Собака

Он сидел на краю стула, придвинувшись к экрану так близко, как только мог, чтобы видеть. Видеть, как П-3 с калашом наперевес бегает по его театру. Лучший спектакль из поставленных Виктором Петровым. Какой саспенс, какая драматургия… Летящие брызги от разнесенных голов Култышей, шныряющие Побеги, играющая из колонок классика — Петров отличный режиссер, боже, как же он хорош, как гениален! Глаза Виктора были повсюду, его уши были в каждом углу, его голос разносился под потолком. Он — этот театр, значит, Нечаев сейчас в нем. Эта мысль заставляет Петрова почти скалиться от удовольствия. Кто бы мог подумать, что так все обернется? Что все закончится именно в театре? Что Виктор впустит П-3 в свое нутро? Что нутро примет его и втянет с таким хлюпающим удовольствием? Он сжимал член сквозь комбинезон, пальцы на ногах поджимались от желания, а глаза лихорадочно бегали по фигуре мужчины, который, опершись на стол одной рукой и склонившись над ним, пролистывал переписку в Демосе. Хлопковые трусы казались наждачкой, головка горела огнем от трения, во рту все копилась слюна. Виктор провел рукой по промежности, надавливая на шов под яйцами. Из его рта вырывается судорожный вздох удовольствия, и пальцы пробегают вверх по телу, пытаясь нащупать горошину соска через слои одежды. Чертово советское качество… — С-сука. — Виктор нетерпеливо дергает собачку комбинезона вниз. Тащит свитер и майку вверх, задирая их под подбородок, и, наконец, сжимает подрагивающими пальцами розовый сосок. Его прошивает удовольствие и скапливается в паху, там, где вставший член все еще трется об ткань. Он опускает второй рукой нижнее белье, член почти прижимается к животу. Виктор сначала несколько боязливо притрагивается кончиками пальцев к головке, кружит рядом с уретрой, размазывая предэякулят, и завороженно смотрит на блестящую от влаги плоть. Когда Нечаев матерится сквозь зубы и выпускает очередь по Култышам, Петров рефлекторно сжимает кулак чуть сильнее, чем стоило. Он шипит сквозь зубы от боли, но его хватка не ослабевает. Он ведет вниз к основанию, снова вверх, накрывает всей ладонью и почти любовно ласкает уздечку. Короткие хриплые вздохи сопровождают его движения. Виктор наконец отпускает уже ноющий сосок, проводит языком по левой ладони и обхватывает ей основание, начиная водить по всей длине. Правой он перебирает яйца, поглаживая шов мошонки. Петрову казалось, что он превратился в оголенный нерв. Ему было решительно мало рук, он хотел ощущать прикосновения пальцев по всему телу — на затылке, во рту, на груди, в анальном отверстии, под коленками, между пальцами ног. Он хотел, чтобы его бесконечно трогали, доводя до исступления и обморока. Он хотел, чтобы этот сеченовский пес касался его также, как он сейчас касается оружия, сжимал его член как рукоять топора, чтобы манипуляторы его перчатки опутали лицо Виктора, проникли в рот, оглаживая гладкие стенки глотки, чтобы губы Нечаева полушепотом называли его самыми грязными словами. А Петров бы кончал так сильно, как никогда не кончал. Его сперма стекала бы по стене, к которой он был бы прижат, засыхала на животе, стягивая кожу, капала бы с члена на грязные ботинки Нечаева, с которых он, Виктор, потом бы ее слизал и снова кончил, заливая пол. От напряжения и давления нижняя губа Петрова лопнула, и он быстро слизал выступившую капельку крови. И пожалел… пожалел, что крови так мало, что металлический привкус так быстро растворялся во рту, что она не текла по его подбородку, пачкая горловину свитера. А лучше его вообще скинуть, чтобы кровь свободно вырисовывала на его коже божественные картины, впитывалась в редкие волоски на груди, чтобы П-3 размазывал широкими движениями ее по ключицам и груди Виктора. И продолжал трахать его пальцами в рот, заставляя давиться собственной кровью. Он сжал левую ладонь, практически перестав ей двигать, дернул бедрами раз, другой, ускоряя темп. Стул жалобно заскрипел под ним, и Виктор вскочил, повернул экран и вжался щекой в холодную стену. Он прогнулся в пояснице, соприкасаясь грудью с поверхностью, отчего каждое его резкое движение сопровождалось почти царапающими из-за неровной побелки ощущениями в сосках. Напряженные и раздраженные, они саднили, но, боже, как же хорошо. Нет, майор побрезгует трогать его анус, он предпочтет перчатку. Мокрые от его, Виктора, слюны жгутики будут дразнить вход невесомыми касаниями, а потом один из них вопьется в простату. Упрется в нее, отодвинется и упрется снова, причиняя боль, но Виктор будет громко стонать, кричать от удовольствия. Ударит легким разрядом тока, и у него подкосятся колени. Петров почти ударится об пол, но Нечаев сильной рукой обхватит его вокруг ребер, прижмет к себе, заставляя подняться, оцарапает бородой его шею и прижмется губами к уху: «Куда собрался?» А манипулятор начнет тереться, как щенок об ноги, заставляя Виктора закатывать глаза от возбуждения. И он не упустит шанс откинуть голову на плечо П-3. Петров проведет по его щеке языком, слизывая горькую грязь и соленый пот, а майор в отвращении отдернет голову, еще один манипулятор закружится по простате. И тогда Виктор точно упадет, разбивая колени в кровь об пол. П-3 крыл его матами где-то там в глубине театра, а Виктору казалось, что он слышит голос майора над своим ухом, чувствует тяжесть его тела на своей спине и, о да, его мягкий член, давящий на поясницу. Конечно, у него не встанет, нет, так распалась бы вся картина. Он будет вялым, тяжелым, совершенно незаинтересованным, пока Виктор будет самозабвенно его сосать, лизать и проталкивать в горло. Пока язык Петрова будет вылизывать каждый миллиметр, Нечаев с отвращением будет смотреть на его лицо, будет называть его мразью, гнидой и мерзким педрилой. Но ладонью он будет сжимать волосы Виктора не в попытке отдернуть, а притянуть ближе. И он подчинится, возьмет глубже, упрется носом в лобковые волосы, а по подбородку, смешиваясь с кровью, потечет слюна. — Алязгон со свободными руками, — Виктор удовлетворенно улыбается, падает на стул и включает микрофон. — Тут должно было быть настоящее представление, но его уже никто не увидит, кроме бродячей собаки, — он быстро дрочит, пока говорит, его голос срывается на хрип, он кричит в экран и, наконец, кончает, расслабленно откидываясь на стул. Петров медленно размазывает пальцами сперму по члену. Подносит руку к лицу и лижет собственные пальцы. Скоро конец спектакля, скоро занавес, он почти доиграл…