***
Распаковав привезенные с собой вещи, в основном одежду, Гарри отправился в «путь». Он всё ещё думал о мантии и о том, какие возможности могут быть при его использовании. Были чары, которые он мог наложить на себя, чтобы люди не обращали внимания на порывы ветра и следы от шагов, а также другие незначительные вещи; были чары, заглушающие звук, которые он мог использовать, чтобы его шаги не услышали; были даже чары, заглушающие запахи, которые он мог использовать, чтобы животные, такие как кошка миссис Норрис, не могли учуять его, и это все, что касалось зрения, звука и запаха. Из двух других чувств оставалось только осязание, и, если ему удастся сделать что-то и с этим, он будет похож на героического слугу. Проблема заключалась в том, чтобы найти заклинание, если таковое существовало, чтобы сделать его неосязаемым. Гарри сомневался, что оно есть, иначе его можно было бы использовать для борьбы с непростительными проклятиями, а чисто магического способа остановить их — не существовало. Когда Гарри дошел до Большого Зала, он увидел Невилла и Гермиону, которые ждали его. Гарри улыбнулся: эти двое, после инцидента с троллем, обедали только рядом с ним, и Гарри был им очень благодарен за это - ведь некоторые из учеников, продолжали обсуждать его «суперкрутые магические способности», и не стеснялись ничего, лишь бы добиться ответов. И даже просили дать им уроки, а самые настойчивые прямо требовали этого, утверждая, что магией нужно делиться, а не присваивать себе. С первыми было легко справиться, промолчав, они в конце концов перестали его доставать, когда их внимание привлекло что-то новое. Со второй группой было труднее, но если он садился на конец скамьи, рядом с Гермионой и Невиллом напротив, то у них было меньше пространства, чтобы добраться до него во время еды: он даже..., и теперь Гарри... уроков - и никто из «приставал» пока, не смог найти, где он прячется. Именно третья группа оказалась самой надоедливой. Некоторые дошли до того, что не отставали от него даже во время еды и преследовали в коридорах, в результате чего мадам Помфри стала довольно ловко определять признаки Гандра. Это пугало. Особенно когда шестикурсница Рейвенкло обещала ему своего первенца, а он не мог понять, серьезно она говорит или нет. Гарри, по прежнему, анализировал всё, что он ел и пил, в результате чего, теперь он мог рассказать о том, что он ест, гораздо больше, чем это было необходимо. Его восприятие пищи дошло до того, что он знал, сколько калорий она содержит, в каких условиях жило животное/растение, сколько ему было лет, когда его зарезали/собрали урожай, а также мог сказать, в какой пропорции она состоит из белка, крахмала, сахара и т. д. Он не знал, хорошо это или нет. Тем не менее, никто пока не пытался накачать его ни зельями, ни маггловскими химикатами, так что Гарри считал себя в безопасности. Он сидел в конце стола, ближе всего к вестибюлю, справа от него на этот раз сидел Невилл, а напротив — Гермиона. Поскольку это был первый вечер после возвращения, большинство его преследователей общались со своими друзьями, и Гарри получил небольшую передышку. Разговор начала Гермиона. — Спасибо за книги, они были очень интересными, — она повернулась, чтобы посмотреть на Гарри: — Я также практиковалась в упражнениях из той книги, которую ты мне прислал, и мне кажется, что теперь я могу обнаруживать зонды легилименции, но ничего с ними не делать. Ты можешь помочь с этим? Гарри поднял глаза от своего пирога с почками. — Я никогда раньше не практиковал легилименцию, так что не знаю, насколько хорош в этом, но я помогу тебе в любом случае. Я научился окклюменции совершенно случайно, и изучал другую ментальную дисциплину, прежде чем узнал о ней, и мне удалось сформировать мысленный ландшафт чуть меньше чем за месяц. — Ты изучаешь окклюменцию? — спросил Невилл. — Я никогда не был хорош в этом. И думал, что оно поможет мне лучше запоминать вещи, но так ничего и не добился. Гарри улыбнулся Невиллу: — Твоя проблема была не в концентрации, а в нервах. Начальные стадии окклюменции требуют от тебя спокойствия, чтобы собраться и сосредоточиться. Я не думаю, что сейчас у тебя будут такие же проблемы, как раньше, ты стал более уверенным. Невилл в ответ улыбнулся: — Спасибо. Я никогда раньше не был так уверен в себе. Никто не ожидал от меня хороших результатов, потому что я всегда был неуклюжим. У меня даже не было детских выбросов, а поскольку мои родители были очень талантливы, особенно отец, это не способствовало появлению уверенности. — Случайная магия проявляется в ситуациях сильного стресса или других эмоций. Из того, что ты сказал, единственное, что действительно виновато, это нервы. Возможно, твоя магия даже подействовала на это и сделала тебя более неуклюжим, чем следовало бы. После того, как я покинул своих родственников, у меня тоже редко проявлялась случайная магия, — проговорил Гарри, а затем посмотрел на Гермиону. — А у тебя? Гермиона слегка покраснела, но ответила: — Обычно я вызывала книги с высоких полок. Я была очень одинока и хотела иметь друзей, но все считали меня «заучкой». И теперь, когда я думаю об этом, я вспоминаю, как детские книги читали себя сами. Возможно, это тоже было детским выбросом. Все трое улыбнулись друг другу, прежде чем Гермиона спросила: — А что насчет тебя, Гарри? Не хочешь привести нам пример своей случайной магии? Гарри на мгновение задумался. — Да, я помню один случай. Там, где я вырос, некоторым людям не очень сильно нравилось, когда дети им мешают. Один из них был особенно неприятным: он постоянно говорил ехидные и гадкие вещи обо мне, и однажды я так разозлился, что просто захотел, чтобы он как-нибудь опозорился. Как только я это подумал, его волосы стали синими. Это произошло на важной встрече, так что это очень плохо сказалось на его имидже. Дело в том, — Гарри понизил голос, — что они так и остались такими. Даже когда он пытался их покрасить, синий цвет проступал сквозь, а когда он их сбривал, они отрастали снова. Я всё еще думаю, что они и остались синими. Айнцберны больше не посылают его в Часовую башню в качестве своего представителя, и, честно говоря, я рад, что больше не увижу его. Тут они втроем разразились приглушенным смехом, который заставил некоторых студентов, сидевших неподалеку, посмотреть на них, а затем вернуться к еде. Гарри был рад, что встретил этих двоих. Гермиона немного напоминала ему Вэйвера, они оба верили в свои собственные способности, а не в семейное наследие, и постоянно думали, что спросить. То, что они оба были немного асоциальными, было вишенкой на торте. А вот Невилл был совершенно другим: нервным, неувернным в себе — но уже начал меняться. Его личность была совершенно не похожа ни на кого из тех, с кем он сталкивался раньше: ближайшим аналогом была Арквейд с ее вечным весельем, но, всё же она была другой. Невилл был очень добрым, и мог легко найти общий язык с кем угодно теперь. А также — упрямым, если дело касалось его друзей. Гарри был тронут тем, что Невилл считал его и Гермиону своими друзьями.***
Позже вечером, после того как гостиная Хаффлпаффа опустела, Гарри накинул на плечи мантию-невидимку и вышел из неё. Часть своего внимания он уделял чарам внушения и тому, куда они его вели, запоминая маршрут, по которому он шел. Внушение привело его в библиотеку, и Гарри начал сомневаться, хочет ли Дамблдор, чтобы он прочитал какую-то конкретную книгу, пока внушение не провело его дальше. Примерно через пять минут, в пустынной и, казалось бы, неиспользуемой части замка, внушение заставило его остановиться и открыть дверь рядом с собой. Он ненадолго остановился на дверном проёме, ровно настолько, чтобы приложить руку к стене и использовать структурный анализ комнаты в целом. Как и ожидалось, Дамблдор находился в углу под каким-то скрывающим заклинанием. Остальная часть комнаты была такая же, как любая другая в замке, за исключением того, что находилось в центре. Зеркало с третьего этажа теперь было здесь. Гарри осторожно подошел к нему и ещё раз проверил, действуют ли на него его чары. Так оно и было, а это означало, что камень по-прежнему запечатан внутри. Он решил подыграть директору и, усилив окклюменцию и отбросив воспоминания о своей семье, подошел к зеркалу. На него смотрели те, о ком он заботился. Хотя он знал, что всё это не по-настоящему, но не мог не улыбнуться. Он не понимал, что так зациклился на этом, пока не почувствовал, что Лен потерлась о его ноги, чтобы привлечь его внимание. Гарри вздохнул и подошел, чтобы сесть рядом с тем местом, где спрятался директор, а затем дал Лен залезть на него, поскольку она была в своей кошачьей форме. — Знаете, директор, если вы хотели, чтобы я это увидел, то есть и другие методы, не связанные с чарами внушения, — только тишина встретила комментарий Гарри. — Вы можете снять заклинание, я знаю, что вы там, — после того как он это сказал, Дамблдор снял чары невидимости, которые, как он думал, полностью скрыли его от Поттера. — Ты знаешь, что это за зеркало, мой мальчик? — спросил он. А Гарри просто фыркнул. — Надпись вверху как бы дает подсказку. Вы хотели узнать, что я вижу, или у этой маленькой шарады была какая-то другая цель? — Гарри было не до веселья, ему действительно не нравилась эта штука, и его тон это ясно показал. — Нет, Гарри, я сделал это не для того, чтобы узнать что-то настолько личное, — Дамблдор вздохнул. — И мне снова не по себе из-за тебя: есть ли что-нибудь, о чем мы можем договориться? — Возможно, если бы вы поговорили со мной, а не пытались меня контролировать, вы могли бы это узнать, — ответил Гарри. — Возможно, ты прав. Я обнаружил, что в старости совершаю все больше и больше ошибок. Может, поговорим об этом сейчас? — Гарри приподнял бровь, прежде чем ответить. — Конечно, давайте поговорим. Вы можете сказать мне, почему вы запечатали завещание моих родителей? Дамблдор, казалось, постарел не по годам. — Ты только что победил Волдеморта, а многие его последователи всё ещё ходят на свободе. Без завещания любой может запросить твое местоположение, но с запечатанным завещанием кровный родственник имеет больше всех прав. Я не хотел, чтобы ты попал в семью Пожирателей смерти, и в результате был бы найден твой труп. Гарри на мгновение задумался и решил, что это вполне разумно. — Вы ответили на мой первый вопрос, теперь можете задать свой. — Можешь рассказать, как покинул дом твоих тети и дяди? Они не помнят, чтобы ты пытался убежать, — Гарри решил быть осторожным в формулировке следующего вопроса. — Это произошло в результате случайности. Я оказался очень далеко, и когда кое-кто обратился к гоблинам из Гринготтса, они законно стали моей новой семьей. Мой вопрос: почему вы пытались заставить Уизела подружиться со мной в поезде? Такая формулировка заставила бы его думать, что это следствие случайного выброса, а не случайный результат применения магии. — Уизли — хорошая семья. Они известны как верные и настоящие друзья. Я думал, что стабильная дружба поможет тебе, но, похоже, Рональд Уизли был плохим выбором, — Дамблдор на мгновение задумался. — Могу спросить о природе магии, которую ты использовал против Драко Малфоя и тролля? Гарри задумался и решил сказать правду, но при этом ничего не выдать. — У меня есть склонность к магии определенной природы. Именно поэтому она проявилась в виде этих сфер. Я уменьшил их силу, чтобы они не убивали, но все равно причиняли боль. После этого я бы оставил все как есть, но Хорёк, похоже, ничего не понял. Я использовал Гандр, чтобы проучить его и закончить дуэль. То, что я сделал против тролля, было ещё одним из моих навыков, с той разницей, что то, что я использовал против тролля, потребовало годы, чтобы добиться ощутимого результата, в то время как-то, что я сделал против Хорька, было довольно легко. Следующий вопрос: как вы определяете свет и тьму. Дамблдор на мгновение опешил от такого вопроса и взял паузу, чтобы ответить. — Темная магия по своей природе вредна, в то время как светлая не способна причинить вред. Большинство магии не имеет соответствия, по крайней мере, я так считаю. Могу я задать тот же вопрос, как ты определяешь светлое и темное? Ответ Гарри был мгновенным: — Я не знаю, — На растерянный взгляд Дамблдора он пояснил. — Для меня магия — это магия. Свет и тьма — это просто ярлыки, которые навешивают на неё другие, однако я разделяю добро и зло. Я считаю неправильным пытки, принесение в жертву невинных или причинение ненужного вреда. Повторю свой тогдашний вопрос: почему вы не наказали Хорька за использование смертельного темного проклятия во время нашей дуэли? — Во время вашей дуэли я был слишком поражен тем, что он действительно использовал его, и ещё больше тем, как ты защитился, чтобы что-то предпринять. После дуэли я подумал, что проклятие, которое ты использовал, а также унижение от того, что его избили, преподаст ему урок. Если бы я привлек его к ответственности, это бы только ухудшило ситуацию, и эмоции скорее всего, разгорелись бы и усугубились. Итак, какое место занимает убийство в твоей шкале — Дамблдор действительно был прав — Малфой бы просто так это не оставил, и если бы директор так поступил, то его отец, мог бы предпринять что-то против школы или самого директора. Анонимная наводка Гарри уладила эту проблему. — Убийство — это неправильно. Я определяю убийство как хладнокровное и неспровоцированное убийство. Самозащита — это другое. Если кто-то атакует меня без желания непоправимо навредить, я отвечу тем же, чтобы побыстрее вывести его из конфликта. Если же кто-то пытается меня убить, то я выведу его из боя навсегда. Есть ещё несколько вещей, которые, по моему мнению, заслуживают смерти. Это изнасилование и жестокое обращение с детьми, а также захват заложников. Если есть выбор: убить их или риск смерти невиновного, я убью их, и моя совесть останется чистой. Теперь, если вы ответите: можете ли вы сказать, почему вы пытались связать меня брачным контрактом? Я узнал об этом. Дамблдор был не в восторге от этих слов, но спросит об этом позже. — Я пытался удержать тебя от того, чтобы ты не пошел по тому же пути, что и Волдеморт. Он был замкнут, как ты, но при этом поддерживал хорошие отношения со студентами из всех факультетов, так же, как и ты. Я боялся, что ты пойдешь по пути темных искусств, как он, поэтому я думал, что немного любви в твоей жизни уравновесит это. Неужели это было так неправильно? Мой вопрос к тебе: почему ты настаиваешь на убийстве, когда все грехи можно искупить? — Это было неправильно? Да, черт возьми, было неправильно. Что бы случилось, если бы я возненавидел ту, с которой вы заставили бы меня связать свою судьбу? Возможно — она бы и любила бы меня, хотя скорее — была бы очарована... А я? Полюбил бы навязанную?! Вы бы смогли полюбить оказавшись в такой ситуации?! Меня любят дома, у меня есть семья и несколько друзей. Правда, я самый младший из них, но я всё равно такой же друг для них, как и они для меня. А теперь мой последний вопрос: не могли бы вы объяснить мне шумиху в прессе по поводу мальчика-который-выжил? — Гарри был раздражен тем, что старик считал, что простой брачный контракт «перерастет в любовь». Дамблдор выглядел немного пристыженным, он даже не подумал о том, что Гарри отверг бы Джинни Уизли. — Я могу только принести свои извинения, Гарри, боюсь, я не предполагал, что так случится. Что касается истории с мальчиком-который-выжил в СМИ, то она снова связана с твоей победой над Волдемортом. Это было в конце довольно мрачного времени, полного угнетения и страха, он был на пике своего могущества и был готов полностью захватить всю Британию, когда родился ты. Как и почти всегда, довольно быстро стало бы известно о твоём рождении, и поэтому твое существование не было бы секретом. Ты должен помнить, что, за исключением семьи Уизли, дети — редкость в магических семьях, особенно в чистокровных, и поэтому они очень ценны. Это необычно, когда семья не объявляет о рождении своего ребенка, и только по этому ты уже был бы известен. А твоя победа над Волдемортом была как маяк света для всего мира, и ты стал символом героизма. Однажды я подслушал, как профессор Макгонагалл говорила о тебе в очках, и вскоре это стало частью твоего образа. Слухи распространились, и нет никого, кто был бы достаточно близок к тебе, чтобы остановить это. Возможно, пройдет меньше года, пока все узнают о твоей изменившейся внешности. Поскольку ты задал свой последний вопрос, я задам свой: моё любопытство вызвала повязка на глазах, которую ты носишь, не мог бы ты объяснить? Гарри наклонил голову на одну сторону: — Это из соображений безопасности, — это всё, что он сказал. Дамблдор моргнул. — Твоей безопасности? — с любопытством спросил он, но Гарри покачал головой. — Других, — ответил он. — Спокойной ночи, директор. Думаю, я пойду спать, но зайду в кухню, чтобы выпить кружку шоколада. Вы ведь позволите это? — Дамблдор рассеянно кивнул, когда Гарри накинул мантию на плечи и вышел из комнаты. Оба они думали о двух разных вещах: Первая заключалась в том, что разговор, который они только что провели, был, вероятно, самым цивилизованным из всех, что у них были. А вторая — это совершенно одинаковые мысли: «Возможно, он не такой уж и потерянный человек, в конце концов».</i>***
На следующее утро Гарри вышел на улицу, чтобы сразиться с манекенами, которые Флитвик зачаровал для него. Они были великолепны, и Гарри был доволен. Он мог сражаться с ними один на один, когда их сложность была на восьмом уровне, но если сталкивался с двумя, то он должен опустить на шестой. Он попробовал справиться с тремя сразу и обнаружил, что испытывает огромные трудности на уровне выше четвертого. Он был мокрым от пота, но бодрым, ему нравилось проводить утро подобным образом. Гарри заметил небольшое улучшение в рукопашном бою во время спарринга с манекенами и посчитал это успехом. Флитвик попросил разрешения тренировки и тоже остался доволен результатами. Он сказал, что это самый необычный способ использования оживляющих чар, который он когда-либо видел, так как большинство волшебников используют в бою только заклинания. Возвращаясь в замок с уменьшенными манекенами в кармане, Гарри вспоминал вчерашний разговор с директором. Ему было интересно, изменит ли Дамблдор когда-нибудь свои взгляды или они уже давно закостенели. В чем-то он мог согласиться с директором, но даже в этом случае, тот, похоже, многое упустил из своих объяснений, что сделал и Гарри. Он думал об этом, пока шел в Большой зал. Схватив миску с хлопьями и рассеянно проанализировав её, как всегда, Гарри замер: в еду что-то добавили. Он снова проверил и попытался определить, что это было, прежде чем издал смешок: отвлекшись на что-то другое, он забыл, зачем вчера вечером ходил на кухню. И сказал Дамблдору, что пошел за горячим шоколадом, и так оно и было, но именно сам разговор с эльфами, и был настоящей целью визита. Кто бы мог подумать, что домовым эльфам нравятся розыгрыши, — Гарри невольно задумался, не пожалеет он об этом позже. В конце концов, он и сам ценил хорошие розыгрыши, возможно, это результат того, что он вырос в окружении Эвриалы и Зелретча. Он огляделся по сторонам, наблюдая, как все больше людей спускается к завтраку, и увидел, как одни едят то, что подавалось изначально, например, бекон, яйца и тосты, а другие выбирают то, что появилось после того, как Гарри подружился с домовыми эльфами и они обменялись рецептами. В Хогвартсе теперь подавали гораздо более разнообразную пищу, и некоторые иностранные студенты, похоже, были весьма довольны этим. Гарри заметил, как слизеринцу, Блейзу Забини очень понравилась паста и другие итальянские блюда, а Су Ли из Равенкло ела японскую еду, которую теперь подавали на стол. Уизел по-прежнему жрал традиционную английскую еду, а Хорёк ел преимущественно французские блюда. Гарри полагал, что это потому, что французы стараются, чтобы всё выглядело изысканно и элегантно. Никто из них не знал о том, что сделали Гарри или эльфы, и не узнает до обеда, когда это начнет действовать. Это был понедельник, а значит, первым уроком в этот день была теория магии. Теория магии была предметом, который изучался только на первом курсе и давал студентам представление об основных магических законов, применимых ко всем заклинаниям. В последующие годы различные предметы расширяли или дополняли её в соответствии с учебным планом. Они обсуждали природу того, как заклинания взаимодействуют с предметами, на которые они непосредственно наложены, в качестве примера приводились чары левитации. Это заклинание прикладывает силу равномерно к объекту, на который наложено, и это можно было продемонстрировать на примере левитации мешка с фасолью. Мешок с фасолью сохранял ту форму, в которой он был до наложения чар левитации, и только когда его отпускали, он деформировался относительно поверхности или другого предмета. В тот день вторым уроком для Гарри была теория трансфигурации. Макгонагалл перестала смотреть на него, как ястреб, но, похоже, ей по-прежнему было не по себе. Урок был посвящен различиям в использовании трансфигурации на все более сложных формах. Превратить деревянный брусок в птицу — это, конечно, хорошо, но если заклинатель мог одним заклинанием изменить размер, окраску, поведение и темперамент птицы — это было признаком мастерства. Гарри вспомнил, как они изучали заклинание «Avifors», которое превращало неодушевленные предметы в птиц, и, соединив его с заклинанием «Oppugno», которое заставляло вещи нападать на цель, Гарри подумал, что это было бы хорошей стратегией в бою. Можно было бы взрывать предметы и превращать осколки в птиц всевозможных размеров, в то время как заклинатель использовал бы этот отвлекающий маневр, чтобы атаковать. Гарри обдумывал идею о том, чтобы атаковать противника меньшим количеством крупных птиц или большим количеством мелких, но решил, что последний вариант лучше, так как представляет собой более меньшее цели и, если направить заклинание в глаза или мягкую плоть, больше шансов попасть в противника и нанести ему повреждения. Макгонагалл не слишком обрадовалась, когда он спросил, может ли заклинание включать в себя превращение когтей трансфигурированной птицы в металл, но ответила положительно.***
В тот день за обедом Гермиона и Невилл застали смеющегося Гарри за столом Хаффлпаффа. Это было очень необычно и, по правде говоря, довольно тревожно. Он сидел, и поглаживал кошку, которая никогда не покидала его, а его клыки были видны довольно отчетливо. Они гадали, не сорвался ли их загадочный друг. Невилл решил, что лучше не спрашивать, но жгучее любопытство Гермионы просто необходимо было утолить. — Гарри, я думаю, что скажу за нас обоих, когда говорю, что ты нас пугаешь. Этот безумный смех не является нормальным, может быть, ты хочешь нам что-то сказать? — медленно проговорила она, но продолжающийся смех Гарри не мог успокоить её растущее беспокойство. Гарри перестал смеяться на некоторое время, чтобы сказать: — Если вы посмотрите на всех, когда наступит половина первого, то поймете меня. Я сказал, что сделаю это, и я, черт возьми, сделал это, — затем он продолжил смеяться. Гермиона взглянула на часы: было 12:23, так что ждать оставалось семь минут. Взглянув на Невилла, она сказала ему об этом, после чего решила, что ей следует использовать это время, чтобы поесть, пока Гарри не задумал что-то новое. Гермиона вскоре поняла, что сделал Гарри, так как её насторожили крики, доносившиеся со стола Рейвенкло, и вскоре этот шум эхом разнесся по всему залу, когда наконец-то стало понятно. У всех были красные глаза. Гермиона вспомнила первую поездку на поезде в Хогвартс и то, что сделал Гарри. Она пришла к выводу, что больше никогда не будет отмахиваться от его слов, считая, что «ничего не случится». Ей также было интересно, продлится ли это неделю или меньше. Она обратилась к Гарри: — У тебя тоже покраснели глаза? — поскольку на его глазах была повязка, никто не смог бы этого определить. — Мои глаза уже были красными, я, правда сделал это и с собой, но сомневаюсь, что это действительно подействовало. Мои глаза довольно… уникальны, и, возможно, они не способны меняться с самого начала, — наслаждаясь хаосом вокруг себя, когда все студенты поняли, что у них тоже красные глаза, ответил он. Гарри бросил взгляд на стол персонала и увидел, что большинство из них неодобрительно смотрят на близнецов Уизли. Макгонагалл даже воскликнула. — Может, вы двое, уже прекратите это, пока я не приняла более серьезные меры, чем снятие баллов? Двое посмотрели друг на друга, прежде чем ответить — Это были не мы! — сказал один. — Но это чертовски хороший розыгрыш, хотя и зацепил всех, — продолжил второй. — Мы обязательно… -… будем искать возможность превзойти это… -… и поквитаться… -… с автором, нашим следующим… — Большим розыгрышем, — закончили они вместе. Как кто-то может разговаривать так, как эти двое — было для Гарри загадкой, которую он даже не собирался пытаться разгадать. Он был просто рад, что может отличить их друг от друга по небольшой разнице в магической подписи. Оглянувшись на стол для персонала, Гарри заметил, что один из учителей сразу же посмотрел не на близнецов Уизли, а на него. Школьные слухи, ходившие по замку, шептали, что мастер зелий Северус Снейп — вампир. Гарри думал, что это как из-за его черных волос и бледного цвета лица, так и из-за его трюка с мантией, а так же то, что большую часть времени он проводит в подземельях, не помогало, но с красными глазами и в черной мантии он определенно выглядел как карикатура на вампира. Гарри смотрел прямо на него, и только едва заметный наклон кубка в его руках предупредил Гарри о том, что кто-то знает, кто на самом деле это сделал, и, несомненно, он спросит, почему, когда продолжится его проект в этот вечер.***
После дневного урока по чарам Гарри направился в подземелья, в кабинет, примыкающий к тому, в котором проходили уроки зелий. Он вошел и увидел, что его стеклянные флаконы уже расставлены и сверкают чистотой. Это было нормально, поскольку домовые эльфы узнали и настояли на том, чтобы все убирать и расставлять, но что было ненормально, так это мастер зелий, который стоял рядом с ними и смотрел на Гарри с пустым выражением лица. Он произнес только одно слово. — Зачем? — Оно было произнесено без малейшей интонации, без обвинения или каких-либо других эмоций. — В моей семье и среди моих друзей есть три человека с красными глазами, они вампиры, а волшебный мир считает людей с таким цветом глаз злыми, это вызвало немалый переполох на станции. Результаты продержатся по крайней мере неделю, а скорее две или три, они будут сопротивляться чарам изменения цвета, и я добавил в зелье блокиратор, который сделает противоядия неэффективными. Я хочу, чтобы это показало, что просто красные глаза не означают, что вы какой-то темный монстр или злой волшебник, и что красный — это просто цвет, как и любой другой. Вот почему я это сделал, — монотонно произнес Гарри. Снейп посмотрел на него и просто сказал: — Хорошо, — после чего вышел за дверь. Только усилив свой слух, он услышал тихое: — десять баллов Хаффлпаффу за поддержания равенства и искоренение предрассудков, — когда профессор вышел из кабинета. Гарри покачал головой, похоже, что декан змей поддерживал свой имидж даже наедине с ним. Гарри сомневался, что когда-нибудь сможет по-настоящему понять этого человека, но Поттер, определенно его уважал.***
Через две недели и четыре дня глаза вернулись к прежнему цвету. Прошла неделя, прежде чем все перестали подпрыгивать всякий раз, когда вступали в зрительный контакт с кем-либо ещё, а оставшиеся полторы недели некоторые студенты гадали, смогут ли они навсегда изменить свой цвет глаз на какой-нибудь другой, а несколько девушек тихо обсуждали как изменить глаза на розовый, или блестящий. Гарри гордился тем, как всё прошло, и надеялся, что по возвращении домой они смогут передать свои взгляды семьям. Он уже заметил несколько сов, вылетающих из замка, у которых перья и глаза были зачарованы на разные цвета, Флитвик, похоже, обучил всех своих учеников на каждом курсе чарам изменения цвета, и с тех пор студенты стали приходить на уроки с разными цветами волос. Гарри был уверен, что у большинства эта тенденция сойдет на нет, ведь чары, меняющие цвет, в конце концов, не были постоянными и их нужно было накладывать каждый день, но надеялся, что эффект от того, что глаза у всех стали красными, сохранится. Гарри проводил свою пятницу на берегу озера и сам практиковал чары изменения цвета, ему было интересно, насколько креативно можно их использовать. Если бы кто-то подошел к нему, то обнаружил бы множество камней с различными узорами, от простых, таких как красный с синей каймой, до более сложных — у него был один, на котором было довольно точное изображение человеческого облика Лен, в миниатюре. Его вывел из задумчивости звук стука копыт о камни. Подняв голову, Гарри обнаружил единорога, который выздоравливал у Хагрида — он должен был почти исцелиться. Единорог, казалось, пытался пробиться к нему, и Гарри решил облегчить ему задачу, подойдя к единорогу сам. Единорог остановился, когда он встал, и просто смотрел, как Гарри идёт к нему. Почитав о единорогах после последнего инцидента, Поттер узнал, что они невероятно умны, гораздо больше, чем некоторые ожидали, и способны понимать человеческую речь. И чувствовали эмоции окружающих, и именно это позволяло им решать, кто может подойти к ним, а кто нет, именно это распространяло идею, что только невинные девы и дети могут прикасаться к ним. Гарри подумал, что первоначальная тревога единорога по отношению к нему была более понятная, чем что-либо другое, он даже не считал себя «чистым» или «невинным», так как был слишком циничен для этого. Подойдя ближе к единорогу, он посмотрел на него и спросил — Ну, что ты хотел? — Посторонний человек, глядя на это, наверное, удивился бы, что Поттер так общается с единорогом, но Гарри показалось, что в глазах напротив него мелькнул намек на веселье. Единорог повернулся в сторону леса и посмотрел на него через плечо, словно спрашивая: «Идём, или ты испугался?» Да, Гарри Поттер определенно нашел единорога, который ему понравился. Он посмотрел на небо, уже вечер. Обычный студент беспокоился бы о том, что его не пустят в замок, но, если бы это случилось, Гарри вполне мог подойти к стене и найти открытое окно, чтобы залезть в него, а если это не удастся, он всегда мог войти через крепостные стены или башни. Гарри вздохнул и просто сказал: — Веди, — и был уверен, что существо перед ним весело фыркнуло. Поттер последовал за единорогом в лес и вскоре был погружен в темноту, вызванную кронами деревьев, а белая спина единорога была единственной, что позволило бы нормальному человеку не заблудиться. Гарри не был обычным человеком, и даже без усиления зрения его глаза могли видеть в этой темноте лучше других, что, однако, не помешало ему усилить их больше. Осторожно ступая по густому подлеску, Гарри пытался понять, почему единорог ведет его в свой «дом». Поначалу, как и большинство животных, он вел себя неспокойно: они чувствовали в нем часть горгон, а в их глазах — это хищник. Единорог, похоже, больше не боялся его, и это беспокоило его даже больше, чем страх: он не любил, когда что-то, связанное с ним, не имело смысла. Решив использовать это как возможность проверить лес, в который он до сих пор воздерживался заходить, Гарри проанализировал окружающие его деревья. Это было странно, казалось, что они живые. Нет, не живые по отдельности, а часть более великого сознания. Гарри начал думать, что тут не просто живой организм, который стал разумным после падения чар, он вообще мог зайти так далеко, Гарри решил вести себя как можно осторожнее. Духи природы и те, кто жил в дочеловеческую эпоху, редко с любовью относились к тем, кто вторгался в их владения, особенно к людям, поскольку те вырубали многие деревья. Гарри краем глаза заметил паука, который был гораздо больше, чем можно было ожидать, и рассмотрел его, когда они проходили мимо. Это был определенно арахнидоподобный, но его экзоскелет был намного прочнее, чем у обычного паука, и он чувствовал в нем какую-то природную магию, ему придется почитать про магических пауков, когда он вернется в замок. Гарри снова почувствовал присутствие леса, и попытался определить его настроение. Он потянулся к окружающим его деревьям и попробовал отследить их корни до того места, где должен находиться центр леса, и подумал, что это место, похоже, находится впереди и немного справа, и попытался проанализировать, не разгневав. Дойдя до того места, которое, по его предположению, было сознанием леса, он обнаружил гнев, много гнева. Гарри замер на мгновение, прежде чем понял, что он не направлен на него, и выдохнул, о чем даже не подозревал. Он попытался прощупать эмоции духов этого места и обнаружил, что их гнев в основном направлен на что-то, но не на коллектив, а на отдельное существо. Было ощущение тьмы и серебристой крови, а также злобы, но Гарри не мог определить, что это такое, поэтому он попытался почувствовать, что ещё волнует духа. Единороги оказались на первом месте в этом списке, было ощущение, похожее на материнские руки, которые обнимали своего ребенка, и Гарри подумал, что лес пытается защитить своих детей. Второе, что он обнаружил, — это чувство гнева, которое уже сменялось разочарованием. Это второе было направлено куда-то влево от него, и он уловил отрывочные образы. Там были щелчки и треск веток, а также глубокие тени и множество глаз. Гарри отпрянул назад. Это был большой паук, Поттер думал, что тот, которого он увидел раньше, был большим, но тот был размером с тарелку. Тот, которого он увидел был размером с дом, и он не хотел бы встретить что-то подобное в ближайшее время, да и сомневался, что сможет что-то с ним сделать, даже если бы встретил. Мысли Гарри были прерваны легоньким прикосновением к его окклюменции, что заставило насторожиться: похоже, лес наконец-то заметил его. Это было подозрительно, и Гарри неохотно впустил его в свой разум: не стоит злить нечто подобное, так как он почувствовал, что оно способно на многое. Поттер почувствовал, как лесной дух вошел в его сознание, и стал гадать, какую форму тот принял. Он почувствовал его удивление по поводу его мысленного ландшафта, и предположив, что лес, из которого тот состоит, может показаться ему необычным. Гарри все больше и больше концентрировал свое внимание внутри себя, пока дух проникал в его сознание всё дальше, как корни, быстро прорастающие в почву в поисках воды. Он ждал и надеялся, что выйдет из этой встречи невредимым. После чего замер, когда дух нашел его недавние воспоминания, те, что остались с тех пор, как он поступил в Хогвартс. Только после встречи с раненым единорогом эмоции духа претерпели значительные изменения. На протяжении всех воспоминаний дух сохранял свою подозрительность, которая немного ослабевала по мере того, как он просматривал всё больше и больше воспоминаний, но никогда не ослабевала полностью. Однако теперь он почувствовал неподдельное удовольствие и благодарность, которые излучал лес, видя его попытки помочь тому, кого тот считал одним из своих детей. Процесс выхода духа из его разума был довольно неприятным, словно из растения выдергивали по одному корню. Гарри ожидал, что это будет продолжаться до тех пор, пока дух не отпустит его полностью, но ошибся: когда осталась только одна связь, лес остановился. Гарри набрался смелости и послал вопрос и был вознаграждён голосом, подобным лёгкому ветерку, прошептавшему в его голове: — В благодарность я помогу тебе всем, чем смогу, — этого он никак не ожидал, когда последовал за единорогом в лес, и решил оставить этот вопрос и быть благодарным за то, что его приняли так, как он принял. Снова переведя взгляд вдаль, Гарри заметил, что последовал за единорогом вглубь леса, так глубоко, что ему показалось, будто сам лесной дух находится всего в десяти минутах ходьбы от него. Оглядевшись вокруг, он увидел, что единорогов стало гораздо больше. Сначала они смотрели на него настороженно, но вскоре, похоже, приняли, и Гарри подумал, что они, возможно, каким-то образом обнаружили связь, которую он теперь разделяет с лесом, как бы не желал этого. Гарри огляделся вокруг и обнаружил, что беспокойство, которое он испытывал с тех пор, как нашел раненого единорога, ослабло, и готов был поклясться, что услышал, как лесной дух негромко рассмеялся в его сознании. Он посмотрел на единорога, который привел его сюда, опустил голову и сказал: — Спасибо, что доверил мне свое убежище, я надеюсь, что все вы будете здесь в безопасности, пока опасность не минует. Подняв голову, он увидел, что единороги вокруг него тоже склонили головы, как и он, и почувствовал, что на его лице появилась улыбка. Он огляделся и увидел золотистого единорога с царапиной на боку, которую он, вероятно, получил от какого-то куста или чего-то ещё, а золотой цвет означал, что он очень молод. Гарри подошел и опустился на колени рядом с жеребенком, а тот прижался к нему. Гарри достал свою палочку и направил её на порез. После чего пробормотал «Episkey», а порез зажил сам собой. Гарри посмотрел на остальных единорогов и пошел среди них, залечивая все мелкие раны, с которыми он мог что-то сделать.***
Через полчаса, исцелив последнего единорога, Гарри встал и улыбнулся стаду: — Я благодарю вас, но мне лучше вернуться в замок, если хочу выспаться, — несколько единорогов поблизости фыркнули, и Гарри показалось, что это похоже на смех, или же он уже бредит. С этими словами он поднялся и покинул поляну, но, похоже, его путешествие ещё не окончено. В его сознании возникло ощущение лесного духа, и Гарри решил последовать туда куда его направляют и посмотреть, чего ещё от него хотят; теперь, когда дух имел прямую связь с его сознанием, было ещё более необходимо не разозлить его. Это продолжалось, и Гарри понимать куда его ведут — в центр леса. Он начал опасаться, почему лес направил его туда, где дух сильнее всего? Тем не менее Поттер взял себя в руки и пошёл вперёд, навстречу тому, что его ждёт. Прошло несколько минут, и Гарри вышел на поляну. Корни деревьев вокруг него, казалось, сходились и поднимались из земли, образуя что-то вроде грубой арки в центре. С другой стороны арки была непроницаемая темнота, настолько непроницаемая, что глаза Гарри не могли ничего разглядеть даже при максимальном усилении. Гарри остановился прямо перед аркой и стал ждать, что произойдет, но ждать пришлось недолго. Из черноты арки перед ним вышла фигура. Это явно была женщина, и поначалу она выглядела вполне по-человечески, пока Гарри не присмотрелся к ней получше. Она была почти обнажена, но казалось, что вокруг её тела в виде купальника обвился плющ, и Гарри затруднялся сказать, носила ли она его как одежду или он рос прямо из её тела; было также что-то похожее на корни, обвивавшие ее голые руки и ноги, которые тянулись вниз по бледно-зеленой коже — вдоль её рук. Её лицо было красивым и умиротворенным, но Гарри подумал, что оно может кардинально измениться, если она того пожелает. Её волосы напоминали опавшие листья, а когда она открыла глаза, в них не было ни радужки, ни склеры, они были чисто зелеными, словно наполненными хлорофиллом. Она смотрела на Гарри долгое мгновение, в течение которого он не смел пошевелиться. Когда она заговорила, её голос звучал так, словно говорили сразу несколько человек: шепот ветерка, шелест подлеска и треск деревьев. — Это странно. Я никогда раньше не показывала себя и людям, и даже кентаврам, которые так высокомерно считают мои владения своими, но ты кажешься совсем другим. Ты не кажешься человеком, а чем-то похожим на меня, и все же спокойно предстал перед мной. Ты — тот, кто следует естественному порядку хищника и жертвы, я не понимаю тебя, — заговорила она, шагнула вперед и начала кружить вокруг, Гарри чувствовал себя как насекомое, которое поместили под микроскоп, и начали изучать. Она продолжала говорить. — Ты спас одного из моих детей, даже когда она сторонилась тебя, и ты не задумывался о второй коже, которую носишь, как это делают люди, ты сразу же снял её и пытался помочь. Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал, никто другой никогда так не помогал моим детям. Возможно, мне нужно поговорить с тобой, люди, похоже, меняют мир, и, возможно, сможешь помочь мне понять их. Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, позови меня через нашу новую связь, и я сделаю для тебя все, что смогу, — она перестала вышагивать и начала идти обратно к арке, но остановилась и повернулась к нему: — Знай, что тебе всегда рады в моем владении, в этом лесу, который когда-то назывался Элестией. Люди используют имена, и меня это очаровывает. Я верю, что мы встретимся снова, Гарри, и я буду ждать этого дня с нетерпением, будь то год или столетие, — это было все, что она сказала, прежде чем снова шагнуть в арку. Гарри вздохнул. Её присутствие было странным, а ведь он уже бывал рядом с Альтруж и другими и знал, каково это — ощущать присутствие чего-то гораздо более великого, чем ты сам, и Убийца Приматов был тому ярким примером, но никогда прежде он не чувствовал чего-то, как сейчас. В случае с Убийцей Приматов он даже зашел так далеко, что заставил зверя Геи играть с ним, а это, по любым меркам, было чистым умопомешательством, и все же он был полностью подавлен Духом Леса. Он встряхнулся и, развернулся, и пошел назад. Дух, Элестия, как он теперь её называл, конечно же, направляла его, когда он сбивался с пути.***
Он так глубоко погрузился в свои мысли, что только после предупреждения Элестии заметил, как все стихло. Не желая рисовать себе мишень, Гарри забрался на ближайшее дерево и погрузился в тень. Он послал Элестии вопрос, но получил язвительный ответ: — Это захватчик, тот, кто охотится на моих детей. Берегись, чтобы ты не попал в его меню, — Гарри осторожно пошел вдоль ветвей, от дерева к дереву, в поисках того, что так разозлило Элестию. Он использовал свой контроль над гравитацией, чтобы даже самая тонкая ветка не сломалась под его весом, но тут возникла проблема, как сильно влияет на него ветер, и он был очень благодарен, что сегодня с ним всё в порядке. Менее чем через минуту Гарри увидел его. На нём развевалась мантия в нескольких дюймах от земли, но Гарри смутно различал сквозь ткань очертания человеческой фигуры, фигура смотрела лицом вниз, поэтому он не мог определить её пол, но она была слишком высокая. Это позволило исключить студентов из числа подозреваемых, как и двоих преподавателей, и завхоза, так как Хагрид был слишком большим, Флитвик — слишком маленьким, а Филч был сквибом. Оставалось достаточно много преподавателей, и Гарри не собирался сбрасывать со счетов мысль о том, что это может быть кто-то из Хогсмида. Гарри молча создал в левой руке английский длинный лук, а в правой — стрелу с острым наконечником. Он спокойно натянул лук и отпустил стрелу одним плавным движением, после чего перепрыгнул на соседнее дерево, а затем натянул ещё одну стрелу и опять выпустил. Он проделал это ещё дважды, и всё четыре стрелы были выпущены в считанные секунды. Фигура, вероятно, настороженная свистом стрелы в воздухе, успела полностью увернуться от первой, но вторая и третья оставили раны на руках того, кто это был, а последняя стрела вонзилась в землю в нескольких дюймах от его ноги. Гарри попытался посмотреть фигуре в лицо, но, похоже, какое-то заклинание скрыло его от глаз. Фигура начала оглядываться в поисках того, кто или что стреляло в неё, и Гарри услышал искаженный голос, упоминавший кентавров. Гарри подумал о том, чтобы выпустить еще несколько стрел в свою цель, но решил, что это может скомпрометировать его, а также нервировал тот факт, что на его противника явно не подействовал яд горгоны, которым были покрыты его стрелы. Он повернулся, чтобы направиться к замку, но решил оставить противнику последний подарок. Он выпустил ещё три стрелы, у этих были острые широкие наконечники, а не такие тонкие как раньше. Он наложил все три стрелы сразу на тетиву лука и укрепил её, а также свою руку, вложив в неё столько силы, сколько мог, после чего выпустил их и побежал к замку так быстро, как только мог. Стреляя тремя стрелами, было трудно быть точным, но уклоняться ещё сложнее, и он надеялся, что хотя бы одна из них нашла приют в плоти той твари, которая охотилась на единорогов. Он задумался над тем, почему его стрелы не возымели эффекта, и обратился с вопросом к Элестии, на что она вскоре ответила: — Кровь моих детей продлевает жизнь, но оставляет того, кто её пьет, проклятым. Она не позволит причинить ему вред ни одному яду, но я все равно благодарна за попытку, — Гарри помчался в сторону школы, держась за верхушки деревьев, пока не оказался достаточно далеко от твари и не почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы снова спуститься на землю.***
Гарри думал, что этой ночью ему удастся покинуть лес, не столкнувшись больше ни с кем из его обитателей, но стрела, пущенная в его сторону, разрушили эту мысль, чем он успел что-то сказал. На другом конце лука был мужчина-кентавр с нечесаными каштановыми волосами длиной до плеч и толстой зимней шубой на лошадином теле, у него были темно-карие глаза и подозрительное выражение лица. — Что такой твари, как ты, нужно в нашем лесу? — спросил он, и Гарри очень не понравилось, что он обратился к нему с таким отвращением, но решил, что лучше быть вежливым, а не увеличивать количество врагов только для того, чтобы добраться до постели в более короткое время. — Единорог, который был ранен, а затем исцелен, привел меня в место, где они собирались. Я направился к выходу из леса, как только узнал, что они в безопасности, — это было правдой, даже если почти ничего больше не говорило. — Зачем единорогу иметь с тобой дело? Обычно я бы назвал тебя человеком, но ты явно не он. Что ты за зверь? — Вот это было действительно грубо, и у Гарри заканчивалось самообладание. — Меня зовут Гарри Поттер, и, хотя я не считаю себя человеком, именно так меня воспринимает большинство других, — он не собирался говорить этому пони-переростку, что он горгона. — Поттер?! — воскликнул кентавр. — Звёзды замолчали о тебе шесть лет назад, и после твоего возвращения Марс, Нептун и Плутон стали ярче. Марс — знак войны, Нептун — магии, но он никогда не ассоциировался с жалкими людьми, которые ищут богатства и знания, так почему же такая честь была оказана тебе? А вот Плутон, символ садистов и власти — это, безусловно, самое худшее. Что же ты за тварь? Ответь мне, червяк! Гарри действительно начал соглашаться с Элестией, этот пони-переросток начинал действовать ему на нервы. — У меня нет причин отвечать тебе, особенно после твоих слов. Научись манерам, прежде чем задавать вопросы, — С этими словами Гарри использовал как усиление, так и манипуляции с гравитацией, чтобы перепрыгнуть через голову кентавра и устремиться к замку. Когда он достиг верхушек деревьев при падении вниз, ему удалось зацепиться за ветку, и он оставался высоко в деревьях, пока не достиг края леса. Поспешно пробравшись по территории, он обнаружил, что дверь заперта и отпирающее заклятье не сдвинет её с места. Он огляделся по сторонам, но не увидел ни одного открытого окна и побежал вверх по стене, избегая окон, чтобы его не заметили. С крепостной стены он добрался до совятни, которая всегда была открыта, и прокрался вниз, в замок. Упираясь ногами в потолок, Гарри направился к центральной лестнице школы, застывая, когда мимо проходил патруль старост, или профессор, а затем спустился по стене на первый этаж и в вестибюль. После этого оставалось только спуститься по лестнице и вернуться в свою гостиную. Увидев, что она пуста, Гарри быстро направился в свою комнату, где рухнул на кровать и попытался заснуть. Он думал только об одном: чтобы или кто бы не был в лесу — это больше не получит оттуда кровь единорога, и, поскольку то существо получило проклятие из-за этой самой крови, оно будет искать альтернативные способы остаться в живых. Единственным таким средством, которое Гарри мог придумать и которое находилось поблизости, был камень, который он запечатал в зеркале Желаний. С каждым месяцем это все больше и больше напоминало подставу. Но будь он проклят, если позволит мрази, которая охотиться на единорогов, уйти без возмездия.