***
Уилсон стоял перед зеркалом в полный рост, с гордостью расправив плечи. Он сбросил с себя пальто, чтобы оно не мешало, и завороженно наблюдал, что делали его руки, облаченные в железные перчатки длиною по локоть. Со внутренней стороны каждой ладони было по звезде, которые, раскрывшись, выпускали языки пламени. Эти языки, повинуясь ловким движениям и воле хозяина, сливались в небольшой огненный шар, что парил в воздухе под контролем умелого иллюзиониста. Эти перчатки Дэвис получил от Чернышова лично, гораздо позднее заказной посылки с чудо-лекарством, которое излечило его смертельный недуг буквально за пару недель. «Я обещаю, инъекции обеспечат тебе долгую и счастливую жизнь, которую ты заслуживаешь», — гласила записка на дне ящика, в дополнение к примитивной инструкции и электронному письму, пришедшему почти одновременно с загадочным ящиком. Уилсон побоялся вкалывать себе непонятную жидкость без этикетки, равно как боялся человека, который нашел его почтовые адреса, не известные более никому в целой Англии. Чернышов написал, что знает о его дрянной репутации и о болезни, и что он искренне готов помочь, предоставив экспериментальный препарат, а взамен просил сотрудничества и «готовности замарать руки» по ходу дела. Первые сутки Дэвис был в панике, ожидая, что в любую минуту дверь вынесут с ноги сотрудники полиции. Или что его решили столь хитрым образом отравить, вынудив погибать мучительной смертью в отместку за совершенные зверства. Но шли сутки, двое, трое, и ничего не происходило. Он собрался с духом и рискнул вступить с незнакомцем в переписку, где засыпал его вопросами с ног до головы, и пускай добродетельность собеседника не убедила его, умирать на расцвете лет не хотелось: во время очередного приступа он, задыхаясь, кашляя кровью над раковиной и едва удерживаясь на ногах, вынул из упаковки ампулу, вставленную в одноразовый инъектор, прислонил к плечу дрожащими пальцами и нажал на поршень. Дальше темнота. Голова затрещала по швам, в ушах зазвенело, и он отключился, свалившись прямо в пустую ванну, но перед тем успел увидеть мутным взглядом свое отражение и побелевшие глаза — он бы испугался до смерти, если бы хоть что-нибудь к тому моменту соображал. Очнулся Уилсон спустя несколько часов, с рассеченным виском и засохшей под носом кровью. Он ощущал себя будто из-под колес грузовика и с трудом сумел выбраться из чертовой ванны, сорвав попутно занавеску и получив карнизом по голове. «Это побочные эффекты, друг мой, — ответил отправитель на претензии из разряда «какого хрена, мужик?!», — Ты борешься с серьезной болезнью, и неужели ты думал, что борьба будет легкой? Разве здоровье не стоит того, чтобы немного потерпеть?» Дэвис с огромным удовольствием послал бы его к черту, а все присланное им барахло — выбросил в помойку, если бы не почувствовал к вечеру, как непривычно легко ему дышалось и как сердце не донимало его привычной тахикардией. Через день он вколол себе вторую дозу, как предписывала инструкция, затем еще, не испытывая более последствий. Глаза были нормальными, сознание ясным. И Уилсон проплакал целый день, как мальчишка, когда после третьего введения зоб на шее стал понемногу уменьшаться вместе с отеком вокруг глаз. Впоследствии он написал спасителю полотно благодарностей и поклялся, что на него можно рассчитывать в любом деле, законном или нет. Порядочностью он не отличался, что доказывалось поступками, но и в долгу ни перед кем не оставался, чего бы ни стоило. — Ты надеваешь эту штуку не впервые, неужели не наигрался? — сказал вернувшийся в кабинет Чернышов. «Ну и клоун…» — непременно вырвалось бы вслух, если бы не возрастной кашель. Он оставил Уилсона с четкой просьбой: наладить подключение ко всем рабочим видеокамерам комплекса, а по итогу застал импровизированный цирк. Что ж, по крайней мере, он за короткие сроки отыскал необразованного, отчаявшегося дурака, который помог с организацией и согласился вколоть себе невесть что, подписавшись на роль расходного материала. Чернышов не хотел обидеть его, по крайней мере формально, а Уилсон, судя по всему, не обиделся — заместо ответа дважды хлопнул в ладоши, рассеивая пламя и превращая его в золотистые искры. — Такому изобретению невозможно нарадоваться, сэр, — признался Дэвис с нездоровым блеском в глазах, который выдавал в нем глубоко несчастного, но вместе с тем больного на голову человека. Он долго не мог понять, как все работает и откуда в его руках вдруг появляются огонь, лед, магнитные волны, электричество и так далее — он чуть не спалил дом, привыкая к обновке, и едва не засадил себе прямо в лоб лезвие примагниченного ножа. Справедливей сказать, что он до сих пор мало что понимал, несмотря на объяснения, что ничуть не умаляло его восторга и трепета перед Чернышовым. Всякий раз, надевая перчатки, с виду жесткие и грубые, Уилсон чувствовал, как сталь практически сливалась с его кожей, повторяя любые движения и повинуясь мыслям. Они давали ему власть, уверенность, контроль — то, чего ему столь не хватало и что отняла у него болезнь. А теперь, здоровый и обретший силу, он мог получить гораздо больше: уважение, которым никогда не пользовался. — Тогда развлекайся. Чернышов остановился в центре широкого кабинета, напротив окон. Они были выше человеческого роста, под самый трехметровый потолок, но смотреть было особо не на что: скромный внутренний дворик среди архитектуры промзоны. У Сеченова хотя бы открывался живописный вид на сады, площадь и водоканал, а здесь… одни безвкусные амбиции. — Близится финальный акт нашего манифеста, и все должно быть сделано так… «Чтоб комар носа не подточил», — вертелось на языке, но английского аналога найти не получилось, поэтому Чернышов в несвойственной манере замялся. — Как? — переспросил Дэвис, вытянув шею. — Безупречно, Уилсон. Бе-зу-преч-но, — сказал профессор, пригубив одноразовый стакан, из которого валил пар. А потом отдалил его от себя, разглядывая напечатанный логотип: — Мда… С защитой населения эта организация явно не справляется, зато кофе в столовой отменный.***
— Прошу прощения за нескромный вопрос, — осмелился заговорить Генри, когда все противники были повержены. Точнее, обезглавлены. — А у вас от природы такая сила? Ему не приходилось встречать людей с подобными физическими данными. Нечаев, обладая вполне типичным для военного телосложением, отличался притом непомерной выносливостью. Он даже не запыхался, после того как размахивал топором несколько минут кряду. — Нет, — буркнул Сережа через плечо, но быстро остыл, поняв, что угроза миновала, а в голосе доктора не звучало издевки. — Ну, то есть… Меня вроде как после травмы улучшили. — А так можно? — Картер не до конца понял значение слова «улучшили» в контексте, но решил не переспрашивать. — Один человек мог. — А до травмы? — До травмы я не помню, — пожал плечами, стеснительно рассматривая топор. — Ничего. — Вот как… — протянул Генри, и именно тогда Нечаеву показалось, что он смотрел на него, как на пациента. — Досталось же вам на службе. Скованность майора при разговоре, опускание глаз, страхи врачей и далее по списку, — проблемы были налицо, но теперь, понимая причину, Картер посчитал это не самым плачевным исходом. В конце концов, человек помнил себя всего несколько лет, весомую часть из которых провел на заданиях, убивая людей — такое просто не могло не отразиться на психике. Захаров писал о том, что они с Сергеем напарники, но при последнем их разговоре Генри заметил: Харитон будто бы опекал его, что со стороны казалось странным, учитывая габариты товарища Нечаева. Однако у такого отношения наверняка имелись основания, которые никак не касались посторонних. — Вроде того, — Сережа увидел в зеркальном лезвии топора себя, а после вмятину, и у него возникло рефлекторное желание ее вправить. — Что будем делать, док? — Во-первых, — Картер метнулся к нему, настойчиво перехватывая запястье и не позволив коснуться грязной поверхности, — не трогать незащищенными руками предметы, покрытые биологическими жидкостями неизвестного происхождения. — Ой, — опомнился майор вместе с осознанием, какую глупость чуть не сделал. — Простите. Извинения вылетели у него спонтанно, как защитная реакция на чьи-то предостерегающие замечания, и когда до него дошло, что вместо «хорошо» или «спасибо» он ляпнул абсолютно не то, ему захотелось извиниться снова, однако Генри вежливо перебил его: — Я-то вас прощу, господин Нечаев, а вот патогены вряд ли, — вздохнул, и уголки его губ дрогнули в усталом подобии улыбки. — Ну а во-вторых… На одном из офисных столов зазвенел телефон. Его трель разнеслась на весь этаж, как гром среди мертвенной тишины, — Картер шарахнулся, а Сережа вцепился в топор, но тревога оказалась ложной. На смену ей пришла обоюдная растерянность, и мутные подозрения стали копошиться в голове тараканами. — Это могут быть выжившие? — спросил Нечаев с искренней верой в собственные слова и с шатким расчетом на то, что это Захаров нашел какой-то хитроумный способ с ними связаться. ХРАЗ многое умел, но подключаться к внутренним линиям являлось непосильной задачей даже для него, но на то и рождается надежда, чтобы умереть последней. — Да, — кивнул Генри, однако бодрого настроя не разделил. — Или те, кто хочет убедиться в их отсутствии. Он был научен горьким опытом разочарований и ложных мечтаний, а еще он знал, что человек, устроивший здесь ад, по-прежнему находился в здании и намеревался истребить всех до единого. Звонили настойчиво. Пять гудков, семь, потом десять — кто-то был явно заинтересован в том, чтобы ему ответили. А игнорирование могло выйти боком в том случае, если шум привлечет незваных мертвых гостей. — Ответите? — Сережа обернулся на Картера и увидел, как тот сверлил угрюмым взглядом воображаемую точку на стене, взвешивая все «за» и «против». — Пожалуй, рискну. Устремившись к столу и позвав Нечаева за собой, Генри молча указал на соседний телефон, затем согнул пальцы в форме трубки и приставил к уху, не отрывая от майора глаз. Сережа угукнул, разгадав намек, и впервые поймал себя на мысли, что Картер отнюдь не такой зачерствелый сухарь, каким выглядел — самый обычный человек, способный проявлять участие и считаться с другими. Захаров ведь называл его своим другом неспроста, и в докторе наверняка сидело много хорошего, как в самом Харитоне. Просто мало кому было дозволено это хорошее увидеть. — Картер у аппарата! — рявкнул доктор, дерзким движением сорвав трубку. — Генри! — донеслось с другого конца так пронзительно громко, что возникли помехи. Нельсон прокричал это, вцепившись в телефон двумя руками, за что мгновенно поплатился: провода обвились вокруг лица и закрыли рот, не успел он и пикнуть. Однако Стивенсон был настолько охвачен эйфорическим восторгом, что никакие преграды не могли помешать ему чувствовать льющееся через края счастье. — Нельсон! — Генри не кричал, однако его крепкий ровный голос вдруг дрогнул, зазвучав тепло и проникновенно. — Господи, ты живой! — Угу, — промычал тот и слабо кивнул, смеясь одними глазами, в которых застыли мелкие слезинки. Ноги перестали держать его, и он сполз по стенке вниз, утягивая за собой трубку. Ему не хватило сил оставаться сильным — эмоции рвались наружу, сметая любые возведенные стены. В последний раз он так боялся за Генри, когда видел приставленный к его лбу револьвер, и наивно верил, что ничего подобного с ними никогда больше не произойдет, ведь молния не бьет в одно место дважды. — Я чуть с ума не сошел. От радости и облегчения закружилась голова, и Картеру пришлось опереться на стол, дабы не потерять равновесие. Его плечи расслабились, голова опустилась, а на лице, стирая былую суровость, появилась улыбка безоговорочно счастливого человека. Даже Нечаев заметил ее, хотя по природе был не самым чутким человеком. «Какие сентиментальности, — подумалось ХРАЗу, но значения он этому не придал, беспокоясь о своем. — Сейчас вырвет…» Затыкать Стивенсона более он не мог, рискуя встретить сопротивление, а ему самому требовалось разузнать хоть что-нибудь о Нечаеве, поэтому манипуляторы пришлось убрать, вопреки желанию закрутить посильнее. — Я тоже… Тфу! — отплевался Нельсон, получив право говорить. — Обязательно было заматывать мне рот проводами, которыми ковырялся в чужих ноздрях? — Что? — не понял Генри. — Извините, — в трубке возник фальшиво угодливый механический голос, — в следующий раз накину на шею и затяну. Захаров был в шаге от взрыва, обращая собственное волнение в злость. Такими темпами он рисковал наговорить лишнего, но его мало заботили последствия. — ХРАЗ! — позвал Нечаев, вклинившись в диалог. От сердца П-3 махом отлегло, в груди все загорелось огнем, и захотелось прыгать до потолка от неподвластного сокрытию восторга. Немногим погодя до него дошло: перчатка каким-то образом оказалась на руке постороннего человека, но это сейчас было далеко не главное. Главное, что они оба в порядке, а с остальным разберутся; не из такого дерьма вылезали, как-никак. — Сережа! — позвал тот в ответ, протискиваясь к трубке, и заставил Нельсона отпрянуть. Стивенсон тогда обратил внимание, как задрожали мигающие голубым пламенем провода. Ему мимолетно показалось, что они услужливо завиляли, подобно собачьему хвосту. — Ты в порядке? Не ранен? — ХРАЗ не просто спрашивал, а тараторил, задыхаясь, и едва успел переключиться на английский, чтобы спросить: — Генри, он в порядке? — В полном, — заверил Картер серьезно, хотя сам весь светился. — Под моей надежной защитой, — взглянул на Нечаева и подмигнул, чем вызвал у того застенчивую улыбку. — А у вас? У вас все хорошо? Ответили не сразу. За это время Нельсон с Захаровым успели переглянуться, выказывая обоюдное неуважение, и в конечном итоге Стивенсон осмелился дать их тандему объективную оценку: — Относительно. — Это как? — снова не понял Генри. — Небольшие трудности с взаимопониманием, — дополнил ХРАЗ, и ему не пришлось отвоевывать трубку: Нельсон сам повернул ее к нему. — Но это не худшая наша проблема в данный момент. Стивенсон на это состроил недовольный вид и поморщился, однако ни добавить, ни возразить ему было нечего. — Не поспоришь, — безрадостно хмыкнув, Картер покосился на дверь, а Сережа автоматически последовал его примеру. К счастью, в коридоре никого не оказалось. — Харитон, с чем мы имеем дело? — Исходя из полученных в ходе анализа результатов, все указывает на то, что «поведение зомби» у подопытных объектов вызывают прионы. — Прионы? — переспросил Генри, хотя все прекрасно расслышал. — Они чрезвычайно устойчивы и губительны для клеток мозга, но каким образом они могут функционировать в мертвом организме, причем настолько эффективно? Сережа стоял помалкивал. Он не имел понятия, кто такие прионы, а уж тем более о связанных с ними патологиях, так что с умным видом разглядывал какие-то бумажки на столе. — Сами по себе никак, но синергия с полимером позволяет им внедряться в нервную систему, в частности в головной мозг, и размножаться там после смерти носителя. — Значит, это заразно? ХРАЗ замычал, раздумывая над ответом. Покачал проводами, ерзая на ладони, после чего принялся говорить: — Не совсем. В естественных условиях все прионные болезни смертельны и неизлечимы, как ты знаешь, а некоторые способны передаваться человеку от животных, однако в данном случае речь о синтетическом экспериментальном образце, который, попав в организм, никак из его не выделяется. Слюна, кровь и иные биологические жидкости не содержат возбудителя. — Допустим, но я настаиваю на том, что биобезопасность надо соблюдать. — Безусловно, — согласился Захаров, будто бы не нарушил это правило несколько минут назад, и сделал вид, что не заметил, как злостно на него покосились. — Согласно выпискам из молекулярного принтера, твой органический материал во многом соответствует образцам, полученным от убитых из нашего текущего дела о трупах под мостом Ватерлоо. Того самого, которое я намеревался с тобой обсудить, — закончив мысль, Картер ненадолго растерялся. — Они похожи, но не идентичны, что во многом подтверждает твои доводы, Харитон. — Они не могут быть идентичны, — буркнул тот резковато, словно его это сравнение обидело. — Вы поэтому ушли из лаборатории? Мертвецов проверить? — Да, и их там не оказалось! — выпалил Генри, не видя в своем поступке ничего дурного, но мигом себя остудил: — Это какой-то немыслимый кошмар, вот что я пытаюсь донести. Прионы. Он и подозревать их не мог. В медицинской практике он с ними не сталкивался, да и откуда: об их опасности для человека стало известно от силы год назад. Оказывается, при желании этого достаточно для создания биологического оружия. — А вы откуда звоните? — Из лабораторного коридора, — ответил ему Нельсон. — Я пошел искать господина Нечаев и оказался заперт с его коллегой, когда сработала тревога. Все дальнейшие злоключения он пересказывать не стал, иначе не хватит времени и нервов, и после этого ненадолго воцарилось молчание: головы были заняты бедой, единой на каждого из тех счастливцев, кого до сих пор не разорвали на части. — Справедливо заметить, мистер Стивенсон, что сейчас вы не взаперти и никто вас насильно не держит, но это так, лирическое отступление, — вещал Захаров, пока остальные растеряли всяческий энтузиазм. — Если вкратце, то я считаю, что Чернышов забрал с Предприятия прототип устройства «Мысль» и усовершенствовал его таким образом, чтобы посылать объектам команды дистанционно. Атака, совершенная на автомобиль агента Бойл, могла быть одним из этапов спланированного захвата здания, целью которого, полагаю, являлся именно майор Нечаев. Но это предстоит проверить. — Я вот ничего проверять не хочу, — отрезал Картер категорично и оскалился. — Погибли люди, а живые столкнулись с таким потрясением, что им наверняка потребуется психологическая помощь. Мы не знаем доподлинно, какие у Чернышова планы, и мы даже не знаем истинных масштабов бедствия. Надо как можно скорее выбраться отсюда и позвать помощь. — Согласен! — воскликнул Нельсон, за что получил болючий удар тока прямо в мочку уха. — Ай! Да ты больной, что ли?! — Не я же здесь ору, как резаный. — Генри, он псих! Ай! Снова разряд. За крики и за то, что начал жаловаться — при всем своем негативном отношении Захаров не ожидал от его ябедничества, и поначалу это его дезориентировало. Но он ни разу не допустил, что сам виноват и перегнул палку; вместо этого с мысленной ухмылкой подумал, что стукачей не любят нигде. — Ты слова-то выбирай, э! — огрызнулся Нечаев, не задумываясь, и только потом заметил, как опасно на него зыркнул Картер. — Вы попросту меня не слышите, — взвыл ХРАЗ в противовес, и они с Нельсоном пререкались бы дальше, забрасывая друг друга обвинениями, если бы Генри их жестко не осадил: — Харитон, что у вас там происходит?! Лицо у него сделалось угрюмее грозовой тучи, глаза налились кровью и гневно смотрели в стол из-под сведенных густых бровей, и если бы он мог ударить кого-то через телефонный аппарат, то непременно бы это сделал — так показалось Нечаеву, который не осмелился более встревать со своими комментариями, дабы не попасть грешным делом под горячую руку. — Ничего особенного, — оправдался Захаров непринужденно, с присущей ему убедительностью. Очевидно, конфликтовать с доктором он не собирался как минимум из уважения, а Сережа научился отличать по голосу, действительно ли он уважал кого-то или притворялся. — Я всего лишь пытаюсь оградить мистера Стивенсона от его целенаправленных попыток привлечь к своей персоне ненужное внимание. Его объяснение устроило Картера наполовину. — Нельсон? — сказал неумолимо, нависнув над телефоном. Обычно его было трудно вывести из себя на людях, но правда в том, что ради любимого человека он мог нарушить клятву Гиппократа без малейших колебаний. Молчание. Стивенсон втянул губы — он не рассчитывал, что его честное мнение о Захарове будет расценено иначе, и точно не хотел заводить Генри с полуоборота. Но именно это в итоге случилось, и даже Чарльз притих, застыв между его щекой и трубкой. — Все под контролем, — заверил Нельсон, шмыгнув носом. — Мы просто все сейчас немного на взводе. Правда ведь? — Мягко говоря, — подхватил Захаров. Он филигранно чувствовал одним местом, где заканчивались шутки и начинался шанс нарваться на неприятности, и нынешняя ситуация попадала под вторую категорию. Генри поверил или, по крайней мере, сделал соответствующий вид. Выяснение отношений в разгар хаоса ни разу не доводило до добра, и был резон оставить полемику на потом: — В таком случае, предлагаю всерьез рассмотреть варианты безопасной эвакуации с территории комплекса. — Есть одна загвоздка, док, — рискнул-таки возразить Нечаев, зная, что собирается сказать не самые приятные вещи. Захарова передернуло. Сережа называл так его до Болгарии, и пускай он отдавал себе отчет, что никакого скрытого смысла Нечаев в данное обращение не вкладывал ни тогда, ни сейчас, оказалось неприятно слышать его в адрес другого. — Какая? — Нам поручено ликвидировать угрозу, и приказ надо исполнить. Иначе последствия ощутит на себе вся страна, если не мир. — Вам, господин Нечаев, это вам лично на пару с Харитоном. А еще в нашей стране есть армия, как раз для подобных инцидентов. Ни я, ни мистер Стивенсон тем более не должны в этом участвовать. Он защищал Нельсона до того отчаянно, что на это обратили внимания все, включая самого подзащитного. — Спору нет, Генри, здесь ты абсолютно прав, — параллельно с речью ХРАЗ фиксировал эмоциональный шторм внутри Стивенсона, мешавший сосредоточиться, и разбираться в этом ему было некогда, хотя стало интересно: — Однако как ты наверняка успел заметить, произошла рокировка. И если кому-либо из нас на пути к спасению попадется Чернышов или его подельник, или они оба, то придется каким-то образом им противостоять и устранить возникшую проблему с минимальными потерями. Прискорбная истина, озвученная Захаровым в относительно мягкой форме, резала по живому, — Картеру оставалось ее принять, скрепя сердце и понадеявшись на то, что им с Нельсоном сегодня повезет. Однажды они сыграли в русскую рулетку с психопатом и выиграли, однако не факт, что судьба окажется к ним благосклонна второй раз. — Погоди, ты… — опомнился доктор, когда разум достаточно охладился для трезвых мыслей, — ты сказал «подельник»? — Мы с мистером Стивенсоном предположили на основании фактов, что в одиночку Чернышов вряд ли сумел бы организовать настолько грандиозное преступление. Это невозможно ни по срокам, ни по ресурсам. — И что сообщника он себе отыскал местного, — прибавил Нельсон, озираясь среди пустынного коридора. — Вот ведь вляпались, ты представляешь… На Генри новость особого впечатления не произвела. Одному отшибленному человеку дать в руки оружие массового поражения или двум — разницы, по его мнению, уже никакой. Куда значительней была аудиозапись, о которой никто по-прежнему не рассказал — ему будто отшибло память, когда он услышал голос Нельсона, целого и невредимого, а все остальное вмиг потеряло значение. Нечаев сам по себе держался скромнее, но и его ослепительной радости невозможно было не заметить. — Это вы не представляете, что нам довелось выяснить, — спохватился Картер и, бросив трубку на стол, кинулся к магнитофону. — Сергей, помогите разобраться с проводами, а с тебя, Харитон, я попрошу дословный перевод.***
— Есть успехи с камерами наблюдения? — осведомился Чернышов, как только ему наскучило лицезреть унылый пасмурный пейзаж. — Ничего особенного, — Уилсон пожал плечами и взглянул на руки, перед тем как скрестить их на груди. — Половина перестала работать после взлома из-за перегрузки сети, как я и говорил. Я запустил алгоритм восстановления сигнала, но это небыстрая процедура. Каждая камера отвечает на запрос в среднем за три-пять минут. Он развернулся, чтобы не стоять столбом и не казаться безучастным, завернул за стол и склонился над ним, утыкаясь взглядом в экран. На толстом выпуклом мониторе были выведены трансляции из самых разных уголков здания, которые Уилсон перелистывал, просматривая десятки камер единовременно. Он видел на них кровь, битое стекло и перевернутую мебель; тела убитых в неравном бою и тех, кто был заражен. Но он нигде не находил знакомых лиц и затруднялся ответить самому себе, к лучшему то или нет. Чернышов в стороне не остался, и когда подошел, то с досадой осознал, что около половины из камер по-прежнему отображались синим экраном с надписью «no signal». — Медленно… — пожаловался он, надвигая очки. — И ничего нельзя сделать? — Увы. — Видишь ли, в чем загвоздка, — нагнетал он с затаенным раздражением, хоть понимал, что его аргументы не заставят компьютер работать быстрее. — Москва послала обученных людей, чтобы нас ликвидировать. Они хитростью упрятали за решетку величайшего, гениального и бескорыстного человека, так что недооценивать их не стоит. Он договорил и, выпустив пар, успокоился. Ситуация его нервировала, невзирая на уверенность в собственных силах, но суета всегда вела успешных людей к грандиозному провалу — это он усвоил на опыте академика Сеченова. — Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления, — Чернышов вздохнул и смягчился, видя, насколько смятен его напарник. — Ты, кстати, придумал уже, что сделаешь, если наткнешься на кого-нибудь из своих давних знакомых? На днях Уилсон поведал ему свою непростую историю — не то чтобы Чернышову было взаправду интересно, он спросил его из вежливости и стратегии — но заодно выяснил, что за конфликт произошел между Дэвисом и сотрудниками этой богадельни. Он остался под впечатлением, но впечатлили его далеко не рассказы о трудной жизни Уилсона, а грязные подробности о тех, кого тот ненавидел лютой ненавистью. Таких, по мнению Чернышова, и пальцем тронуть омерзительно. — О, не сомневайтесь! — Дэвис распрямил спину и театрально взмахнул руками, будто знаменовал перед толпой открытие своего представления. Пламя снова вспыхнуло яркими факелами, и Чернышов отпрянул, почувствовав не только жар, но и статическое поле. — Как только соединение будет восстановлено, — улыбка Уилсона стала кривой, сардонической, волосы вздыбились, а рамки с наградами и памятными фото начали сыпаться со стены позади него, разбиваясь вдребезги, — я устрою им самое яркое шоу…