I'm a party girl
Do a twirl
See my eyes throw a glance
Can't you see I'm a natural
Life of a party girl
Funny girl, make you laugh
Want me bad
Now I feel so much better
...
Джонни прекрасно осознавал, что не был нормальным другом, музыкантом, символом или, упаси блять, каким-то революционером. Зато Джонни был никем. И его за это любили. Сцена, микрофон, вспышки света и камер. Всегда в центре внимания, срывает голос об собственноручно созданный шлак. И выкрики глупых людей, что домой придут да хуй положат на все его вложенные смыслы. Не то чтоб они были какими-то новыми и важными, но… А потом боковая ухмылка, смех с разных сторон, выпивка, знакомые.. или «друзья». И темнота. Холодная, отторгающая, но безумно привычная. Сигареты, алкоголь, вещества — все, все чтобы почувствовать себя хоть чуточку живым. Не полезным, не голосом людей, не пустым транслятором их мыслей. Просто живым. Настоящим. Забавно, что он почувствовал себя таковым лишь перед своей кончиной. Сначала был очередной.. нет, нихуя не очередной концерт — это было звуковое соитие, в которое Джонни вносил свои ноты ярости, горечи и истошного безумия. Это было завершением и прелюдией. Это было пьяным экстазом и отвратительно трезвым холодным потоком, что сносил мысли в одну кучку, которая чуть позже начнет медленно гнить. Это было принятием любого исхода. Керри был слишком хорошим и последняя встреча с ним стала очередным напоминанием, какой Джонни эгоистичный еблан. У них все только пришло в норму, а этим днем Сильверхенд принял решение разрушить не только башню, но и Евродайна. Поэтому вместо добрых слов, вместо наставлений и призыва улыбкой сиять, рокер посылает своего самого близкого человека, своего настоящего друга, нахуй, специфически харкнув ему в лицо. Но Керри не повелся — знал Джонни достаточно, чтобы различить эту наигранные нотки в словах — но тот уже съебал, надеясь, что Евродайн либо начнет его ненавидеть, либо как можно скорее о нем забудет. Бестия; ночной, но яркий от огней Найт-Сити; нервные фразы; взрывчатка; просьба. Отсчитывая секунды до взрыва под вскрики мертвых бойцов «Арасаки» он чувствовал себя ебанной звездой. Он шел на смерть, он принял то, что сегодняшний день окажется его последним, однако если была альтернатива — умирать все же не хотелось. Но вселенной было похуй на его желания. Скользкая от крови рука; предательство; сломанные кости; блевотное «малыш». Джонни Сильверхенд получил то, что заслуживал… Если бы....
Очнувшись в строках кода он подумал, что попал в чистилище. Бессмысленное, холодное и пустое пространство — ничем не лучше пустоты. И въелось под кожу, и стало перекошенным отражением его самого. Посмотришь — внутри что-то скручивается и вроде терпимо, но все же как-то слишком неприятно… Он не знал, изменилось ли хоть что-то после взрыва, однако догнал мысль, что ему как-то похуй. На все. Пятьдесят. Пятьдесят лет один на один с собой. Пятьдесят лет агонии, что длилась бесконечно и неуловимо быстро одновременно. Пятьдесят, чтобы попытаться понять, почему он такой. Чтобы измениться. Когда кто-то появляется позади и жизнь делает разворот нахуй, Джонни понимает, что люди не меняются. С того момента он все еще был никем. Он все еще глупо существовал. Но теперь разрушал этим человека. Ви был другим: до странного наивным для наемника; ярким и громким, эмоциональным до пизды просто; глупым, когда пытался кого-то наебать, зачастую себя или конструкта — все одно. А еще он был живым. Ну, до поры до времени.. И если сначала Джонни все это бесило, заставляло включать свою ядовитую эгоистичную версию, то спустя время, когда грань личности каждого из них начала стираться, он, ну… Почувствовал что-то, что мертвым чуждо было. Ви знал о его прошлом, не раз проживал фрагменты его жизни. Ви знал какую ярость, боль и ажиотаж испытывал рокер тем днем. Ви знал все, что он тогда чувствовал. Что он чувствует сейчас — тоже. Это было пугающе и Джонни пресекал все разговоры касающиеся этой хуетени, а затем сам же их начинал. Ви сделал то, что никто ранее не мог — изменил Джонни Сильверхенда. Однако он все же не смог заставить конструкта почувствовать себя, если не живым, то хотя бы настоящим. Он все еще притворялся кем-то без надобности, он все еще оставался гребанной фальшью, и чувство этого обострялось при каждом взгляде на Ви. «Только перед лицом смерти человек становится тем, кто он есть на самом деле.» Джонни видел, каким наемник был до «Высшей Лиги». Джонни не видел особых отличий. Ви всегда был живым, а Джонни, сколько не кричи, всегда был хладным трупом. И не хотел ничего менять. Только лишь доказать кое-что....
— Джонни, ты мертв. — Выдает со смешком Ви, копируя позу рокера. — Точно. Вечно я забываю. Пасифика была ахуительно красивой, но даже она не могла отвлечь Сильверхенда. Когда-то давно он мог рукой поманить и перед ним выстроилась бы очередь девочек и мальчиков — выбирай не хочу. И тогда же ни о каких чувствах и речи не шло. И лишь одна Альт смогла что-то да сотворить с его сердцем. И к чему его это привело.. Джонни стрелял глазками поверх очков, да подмигивал пацану. Вот он — его лимит. Даже достойно ответить на обвинение «сразу про секс подумал, да?» не смог. Хватку теряет.. уже потерял нахуй. Он знал его довольно мало времени, зато качественно и, блядский Боже, вдоль да поперек. Знал, что Ви пролил первую кровь до летальщины в свои двенадцать лет; что в посиделках с заказчиками, которые угощали кофе, он лишь делал вид, что пьет напиток — тревожная привычка; что раньше, до появления дьявола в голове, засыпал с игрушкой в виде сосиски-кота; что, не так прочитав заказ фиксера, чуть не выебал урода-пиджачка; что ему безумно нравились «Us Cracks» и он старательно прятал улыбки, когда Керри выпускал криками свое негодование. Это было весело и одновременно пиздец как не очень. Просто смешно. Раньше Джонни Сильверхенд хотел доказать всему миру.. что-то. Хотел кричать — кричал; выебать уши каждому, доводя до оргазма — ебал, надрываясь в микрофон; показать, что ему похуй на любые угрозы от Корпораций — стрелял в пиджачка прямо на концерте. Это привело к удобному образу из которого вылезать как-то страшно было. Сейчас Джонни Сильверхенд хотел доказать всего одну вещь и только двум людям: Ви и себе самому. Хотел доказать, что он живой. И это привело к разочарованию. Он чувствовал себя жалкой потеряшкой, которая вела себя так, как привыкла. Которая запуталась, кем она является взаправду и является ли. Потеряшка, которая боится найти себя....
Джонни шутит и Ви улыбается. А еще Ви говорит сам с собой… Ну, с Джонни, разумеется. Но складывалось ощущение, что наемник считает конструкта обыкновенным воображаемым другом. И, хоть это было недалеко от правды, Сильверхенд на такую мысль из раза в раз впадал в ярость, в апатию и, наконец, в принятие. Опускал голову, поправлял очки и закуривал для вида. А потом становилось невыносимо обидно и тошно с себя — глупая причина. «Джонни, ты мертв», окстись и умойся, пока личико красным от слезок не стало. «Что я, блять, вообще доказать хочу?» Ви не слушал «SAMURAI», он не поддавался на ауру рокера, он не засматривался на его узкие штаны. Но Ви спокойно признавал Джонни красивым и распологающим к себе, однако Сильверхенду этого было как-то мало. Ну, как-то нихуя. Принципиальная недвижимая скала Ви словно смеялась над попытками конструкта ее покорить. Или, скорее всего, над тем, что Джонни вообще начал думать об этой ситуации в таком ключе. Но факт был: он втрескался. Нихуево так, по голову или член — смотря откуда начинать. И ладошки временами даже потными становились.. вроде. Джонни не совсем понял, что сделал такого, но факт оставался фактом: ныне, как только конструкт гостил неподалеку, пацан то и дело на него залупался. И еще выражение ебала у него было странное: хуй-разбери-че. То ли отвращение, то ли муза в голову стучит. Четыре раза. Четыре. — Ви, да пойми ты уже: для него люди — лишь средства, понимаешь? Пятьдесят лет в цифроврй клетке с собой любимым, не могли изменить это. — Да че она знает. — Джонни появляется и поджигает сигарету. — Да, дамочка в эти года только черствела и черствела. Как ты и говорил — сука. Карие глаза взлетают и смотрят поверх очков на до сих пор немого Ви. Бестия немного напрягается. — А что если он изменился? — Люди не меняются, дружок, их меняют. А в случае с Джонни происходит все только в одном направлении. — Ну, — Фыркает пацан несерьезно. — значит что-то его изменило. Ви выходит из «Посмертия» и на Арче катится на точку полученного заказу. Спокойный весь из себя, Сильверхенд аж завидует. Ведь Бестия, сука такая, всегда знала куда давить, чтобы кровь из раны хлынула и голову отрезвила....
Он не хотел этого. Но все равно столкнулся зубами, прикусил чужую губу и оттянул волосы паренька назад. Но Ви нужно было научить следить за своим языком. «— Джонни, тебя не слы-ша-ат. Завали.» «— Джонни, Ваше мнение? «— Джонни, посмотри! Ахуеть же. Да?» «— Джонни, как думаешь, ты живой?» И никогда: «Джонни, а ты как?» Словно простой голос в голове. Словно Ви совсем не умирает, а всего лишь ебнулся и подхватил маленькое расстройство. Словно Джонни пустое место, словно он всегда им и был. И, правда, рокер не хотел всего того, что сейчас происходило. Но не мог остановиться. Никто не виноват, но в какой-то момент их диалог свернул в опасные дебри, и Сильверхенд шагнул глубже, полностью отдаваясь темноте чащи. И вот: узкое колено меж ног; скрип от скольжения куртки по стене; вялая попытка отстраниться; ахуевшие распахнутые зеленые глаза и мычание. — Ви, смотри на меня. — Конструкт отлепляется и кладет обе руки на шею пацана. — Скажи, кого ты видишь. — Джонни, ты ебнулся? — Почти мычит наемник и не двигается. Боится. Не знает, что делать. — Это важно. Ответь. — Сильверхенд, в попытке успокоиться, бьется лбом об плечо наемника и фиксируется в таком положении. — Просто, блять, ответь. — Тебе сентиментально, грубо или… — Похуй. И очень долгий, действительно уставший вздох. — Я вижу живую легенду Найт-Сити. «Человек, который меня спас». — Таки живую? — Фыркает все также в плечо. — Да. — Ви аккуратно пытается взять щеки рокера в свои ладони — и выходит — чтобы потом смотреть глаза в глаза: — Хотя бы для меня. Ведь конструкты не могут плакать, не могут любить, а чувства их не больше, чем шутка. Но Джонни Сильверхенд хотел зареветь как сука — на деле хотя бы две капельки пустить по щеке. Лишь бы хоть как-то вылить из себя все скопившееся. Получилось сентиментально? До пизды. И, как-то даже незаметно, по шее Ви фантомно стекла слеза.