гремит. Кто-то визжит. Начинается дождь. Все, побросав свои дела и футбольный мяч в том числе, бегут под крыльцо. Капает не сильно, но начинаю мокнуть. Снова сверкает молния, но грома не слышно. Я вопросительно смотрю на Рыжую. -Третьего раза не было. Ты можешь идти, если хочешь, а я дождусь. Она слишком маленькая, чтобы оставлять её одну, а я, конечно, не слишком сильный, чтобы спасти её от грозы. -А ну, паршивцы, слезайте и марш в дом! – кричит нам Ведьма из окна, размахивая полотенцем. – А то устроились, как птицы на жерди! Ну! Мигом! Третий раскат грома, и мы слезаем. Рыжая захватывает мяч, и нас начинает поливать как из ведра. Пока мы бежим к крыльцу, успеваем изрядно промокнуть. Несколько ступенек, и вот мы под крышей. Если прислушаться, то можно заметить, что капли по-разному бьют об асфальт, качели, деревья, перила и крышу. Рыжая стоит счастливая, крепко прижимая мяч к себе. Дверь в дом открывается, и на пороге появляется Ведьма. Она своей пухлой рукой хватает меня за шиворот рубашки и резким движением затягивает внутрь: -А ну в дом! Рыжая заскакивает следом. Мы бежим наперегонки вверх в ванные комнаты, чтобы вымыть руки. Мы оставляем мокрые следы ботинок на лестнице и в коридоре. Она идёт в ванную для девочек, а я для мальчиков. Лампа в ванной предательски мигает, и, когда я выключаю воду, свет гаснет. Я стою в полумраке. Уходящие лучи успевают отбросить свет на противоположную окну бело-серую стену. Свет кажется невероятно тёплым в этой грозовой полутьме. Я подхожу к стене и касаюсь света. Стена оказывается холодной. Я спускаюсь на ужин в столовую. Там суетится Ведьма. Она требует, чтобы все как можно скорее покончили с едой, потому что если дело серьёзнее, чем просто выбиты пробки, то раньше завтра никто ничего не починит. Я не знаю, что такое пробки, тем более выбитые, но я знаю, что боюсь темноты. В столовой шумно, гораздо сильнее, чем обычно, будто сумерки раззадоривают. Я же, наоборот, сижу, сгорбившись, тише обычного, хотя вряд ли возможно быть тише. Тёмный и Дикий опять сидят с Пустым. Мне это не нравится. Он смеётся и кажется оживлённым. Это мне не нравится ещё больше, точнее пугает. Пустой так себя обычно не ведёт. Вдруг я ловлю себя на мысли, что он такой сейчас, потому что нервничает. Тёмный и Дикий по одиночке-то могут напустить страха, а вдвоём и подавно. А может, он со мной всегда тихий, а с другими нет? Эта мысль хуже предыдущей. Чтобы отвлечься, ищу глазами Рыжую. Она сидит вместе с другими девчонками. С её кос редко капают капли дождя. Она что-то увлечённо рассказывает, размахивая вилкой во все стороны и забывая про то, что в столовой принято есть. Совсем темнеет. Но я это замечаю не сразу, потому что, пока темнеет, глаза постепенно к этому привыкают. Но тут входит Ведьма с огромным старым канделябром на три толстые свечи, и тут-то я понимаю, что стемнело окончательно. За ней в коридоре стоит какая-то фигура в куртке с накинутым на голову капюшоном. Фигура снимает капюшон, и появляется светлая голова. -Суфле! – раздаётся в разных частях столовой. Стулья отодвигаются с невероятной скоростью, и все девчонки кидаются обнимать только что пришедшую. Кто-то из мальчишек тоже встаёт, но аккуратно, чтобы не потерять своего достоинства, и идёт к ней. В конце концов, через пару минут Суфле оказывается окружена всеми ребятами. Мне нравятся её светлые, как лучи солнца, воздушные волосы. А ещё она на голову выше меня. Я люблю, когда кто-то выше меня. От неё пахнет зефиром, а её глаза похожи на два голубых леденца. Она как сказочная фея, способная украсить любой хмурый день. Она улыбается, и улыбается всё вокруг. Все любят Суфле, потому что она никогда не приходит с пустыми руками. В огромных карманах своей куртки, которая ей велика, но при этом так хорошо сидит и только подчёркивает её воздушность, она носит конфеты. Сегодня она приносит с собой целый пакет карамелек. Как только она достаёт их, все начинают аплодировать, а кто-то даже прыгать и пританцовывать. Суфле делает нарочито строгое лицо. Мы знаем этот знак. Все тут же выстраиваются в кривую линию перед ней, и она начинает раздавать конфеты, называя по имени каждого, кто к ней подходит. Сегодня она щедра как никогда: аж по три карамельки в руки! Я получаю свою порцию и отхожу в сторону. Она выше меня, тоже носит одежду не по размеру, но при этом я выгляжу несуразно, а она нет. Наверное, она знает какой-то секрет, который не знаю я. Надо будет обязательно спросить. Ведьма терпеливо ждёт, когда кончится представление, и, как только последний из нас получает свои конфеты, она приказным тоном отправляет всех наверх, в читальный зал. Мы следуем за Суфле как маленькие утятки. Я плетусь самым последним и представляю себя замыкающим взрослым. Когда мне будет двадцать, я тоже буду такой же уверенный и красивый. Наверное, легко быть уверенным, когда ты красивый, и красивым, когда ты уверенный. В читальном зале Суфле садится на диван у окна. Многие из нас – на пол или даже на столы. Стулья почему-то игнорируются. Кто-то из девочек садится рядом с ней на диван. Ведьма занимает угол, достаётся откуда-то вязание и начинает размеренно стучать спицами, вяжа нам серые носки. Когда-нибудь станет холодно. Несколько канделябров она ставит рядом с собой, чтобы лучше видеть. Её губы бесшумно двигаются, пока она вяжет, будто читает долгое заклинание. Суфле рассказывает новости из города. В городе я был только один раз, когда нас брали на экскурсию. Когда я вырасту, я там обязательно поселюсь. Мы все там поселимся. Надеюсь, что я буду жить рядом с Пустым и подальше от Тёмного. И Дикого. Я сижу в ногах Суфле и вдыхаю её зефирный аромат. Меня начинает клонить в сон. Я чувствую, как её тонкие пальцы расчёсывают мои длинные чёрные волосы. Я медленно засыпаю и представляю, как спицы роются у меня в волосах. Я просыпаюсь от прикосновения Ведьмы. В комнате уже никого нет. Я чувствую, как у меня затекла шея и ноги. Беспомощно смотрю на Ведьму. За её спиной вырисовывается фигура Пастуха. Он вдруг берёт меня на руки и несёт по коридорам в комнату. Мы проходим мимо ванной, и я слышу голоса мальчишек. В спальне пока никого нет, кроме Пустого. Но он словно мраморная статуя, неподвижная и белая, сросся со своей кроватью. Пастух укладывает меня, снимает ботинки, и прикрывает одеялом. Как только он уходит, Пустой подскакивает ко мне: -Завтра на стройку, да? -Да, - в полудрёме отвечаю я. – Только если не будет дождя. Пустой хочет что-то сказать, но в комнату с шумом и смехом вваливаются мальчишки, и он отступает на своё место. Я растворяюсь во сне. Ночью идёт дождь и дует холодный ветер. От этого я просыпаюсь. Я смотрю в потолок и слушаю, как посапывают рядом. Я хочу спать, но не могу уснуть. Тогда я сажусь на колени, укутываюсь одеялом и смотрю в окно. Подоконник уже мокрый, и я вожу пальцем по каплям, размазывая их. На улице загорается фонарь. Значит, электричество починили. Я вижу, как чёрная фигура перебирается через высокий забор. Моё сердце на секунду замирает, а потом начинает колотиться быстрее. Воры? У него широкие плечи. Проходит под фонарём, и я вижу его чёрную кожаную куртку. Это Муха. Я видел его лишь однажды, но он мне не понравился. Он из взрослых, но он никогда не навещал нас. Зачем он тут? Я пытаюсь увидеть больше, чем мне положено, и упираюсь лбом в окно. От шума дождя почти ничего не слышно, но я вижу его ноги на крыльце. И ещё одна пара ног. Их я узнаю сразу. Пастух. Кажется, они о чём-то говорят с Мухой. Пастух уходит. Я представляю, что Муха закуривает, хотя не знаю, курит ли он. Не все взрослые курят, но Муха похож на того, кто бы курил. Снова появляются ноги. Их я распознаю не сразу. Это Суфле. Она ходит из стороны в сторону, так что часто пропадает из и без того не широкого поля зрения. Потом останавливается. Всё происходит быстро. Муха хватает её за руку и тянет за собой под дождь. Они спускаются по ступенькам, и только тут Суфле удаётся вырваться. Я никогда не видел её такой напуганной. Они стоят в свете фонаря, и их хорошо можно разглядеть. Муха в ярости. Она что-то говорит ему, быстро, тыча пальцем в грудь. Он резко её отталкивает. -Всё, - едва доносится до меня. – Паук так решил. Он медленно подходит к ней и что-то срывает. Похоже, что кулон. Не обращал внимание раньше, что она что-то носит. Муха разворачивается и быстро удаляется в тьму. Суфле следует за ним, но останавливается. Муха перелезает через забор. Суфле дрожит. От холода, наверное. Она обнимает себя за плечи и медленно плетётся к дому, останавливается у самой первой ступеньки, так, что её всё еще хорошо видно. Оборачивается. Она вдруг скручивается пополам и хватается за живот, будто её только что ударили. Мне кажется, она плачет, но этого не видно. Она стоит так долго, несколько минут, а потом вдруг падает на колени. Меня это настолько пугает, что я сам прячусь под одеяло и падаю на кровать, отвернувшись от окна. Меня трясёт то ли от холода, то ли от страха. Когда я решаюсь посмотреть в окно ещё раз, то на улице уже никого нет. Я ложусь. Все остальные спят. Утром я встаю поздно из-за никуда не исчезнувшей темноты. На улице моросит мерзкий дождь. Я жду, пока все мальчишки выйдут из ванны. Там часто случаются водные баталии, а сегодня я чувствую слабость и не хочу принимать в них участие. Пол в ванной как после потопа. Я боюсь намочить свои ботинки, потому что знаю, что где-то в них есть трещина и они могут протекать. Я их снимаю, оставляю у порога в комнату и босыми ногами шлёпаю по воде. Из зеркала на меня смотрит унылое вытянутое лицо с заспанными карими глазами и растрёпанными чёрными волосами до плеч. Я оброс. И я знаю, что Ведьма скоро будет меня стричь. Я возвращаюсь по воде ко входу, но свою обувь не нахожу. Кто-то опять глупо шутит. Я насухо вытираю ступни и возвращаюсь в комнату. Мои ботинки аккуратно стоят у моей кровати. Пустой сидит на ней, свесив голову. Замечает меня: -Это Тёмный. Я вернул. -Спасибо, - я сажусь рядом и натягиваю ботинки. -Мы идём сегодня на стройку? И далась она ему! -Дождь идёт, вряд ли нас пустят на улицу, а по-другому нельзя. Пустой встаёт и уходит. Я спускаюсь в столовую. Надеюсь увидеть Суфле, хочется знать, что произошло ночью, но встречаю его. Аквамарин. Он самый странный их всех, кто приходит нас навещать. Всегда спокойный, будто знает, что делать. Взрослые не всегда знают, что нужно делать. Я хоть и не взрослый, но понимаю это. А он не понимает, наверное, поэтому такой уверенный. У него на голове толстые длинные змеи, собранные в хвост. Он называет их дредами. Они цветные. Его чёрные от природы волосы местами окрашены в неестественно синий, зелёный и фиолетовый. У него проколото правое ухо, как у девчонки. Он сидит в огромной голографической куртке. Мне нравится его куртка, она меняет цвет в зависимости от того, как на неё падает свет. Но, хотя она мне очень нравится, я бы не променял на неё ни одну рубашку Пастуха. Перед ним стоит гранёный стакан с какао, но он не пьёт. Он сидит, скрестив пальцы, и тупо смотрит в одну точку. Словно призрак из города. К нему подлетает Ведьма. -И долго ты тут будешь сидеть? – она говорит шёпотом, но шёпот получается громким. -Я сказал, что подожду. Вот – жду, - он поднимает на неё свои тёмно-карие глаза. Глаза его подведены. Как у девчонки. –Я мешаю? – он говорит спокойно, и Ведьму это заметно бесит. -Нет. Я не могу её сейчас вывести сюда. Ну, не при детях же! Аквамарин окидывает нас взглядом. -К Хирургу обращались? – спрашивает он. Ведьма садится напротив. -Хирург не нужен. Есть я. Видно, что он не очень доволен её ответом. -Там ничего серьёзного. Хирург не нужен. -Кто приходил к ней? -Пастух сказал, что Муха. -Так и думал. Паук – скотина редкостная, - он и это произносит достаточно спокойно. -Что делать дальше? -Она сама решит, что делать дальше. -Аква, это Суфле, она как принцесса из сказки. Ничего она сейчас не решит. После Мухи и всего… Ты ведь..? -Да. Но решит она сама. -Пей своё какао! – Ведьма поднимается. -Остыл. Она бросает на него строгий взгляд: -Сам виноват, - и уходит на кухню. Аквамарин улыбается и залпом выпивает содержимое. После завтрака нас уводят в игровую. Там шумно. Я ищу глазами Рыжую, но её нигде нет. Пытаюсь вспомнить, видел ли её за завтраком, но никак не соображу. Пустой рисует, сидя на полу. Он любит рисовать. Он грустит из-за того, что мы не идём на стройку, но по нему этого не понять. Я не хочу на стройку и рад, что идёт дождь. Я сажусь к окну и наблюдаю за дождём. Ничего нового увидеть не рассчитываю. В кармане штанов нащупываю карамельки. Разворачиваю одну и кладу в рот. На диван подсаживается Тихая. Она смотрит на меня своими огромными глазами как у куклы. Я достаю второю конфету и протягиваю ей. Она покрывается румянцем и смущённо берет её. Развернув, она смотрит на карамельку, словно пытается запомнить, какая она, и только потом кладёт в рот. От приятного вкуса она расплывается в улыбке. Фантик старательно засовывает в карман крохотной синей вязаной кофточки. Третью карамельку решаю оставить на завтра. Тихая младше всех нас и напоминает большую куклу с красивым личиком: длинные ресницы, изогнутые брови, пухлые губы и волосы как шёлк, переливающиеся на свету. В поношенной одежде она напоминает Золушку, когда та ещё не стала принцессой. -Спасибо, - её голос звучит уверенно. Она залезает на спинку дивана и упирается ладошками в окно. Смотрит, а потом прислоняется к окну щекой. Отлипнув от окна, она поворачивается к окну и говорит: -Холодное. Я касаюсь кончиком пальцев её щёчки. И правда холодная. И чуть мокрая. В дверях стоит Аквамарин. Не знаю, как долго. Он упирается плечом о дверной косяк, руки его скрещены. Он наблюдает за нами и улыбается. Тёмный подходит к нему и жестом просит нагнуться. Аквамарин послушно исполняет просьбу. Тёмный что-то шепчет ему на ухо. Аквамарин выпрямляется: -Не курю, - отвечает он. Сзади подходит Ведьма и Суфле с накинутым на голову капюшоном, так, что лица почти совсем не видно. Аквамарин оборачивается и на прощание кидает Тёмному: - И тебе не советую. Он скрывается в коридоре. Я срываюсь с дивана и бегу следом. Они слышат меня, но не обращают на меня никакого внимания. Я замираю у стола Пастуха. Они останавливаются у двери. -Ты что-то хотел? – обращается ко мне Аквамарин. Я теряюсь, боюсь ему ответить: -Пока!.. Суфле, - говорю я ей в спину. – Приходи ещё! Ведьма держит её за плечи. Они стоят ещё с секунду и выходят. Я не решаюсь идти дальше. Взрослые пугают. Когда я возвращаюсь в зал, то вижу, как Рыжая – и когда она успела появиться? – собрала вокруг себя почти всех ребят. Ростиком она не велика, поэтому я застаю тот момент, когда она взбирается на стул. -Никаких волшебных камней не существует! – выкрикивает кто-то. -Нет, они есть! Я сама видела. -Где? – спрашивает Тихая. -В куртке Суфле. -Ты рылась в её вещах?! – восклицает кто-то неодобрительно. -Не рылась, - защищается Рыжая, - а видела. -И что это за камни? – интересуется Дикий. -Не знаю. Не знаю. Но внутри у него будто солнце! -Оно светится изнутри? -Точно! -Не бывает! -Врёшь! -Приснилось небось! – слышится со всех сторон. -Взрослые не носят с собой камни! -Но этот особенный, - парирует Рыжая. -Докажи! -Да, да! – подхватывают остальные. – Докажи! -Вот достану один и докажу! -Не достанешь. -Нет. -А я бы посмотрел. -Кто со мной? – она оглядывает всех. Все молчат. – Понятно. -Я с тобой! – не ожидая от себя, говорю. -Водоросля? – слышится из толпы. – Тили-тили тесто, жених и невеста. Рыжая и Водоросля! Скоро поженятся, и у них будут рыжие водоросли. -Дураки! – она одной рукой скидывает с плеча косу и спускается со стула. Смешки и дурацкие песенки не прекращаются. Рыжая берёт стул и замахивается. – Ууух! – пугает она. Толпа расступается. – Дураки! – она ставит стул на место, идёт ко мне, уверенно берёт меня за руку и выводит в коридор. – Не обращай на них внимания. А я-то думал, что это мне придётся её успокаивать. -Идём? Я вырываю руку: -Сейчас? -А чего ждать-то? На лестнице появляется Ведьма: -Ну-ка в зал! Обратно! Обратно! Никаких шатаний по коридорам! -Ну, Ведьма! – стонет Рыжая. -Марш! Я увожу Рыжую в комнату. Ведьма оглядывает всех, пересчитывает и запирает дверь. Чтобы хоть как-то себя развлечь, начинаем травить байки. Самая излюбленная тема для них – кладбище. -На кладбище живёт Художник, - заговорщицким тоном, поглядывая украдкой на дверь, вещает Тёмный. – Сгорбленный старик с мозолистыми руками. Я видел его однажды. -Врёшь! – шёпотом восклицает Дикий. -А знаете, откуда у него мозоли? -Потому что он роет могилы? – предполагает Пустой. -Не только. Он возит с собой тележку. -Зачем? – интересуется кто-то. -Очевидно, что он ходит по городу и собирает трупы. -Фу! – восклицает кто-то из девочек. -Он увозит их на кладбище, но никто не знает, что он с ними делает. -Понятно что, - возражает Тощий. Он всегда ко всему относится с большим скепсисом. – Закапывает. Тебе бы только страху напустить. -Не скажи, - Тёмный не собирается отступать. – Кладбища сторонятся даже взрослые. Художник живёт там в своей сторожке. Кто знает, чем он там занимается? Может, он разделывает трупы на части и варит из них суп? -И зачем? – логика Тощего непоколебима. – Нет никакого Художника. Все сидят в тишине. -Вообще-то, есть, - раздаётся голос Светлой. Она сидит позади всех. Её пышные волосы одуванчиком обрамляют круглое лицо. В них застряли ещё со вчерашней прогулки лепесточки и листочки. Ей тяжело вычёсывать их. – Я тоже его видела. И он правда был с тележкой. Только… - она косится на Тёмного, - никаких трупов он там не вёз. Просто большие жестяные бидоны и старое тряпьё. -Откуда ты знаешь, что было в этих бидонах? – прищуривается Тёмный. -Не знаю. Но не похоже, чтобы там были части ноги или рук, пальцы там, зубы… - она говорит это так буднично, что у меня пробегают мурашки по спине, и я невольно вздрагиваю. – Только он вправду пугающий. Он так посмотрел на меня, что я… ну, я убежала. -Я тоже кое-что слышал о кладбище, - встревает Буйный, и всё внимание в комнате тут же переключается на него. Он вытягивается вперёд и шёпотом произносит: - Там водятся призраки. Кто-то вскрикивает, кто-то охает. Тёмный старается держать лицо и не терять самообладания. Тощий разрывается противным смехом: -Призраков не существует. -Ты их не видел! – обижается Буйный. -Ты их, что ли, видел? -Нет, но взрослые врать не станут. -Взрослые постоянно врут, - возражает Рыжая. -Да, да! – подхватывает Тёмный. – Я попросил у Аквамарина сигарету, а он сказал, что не курит. Но я видел, когда он сидел в столовой, что у него была пачка сигарет. Значит, он соврал! -Взрослые врут, - соглашается Буйный. – Но призраки – это правда. Кто-нибудь видел это кладбище? -Да! – раздаётся со всех сторон. -Неправда ли странно, что это кладбище не похоже на те, что нарисованы в книжках? -Почему не похоже? – интересуется кто-то из девочек. -Из-за стен, - отвечаю я. Будучи в городе, я не видел кладбище, но я забираюсь на крышу Дома, а с неё видно далеко. Я видел стены кладбища. – Это огромные массивные плиты. Из бетона. Серые квадраты, вплотную прижатые друг к другу. -Высокие? -Выше человека, - подхватывает Буйный. – Никаких вам тут решёточек и завитков, никаких цветочков! Стена, через которую ничего не видно. Зачем так прятать кладбище? -Если предположить, что призраки есть, - не унимается Тощий, поправляя очки на носу, - чего, конечно, не может быть, но всё же пусть они есть. И ты думаешь, что их остановили бы какие-то там, пусть и бетонные стены? Разве они не ходят сквозь них? -Это в книжках твоих дурацких они ходят сквозь всё, - закипает Буйный, - и в кино. А тут настоящие призраки. Настоящие и выдуманные – это разное. -И чем же твои настоящие призраки отличаются от обще выдуманных? – да, Тощий своим докапыванием может вывести кого угодно. -Они, как минимум, не ходят сквозь стены! – Буйный вскакивает. Тощий медленно поднимается следом, выдерживая паузу: -А как максимум? -Ах ты ж падла! – выкрикивает Буйный и бросается вперёд. Его подхватывает толпа мальчишек и пытается удержать. Кто-то из девочек визжит. Тощий стоит, самодовольно улыбаясь безумству Буйного. Светлая бросается к выходу и начинает колотить в дверь: -Драка! Драка! – кричит она, взывая на помощь. Она нагибается к замочной скважине и начинает орать туда, думая, что это сработает лучше. Что-то падает, она оборачивается и восклицает: - Ой, мамочки! Буйному удалось вырваться и повалить Тощего. В эту минуту дверь распахивается, и в комнату врывается Пастух. -Чёртовы ублюдки, - не скрывает своего негодования он. Хватает Буйного за подмышки и оттягивает от Тощего. У Тощего кровь на лице. -Мразь! Мразь! Чтоб ты сдох! – пытается вырваться Буйный, размахивая руками и ногами. Так он попадает носком ботинка мне в челюсть. Я чувствую что-то солёное во рту и невольно сплёвываю на пол. Пастух вытаскивает Буйного в коридор и кричит: -Ведьма! Никогда не слышал, как он кричит. Ведьма появляется мгновенно. Она оглядывает нас, видит лежащего на полу Тощего и меня с кровью у уголка губ. -За мной! – она даже не помогает Тощему подняться. Он лежит, демонстративно кряхтит, словно умирает, и ждёт, когда ему помогут встать. Но никто не решается. Тогда он встаёт сам. И мы вместе идём за Ведьмой. Тощий, бывает, пугает. Вот сейчас по нему не скажешь, но пока он спокойно сидит с окровавленной губой на стуле и наблюдает за ловкими движениями суетящейся Ведьмы, он больше похож на хищника, чем на жертву. В его голове порой творится что-то ужасающее. Он может быть самым обычным ребёнком, а может быть подпольным убийцей. В такие минуты он меня пугает больше, чем кто-либо. Ведьма обрабатывает моё и его лицо, велит нам сидеть тихо и выходит. -Забавно, что тебе досталось ни за что, - как только захлопывается дверь, произносит Тощий. Он встаёт со стула и начинает ходить по маленькому медкабинету, трогая и рассматривая предметы: стетоскоп, ручки, градусник, таблетки и даже запакованные шприцы. -Ничего не забавно. -А по-моему, забавно, - он даже не поворачивается ко мне. – Ты никого не защищал, ни за кого не заступался, а тебе всё равно прилетело. Разве не так устроена жизнь? -Пожалуйста, не трогай! – прошу я, когда он пытается вскрыть один из упакованных шприцов. Он смотрит на меня пристально с мерзкой полу-улыбочкой: -А то что? – он медленно начинает рвать упаковку. Нарочито медленно. И следит за моей реакцией. Я сижу неподвижно. Он мне противен. И он внушает опасность. Игра не удаётся. Я не поддаюсь ему, и ему становится неинтересно. Он откладывает упаковку со шприцом: -В нём даже раствора никакого нет. Ведьма возвращается: -Ты можешь идти, - обращается она ко мне. – А вот Тощего ждут в кабинете. Мы расходимся. За ужином все оживлённо обсуждают произошедшее. Даже ко мне подсаживается пара человек, чтобы расспросить, что было после того, как нас вывели из игровой. Я рассказываю, что есть, но им этого мало. Они хотят каких-то подробностей, острых, вкусных, которых я им дать не могу. Не рассказывать же им о том, что Тощий меня пугает. Кто-то оккупирует столик Буйного. Там свои подробности. Буйный в красках рассказывает о том, что было дальше. Уверен, что половина его рассказа – сплошная выдумка. Но остальным такое и нужно, им только дай что пообсуждать перед сном. Пустой опять сидит один. А Рыжая быстро съедает свой ужин и убегает куда-то из столовой. Она всегда находит, чем себя занять. В зал входит Пастух и торжественно объявляет, что дождь кончился и можно идти гулять. Столовая разрывается победоносными возгласами. Пастух ждёт, пока все успокоятся и добавляет, что это, безусловно, касается всех, кроме Буйного и Тощего. Мы бежим на улицу, шлёпая по лужам и щурясь от последних на сегодня солнечных лучей. Тёмный появляется позже всех с мячом в руках. Я залезаю на шведскую стенку, надеясь понаблюдать за игрой. К моему удивлению, к игре присоединяется Пустой. Начинается формирование команд. Оказывается, что из-за того, что Буйного и Тощего тут нет, из-за того, что Пустой в команде, команды получаются не ровными по количеству игроков. -Ну, что ж, - обращается Дикий к Пустому, - значит, тебе сегодня не играть. -Нет, погоди! – вдруг вмешивается Тёмный. Они о чём-то шепчутся, потом подзывают Пустого и шепчутся уже с ним. Видно, что спорят. Когда Пустой отходит к остальным членам команды Дикого, Тёмный засовывает два пальца в рот и свистит, что есть мочи: -Э! Водоросля! – я чуть не падаю от такой неожиданности. – Не хочешь сыграть с нами? -Что? Я? -Да-да! – подхватывает Дикий. – Только решай быстрей, нам до заката успеть надо. -Да, иду! Уже спускаюсь, - словно обезьяна, цепко цепляясь за перекладины, слезаю и бегу на поле окрылённый. Приятная неожиданность! -Ты в моей команде, - говорит Тёмный. – Не подведи! – он дружелюбно подмигивает. Я как дурак улыбаюсь в ответ. Я плохо играю в футбол, потому что играю нечасто, скорее даже, почти никогда. Когда я разгоняюсь, мои ноги словно перестают меня слушаться, я запинаюсь, падаю и частенько не попадаю по мячу. Но сегодня я стараюсь изо всех сил. Мне так приятно, что меня позвали играть, что хочется доказать, что не зря. Это не то, что играть с Рыжей один на один. Игра идёт отлично, но мы проигрываем. В конце мне выпадает шанс забить в ворота. Я разбегаюсь и ударяю носком по мячу, но мяч предательски перелетает через ворота. Команда Дикого ликует. Тёмный подбадривающе хлопает меня по плечу: -Всё равно нас бы этот гол не спас. Так что не парься. Не такой уж он и придурок, каким мне казался раньше. Я рад ещё больше, чем прежде, ведь никто не винит меня в проигрыше. Словно бабочка порхаю по лестничным пролётам, чтобы попасть в ванную. Я даже участвую в водяной баталии, хоть тут нет ни Пустого, ни Тёмного, ни Дикого. Мокрый с ног до головы и чертовски довольный иду в кровать. А ночью понимаю, зачем всё это было. Окрылённый, я долго не могу уснуть. Дольше обычного. Ни маленькая кровать, ни завывающий ветер не мешают моему сну настолько, насколько это делаю я сам. Точнее мои эмоции. Но и спать мне удаётся недолго. Просыпаюсь от того, что кто-то перешагивает через мои ноги и открывает окно. Мне страшно, потому что вижу только чёрный силуэт. Когда фигура оказывается по ту сторону окна, я поднимаюсь на локтях и слежу за ней. Она двигается в сторону козырька над входом. -Мы тебя разбудили? – раздаётся шёпотом. От неожиданности я хватаюсь за одеяло, но не прячусь. Голос мне знаком. Рядом с кроватью стоят такие же тёмные фигуры. В той, что подальше, я без труда узнаю Пустого. -Извини, - говорит он. -Что вы делаете? -Хотим прогуляться, - отвечает вторая фигура. Это Тёмный. -А ты что тут делаешь? – удивляюсь я и сажусь на кровать, пытаясь разобраться, не сон ли это. Тёмный даже не спит в этой комнате. -Кто только что вылез в окно? – спрашиваю я. -Дикий, - отвечает Пустой. -Эй! – Тёмный дёргает его за рубашку. -Куда вы идёте? -Слушай, Пустой ведёт нас на стройку, но… -Куда? -Тише! Всех разбудишь! -Но это моё место! – протестую я, хотя никогда до этого не считал его своим. Это своего рода тайник, и неприятно узнать, что тот, кому ты его раскрыл, ведёт туда кого-то ещё. -Ты можешь пойти с нами. Если хочешь, конечно. -Не хочу. И я не хочу, чтобы вы шли. -Мы всё равно пойдём, да ведь, Пустой? – в его голосе звучит неуверенность. Пустой стоит, уставившись в пол: -Да. -Никто никуда не пойдёт! – я ногами сбрасываю с себя одеяло. -Чего орать-то? – шепчет Тёмный, чуть паникуя. – Дай нам вылезти в окно. Всё равно Дикий уже там. Я высовываю голову и вижу, как Дикий медленно сползает по опорному столбу крыльца. -Давай так, - понимая мои сомнения, начинает Тёмный, - мы идём сегодня на стройку, а я тебе обещаю место в своей футбольной команде на всю неделю. И мне становится так мерзко. Всё складывается. Эта странная троица – Дикий, Тёмный и Пустой. Потом вечерний футбол с моим участием. Становится противно. Они пытаются меня купить. Чем они купили Пустого? -Я сам вас отведу на стройку, - знаю, что сопротивляться Тёмному бесполезно, но мне совестно отпускать Пустого с ними одного. Тёмный рад. Я пускаю его к окну, и он вылезает наружу. Пустой собирается лезть следом, но я хватаю его за руку: -Зачем тебе это нужно? Они же просто используют тебя! -С ними интересно. И они могут позвать играть. -А со мной скучно? -Нет, - он мнётся. – Просто, когда мы с тобой вместе, мы как два изгоя. А с ними я нормальный человек. Это задевает меня. -Я думал, что мы лучшие друзья. -Да? – он удивлён. -Говно ты, а не друг. Пустой лезет в окно. Думаю, что в такой ситуации даже с неугомонной Рыжей я чувствовал себя лучше. Она хотя бы говорит, что думает, не прячет правду. За эту прямолинейность её девчонки и не любят. Я лезу последним. Веду за собой к кустам и открываю проход в заборе. Небо пасмурное, но видно луну. Мы оказываемся по ту сторону. Шестнадцатиэтажные великаны как пауки с огромным количеством чёрных глаз, пустых и пугающих, смотрят на существ, единственно живых в ближайшей округе. В пижаме холодно. Да ещё и сыро после дождя. А ночь нагнетает страха. Я не решаюсь двигаться вперёд. Никто не решается. Никакого электрического света. Только слабый свет луны. Мы словно на кладбище. Ногам холодно, а я не надел ботинки. Остальные оказались сообразительнее. От сырости я делаю шаг вперёд. Остальные принимают это за знак и начинают движение. Мне ничего не остаётся, как вести за собой. Чёртовы пустые дома. Они мне будут сниться в кошмарах! Боюсь представить, что тут кто-то живёт и бодрствует исключительно ночью. Смотрю под ноги, лишь бы не увидеть краем глаза страшный силуэт в окне. Путь кажется невыносимо долгим. На стройку сквозь пробел в облаках падает слабый лунный луч. Дикий и Тёмный бегут к дальнему дому и кричат от радости. Я плетусь за ними. Третий и второй дом стоят достаточно близко друг к другу. Между ними лишь груда кирпичей. Мы поднимаемся по лестнице выше и выше, до самой крыши. Вдруг Дикий разбегается и прыгает на соседний дом. Тёмный радостно приветствует его идею и следует его примеру. -Ты же не собираешься прыгать? – обращаюсь я к Пустому, пока Дикий и Тёмный на той стороне доказывают друг другу, чей прыжок вышел лучше. Пустой осторожно подходит к краю и смотрит вниз. Не отвечая мне, делает пару шагов назад. -Давай, Пустой! Ты можешь! Давай к нам! Ну же! Давай как мы! – они победоносно поднимают руки над головой. – Только разбегись хорошенько! Отсюда не прыгай. Пустой пятится назад, а потом разбегается и прыгает. Моё сердце замирает на мгновение, но он удачно приземляется. -Водоросля, давай! Водоросля, теперь ты! Я мотаю головой. -Не будь лохом. Чего трусишь? -Не подвергать себя очевидной опасности не трусость, а здравый смысл! – кричу я. -Какой опасности? Тут сложно не перепрыгнуть. -Идите к чёрту! Моя задача была просто вас привести сюда! – я отмахиваюсь и иду к выходу. Тёмный и Дикий почти одновременно перепрыгивают обратно, проносятся мимо меня и преграждают мне спуск. -Прыгай! Прыгай! – скандируют они. -Вы совсем придурки? Какой это этаж? Пятнадцатый? -Пятнадцать – всего лишь цифра, - заявляет Дикий. -Мы побьём тебя, если не прыгнешь, - угрожает Тёмный. -Пустой! Они угрожают мне. -Прыгай сюда, - отвечает Пустой, - это не так страшно. Дикий подбирает кусок железной трубы и замахивается. Я отскакиваю назад. Пячусь. -Это не смешно, - мой голос дрожит, а на глазах появляются слёзы, - Это не смешно! -Прыгай! Пустой подходит к краю дома, на котором стоит: -Я буду тебя ловить! Он только мешается. Боюсь его сбить. Я разбегаюсь и прыгаю. В полёте всё замирает. Вообще всё. Небо, Пустой, Дикий, Тёмный, облака. Сердце выпрыгивает из груди. Я падаю на крышу, и всё оживает вновь. -Давайте с этажа на этаж! Кто быстрее? – кричит Тёмный, и они с Диким сбегают вниз. -Ну, их в задницу, - ругаюсь я. – Я сваливаю. Мы с Пустым начинаем спускаться. -Разве тебе не весело? – виновато спрашивает он. -А тебе? -Ещё не понял. -А я понял всё сразу. На десятом этаже мы сталкиваемся с Диким и Тёмным. -Давайте, теперь ваша очередь! -Отстаньте от меня! У меня, вообще, больные ноги. Мне такое нельзя. -А играть в футбол можно? -Да к чёрту этот ваш футбол! -Ооо! Это ты зря! -Послушай, - вступается Пустой, - не надо на него давить. Не хочет – пусть не прыгает. -А ты будешь прыгать? – спрашивает Дикий. -Да, - после паузы отвечает Пустой. -Тогда это несправедливо. -Почему? -Потому что все прыгают, а Водоросля нет. Он, что, особенный? -Но он же не хочет. -И что? – подхватывает Тёмный. -Давайте тогда и я не буду прыгать. И нас будет поровну. -Так тоже не пойдёт. Почему мы должны прыгать, а вы нет? -Можете не прыгать. -Но мы хотим. И либо все, либо никто. -Тогда никто, - заключаю я. -Но мы-то будем прыгать! – Тёмный разбегается и прыгает. – Пустой, теперь ты! Пустой неохотно подчиняется. Я смотрю на Дикого. Дикий смотрит на меня. У меня нет шансов. Он хоть и меньше, но определённо сильнее. -Последний, и я уговорю Тёмного отстать, - он протягивает мне руку. Я робко пожимаю её. – Насчёт три. Раз! Два! Я срываюсь с места и бегу. До края совсем чуть-чуть. Ноги болят после первого прыжка, но я стараюсь не обращать на это внимания. Вдруг я запинаюсь и лечу. Крик. А потом меня охватывает резкая боль.