Используй меня как свою ступеньку

Серебряный лунный свет медленно исчезал в золотом сиянии восхода солнца. Лучи падали на лицо Се Ляня, заставляя его сиять, как бога красоты. Хуа Чэн лежит рядом со своим богом, глядя на него, но его глаз не совсем сосредоточен, как предыдущий призрачный взгляд в глазах Се Ляня, когда он оправился от удара проклятия в его голове на повторе.   Его пальцы скользят по мышцам на животе, где он получил удар Фансинем. Не осталось ничего, что можно было бы рассказать, кроме острой кипящей боли в его памяти. Это то, к чему Его Высочество привыкал, чтобы выжить в этом несчастном мире. Он чувствует себя таким же беспомощным, как и когда был призрачным огоньком. Чувство вины тяжело сдавливает его желудок. Глаза Се Ляня дрожат, прежде чем они полностью открываются. Утреннее солнце падает на его глаза, поэтому сегодня они выглядят более карими, чем коричневыми, стеклянными под золотым светом.   — Сань Лан, - шепчет Се Лянь хриплым голосом, в котором звучит что-то большее, чем тоска. - Ты здесь.   — Конечно, - отвечает он, потому что нет мира, где он когда-либо покинул бы своего возлюбленного. Затем, поколебавшись, он спрашивает - Помнит ли меня гэгэ?   Хуа Чэн - король призраков, основанный на бескомпромиссных желаниях и одержимости. Жадность - это то, что сделало его тем, кто он есть, и без нее он никто. Таким образом, независимо от того, сколько он готов дать, он всегда будет цепляться за Его Высочество. Он хочет, чтобы Се Лянь помнил его, обнимал, целовал и называл его своим.   — Сань Лан, моя любовь, - мягко отвечает Се Лянь. - Как я могу не помнить тебя?   Бывший принц поворачивается и приближается к Хуа Чэну, зарывая голову в грудь. - Ты так хорошо пахнешь, - добавляет он, - нет ничего лучше грязи.   Мягкий смех разлился из него на груди. — Я рад, что гэгэ так думает.   Се Лянь просто тянет его еще ближе, насколько это возможно, и кладет руку Хуа Чэна на собственную талию, делая себя маленьким и защищенным в некотором смысле. — Плохой сон? - Он спрашивает, слишком хорошо знакомый с причудами Се Ляня.   Се Лянь кивает. — Ужасный сон.   Губы Хуа Чэна сжимаются. Он наклоняет шею и мягко целует лоб Се Ляня. — Со мной ты в безопасности, - бормочет он. — Хочет ли гэгэ поговорить об этом?   Се Лянь крепче сжимает мантию Хуа Чэна. Некоторое время он молчит, но Хуа Чэн чувствует, что его одежда увлажняется вокруг груди. — Гэгэ?   — Это было ужасно, Сань Лан, - начинает он, голос низкий и едва ровный. — Все было ужасно. Я забыл об этом. Я забыл об этом на века, - его голос срывается, - Почему я должен помнить об этом сейчас?   — Мне так жаль, мой любимый, - бормочет ему в волосы Хуа Чэн, не зная лучших слов.   — Это было так больно, - продолжает Се Лянь. — Это так больно, что я думал, что умру. А потом, когда я этого не сделал...- он затаил дыхание - Я хотел умереть.   Хуа Чэн затаил дыхание. В его горле образовался комок. Он наблюдал за любовью всей своей жизни и чувствовал себя эгоистичным, настолько невероятно эгоистичным, радуясь, что у Се Ляня не было выбора умереть.   — Я хотел бы помочь.   — Ты бы не смог. Ты мог бы обойти все три мира и все еще не найти меня, потому что... потому что гроб - это отдельный мир, - отвечает Се Лянь, слова растягиваются, а затем следует мокрый смех.   Хуа Чэн оставляет еще один поцелуй на лбу Се Ляня и притягивает его ближе в безумной потребности почувствовать, что это реально. Трудно сказать, является ли близость комфортом Се Ляня или собственной потребностью Хуа Чэна предотвратить призраков, которые преследуют его, чтобы убедиться, что прямо сейчас, в данный момент Се Лянь с ним и в безопасности.   — Ты так долго страдал в одиночестве.   — Сань Лан, мне было так одиноко, - признается Се Лянь, давая слезам упасть. — Я забыл, как звучит мой собственный голос. Я больше не мог сказать, что мой крик был моим собственным.   Се Лянь сжимает тело Хуа Чэна, как будто это его единственный спасательный круг, слезы окрашивают его одежды. И боже, это больно. Больно видеть его возлюбленного таким и ничего не делать.   — Любовь моя, - говорит Хуа Чэн, - теперь ты в безопасности.   И это все, что нужно Се Ляню, чтобы снова расплакаться. Все его тело дрожит, когда он всхлипывает, задыхаясь, когда пытается говорить. — Гэгэ, все в порядке. Я никуда не уйду. Не торопись. Я слушаю и буду слушать тебя вечно.   — Это было ужасно, Сань Лан, - Се Лянь сдерживает рыдания, - так ужасно.   Хуа Чэн продевает пальцы через волосы Се Ляня, слушая, как он и обещал. С каждым словом, что покидает губы Се Ляня, он чувствует себя все более и более потерянным. Прошлое было похоронено под слоями пыли и пепла, но боль все еще кажется свежей.   — Я забыл, как это было плохо, - повторяет Се Лянь. —Во мне повсюду были насекомые. Под моей кожей, над моей кожей, ползали по всей коже. И все так сильно пахло. Ты когда-нибудь чувствовал запах гниющего трупа? Это было мое собственное тело, которое гнило. Это совсем не было похоже на сон, - мокро смеется он. — Возможно, тьма была замаскированным благословением. Я не думаю, что хочу знать, как я выглядел.   — Гэгэ.. - он замолкает, из него вырывается сдавленный звук.   — Ах, все в порядке, Сань Лан. Теперь все в прошлом, - быстро отступает Се Лянь, выходя из кокона, который он сделал в груди Хуа Чэна, и криво улыбается.  — Тебе не нужно притворяться со мной, гэгэ, - вздыхает Хуа Чэн. — Если тебе больно, кричи вслух столько, сколько тебе нужно.   Некоторое время Се Лянь молчит и прячет лицо в груди Хуа Чэна, позволяя своим соленым слезам испачкать его мантию, его обычная сдержанность и самообладание исчезли. - Мне было так больно, — плачет он. - Сон казался таким реальным. Я чувствовал запах крови и гнили. Это так больно. — Мне так жаль, любовь моя, - шепчет Хуа Чэн. — Ты этого не заслуживаешь. - Он зарывается головой в волосы Се Ляня, успокаивая себя щелочным ароматом его шампуня. — Я продолжал думать, что как только я потеряю сознание, я проснусь дома. В моем животе был дюбель. Это был только вопрос времени, прежде чем я снова умер, верно?   Хуа Чэн испускает непроизвольный удушающий звук. — Гэгэ, - бормочет он, чувствуя себя опустошенным.   — Но во сне, когда я умер, я снова проснулся в гробу. Я был напуган. Я думал, что снова попал в ловушку — что я вообще никогда не покидал ее, — он невесело смеется, что больше похоже на рыдание, чем на что-либо другое. — Я так рад, что ты настоящий. Ужасная теория начинает формироваться в его голове, чем дольше он слушает Се Ляня. Насколько случайно Се Лянь мечтал застрять там сразу после того, как потерял все свои воспоминания до этого момента? Он пытается успокоить эту часть, надеясь, что ошибется. Пожалуйста, Боже, - молится он -, позволь мне ошибиться. — Сань Лан, в чем ты хочешь ошибиться? - Се Лянь говорит внезапно, его голос мягкий и ровный.   — Что?   — Ты просто помолился мне.   — О, это ничего.   — Сань Лан, - настаивает он.   Хуа Чэн переплетает пальцы свободной рукой и приближает его, чтобы поцеловать суставы. — Из того, что ты сказал, похоже, что ты действительно был там.   Се Лянь моргает, немного наклоня голову, чтобы подумать, прежде чем снова зарыть голову в ключицу Хуа Чэна. —Это было так.   — Гэгэ, ты также упомянул, что забыл эти воспоминания. И помнить их так ярко, так внезапно...   — Сань Лан думает, что это был не сон или воспоминания?   — Да. Не может быть совпадением, что ты потерял свои воспоминания вчера до того момента, где застрял в... - он замолкает. Трудно использовать слово гроб, потому что оно делает его слишком реальным. Его возлюбленный был в ловушке на протяжении десятилетий, и у него даже нет сил сказать это вслух. Поистине жалко.   — Я потерял воспоминания? - Се Лянь спрашивает в замешательстве.   — Вчера мы отправились на охоту за демоном памяти, - напоминает ему Хуа Чэн. - И ты был поражен его проклятием.   — О, я помню это, - кивает он. — Но я, кажется, не могу вспомнить ничего, что произошло после этого.   — Когда ты проснулся, последнее, что ты помнил, это то, что ты оказался в ловушке в гробу, - он, наконец, использует это слово, и кажется, что часть его непреодолимого сердца была снова разрезана. — И ты думал, что это сон.   — Это должно быть совпадение, верно? - Се Лянь говорит, его голос тонкий. То, как его лоб хмурится, создает впечатление, что ему есть что сказать.   — Гэгэ?   — Я забыл об этом, но воспоминания начинают возвращаться, - начинает Се Лянь, - когда я был там, мне снилось много снов. Некоторые из них казались такими реалистичными. Всегда было ужасно, когда я снова просыпался в гробу, - смеется он.   — Однажды я помню, как даже почувствовал землю под пальцами и вдохнул воздух вокруг меня, чтобы убедиться, что это больше не сон. Я помню, как выдумал одного очень красивого воображаемого персонажа, - Се Лянь резко замолкает.   — Гэгэ?   — Я мечтал о тебе, Сань Лан, - бормочет он. — Боже мой, Сань Лан. Это был не сон, не так ли? Я был здесь, не так ли? Другой я... младше? Боги, я ударил тебя ножом, да?   Нетнетнетнетнетнетнетнетнетнет   Сердце Хуа Чэна разбивается. — Ваше Высочество, - выдыхает он. — Я обещал, что ты больше никогда не будешь один. Я снова подвел тебя. Я солгал.   Инстинктивно он отступает от Се Ляня. Он этого не заслуживает. Но затем Се Лянь крепко хватает его, не позволяя отойти. И почему он всегда добр, когда Хуа Чэн всегда так разочаровывает?   — Сань Лан, я больше не одинок. Так что не волнуйся слишком сильно, - пытается успокоить его Се Лянь.   — Нет, - хнычет он. — Другой ты. Я сказал тебе... Я сказал тебе, что тебе никогда не нужно возвращаться. Этот снова подвел тебя.   — Любовь моя, ты не можешь винить себя в этом. Ты не знал, - говорит он ему.   — Нет, это не имеет значения. Я должен это исправить. Мне так жаль, гэгэ, - извиняется он, но слова похожи на пепел на его языке. Он просто продолжает лажать, всегда приходит слишком поздно, всегда слишком слаб.   — Сань Лан, ты меня не слушаешь?   — Я здесь. Я буду. Я всегда буду, но мне нужно это исправить.   — Ты ничего не можешь с этим поделать. Тебе не нужно. Я просто хочу быть с тобой прямо сейчас, Сань Лан, - настаивает Се Лянь.   — Если это то, чего ты хочешь, - отвечает Хуа Чэн. — Я буду здесь с тобой. Но я также исправлю свою ошибку, остается несказанным.  — Мой Сань Лан, ты всегда так добр ко мне, - говорит Се Лянь, - Разве ты не простишь себя?   — Речь идет не обо мне, - серьезно отвечает Хуа Чэн. —Прощу я себя или нет, можно подумать позже. Прямо сейчас мы должны поговорить о тебе.   Се Лянь вздыхает, но уступает. — Действительно, если есть одна вещь, которой я рад, так это то, что тебе не нужно было видеть меня, когда я был таким.   Хуа Чэн утыкается ему в щеку и улыбается. Он смотрит на Се Ляня, который тает в объятиях, который выглядит таким измученный прошлым и задается вопросом, может ли он принять это, если увидит Его Высочество, который снова разбит? Сможет ли он выжить, увидев, как Его Высочество режут, как жертвенного ягненка, ради мира никчемных смертных? — В первую очередь, тебе не нужно было проходить через это, - бормочет Хуа Чэн, опуская глаза.   Некоторое время они греются в безопасности своей спальни, притворяясь, что внешнего мира не существует, но мир догоняет их, когда слуги Дянься посещают их. Они распутываются и продолжают свою жизнь, но этот тяжелый вес остается в обоих их сердцах, как ядовитая тень.   ...   Хуа Чэн смотрит на монстра. Южным богам войны удалось пленить демона, ответственного за межвременное смещение души. Учитывая, что существо было потомком демона, крадущего память, все пришли к выводу, что оно обладает схожими способностями. Большинство докладов поддерживают эту гипотезу, но теперь, когда он думал, это был наивный вывод.   — Ты не стираешь воспоминания, - заявляет он, глядя сквозь полузакрытые глаза на заключенного демона.   Демон смотрит назад, его глаза как черные дыры. Он не говорит. Несмотря на то, что у демона есть руки и ноги, как у людей, его зеленая кожа сразу же отличает его от живых дышащих здоровых людей. Кожа растягивается по костям и мышцам, как полупрозрачный пластик. Это, с его бисерными глазами, действительно называет его монстром.   — Как ты это делаешь? - он спрашивает.   Опять же, он смотрит на Хуа Чэна, как будто слова не имеют для него смысла. Разочарование нарастает. Он сжимает челюсть и руки, чтобы сохранять спокойствие.   — У меня не так много терпения. Либо ты говоришь сейчас, либо я заставлю тебя, - угрожает Хуа Чэн низким и опасным голосом.   На этот раз демон по-совиному моргает, прежде чем повернуться к нему спиной. Ярость растет, как раскаленное железо, за его виском и окрашивает его зрение в красный цвет. Однако визг прорезает смутное разочарование и возвращает его в настоящее. Демон волочит свои когтистые ногти по стене. Сначала они выглядят как простые царапины. Однако, когда он сосредотачивается, он понимает, что это китайские иероглифы.   — Ты не можешь говорить? - Хуа Чэн спрашивает, поднимая брови. Демон кивает.   Он щелкает языком. — Почему ты не упомянул об этом раньше?   Демон пожимает плечами. Часть Хуа Чэн чувствует себя убийцей из-за того, как небрежно действует демон. Другая часть, более рациональная часть, знает, что он должен быть более тактичным, чтобы спасти Его Высочество. Слуга приносит им бумагу и чернила. — Как ты это делаешь? - Хуа Чэн повторяет.   Не знаю, он пишет.   — Что значит, ты не знаешь? Это то, с чем ты родился?   Я думаю.   Хуа Чэн раздраженно вздыхает. — В таком случае, как это работает? Можешь ли ты контролировать, в какой момент прошлого перемещаются?   Да.   Он думает о том, как пальцы Дянься плотно цепляются за его спальные мантии, о сыром страхе в его голосе, когда он говорит Хуа Чэну, как это было ужасно. Имеет ли смысл, что Се Лянь забыл большую часть этого, думает он. Се Лянь - это тот человек, который хоронит свои худшие моменты в глубине своего разума, чтобы больше никогда не вспоминать их. Хуа Чэн всегда будет задаваться вопросом, сколько мир забрал у его возлюбленного, потому что, кажется, этому никогда не будет конца.   — По каким критериям ты проклял Дянься?   Хотел заставить его исчезнуть на некоторое время. Не знал, что он старше 300 лет.   — О, - бормочет он. — Почему ты хотел, чтобы он исчез?   Он гнался за мной.   — Достаточно хорошо. Тогда как насчет других людей?   Хотел посмотреть, сколько я могу сделать.   — Ты монстр, не так ли?   Разве не мы все такие?   Хуа Чэн просто смеется, когда видит надпись. На этот вопрос нет ответа. Они оба являются существами, движимыми жаждой крови, но даже в этом случае Хуа Чэн считает несправедливым сравнивать их.   — Я все еще могу убить тебя, ты знаешь это, верно? - Хуа Чэн спрашивает.   Ты не будешь. Я нужен, пишет демон.   — Не будь умным, - предупреждает Хуа Чэн. — Я всегда могу найти другой способ решить свою проблему. - Чтобы доказать свою точку зрения, агрессивная бабочка свистит по воздуху и режет ему щеку, в результате чего бордовая кровь просачивается вниз.   — Мне нужно, чтобы ты меня проклял. Если ты обманешь меня, ты умрешь. Каждая версия меня, с которой ты, вероятно, столкнешься, сильнее тебя, - говорит он ему. — Если ты сделаешь это правильно, - продолжает он, подкидывая в кости. Они падают ему на ладонь. Две шестерки. — Я мог бы исполнить твое желание.   Все, что хочет мой господин, демон корябает по свитку.   ...   Проклятие похоже на то, как ковер исчезает из-под ног, но ты не падаешь на пол. Внезапная невесомость поглощает его, и когда он снова чувствует бетон под обувью, он промокает под собственным кровяным дождем и ослепляющей лампой, светящейся над головой, подвешенной в воздухе духовной энергией.   Хуа Чэн стонет, когда садится. Ему не нужно много времени, чтобы понять, где он находится. Дюжина статуй с одинаковыми лицами светятся под тусклым светом, улыбаясь той же безмятежной улыбкой, которая наводит порядок в его хаосе.   — Дянься, - молится он, стоя на коленях. — Я обещаю защитить тебя на этот раз.   Хуа Чэн знает, что вмешательство во времени имеет последствия. Это то, что Хэ Сюань несколько раз упоминал случайным образом, не в силах скрыть в себе ученого. Если бы другой князь демонов был здесь, он, возможно, упомянул бы что-то вроде эффекта бабочки или конца света.   Но Хэ Сюань многое не знает, начиная с: Се Лянь не помнит, как он вышел из гроба. Во время одной из их бессонных ночей Се Лянь признался, что не помнит многого из 800 лет, проведенных в изгнании. Иногда ему снятся вспышки этих воспоминаний, и они достаточно знакомы, что он говорит, что чувствует себя частью этого, но недостаточно знакомо, чтобы он мог сказать, что будет после этого.   И вот что еще сказал ему Се Лянь: он помнит, как однажды проснулся, не зная, где он был и как двигать своим телом. Он говорит, что однажды был в гробу, а на следующий день он был под солнцем, одетый в свежие одежды, которые светились на свету, и еду в рукавах. Он говорит, что, вероятно, просто забыл, как он туда попал, как много других вещей, которые он не помнит.   И вот что знает Хуа Чэн: Се Лянь никогда не забывает доброту. Он также знаком с несчастьем Се Ляня, которое никогда не позволило бы ему сбежать без чьей-либо помощи.   И вот что он помнит: Он проснулся в своем поместье однажды в полдень, перестроенном и реконструированном, с Инь Юем, слишком смелым, чтобы быть недавно нанятым правой рукой в странный день, и будучи вынужденным остаться в своей комнате, чтобы «спасти мир для своего Дянься».   Все это приводит его к выводу: он спасает Се Ляня.   Итак, вот что происходит: Хуа Чэн кладет свежий цветок в руки статуи Се Ляня, молится своему богу и бросает кости. Он делает шаг вперед, не глядя на результат. Мир разваливается, как разбитое зеркало, и перестраивается, чтобы заменить холодную пещеру душной пустыней, морем песка, простирающимся на горизонте. Только тогда он открывает ладонь, чтобы увидеть результат.   Глаза змеи. И разве это не уместно?   Мальчик, родившийся под звездой одиночества в поисках Бога несчастья. Какая ирония, действительно союз, заключенный на небесах.   Посреди бесконечного песка стоит каменная плита, потрепанная и зернистая, а в центре - знакомое имя, как проклятие. Фан Синь, читает он. Каким-то образом каждый раз, когда Хуа Чэн хотел вырвать свое сердце и сжечь весь мир, имя следовало за ним, как чертова чума.   Он прослеживает буквы имени, которое его Дянься выбрал для этой жизни, когда слышит слабый крик. Его желудок падает, когда голос становится тоньше и ломается. Крики продолжаются непрерывно, иногда звучат как смех, призрачно и бездушно, но затем он слабеет и звучит более болезненно, сломанно. Хуа Чэн разбивается.   Кто-то кладет руку ему на плечо. Требуются все силы Хуа Чэна, чтобы не раздавить руку и потребовать, какое право они имеют жить и быть счастливыми, когда его возлюбленный похоронен под землей.   — Душа Гоуши Фансиня мстительная, - говорит незнакомец с улыбкой, такой, как претенциозные, бесполезные старейшины, - Но наш спаситель, лорд Тай Хуа, поймал его и заключил в ловушку в гробу. Так что, как бы он ни кричал и плакал, он не может причинить тебе боль. Не бойся, дитя.   — Твой спаситель похоронен под землей, - холодно Хуа Чэн. — Я не боюсь, но ты должен.   Старший поджимает нос, и улыбка сразу же превращается в презрительный хмурый взгляд. — Таким образом, ты один из тех демонических поклонников. Позволь мне угадать, последователь Кровавого дождя?   Хуа Чэн отвел взгляд и поднял руку. С кончика его пальца появляется полупрозрачная бабочка, сам знак Кровавого дождя. — Если ты уйдешь прямо сейчас и никогда не будешь говорить о нашем взаимодействии, я могу спасти твою жизнь.   Глаза мужчины расширяются. Весь характер смывается, заменяясь ужасным, испуганным человеком. Чертов трус, спрятавший хвост между ног и убежавший. Хуа Чэн делает глубокий вдох, несмотря на то, что ему не нужен воздух.   Дянься, я должен был быть быстрее. Прости этого скромного.   Пустыня и город всего в половине ли от них сменяются туманным белым шумом. Руки Хуа Чэна начинают работать без его разрешения, голые пальцы копаются в земле. Ногти его поддельной кожи изгибаются и ломаются, но он вряд ли может мыслить рационально, когда слова Се Ляня цепляются за него, как преследующая мелодия.   — Это так больно, что я думал, что умру. А потом, когда я этого не сделал... я хотел умереть.   Что-то в звоне в ушах создает в его мозгу статическое состояние, из-за которого ему трудно мыслить здраво. Непрерывный поток «мне очень жаль» и «ты этого не заслуживаешь» течет в его голове, словно водопад.   Он натыкается на твердый камень, который отказывается сдвинуться с места. Сжимая челюсти, он раздавливает его до пыли щелчком пальцев, духовной энергией разбирая его изнутри. Он рушится без сопротивления. Как кусок головоломки, встающий на свое место, ему напоминают об очевидном. Он мог вытащить всю грязь в одно мгновение своей духовной энергией.   Когда гроб, наконец, появляется в поле зрения, дыхание Хуа Чэна сбивается.   Древесина выглядит рассыпчатой и сухой, насекомые заползают в маленькое пространство, где она запечатана, и выходят из него. Хуа Чэн удаляет грязь и почву вокруг гроба, чтобы все было видно. Края износились и расширились с годами, придав верхней части гроба неровную текстуру.   Ничто не могло подготовить Хуа Чэна к тому, что он увидит дальше.   Там, под треснувшей деревянной плитой, он находит своего возлюбленного, иссохшего и болезненного. С бледной кожей и выступающими костями, он похож на скелет. Он сливается с землей из-за грязи и крови, окрашивающих его в оттенки меди и грязи. Его одежда, запекшаяся кровью, свежая и старая, выглядит еще хуже, чем лохмотья в доме детства Хуа Чэна. Только серебряная маска выглядит невредимой с течением времени. Се Лянь, проще говоря, выглядит как труп.   Живот Хуа Чэна скручивается.   Он протягивает руку и вытаскивает дюбель, пронзающий чужой живот, и снимает маску. Свежий всплеск крови вытекает из раны в желудке. Изысканная бабочка летит, чтобы сшить рану и предотвратить дальнейшую потерю крови. Над ним парят горстка других бабочек, оценивающие ущерб Се Ляня. Одна из них вытаскивает свой длинный язык и ловит жука, тонкого и извилистого, питающегося Се Лянем. Она проглатывает жука без раскаяния.   Хуа Чэн просовывает руки под хрупкое тело Его Высочества, и все, что он чувствует, — это острые толчки костей. Сморгнув слезы, он поднимает его. Кровь размазывается по его рукам и одежде, но это меньше всего его беспокоит, когда его возлюбленный такой..   — Что они с тобой сделали? - он шепчет, колеблясь.   Се Лянь не отвечает, его глаза закрыты, и он полностью обмяк в его руках. И все как в тот день. Вместо сотни мечей, это вечный меч, вот и вся разница. Ради мира, ради бесполезных дрянных смертных Его Высочество позволил низвести себя до меньшего, чем ничто, до чего-то хуже трупа. И все, что может сделать Хуа Чэн, это смотреть как бесполезный наблюдатель. Он прячет чувства в дальнем уголке своего сознания, где он не может добраться до них, и снова бросает кости. Мгновенно они прибывают в его поместье. Он знает, что не может удержать Дянься, не может изменить время. Он знает, но ничто не мешает ему взять максимум от времени, которое он проводит с Его Высочеством.   Укладывая тело Дянься на кровать королевского размера, он приказывает своим слугам набрать ванну. Пока они работают, он позволяет своим бабочкам залатать раны Се Ляня. Они начинаются с отверстия в животе, а затем переходят к травме на голове. Медленно они проходят через волдыри и сыпи в его теле, царапины и порезы на руках, а затем через травмы на поверхностном уровне.   Вечные голод и кровь цепляются за него, как призрак. Хуа Чэн все еще думает, что он самое красивое существо во всех трех мирах на всю вечность, но это больно. Боже, так больно видеть его таким. Он думает о том, как через триста лет у них наконец-то будет счастливый конец, но сейчас это так далеко.   Хуа Чэн, ублюдок, внезапный голос в его голове ломает цепочку его мыслей.   Черновод, не сейчас. Не сегодня, предупреждает Хуа Чэн.   Ты придурок, рыба бесстрашно продолжает. Инь Юй рассказал мне, что ты сделал. Ты хоть представляешь, что делаешь?   Я всегда делал то, что хочу, он уклончиво отвечает. Этот раз ничем не отличается.   Прежде чем Черновод сможет отреагировать, Хуа Чэн прерывает связь. Он на самом деле не помнит, что произошло в этот случайный день около трехсот лет назад, что могло бы сделать тогдашнего нового князя демонов таким смелым с ним, но ему все равно, чтобы знать. Не тогда, когда он нужен Его Высочеству.   Как только бабочки заканчивают работу над Се Лянем, Хуа Чэн относит его в ванную комнату, убедившись, что никто из его слуг не останется, чтобы не увидеть ничего из этого. Он медленно помещает Се Ляня в воду, как он делал так много раз, просто ради того, чтобы побаловать старшего, но этот Се Лянь далеко не так здоров и не светится, как его муж. Это тело чувствуется не тяжелее мешка шерсти на руках, собственное сердце Хуа Чэна сидит тяжело в груди.   Бабочки погружаются и летают вокруг его одежды, раздевая Се Ляня. Светящиеся существа быстро работают, отрывая одежду. Не то чтобы это заняло много усилий, когда одежда выветриваемая и слабая из-за возраста, растворяясь в воде по собственному желанию.   Сам Хуа Чэн работает над волосами Се Ляня, пальцы ловко двигаются по узлам и комкам. Куски того, что выглядит как плоть, иногда отваливаются. В некоторых случаях он обнаруживает крупных вредителей и пиявок, цепляющихся за грубые коричневые пряди. Однако больше всего он находит в волосах Се Ляня густую слизистую кровь и многое из этого. Сколько бы раз он не мыл волосы, кажется, что крови нет конца.   Как только клубки стали управляемыми и большинство сомнительных прядей были удалены, Хуа Чэн делает Се Ляню массаж головы, потирая кожу так, как Хуа Чэн знает, что ему нравится. Внезапно мягкий стон ускользает от Его Высочества. Хуа Чэн застывает.   Успокоившись, он наклоняется вперед, чтобы наблюдать за лицом Се Ляня. Цвет его щек начал возвращаться, и его грудь постоянно поднимается и опускается. Он вздыхает с облегчением.   Се Лянь ожил... или, по крайней мере, снова начал дышать. Это знание наполняет легкие Хуа Чэна чем-то настолько сладким, что кажется, что всю свою жизнь он дышал загрязненным воздухом, который теперь, наконец, очищен (что не имеет смысла, потому что он не дышал веками, но чувства вряд ли настоящие).   Хуа Чэн хватает бутылку на дальнем конце полки - специально для сна - и выливает ее в рот Се Ляня. Он любит своего мужа, но не уверен, что бы он сделал, если бы Его Высочество испугался и снова заболел. Нелегко сохранять спокойствие после того, как оказался в доме незнакомца.   Ты чертова угроза, голос Хэ Сюаня снова звучит, достаточно срочно. Где ты? Скажи мне прямо сейчас. Ты уже нашел Его Высочество?   Кровь Хуа Чэна застывает. Он не помнит, чтобы нашел какое-либо представление о местонахождении Се Ляня во время его пребывания в гробу, так что...   О чем ты говоришь? Он шипит.   Что бы ты ни делал, ты не можешь вовремя изменить ни один основной поворот, хорошо? Хэ Сюань предупреждает.   Что?   Если Его Высочество должен столкнуться с каким-либо конкретным бедствием прямо сейчас, вы не можете ему помочь, хорошо? Ты просто, блять, не можешь, другой князь демонов снова разговаривает с ним.   Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Хуа Чэн вздыхает, прежде чем снова заблокировать Хэ Сюаня. На самом деле он знает, что происходит, Хэ Сюань следовал за ним в прошлое, этот чертов вредитель. Он знает, что делает. Он знает. Он не изменит время, он не глуп. Он вернет Его Высочество в Юнъань и убежит, даже не показывая лица. Но перед этим ему просто нужно удостовериться, что его высочество подготовлен и достаточно помог ему, чтобы он мог комфортно провести несколько месяцев после того, как его вернут в царство живых.   Поэтому он держит Его Высочество на успокоительном, чтобы помочь ему быстрее выздороветь. Он кормит его отваром, одевает в магические одежды, которые служат дольше, и набивает рукава консервами и маньтоу. У него всего двенадцать часов в этой вселенной, и он выжмет из этого большую часть времени. Он вернет Его Высочество малопослушным смертным, но не сейчас. Нет, пока он абсолютно не должен делать это. Я не хочу причинять боль Инь Юю, угроза снова попадает ему в голову. Так что впусти меня, Хуа Чэн.   Нет.   Прежде чем ты прервешь связь, Хэ Сюань прерывает план Хуа Чэна сделать именно это, можешь ли ты жить с самим собой, если потеряешь все, над чем вы двое так усердно работали, чтобы построить это в нынешней временной шкале?   Заткнись.   Он снова закрывает свой коммуникационный массив, как, вы знаете, зрелый восьмисотлетний взрослый. Се Лянь спокойно спит перед ним, и на самом деле, это все, что имеет значение. Хэ Сюань и его предупреждения не нужны. Без грязи и ран он снова выглядит человеком. Часть Хуа Чэна плачет и плачет, царапает его грудную клетку. Это называет его трусом и монстром.   В конце концов, какой монстр позволит их возлюбленному вернуться в мир, который будет использовать его как ковер? Это будет продолжать причинять ему боль и разрывать его на части.   По-видимому, тот, который разрушает королевства и заставляет его возлюбленного нести последствия.   — Прости этого, Дянься. Это самое большее, что я могу сделать.   Правда? Его разум кричит на него.   Игнорируя голос, он снова поднимает Се Ляня и бросает кости. Дом Блаженства исчезает, заменяясь солнцем, бьющим их, как недовольный отец, в то время как город суетится, не заботясь о необычных посетителях.   Это заставляет Хуа Чэна хотеть сжечь город дотла. Если боль Се Ляня - это цена их покоя, они этого не заслуживают.   Он находит прохладный тенёк под плачущей ивой и укладывает Его Высочество. Он знает, что без успокоительного Се Лянь скоро проснется. Он сидит там какое-то время, не в силах уйти. Возможно, это не является неожиданным. Он весь привязан к Его Высочеству, красной нитью или нет. Часть его хочет протянуть руку, быть там и преследовать всех монстров, с которыми, как он знает, Се Лянь в конечном итоге столкнется.   Скрытый занавесом из свисающих листьев, он наблюдает за Се Лянем. Все его тело кричит, чтобы он протянул руку и прикоснулся к нему, чтобы протянуть пальцы через шелковистые гладкие волосы. Он так хочет послушать разговоры Се Ляня, его глупые истории и вдумчивые комментарии. Он скучает по нему. Несмотря на то, что Се Лянь прямо там, он чувствует, что расстояние между ними растет и изъясняется, как будто между ними есть вселенные. Се Лянь прямо там, и он может закрыть расстояние в триста лет за один шаг. Баланс вселенной - это небольшая цена, которую нужно заплатить за успех своего возлюбленного.   Мягкий стон встряхивает Хуа Чэна. Успокоив нервы, он понимает, что Се Лянь просыпается.   — Жое! — Запаниковавший Се Лянь вскрикивает, его голос хрипит. Он кашляет, горло все еще немного хриплое от неиспользования, но это не мешает ему быстро встать на ноги с осторожностью, что заставляет его завалиться вперед, так как он не использовал ноги в течение десятилетий. Кости, мягкие и изношенные, больше не поддерживают его.   — Ваше.. - он чуть ли не кричит, но останавливается. Кусая губы, он складывает ладонь и убирается оттуда. Он использует только немного духовной энергии, чтобы скрыть свой уход.   — О, - слышит он мягкий голос Се Ляня. — Вот.   Се Лянь хлопает повязку на руке и снова удобно прислоняется к стволу дерева. Некоторое время он наблюдает за городом и ничего не говорит. Это заставляет Хуа Чэна задаться вопросом, забыл ли он, как говорить.   — Это ярко, - бормочет он тихим, но все еще трескающимся голосом, за которым следует сухое покашливание. Как только кашель утихает, он пытается прочистить голос и проверить различные звуки. Хуа Чэн задается вопросом, как ему удается так быстро подбирать себя каждый раз.   — Мы свободны? - Се Лянь наконец-то говорит целое предложение, мягкое и заманчивое.   Хуа Чэн сжимает кулак. Прости, что не дал тебе больше. Несправедливо говорить, что он не мог дать ему больше, потому что он мог бы, он действительно мог бы. Протяни руку, покажи себя и предложи ему все, что ему нужно дать. Это так просто. И все же. И все же, как трус, он прячется.   Какой он дурак, снова защищая бесполезное человечество ради своего возлюбленного.   Се Лянь потирает ноги. — Я чувствую себя удивительно хорошо, - хихикает он, глядя на Жое, которая расправляется и формирует форму сердца в воздухе.   Затем, почти как молитва, он шепчет, — Хотел бы я, чтобы ты говорил со мной словами.   А потом, как будто чтобы вонзить нож в сердце, Се Лянь добавляет, — Ну, все в порядке. Меня все равно некому слушать. - Последующий самоуничижительный смех разрушает любое самосопротивление, которое у него есть.   Уходи, уходи, уходи, он скандирует в голове, но его тело реагирует иначе, когда он открывает рот, чтобы окликнуть его. Из-за спины бледная рука закрывает рот и нос, а другая змеей окружает его талию, оттягивая его назад.   О чем ты думал? Черновод шипит в коммуникационной системе.   Почему ты последовал за мной в прошлое? Хуа Чэн цыкает, не беспокоясь о том, чтобы ответить на очевидное. Как он может покинуть Его Высочество, когда он в таком состоянии?   Кто-то должен убедиться, что ткань Вселенной не повредится, говорит Хэ Сюань.   — Хорошо! - Четкий голос Се Ляня прорезает их глухую ментальную беседу. Хуа Чэн отворачивается от Хэ Сюаня, чтобы посмотреть на Его Высочество, который хлопает в ладоши, как будто чтобы поднять моральный дух, и с улыбкой объявляет Жое, — Давай попробуем снова ходить.   На этот раз Се Лянь делает это. Первые шаги шатки, но он осваивается с этим достаточно скоро. Сам по себе. Хуа Чэн просто смотрит, как всегда, как бесполезный наблюдатель.   — Каково это? Наблюдать, как он уходит? - Спрашивает Хэ Сюань, сыпля соль на рану.   — Почему тебя это волнует? — он отвечает без сарказма, слишком уставший, чтобы играть в эту игру «разрывать друг друга на части».   — Не волнует. Я просто думаю, что это увлекательно, как ты навлек это на себя.   — Ты один болтаешь, привязываешься к своим врагам и все такое, - огрызается Хуа Чэн.   — Достаточно справедливо, - признает поражение Хэ Сюань и позволяет разговору закончиться.   Перед ними вся еда, которой Хуа Чэн нафаршировал рукава Се Ляня, падает. Хуа Чэн моргает. Черная кошка прыгает на них, делая их несъедобными. А затем продавец через дорогу обвиняет его в краже всей его еды, потому что среди запасов Се Ляня есть водяные каштаны, и, по совпадению, единственные водяные каштаны в Юнъане были проданы указанным продавцом, которые также, по совпадению, были недавно украдены у него.   Они оба моргают, наблюдая за взаимодействием.   — Я уверен, что с ним все будет в порядке, - почти чутко говорит Хэ Сюань.   — И не в этом ли проблема? Он думает, что, поскольку он всегда будет в порядке, он всегда должен брать на себя вину, - отвечает Хуа Чэн.   Хэ Сюань смотрит вперед, наблюдая, как Се Лянь извиняется перед продавцом, несмотря на то, что не виноват. Наблюдает, как несчастье цепляется за него с более яростным упорством, чем одержимость Хуа Чэна.   Хэ Сюань отвечает, — Так что это человек, которого демон Пустослов не смог сломать.   — Это уже не смешно, не так ли? - Хуа Чэн говорит, ссылаясь на то время, когда Се Лянь рассказал им, как его подавляющее несчастье сделало его невосприимчивым к пустослову.   — Я никогда не говорил, что это так.   — Но ты об этом думал, не так ли?   Последующее молчание было равнозначно соглашению. — Итак, ты скажешь мне, почему ты последовал за мной?   Хэ Сюань вздыхает. — Я знаю, что ты переместишь планеты для своего принца. Изменение времени - это не большая натяжка.   Хуа Чэн задерживает дыхание. — Я бы не изменил время. Я не глуп, - лжет он.   — Но ты это сделал, не так ли?   — Время не меняется, если это играет роль в формировании нашего настоящего, - шутит Хуа Чэн.   Хэ Сюань вздыхает. — Если что-то изменится, ты это исправишь. Мне все равно, как.   — Не знал, что ты хронометрист вселенной, - возражает Хуа Чэн.   — Заткнись. Мир может быть разрушен... и я думаю, что ты пожалеешь об этом, если что-то испортишь в будущем, - признается Хэ Сюань.   Часть его хочет ответить как-то саркастически и отклоненно. Молчание следует за признанием Хэ Сюаня. Хуа Чэн тоже удивляется, когда, наконец, отвечает, — Спасибо, что заботишься обо мне.   — Н-не упоминай, - говорит Черновод, отводя взгляд. Хуа Чэн думает, что если бы Черновод был человеком с текущей кровью, он бы покраснел прямо сейчас. Тонкая ухмылка изгибает его губы.   Мир темнеет, когда сумерки исчезают в ночи. Се Лянь давно куда-то ушел, единственное, что может подтвердить его существование, это каменная плита с Фан Синем, написанная на аккуратном китайском языке.   Это того стоит? Защищать человечество? Его сердце спрашивает его, когда расстояние между ним и Се Лянем увеличивается. Но здесь Хэ Сюань стоит рядом с ним как свидетельство всего, что есть в будущем для него, и он думает, что, возможно, Се Лянь хочет сохранить будущее, которое у них есть, несмотря на все, что потребовалось, чтобы добраться сюда.   Где-то между закатом и звездами мир исчезает, и когда Хуа Чэн моргает, он смотрит на орнаментированный потолок одной из комнат. Он сразу же вскакивает на ноги, ему срочно нужно увидеть Се Ляня, прикоснуться к нему и убедиться, что он действительно настоящий.   — Чэнчжу, ты не можешь уйти, - останавливает его Инь Юй, звуча измученно, как будто у него был этот разговор много раз раньше. Оглядываясь вокруг, он видит две завершенные картины Его Высочества и одну неполную статую в комнате. Понятно.   — Это я, Инь Юй. 800 лет террора и все такое, - кратко объясняет Хуа Чэн.   Инь Юй немедленно отходит и слегка кланяется. —Добро пожаловать, Чэнчжу. - Хуа Чэн, неудовлетворенный ответом, в спешке возвращается в сторону Его Высочества. Бегая по коридорам, он добегает до их общей спальни в рекордно короткие сроки.   — Сань Лан! — Се Лянь с энтузиазмом приветствует его, улыбка так ярко вспыхивает на его лице, что даже стыдит солнце.   Линии напряжения сходят с его позы, когда он заключает Се Ляня в медвежьи объятия, уткнувшись носом ему в плечо. Запах лаванды и пара прилипает к нему, в отличие от гнилого запаха смерти, и когда он обнимает, он чувствует приятное присутствие жира и мускулов Се Ляня.   — Я так скучал по тебе. Я люблю тебя, мой любимый, - бормочет Хуа Чэн в ухо Се Ляня, слегка дыша.   — Я знаю, - говорит Се Лянь. — Этот тоже скучал по своему Сань Лану. Было ли слишком много работы, чтобы справиться с проблемами сегодня?   Хуа Чэн застывает на одну секунду. Затем, обнимая Се Ляня еще крепче, он отвечает, — Не больше, чем обычно. Я когда-нибудь упоминал, что ты единственное, что меня волнует?   Се Лянь хихикает. — Да, но я не против того, чтобы услышать это снова.   — Если бы я мог, я бы хотел, чтобы ты использовали меня в качестве ступени, моста, который ты разберешь после пересечения, трупных костей, которые тебе нужно вытоптать, чтобы подняться, грешника, который заслужил убийство миллионами ножами, - говорит он ему. — Все, что я хочу, это чтобы ты был в безопасности и счастлив. Прости, что так опоздал.   — Сан Лан... - Се Лянь замолкает. — Знаешь, я бы никогда не сделал это, правильно?   — Я знаю, - начинает Хуа Чэн, но немного колеблется. — Но я бы хотел, чтобы ты это сделал. Я позволяю тебе страдать одному каждый раз.   Некоторое время Се Лянь не отвечает. Затем говорит, —Это про сегодняшнее утро? Это не твоя вина. Я навлек это на себя.   — Гэгэ, если бы я мог спасти тебя, я бы сделал это, верно? — он предварительно спрашивает.   —Но ты не мог этого сделать.   — Я мог бы, но я слишком боялся, - признается Хуа Чэн, смаргивая слезы. — Я боялся потерять то, что у нас есть.   — Сан Лан, - снова говорит Се Лянь, на этот раз более уверенно, - ты путешествовал во времени, — Это скорее утверждение, чем вопрос.   — Гэгэ так проницательный, как всегда, - сдается Хуа Чэн, ослабляя объятия и отступая.   — Ты видел меня, когда я был таким, - бормочет Се Лянь, закрывая лицо за руками. — Мне так жаль.   — Гэгэ, нет, - быстро протестует он, чувствуя себя немного так, как будто кто-то ударил его, - неважно, каким ты был. Что важно, так это то, что это был ты, как ты и сказал. Мне так жаль, что я пытался помочь тебе, когда знал, что ты не хочешь, чтобы я видел тебя таким. Но как я мог сидеть на месте и ничего не делать? Я обещал, что тебе никогда не нужно возвращаться в гроб, не так ли?   Он берет руку Се Ляня (часть его не может не заметить, как его ногти идеально подстрижены и закруглены, со здоровым блеском) и целует ее. — Ты можешь простить этого скромного?   — Всегда, - отвечает Се Лянь, не пропустив ни одного поцелуя. — Но Сань Лану не нужно было видеть меня таким. Трупы не очень красивые.   — Возможно, тьма была замаскированным благословением. Я не думаю, что хочу знать, как я выгляжу. Хуа Чэн сглатывает. — Ты был жив. Трупы мертвы. Ты всегда самый красивый.   — Это было нелегко увидеть, - настаивает Се Лянь.   — Это было не так, - признается Хуа Чэн. — Я был так напуган Гэгэ.   — Я знаю. Ты должен был просто оставить меня. Не то чтобы я был... иначе я бы не был рядом с тобой, — пытается успокоить Се Лянь, но из-за его неловкости ничего не получается. Инстинктивно гортанный звук вырывается у Хуа Чэна. — Ты не можешь говорить такие вещи! — Протестует Хуа Чэн. — Тебе было больно. Столько боли. Ты не дышал, когда я нашел тебя, и ты весь был окрашен в черный и синий!   Се Лянь вздрагивает.   — Мне так жаль, гэгэ, - немедленно извиняется Хуа Чэн. — Этот сказал неправильно. Это был долгий день и... и это было трудно. Гэгэ не злится, что я тебя не спас?   — Но Сань Лан спас меня, не так ли? — Се Лянь отвечает. — Это ты меня освободил, верно? Однажды я действительно проснулся и оказался свободным, верно? Там нет недостающих воспоминаний, не так ли?   — Но Сань Лан мог бы сделать больше для Гэгэ, - бормочет Хуа Чэн.   — Изменение важных событий в прошлом может привести к тому, что Вселенная разорвет себя на части и снова соберет ее вместе, чтобы обеспечить баланс, верно? —Се Лянь задает вопросы, повторяя одни из случайных из болтовни Хэ Сюаня. — Я думаю, что Сань Лан сделал все возможное.   — Правда?   — Можно я обниму тебя сейчас? - Се Лянь спрашивает. — Ты отсутствовал весь день.   — Конечно.   На этот раз пара сильных рук вытащила его из метафорической спирали.   — Если ты чувствуешь себя подавленным, ты можешь плакать, - говорит Се Лянь. — Если тебе больно, плачь вслух столько, сколько тебе нужно. Это то, что ты мне сказал, верно?   — Но гэгэ, мне даже не было больно, - задыхается он. — Я был там в своих модных одеждах в моей причудливой усадьбе, а ты... У меня было все, но я все еще ничего не мог сделать, когда тебе просто нужен был кто-то, кто тебя выслушал.   — Но теперь у меня есть Сань Лан, не так ли? Можем ли мы забыть прошлое? - Се Лянь настаивает. — Мой Сань Лан меня очень любит, и он сейчас со мной. Разве мы не можем сосредоточиться на этом?   — Я хочу, - говорит ему Хуа Чэн. — Я так хочу это сделать, гэгэ, но я не могу, потому что тебе было больно, и это было реально. Даже если я сделаю вид, что этого не произошло, правда о том, что тебе было так больно, не исчезнет.   — Теперь я в целости и сохранности, - пытается успокоить Се Лянь.   — Я знаю, и я так благодарен. Давай никогда не страдать, хорошо? - Хуа Чэн бормочет. - Я не думаю, что смогу это вынести.   — У меня есть Сань Лан, чтобы защитить меня. Ничто не может меня поцарапать, - говорит Се Лянь с небольшой улыбкой на лице.   Хуа Чэн хихикает. — Гэгэ не нужен я, чтобы защитить его.   — Ты уверен? Этот Гэгэ старый и хрупкий.   — В таком случае у меня нет другого выбора, кроме как защитить тебя, - ухмыляется Хуа Чэн.   — Да, это верно, - отвечает Се Лянь. — Ты все, что мне нужно.   Хуа Чэн много раз подводил Се Ляня. Слишком много раз. Но пока у них есть этот мир, пока они вместе, Хуа Чэн думает, что он может жить с самим собой и позволить себе быть счастливым. Пока у него есть Се Лянь, он может попытаться компенсировать свои прошлые недостатки.   И поэтому он отвечает — И ты - все, что мне нужно.