Осталось немного

Это была первая ночь, в течение которой я вообще не спал не по своей воле. Сердце бешено билось от тревожных мыслей, и я не мог себя никак успокоить. В голове звучал её дрожащий от слёз голос и не давал мне покоя. На следующий день Вера всё же не захотела со мной увидеться. Может, её посадили под домашний арест. Может, это я виноват и она на меня теперь в обиде. Как ей помочь? Как помочь маме? Как помочь “Тосве”? Как помочь себе? После битвы я хорошенько обдумал слова Ханмы. Если он, будучи в “Мёбиусе”, так быстро объявил себя заместителем новой банды, значит, там значительно больше людей и “Вальгалла” была основана вовсе не за один день. Он ни словом не обмолвился об имени их главы. Кто же он? И кто там вообще в верхушке? Я в течение нескольких недель пытался собрать хоть какую-то информацию об этой банде. И то, что я нарыл, повергло меня в шок: в верхушке состоял Кадзутора… Он уже вышел? Как я мог пропустить это? Как я мог не успеть встретиться с ним и не поговорить? И кто так быстро завербовал его в “Вальгаллу”? Спустя ещё какое-то время я пытался следить за Ханмой: узнал, из какой он школы, с кем он ходит и, в конце концов, куда он ходит. Мне удалось подслушать его разговор с каким-то челом, чья фамилия была Кисаки. Такой мерзкий голос ещё надо поискать. Я так понял, это его единственный друг (если вообще друг). Судя по его речи, я предположил, что он достаточно умён и властолюбив, так что вполне мог оказаться главой “Вальгаллы”. Только вот почему он выбрал Кадзутору? Уж не прочухал ли он, что тот убил брата самого Майки?! Эти мысли не давали мне покоя. Я словно с цепи сорвался. На собраниях часто орал на свой отряд, а несколько раз даже втащил некоторым просто, не знаю, почему. Мне достаточно было услышать хоть одно слово, которое мне могло не понравиться, и всё. Майки запретил мне приходить на собрания, хах. Однако никто, кроме Чифую, не спросил, что со мной не так. Все были заняты мыслями о “Вальгалле”. Я всё же рассказал Чифую о том, что происходит у меня дома, не смог больше держать это в себе. Мне было банально не с кем поделиться, не у кого попросить совета. Всё это копилось долгие годы и вылилось на друга. Мне даже немного стыдно признать это, но мне реально не хватало банальных объятий… Тут же захотелось плакать, чего я не делал лет с десяти, но я остановил себя. Как тяжело признавать свою беспомощность. Но Чифую меня понял, просто сказал своё коронное: “Ну пиздец” и дал понять, что я могу на него рассчитывать. Я всё же не удержался и пришёл на собрание “Тосвы”, где, со слов Чифую, должны были назначить нового командира третьего отряда вместо Пачина. Я чуял, что это почему-то будет отнюдь не наш человек. В открытую мне появляться было нельзя, поэтому я спрятался за деревом. Очень умно, Баджи. Так неприятно видеть со стороны “Тосву” без себя. Я прекрасно понимаю Майки и что я идиот, распускающий руки, но мне всё равно больно. И вот Майки просит выйти загадочного командира вперёд, а я выглядываю из-за дерева, затаив дыхание. - Новый командир третьего отряда - Кисаки Тетта! Оп. Тот самый тип, которого я принял за главу “Вальгаллы”. Всё сходится: он был в “Мёбиусе”, он болтается с Ханмой и совершенно неожиданным образом оказывается здесь. Ах, Майки, что за херню ты творишь сейчас. Ты, наверное, даже не представляешь, кто он на самом деле. Этот человек натравит на тебя Кадзутору. Нашего Кадзутору. Этим человеком ты собираешься заменить Пачина. О каком нахуй расширении может идти речь, если ты пригрел змею? Я был рад, когда вся “Тосва” начала освистывать Тетту, а потом Такемичи пришёл и единственный осмелился врезать ему, подрывая авторитет Ма йки. Хорош, Ханагаки! Далее я решил воплотить в жизнь свой план по спасению “Тосвы”. Вот и настал тот момент, когда меня возненавидят все. - Стало интересно… - Ты же отстранён, - Дракен был очень раздражён, но мне было уже наплевать, и я занёс руку над Такемичи, который вообще не врубился, что он сделал и что я сделаю с ним. - Прекращай, Баджи. - Отпусти, Мицуя, я его убью. Майки! - Ты чего припёрся? - Опять отстранишь меня за разрушение важного собрания? - Баджи… - Я перехожу в “Вальгаллу”. Тебе ведь не нужны проблемные дети, Майки? - Баджи!!! - Я ухожу. Командир первого отряда становится врагом “Свастонов”. Это был первый раз за многие годы, когда я заплакал, оставшись наедине с собой. Теперь я предатель. Я, один из основателей “Тосвы”, предал своих друзей. Возможно, сейчас они просто офигевают и вряд ли верят в то, что я всерьёз перехожу во вражескую банду, однако я вовсе не шутил. Когда они узнают, что там Кадзутора, в их головах всё встанет на свои места. Они подумают, что я так же, как и он, виню Майки в смерти Шиничиро и выбираю Кадзутору, чтобы отомстить Майки за то, что Кадзутору отправили в колонию. Но я один знаю, что всё не так. Что я просто пытаюсь защитить их всех. Я наваляю каждому из “Вальгаллы”, когда уложу Кисаки. Я помогу Кадзуторе встать на правильный путь. Я помирю их с Майки и верну в “Тосву”. Но смогу ли я справиться со всем один, когда рядом не будет даже Чифую? Вот и началась школа. Я постоянно натыкаюсь на Чифую, но делаю вид, будто мы незнакомы. Даже когда он несколько раз пытался со мной поговорить, я угрожал ему избиением. А он всё равно пытался достучаться до меня. Но я непреклонен в своём решении. Я буду один. Но мне так не хватало общения, что я решил докопаться до Веры. Понятное дело, сначала по смс просто пытался с ней о чём-нибудь переписываться, затем начал звонить несколько раз в неделю. Я наконец-то стал гораздо чаще слышать её смех, когда во время разговора вбрасывал тупые шутки. А вскоре она начала звонить мне сама, и я боялся отходить от телефона, лишь бы не пропустить её звонки. Я упоролся. Она была единственным человеком, помимо матери, с которым я разговаривал. Я пытался сблизиться с ней и разузнать что-то о её отношениях с отчимом, но Вера всегда закрывалась. Я прекрасно понимаю её, я сам такой же. Но мне хотелось быть ближе. Я однажды позвал её покататься, но она сказала, что плохо себя чувствует. Впрочем, как и я. Я совсем затосковал за это время. Мне было необходимо живое общение. Я начал, как в старые добрые времена, ловить её в коридоре, и мне это всегда удавалось. Я ходил в школу не каждый день, но стал делать это гораздо чаще, лишь бы увидеться с ней и поздороваться. Сначала кинуть головой, находясь от неё в нескольких десятках метров, затем ещё ближе, а после уже мы могли пару минут постоять у окна и обсудить что-нибудь, либо просто помолчать. Мне было комфортно. Один раз у нас у обоих снова было окно, и я позвал её на крышу, чтобы она помогла мне со злополучной геометрией. Вера стала менее пугливой, когда оставалась наедине со мной, и это меня до жути радовало. Я чувствовал себя полезным хоть кому-то. Так прошёл весь первый месяц осени. В начале октября Чифую предпринял ещё одну попытку вернуть меня, и у меня созрел ещё один план. Жестокий план. Я предложил ему сходить кое-куда и завёл в логово “Вальгаллы”. На пороге заявил Ханме, что я готов встать на их сторону и доказать своё желание. И дальше мне было противно до тошноты от самого себя. Я повалил Чифую на пол и начал избивать. А тот даже не пытался сопротивляться, и от этого мне было ещё хуже. Его преданные глаза с каждым ударом наполнялись болью, а я изо всех сил старался подавить слёзы, проклиная себя. В это время к нам на грянул не кто иной, как Такемичи. Хах, он по-любому передаст Майки. Когда Чифую уже лежал в отключке, я услышал голос Кадзуторы и еле подавил счастливую улыбку. Боже, я так по нему скучал. Но я должен был играть иную роль. Нельзя было показывать себя настоящего. Думаю, он меня не раскусил, ибо его голова была забита нездоровыми мыслями о Майки. Он бы заметил, что это не я, если бы был здоров, как несколько лет назад. Наверное, сейчас он рад тому, что я в конечном итоге выбрал его, а не Майки. После этого меня официально приняли в “Вальгаллу”. Это была где-то середина октября. Дома снова творился хаос, поэтому я почти что не ходил в школу, чтобы быть рядом с мамой. Отец это просёк, поэтому на работе в течение этого времени вообще не появлялся, а просто сидел дома и бухал. Я так устал от этого дерьма. Даже ложиться спать было страшно, потому что мне постоянно мерещилось, будто он просыпался и тихо шёл в комнату к маме. Поэтому я почти каждую ночь проводил под дверью, сидя на полу и пялясь в одну точку. У меня совсем поехала крыша от недосыпа: меня пугал каждый шорох в доме, я постоянно озирался по сторонам и практически не ел. Всё это вкупе с неприязнью к самому себе из-за "предательства" друзей убивало меня изнутри. Мне так хотелось рассказать обо всём Вере, но я боялся напугать её. Тем более я начал замечать, что в школе она выглядела очень бледной и хмурой, а когда я с ней пытался о чём-то поговорить, она словно утопала в своих мыслях и не слышала меня. Скорее всего, у неё снова что-то случилось, но она по-прежнему не хотела ничем со мной делиться. Так хотелось распутать её кокон и закричать: "Расскажи мне хоть что-нибудь, пожалуйста, я больше не могу находиться в этой ёбаной тишине!" Но кричать не было сил. Я просто смирился со всем этим. Я всё ещё хотел ей помочь, но понимал, что уже не в состоянии. В школе я снова увидел её: она стояла у окна одна и с грустной улыбкой наблюдала за гуляющей продлёнкой. Подошёл к ней и встал рядом, не говоря ни слова. Стало тяжело на душе от того, что я чувствовал себя таким одиноким даже в её обществе. - Вера, я так заколебался, - я наконец-то поделился этим. Нет, я не планировал объяснять, почему, а просто хотел, чтобы хотя бы кто-то знал это. - Знаешь, я тоже. Очень устала от всего. Ничего, осталось немного… - я повернул к ней голову и заметил, что её взгляд был пугающе пустым, словно она была уже не здесь. Где же ты? На следующей неделе она словно испарилась. Никогда такого не было, чтобы она три дня подряд не приходила в школу. Я названивал ей по 50 раз в день, но никто не брал трубку. Я пытался разузнать у её подруг, но те тоже ничего не знали и были удивлены её отсутствием. Подходил к классному руководителю, но та тоже ничего не могла сказать. Всё это казалось странным. Ладно, она могла снова заболеть, как раз осень. Она могла поссориться с мамой или отчимом и из-за этого не приходить. Он мог её, наверное, ударить, и она бы боялась приходить в школу с синяками. Я не хотел, чтобы это было правдой, но надеялся на то, что это было единственной причиной. В “Вальгалле”, естественно, мне никто не доверял. Когда я приходил на собрания по поводу предстоящей битвы, на меня всегда косо смотрели, однако боялись сказать хоть одно слово, ведь знали, что я мог их ушатать на раз два. Битва планировалась на свалке 31 октября. Я долго думал, что же я должен был сделать, чтобы вывести Кисаки на чистую воду, и так и не пришёл к выводу. Этот чел слишком умён, с ним нужно быть осторожнее. Я должен оградить его от Майки. Этот человек способен на что угодно, я уверен. Он не просто так подобрался к Майки, ему от него что-то было нужно. Чёрт, я совсем не понимаю, как мне быть. Голова шла кругом от переизбытка нерешённых проблем. Так прошла ещё неделя. Битва уже должна была состояться послезавтра, а мыслей в голове так и не прибавилось. Я очнулся от этого сна, когда осознал, что не слышал новостей о Вере уже целых две недели. Мне так хотелось поговорить хотя бы с кем-нибудь, я совсем замкнулся в себе и не вижу ничего вокруг. Меня тревожило буквально всё. Я был убеждён в том, что случилось что-то серьёзное, поэтому, открыв нашу переписку и посмотрев её адрес, поехал туда. Да, от остановки до дома было реально совсем недалеко идти, а она отвечала на мои смс лишь спустя долгое время. Я чувствовал, что что-то было не так. Звоню в дверь, но мне никто не открывает. Вдруг они просто уехали куда-нибудь и никого не предупредили? Звоню ещё несколько раз, и дверь резко распахивается передо мной. - Добрый день, а вы к кому? - мне открыл мужчина с благородной улыбкой, от которой мне стало жутко. Он совсем не производил впечатление человека, который мог кого-то обидеть. Но я-то знал, что он не тот, за кого себя выдаёт. - К Вере. Её уже две недели нет в школе, и никто не знает, по какой причине, - когда я произнёс её имя, мужчина заметно изменился в лице. Вот он, настоящий. - Она в больнице, до свидания, - мужчина уже собирался закрыть дверь, как до меня дошёл смысл его слов, и я почувствовал сильную ненависть к этому уроду. - Отвечай, это ты её туда отправил!? - я готов был врезать ему, когда он улыбнулся. Тварь. Я знаю, что это ты. Я чувствую, что это ты во всём виноват - Нет, не я. Она сама, - он произнёс это с нахальной ухмылкой, и я даже не заметил, как он закрыл передо мной дверь. Я обдумывал его слова. *** Чёрт, лицо снова как у ревевшего всю ночь хомяка. Кейске написал аж в 6 утра, согласна ли я с ним прокатиться по городу. Я сослалась на плохое самочувствие, испугавшись разговора по душам. Во-первых, я с такой рожей никуда дальше туалета не выйду. Во-вторых, я не хочу, чтобы кто-то, кроме Эммы, узнал об этом. Я и так начала жалеть о том, что рассказала ей. А вдруг Кейске на неё надавит и она расскажет обо всём? Точно, он же помнит о том, что я плакала после разговора с ней на кухне… Ладно, уже ничего не изменить. - Вера, какого ты творишь!? Ты где была!? - дверь резко распахнулась, и мама начала на меня орать. Тебя только, мам, не хватало. - На фестивале с друзьями. - Кто разрешал так поздно возвращаться? - Никто. - Вот поэтому ты и получаешь каждый раз. Ничего не спрашиваешь, делаешь, что вздумается, а потом маячишь перед глазами с кислой миной. Я тебя сюда для чего привезла? Чтобы ты моему мужу мозг компостировала? Веди себя подобающе. Сегодня гости придут, не выходи из комнаты, пока я не скажу, а то всех распугаешь, - мама ушла, хлопнув дверью, а я затаила дыхание. Это первый за долгое время её монолог, длившийся больше двадцати секунд. Я как будто вспомнила, что у меня есть мать, ахахаха… Руки затряслись, слёзы полились из глаз, и я начала беззвучно кричать, чтобы не привлечь внимание. Я вообще для неё существую? Считает ли она меня вообще своей дочерью? Кто я для неё? Где моя мама, которая любила меня и всегда была рядом? Чёртова Япония, как меня угораздило оказаться здесь. Я хочу в Корсаков к бабушке, чтобы меня никто больше не трогал, не унижал, не оскорблял. Чтобы рядом был родной человек, который не обидит меня. Но я не могу сбежать отсюда, меня даже на паром не пустят без родителей. Я сижу в этой клетке под названием комната и даже выйти не могу, чтобы элементарно поесть. Я боюсь высовываться. Реву ещё какое-то время и иду в ванную, чтобы снова сделать себе больно. Мне нужно было разрядиться. Это стало настолько часто повторяться, что мне даже дышать становится легче, когда я делаю это с собой. Я прекрасно знаю, к чему всё ведёт, но с каждым днём мне кажется, что я уже этого не боюсь, что мне уже всё равно, что я плыву по течению. В школу было идти очень тяжело. Тревожность скаканула, когда я ещё и Кейске увидела в коридоре. Я почти что месяц не видела парней (ну только отчима), и тут бац - и ты в социуме. Неловко кивнула ему и юркнула за угол, будто мне туда надо было. Я не готова к общению. Я не знаю, куда делись все мои коммуникативные навыки. Чувствую себя домашним животным, которого выпустили в лес. Дальше мне чуть полегчало, потому что я возобновила походы в музыкалку, и мой мозг отключался там. С Кейске мы могли иногда на переменах поболтать о чём-нибудь, но я замечала каждый раз, что он очень бледен. Заболел? Может, моё состояние заразно? Он словно был отражением меня. Я не стала спрашивать о его состоянии, не хотела лезть к нему. Просто находиться рядом и молчать было достаточно для моего успокоения. От него словно исходила энергия защиты, прямо стоишь и думаешь, насколько тепло на душе, когда он тут есть. Особенно, когда вспоминаю, как мы были с ним на фестивале и он держал меня за руку. Влипла ты, Вера, ох и влипла. Да, мне хотелось быть ближе, мне хотелось открыться, но я потерялась. Я видела в нём своего спасителя, я больше не видела в нём угрозы. Мне хотелось верить, что он вытащит меня из моих мыслей, что выслушает меня и увезёт куда-нибудь далеко-далеко. Я настолько свихнулась, что начала представлять, как он покупает нам билеты на паром до Корсакова, и я знакомлю его со своей бабушкой. А потом мы остаёмся там жить и всё у нас хорошо. Но ничего не произойдёт, пока я не перестану молчать. А я буду молчать, потому что я нема. Я не умею говорить, когда я рядом с ним. Вот он позвал меня на крышу, чтобы помочь ему с геометрией, а в животе у меня впервые за месяц снова проснулись бабочки. Делаю глубокий вдох, закрыв глаза и подставив лицо ветру, и хочу верить в то, что выход есть, и он сидит передо мной, ища свою тетрадь. И в последний раз счастливо улыбаюсь. Мне становилось всё хуже и хуже, особенно тогда, когда я сталкивалась дома с отчимом и слышала какие-то слова в свой адрес. Как-то так получилось, что я перестала ходить в школу. Впервые, наверное, за всю свою жизнь я сознательно пропускаю её. Я даже встать с кровати не могу. Просто лежу и смотрю в потолок, иногда плача, иногда тихо напевая какую-нибудь мелодию. Страшно брать в руки гитару, а то ещё кое-кому не понравится мой шум. Я снова похудела. Даже когда отчима дома нет, мне страшно спускаться на кухню, поэтому я перебиваюсь батоном с водой и иногда мясом, чтобы совсем не начинать падать в обморок. У меня перед походом на кухню целый ритуал: я сначала приоткрываю дверь, потом сажусь на пол и прислушиваюсь к звукам, а когда понимаю, что никого дома нет, то бегом спускаюсь, наскоро делаю себе еду и снова бегу к себе в комнату. Одной частью мозга я осознаю, что если никого нет, то я могу не бояться, а другая запугивает меня и заставляет делать именно так. Я свихнулась, походу. Мысли уносят совсем не туда, куда надо, и я не могу от них спрятаться. Мне хочется отдохнуть от всего. Закрыть глаза и поспать, долго-долго. Я старалась отвлекаться хоть на что-нибудь, но мне ничего не помогало. Я думала лишь об одном. 21 октября. Мама уехала на работу, а брат был в садике. Отчим сидел весь день дома у себя в спальне, которая, как назло, находилась тоже на 2 этаже этого дома. Я обвожу глазами свою комнату, заботливо провожу пальцами по своей гитаре и тетрадке с аккордами, беру в руки телефон и закрываю глаза, представляя, что вот-вот мне позвонит Кейске, и мы уедем. Но, открыв глаза, я не вижу ничего, кроме его номера. Кладу телефон обратно на стол и беру в руки своего стального друга. Он со мной был рядом всегда. Тихонько прикрываю дверь и на цыпочках иду в ванную. Набираю воду в ванну и смотрю на себя в зеркало. Это ли я? Что Вера сейчас делает? Верните меня, прошу. Надеваю наушники, включаю самые любимые песни и ложусь прямо в одежде. Я давно присматривалась именно к левой стопе, я выбираю её и закрываю глаза. “Простите меня, друзья”. *** - Блять, ты чё померла что ли там? Чё так долго там делаешь!? - Хиро открыл дверь в ванную и побелел от ужаса. - Алло, скорая? Мою падчерицу, кажется, бросил парень, она лежит в ванне и не дышит, адрес…” *** Чифую, придурок, даже после того, как я отмудохал его, позвал меня на разговор. Завтра мы выступаем против “Тосвы”. Я стою на мосту, где мы договорились встретиться, в этой ёбаной белой куртке “Вальгаллы”, как последний идиот. И зачем я соглашался? Чтобы снова после этого заняться самокопанием? - Чифую, хочешь ещё получить? - оборачиваюсь со злобной ухмылкой и начинаю играть свою роль. Достало. - Нарыл что-нибудь на Кисаки? - Ась…? - он понял? Он не верит в моё предательство? - Ты же шпионишь для “Свастонов”, так ведь? - Чё ты несёшь? - Баджи, ты действительно стал врагом “Свастонов”? - Я член “Вальгаллы”, и завтра я уничтожу “Свастонов”! - я отвернулся, чтобы поскорее уйти отсюда, как вдруг Такемичи изъявляет желание поговорить со мной. - Пожалуйста, постарайся завтра выжить! - Ха? - Ну…не помри, - я всегда считал этого парня странным, но сейчас считаю ещё больше. Снова в сотый раз повторяю ему, что я враг “Тосвы”, и наконец-то ухожу. Его слова засели в моей голове. Собираюсь ли я там умирать? Вряд ли, мало кто в “Тосве” превосходит меня по силе. А в силе ли дело? Наступил этот день. Я не спал всю ночь, снова сидел под дверью, охраняя маму. Состояние вообще ужасное. Тут открывается дверь, пиная меня в зад, и я встаю. - Кейске, ну хватит меня караулить тут, шёл бы поспать к себе. Всё ведь хорошо. - Я не перестану, пока этот не уберётся из дома. - Твой отец никуда не уйдёт, хватит. - Нет, мам, не хватит. Меня всё это заколебало. Что бы ты сделала, если бы я не умел драться и не был бы в состоянии защитить себя, прямо как в детстве? Ты бы не выгнала его из дома? - Кейске… - Услышь меня, наконец. Что было бы, если бы я не защищал тебя от него сейчас? Открой глаза. Зачем тебе он нужен? У тебя всегда был я. Я здесь, мам! - Кейске, тебе надо поспать, ты утомился. - Нет, мне пора идти. - Куда? - Как обычно. Пока, - я поцеловал её в лоб, взял со стола свой кофе, допил залпом и вышел на улицу. Надеваю эту противную куртку и еду на место, чуть несколько раз не попав в аварию из-за своей рассеянности. - Все готовы? Настал момент, когда мы начнём с вами править Сибуей! Выступаем! Баджи, не забывай, что я слежу за тобой, - Ханма противно посмеялся, а я притворно закатил глаза. Кадзутора был как всегда в своём репертуаре: зарядил Хансэну, и так и началась наша битва. Несмотря на то, что у “Вальгаллы” было на счету 300 человек, а у “Тосвы” - 150, я нисколько не сомневался в победе своих друзей. В первые минуты я стою в стороне, просто наблюдая за происходящим. Мне нужно было дождаться момента, когда Кисаки выйдет на сцену. Сердце колотилось от страха, когда я видел, как моих валят на землю одного за другим. Но тут вышел орущий Такемичи и начал, как муха, размахивать руками во все стороны. Свастоны воодушевились. Такемичи всё же крутой парень, чем-то похож даже на Шиничиро. Вот почему Майки выбрал его. Я начал искать глазами Майки и заметил, что Кадзутора заманил его наверх. Умно, там ему будет сложнее. Чёрт, а вот он уже валяется после удара железякой. А теперь его держат за руки, и Кадзутора дубасит его этой палкой. Мне тяжело на это смотреть, но я должен ждать появления Кисаки. Он вот-вот примчится на помощь Майки и, как настоящий герой, спасёт его от ужаснейшей “Вальгаллы”. Поэтому я и незаметно подобрался поближе, чтобы не пропустить его появление. А вот и наш принц! - Я ждал этого момента, Кисаки! - хлобысь, и он падает. Чёрт, а теперь меня, как котёнка, за шкирку хватают и швыряют куда-то вниз. Больно. Встаю и натыкаюсь на друга. - Чифую, эт чё такое? - скрепя сердце, ударяю и его тоже. Потом извинюсь как-нибудь. - Уаааа!!! - какая-то неведомая хрень по имени Такемичи хватает меня и не отпускает. Мне, блять, Кисаки нужен! Я не успел поднять руку, чтобы отбросить Такемичи, как вдруг мне в поясницу врезается нечто острое. Кто… Я почувствовал сильную боль и конкретно обосрался. Нож вроде как вошёл где-то на пару сантиметров и, кажется, ничего серьёзного от этого не будет, но, чёрт возьми, кто посмел!? Оборачиваюсь и замираю: Такемичи швыряет Кадзутору на землю. Кадзутора, ты… Как это понимать? Я думал, что ты мой друг. Я всегда считал тебя им. Тем более, я сейчас так-то на вашей стороне дерусь, так что же ты творишь тогда? Предательство от близкого человека сильно сейчас пошатнуло мой рассудок. Я не ожидал, что может случиться такое. - Ты спас меня, Такемичи, - я посмотрел на него через плечо, стараясь спрятать свои эмоции, которые переполняли меня. Он, как и Чифую, чувствовали, что я был с ними. Я всё это время не был одинок? Меня не вычеркнули? На душе разлилось тепло, но я не мог позволить себе забыть о своём плане. - Мне нужно уничтожить Кисаки! - Такемичи обернулся к Чифую, ожидая его подтверждения, а я на миг забылся. - Вы тоже на Кисаки? - Пожалуйста, давай сражаться вместе! - Не мешайте! - я втащил обоим, злясь на самого себя. Нет, я не мог принять чью-то помощь. Я всегда всё делал в одиночку. Я это начал и я это должен закончить. Я должен сам показать Майки, что из себя представляет Кисаки. И мне уже неважно, что со мной будет дальше. Чёрт, голова кружится. Всё-таки рана не так уж безобидна? А уже неважно, я всё равно не отступлю. Мой мозг отключился и дал волю моим чувствам. Я слишком устал от всего этого: от дома, от Кисаки, от Кадзуторы, от себя самого. Я должен хоть раз в жизни действительно кому-то помочь! Я уберегу Майки и Кадзутору от Кисаки, чего бы мне это ни стоило! Итак, третий отряд из 50 человек против меня одного. Восхитительно! Собираю волосы в хвост, беру палку и кидаюсь вперёд, прокладывая себе путь до Кисаки. Тот о чём-то болтает со своим бегемотом, не замечая, как я стремительно приближаюсь к ним. Резко вырубаю второго и наставляю на Кисаки своё оружие. Получилось! - Шах и мат, Кисаки! - я не успел придумать, что делать дальше, как внезапно почувствовал дикую слабость и что-то металлическое во рту. Кашель сдавливает горло, и я с ужасом понимаю, что это кровь. Приехали, блять. Так вот, на сколько меня хватило… Ноги уже не держат, и я падаю на колени. Всё тело дрожит, а руки стремительно холодеют. Дыхание сбивается от накатившей паники, и я просто ложусь на землю, чтобы чуток полегчало. Как же больно. Я плохо слышал, что там Кисаки пытался втереть Майки, но когда услышал имя Кадзуторы, то неожиданно приободрился. Нет-нет-нет, только не надо провоцировать Майки. Не надо их сталкивать. - Я думал, что если ты выйдешь на свободу, то я сразу же тебя убью. Но меня отговорил Баджи, - правильно, Майки, не поддавайся. Я действительно сказал тебя тогда эти слова, чтобы защитить вас обоих друг от друга. Вы мои самые близкие друзья, я не вынес бы ещё одного убийства. Приоткрываю один глаз и вижу, как уцелевшая часть “Вальгаллы” обсирается от удара Майки по Ханме и убегает. Это хорошо. Чёрт, голова вообще не соображает, что мне делать. Я должен встать между ними двумя и что-то сказать, но сил нет. Я умираю? Я не хочу перед смертью видеть, как два близких человека убивают друг друга. - Да где там скорая? - Чифую садится рядом со мной, а я улыбаюсь закрытыми глазами. Я не знаю, чего я хочу. Слышу удары Майки и хлюпанье Кадзуторы, и сердце сжимается, приносят ещё больше физической боли от потери крови. Остановитесь, ради меня. Я хочу кричать, но не могу. - Всё-таки Баджи - предатель. - И даже ты меня бросил, Баджи, - я не бросал вас! Я наоборот всегда пытался спасти вас! Да и не только вас. Что мне делать? - Майки… - всё, что я смог сейчас из себя выдавить, лишь бы обратить на себя внимание. Но меня никто не слышит. Делаю максимально глубокий вдох и из последних сил пытаюсь закричать. - Майки!!! - я хочу так много всего сказать им, но это может быть опасно. А ебёт ли меня сейчас это на самом деле? Дальше мысли закрутились нездоровым вихрем, и я не мог их контролировать. Я не хочу, чтобы моим убийцей стал Кадзутора. Я не хочу, чтобы он снова чувствовал вину. Я не хочу, чтобы Майки злился на него. Это я их связываю, это я должен остановить цепочку. Может, всем станет легче, если меня не будет рядом? Может, они поймут, что они должны вновь стать друзьями именно после моей смерти? Может, мама поймёт, как она была неправа, оставаясь рядом с отцом, когда я погибну? Я понимаю, что эти мысли нездоровы и толкают меня на необдуманный шаг, но я больше не могу бороться. Я не вижу больше выхода. Нигде. Я хочу освободить себя от всего, что нёс на своих плечах эти годы. Я внезапно понял, что на самом деле устал жить. Мне захотелось выжать из себя максимум, поэтому я кое-как поднялся на ноги. - Я не умру от такой раны. Не беспокойся, Кадзутора, - я в последний раз обвожу взглядом всех, дрожащей рукой раскрываю нож и с обезумевшей улыбкой не глядя втыкаю его в себя со всей силы. Падаю на руки Чифую и пытаюсь держать глаза открытыми. В ушах то ли звенит, то ли это едет скорая. Мне всё равно. Я сделал то, о чём думал в последнее время, но боялся себе в этом признаться. Да, это едет скорая. Но не надо меня спасать, я всё решил. - Дракен, Мицуя, Пачин, Кадзутора, Майки, Чифую. Они моё сокровище. Я хотел сделать всё в одиночку. Я умру сам, - это были последние слова, которые я смог произнести перед тем, как провалился в сон.