"А все могло быть по-другому..."

- Святой отец… Вы слышите? – она слегка приблизилась, пытаясь понять, слышит ли он ее. Нет, он уснул. Или снова потерял сознание… Она весь день сидела возле него, меняла бинты, клала на голову повязку, не отходила ни на шаг. Квазимодо приносил ей поесть днем, Пьер Гренгуар же беспокойно ходил туда-сюда возле двери, потому что горбун не позволял зайти в келью. Поэт выругивался, но запрет боялся нарушить. Лишь смотрел через окошко и видел, как девушка в черной рясе держит священника за руку и слышал, как она поет успокаивающие, нежные песни. В конце концов, Гренгуар подвинул простую деревянную лавку, которую взял в одной из комнат, под окошко. Он сидя уснул на ней, уронив голову на грудь. Смеркалось, и под лучами уходящего солнца багровел горизонт, освещая красным светом площадь и собор. Квазимодо нес Эсмеральде еду, он слегка хмыкнул, прохромав мимо спящего на лавке поэта, и приоткрыл дверь кельи. Девушка спала, лежа поперек вытянутых под одеялом ног священника. Тот все еще пребывал без сознания, но дышал он спокойно и ровно. Звонарь поставил поднос с едой на стул, стоявший рядом с кроватью. Он взял на руки Эсмеральду и аккуратно вынес из кельи. Он донес ее до комнаты, и, аккуратно положив на кровать, провел рукой по ее волосам. Затем вышел и тихо закрыл дверь, чтобы не разбудить ее… И снова вернулся в комнату священника. Фролло спал, и ему снились на этот раз хорошие сны. Дыхание было ровным, он не дергался и не метался. Это успокоило Квазимодо. А еще монахи объяснили ему, что с частыми перевязками его ребра вскоре встанут на место. Горбун сел на пол рядом с кроватью, потупив взгляд. В голове его бродили различные мысли… Его хозяин ослеп. Если раньше они могли общаться знаками, то теперь это будет невозможным, только если Фролло будет разбирать его невнятную речь. А если уйдет Эсмеральда… Он умрет. Все в нем умрет. В нем это и в священнике, и в звонаре… Как чертовски сложна жизнь! - Я предан вам, как ни одна собака не была предана своему хозяину… - прошептал Квазимодо, с болью глядя на Фролло. Он поправится… Да, скорее всего… Горбун лег на пол и сжался, стараясь стать как можно меньше. А что еще делать человеку, которого покинули все? А если не покинули, то рано или поздно покинут… Его размышления прервала возня и скрип кровати. Священник проснулся. - Эсмеральда… - хрипло сказал он. Когда открываешь глаза и видишь мрак, просыпаться не хочется вовсе… - Нет, хозяин… Это я, хозяин – Квазимодо встал с пола и коснулся пальцев Фролло, - она сидела с вами весь день, теперь она спит… Вы поправитесь, хозяин… - горбун нервно качал головой. Как ему хотелось, чтобы его господин снова смог видеть, снова жил без боли! Хотелось забрать его боль… - Квазимодо, скажи мне… она… все так же грустит и винит во всем себя? – он слегка приподнялся на подушке, чтобы лучше слышать. Как хотелось соврать… Что все хорошо, что она перестала себя винить… Но по ней можно было понять, что это не так. Что ей тяжело. Хотя, бывало, Эсмеральда с Пьером разговаривала и смеялась, поэт своими рассказами и кривляньями возвращал ей радость, но это всегда было ненадолго. Потом она снова никла головой, взгляд становился задумчивым, лицо печальным. - Да… но не волнуйтесь, хозяин… Она поймет… Я буду с вами, хозяин. Всегда. – Фролло протянул руку к голове Квазимодо, а тот послушно подставил голову под ладонь слепца. Клод погладил его по волосам, спокойно и даже как-то с благодарностью. - Я знаю, Квазимодо. Я знаю.