Hostage

Позднее утро.  Шум легкого ветра ласкает слух и, проникая под легкий спальный костюм, обнимает длинными невидимыми руками все хрупкое тело, заставляя дрожать. Руки в попытках защиты обнимают плечи, а идеально хрустальные пальцы пытаются поделиться своим теплом, медленно оглаживая.  Вроде помогает, но омега все дрожит.  А от ветра ли это все?  От летнего ли ветра дрожит мужчина?  Может ли стать так холодно на сердце от него? Ветер всегда в движении.  Большие глаза кофейного цвета с упоением следят за тем, как ветер рвет уже пожелтевшие листья деревьев, унося их вдаль в новое путешествие, дорогу которого никогда не получится повторить.  Удивительное зрелище.  — Феликс, любимый, радуйся, — голос мужа заставляет хрупкое тело покрыться мурашками, из-за чего незаметно, но все же Феликс вздрагивает на месте.  — Не заметил, — облегченно вздыхает мужчина. — Получил наконец-то я это долгожданное письмо, и угадай что, Феликс? — он с каждым произнесенным словом приближается все ближе и ближе, подобно величественному хищнику при виде желанной и явно слабой жертвы. — Я весь внимание, Крис, — явно с наигранной заинтересованностью отвечает Феликс, обернувшись в сторону мужа. — Суд решил дело в нашу пользу, — восхитительного тела молодого человека касаются уже чутка морщинистые руки альфы, заставляя вздрогнуть.  — Я рад, — только и в состоянии выдавить из себя омега явно нейтральным тоном. Не все равно ли омеге? Неважно, о чем он думает, главное — угодить и улыбаться, соглашаться на все.  — Мой двоюродный брат действительно надеялся получить от нас четыреста тысяч. Теперь же он — этот завистливый и никчемный мальчуган, который думал, что является самым умным и сможет обвести меня вокруг пальца, не получит даже четырех копеек, — довольно тянет мужчина. — Я рад. — Оо! Я, наконец, избавился от этой головной боли, — голос щекочет шею. — Теперь мы можем жить так, как должны, — рука тянется к лебединой шее, обнимая и заставляя Феликса заткнуться. Сам Бан Кристофер Чан так счастлив и взволнован, что крепко обнимает мужа и, одной рукой повернув к себе голову любимого через плечо, целует. Бан Чан, не обращая внимания на дрожь в руках омеги, да и вообще во всем его теле, после поцелуя кончиком носа мучительно медленно ведет вдоль всей шеи, следом мажет пухлыми губами по ключицам, спускаясь все ниже и ниже поцелуями-бабочками. Ли в попытках остановить чужие действия хватает мужа двумя руками за голову и впивается в губы. Его пухлые губы ощущаются на собственных как колючие шипы прекрасных роз.    — М-мне надо… — тихо, почти что шепчет в чужие губы омега, нежно гладя щеку альфы и фальшиво улыбаясь. Лишь бы все закончилось на этой ноте. — Я не смею задерживать, любимый, — чмокнув в последний раз и следом заключив в объятия, отвечает Кристофер, ничего не подозревая.  Человек, который работал на протяжении тридцати лет своей жизни и всего добился собственным трудом. Именно с помощью всего этого и своей честности мужчина накопил действительно огромное богатство. И вдруг один праздный родственник захотел отобрать треть этого богатства. Это даже на шутку все не было похоже, чтобы сам Кристофер отказался от таких денег. И с ними расстаться так еще и в то время, когда он наконец-то оставил дела, переехал, чтобы «отдохнуть и жить». Он был счастлив.  Семья была счастлива, и все было прекрасно. Тот хотел все испортить и получил по заслугам.  Хотя прошло уже более полувека через все его мысли и голову, фигура все же сохранила хорошую форму благодаря любви к регулярным тренировкам, голос все еще звучал напористо, несмотря на возраст и любовь к сигарам, походка все еще была живой, а живот совершенно не был виден.  Разве не приятно, что волосы поседели наполовину? — это было неизбежным следствием времени. Да и Феликс не жаловался, разделяя взгляды своего альфы. Так о чем волноваться тогда? Было только одно беспокойство, которое иногда бросало его в тяжелые мучения. Однако, надеясь на свое богатство, он верил, что сможет избавиться и от этой беды․․․ Прошло всего шесть лет с тех пор, как он женился. У Бана было двое детей, из которых Бан Донг Юль умер еще при родах. И остался только второй двухлетний мальчик — Чонин. Феликс после смерти первенца был сам не свой. Это все было действительно огромным ударом для юного омеги в то время. Чан смотрел на вещи по-другому. За такое время ни одна черная линия не проходила через супругов. Множественные испытания только укрепили отношения между двумя людьми. Альфа со своим природным тактом и умом, омега с образованием и сравнительным развитием мысли — смогли зауважать самолюбие друг друга и жить в мире и безмятежности.  Было только лишь одно обстоятельство, которое всегда должно было гарантировать уважение и почтение Енбока к мужу — так был убежден Кристофер.  Ли был ребенком бедных родителей, Бан — богатым.  Если Феликс молод, образован, красив до нереальности и привлекателен, то Кристофер кормит его родителей, обучает братьев и обещает за свои деньги выдать замуж сестер.  Итак, равны ли по весу чаши весов? Никаких преград перед судьбой Чана, никаких мрачных туч на горизонте его жизни. И впредь не должно быть больше, поскольку мужчина оставил дела и предался своему мужу и его воле. Потому что он дал Феликсу полное право тратить столько, сколько он хочет, жить так, как только захочет его единственное и неповторимое сокровище во всем мире, заводить знакомства с тем, с кем жаждет. Он обнял на его фоне действительно хрупкое тело мужа одной рукой и с улыбкой счастья на лице прошел с ним из одной комнаты в другую не менее богатую комнату, чтобы еще раз взглянуть на новое жилище. А Феликс ведь торопился, и тот не смел задерживать любимого... Все уже было в порядке. Комнаты их нового жилища обставлены и украшены, каждая со вкусом. Окна завешены драгоценными предметами, полы покрыты пестрыми коврами. Щедрость хозяина и вкус супруга видны повсюду. В конюшне были привязаны прекрасные лошади, которые Бан только что получил от известного японского заводчика.  В притворе кучер пел, вытирал и полировал и без того сияющую как зеркало карету. Повар, дворецкий, горничная — все были заняты своими делами и с благоговением смотрели в глаза хозяину.  У Феликса был способ познакомиться с кем угодно. Он был богат, молод, красив и образован — обстоятельства, которые могли открыть перед ним самые плотно закрытые двери.  И он смог воспользоваться своими средствами.  Его встречали повсюду с любовью и посещали с еще большей любовью. Он был замечен на всех общественных вечеринках, балетах и балах. Он наблюдал, изучал и всячески старался адаптировать свою одежду, манеры, весь быт к быту аристократического периода. И он был настолько способен, что уже через несколько месяцев в нем можно было заметить огромный прогресс в прекрасном и приятном. Уже весь город говорил о вечеринках семейства Бан, обедах, лошадях, особенно о многочисленных и крупных бриллиантах, которые, украшая хрупкое тело Ли, заставляли завидовать. Когда он, посадив Чонина рядом с няней, проезжал по главной улице города в собственной карете, сотни глаз с завистью сопровождали его приветствиями.  А Феликс умел отвечать на эти приветствия достойно. Он уделял каждому столько внимания, сколько считал нужным. Он был способен уважать не только положение и происхождение людей, но и интеллект, вкус и вежливость. Круг его знакомых был обширным и разнообразным. Посреди зимы уже в его гостиной с женами и мужьями купцов можно было увидеть жен и мужей банкиров и чиновников, а иногда ту или иную жену или же иного мужа правителей.  Кристофер был не против этого, хотя в глубине души не очень симпатизировал некоторым новым знакомым. С банкирами и чиновниками он и раньше дружил, а с правителями мужчина не знал, как себя вести. Феликс был способен удивлять даже собственного супруга. Это и любил в нем Бан. Иногда альфа чувствовал себя очень некомфортно, находясь в собственном особняке, и сам удивлялся этому. Один за другим из его дома выгоняли обычаи, с которыми он был связан с самого рождения, и вводили новые. Но он опять не жаловался и молча подчинялся требованиям своего любимого.  Он боялся. Нет. Он был робким. У него не было силы воли. Нет. Бан Кристофер Чан не был тряпкой и, если бы захотел, мог бы все разрушить и вернуться к прежнему быту. Он любил Енбока. Любил после шести лет сожительства с ним, любил особенно сейчас, когда и так прекрасный муж день ото дня становился еще более зрелым и красивым, и… молодой омега оживал. Это единственная причина его невежества. Удивительно, как за несколько месяцев этот юноша так сильно изменился, что Бан был поражен, наблюдая за ним, и даже не скрывал восхищения. Это уже не был прежний скромный, даже застенчивый временами Феликс. За одну зиму он проявил столько мужества, энергии, жизненной силы, сколько не проявил за всю свою жизнь. Переходя из одного круга в другой, казалось, он вдыхал новый дух, новое мировоззрение, новые чувства вместе с новой атмосферой. Его оцепеневшая сущность проснулась и выразила свою природную силу, которая не нашла выхода в прежней среде.  Там, на родине, были различные стеснительные условия — сплетни озабоченных людей, насмешки собственных родственников, нищета родителей. Здесь же никто не был знаком с его прошлым и прошлым Кристофера. Здесь их принимали такими, какими они были сейчас — богатыми и до такой степени отточенными под влиянием времени, что они могли войти в любой район и не казаться чуждыми. Бан, увидев этот радикальный прогресс в своем муже, все больше влюблялся в него. Он, этот пятидесяти четырехлетний мужчина, до сих пор не оценил по достоинству своего супруга на тридцать лет моложе него и, кажется, теперь чувствовал свою ошибку. Он хвастался красотой омеги, даром и изяществом в обращении. Он был доволен его молодостью. Однако то обстоятельство, что он старше этого юноши на тридцать лет, породило в нем новое, еще незнакомое, невыносимое чувство. Он начал ревновать.  Все больше и больше эти навязчивые мысли не давали ему покоя...