Осталось немного

Я стою на крыше школы и вижу, как внизу на площадке дерутся Майки и Кадзутора. Я кричу им остановиться, но мой крик будто растворяется в воздухе и превращается в пыль. Хочу выбежать по лестнице на улицу, чтобы разнять их, но, обернувшись, вижу у двери Шиничиро, с укором смотрящего на меня. Затем он начал медленно приближаться ко мне, оттесняя к краю крыши. - Хочешь к ним? - Да. - Думаешь, ты поможешь им? - Не знаю. - Ты ошибаешься. Ты никому этим не поможешь. - Нет! - Ты расстроил меня, Кейске. - Почему? - Ты не должен был встретиться со мной так рано. - Я что умер? - Тебе сейчас легче? - Не знаю. - Уходи. - Не гони меня! - Кейске, пойдём? - тут я слышу знакомый голос и, повернув голову, вижу Веру, с улыбкой смотрящую на меня. А она что тут делает? Она же пропала совсем недавно. - Где ты была всё это время? - Ждала, когда ты к нам придёшь, - она подходит ко мне ближе и берёт меня за руку, ведя к самому краю. Она хочет, чтобы мы вместе прыгнули? - Не бойся, я рядом, - я застыл, глядя на неё, а она улыбнулась и сделала шаг. Я не стал отпускать её руку и полетел следом до самого асфальта. Какие интересные камушки, даже башкой их словно прочувствовал. - Зачем кладут асфальт вместе с камнями? - я открываю глаза и морщусь от какой-то лампы. Фу, уберите. - Кейске? Боже, мальчик мой, живой! - какая-то женщина подлетает ко мне, садится на пол, берёт меня за руку и начинает рыдать. А почему она плачет? - Признавайтесь, это вы камни положили? Я пишу на вас в прокуратуру, где ручка? - Нет, не я. Кейске, ты отходишь от наркоза и несёшь чушь, я пойду позову врача. - Стойте! Вы из прокуратуры? - Кейске, я твоя мама. - Моя мама работает в прокуратуре? - Нет, не там, - она поднимает на меня глаза, наполненные слезами. Я уже где-то видел эти слёзы. Я помню их! Голова идёт кругом, и я вижу какие-то странные картинки. Внезапно вспоминаю её имя. - Рёко… - Угу. - Так, очнулся, значит. Баджи-сан, время посещений закончено, мне пора менять капельницу. Приходите завтра утром, - поворачиваю голову в сторону двери и вижу врача. Мама уходит, обещая завтра прийти ещё раз. Доктор берёт стул и ставит у моей кровати. - Ты пролежал без сознания 4 дня. Расскажи, что последнее ты помнишь. - Я лежу на коленях у друга. - А почему? - Потому что у меня была рана от ножа и я не мог стоять. - Тебя кто-то пырнул? - Нет. - А как тогда нож оказался у тебя в теле? - Я сам. - Сам? - Да. - Это точно? - Да, я решил убить себя. - Ясно. К тебе дня через 3-4 зайдёт другой врач, отдыхай, - доктор кивнул мне и вышел. Интересно, что всё это значило. Я лёг обратно на кровать и мигом провалился в сон. Все эти дни мне было ужасно скучно. Ахуенно отметил день рождения! Мама почему-то до сих пор не пришла ко мне, и мне было обидно. К тому же, она по-любому сказала ребятам, что я очнулся, так где же они? И самое интересное: где всё-таки Вера? После сна я часто думал о ней. Почему она ничего не рассказала мне перед тем, как исчезнуть? Может, они с мамой вернулись в Россию? Стало так одиноко. Я вроде как выжил и должен был обрадоваться, но почему-то не чувствую уже ничего. Словно мне вообще пофигу. Меня пугал тот факт, что я сделал это с собой, и я не знал, как это объяснить самому себе. Это было какое-то внезапное желание, которое я не смог подавить. А может вовсе не внезапное? Стаскиваю с себя одеяло, чтобы в очередной раз поглядеть на послеоперационные швы. Вот я, конечно, болван: тыкнул в место над тазовой костью, почти что сбоку. Стоп, почему я сейчас расстроился от того, что не попал в более важное место? На четвёртый день я всё же решил докопаться до медсестёр, почему ко мне никто не приходил, но в ответ услышал лишь: “К тебе никому заходить нельзя, потом поймёшь, почему”. Ну и как это понимать? Почему нельзя? Я ж ничего особо не сделал, чтобы ко мне не пускали людей. Спустя пару часов ко мне вошёл, кажется, тот самый врач. - Здравствуй, я Миура Харуто, меня прислал твой лечащий врач. Как себя чувствуешь? - Уже лучше, спасибо. - Итак, мне передали, что ты получил ножевое ранение во время драки. Ты сказал, что сам ударил себя ножом. Это правда? - Да, - и к чему он ведёт? - По какой причине ты это сделал? - Ну…я хотел, чтобы мои друзья не поубивали друг друга из-за меня. - Как ты думаешь, это был единственный способ? - Нет, но в тот момент я решил, что так было нужно. - Расскажи немного о своей семье. - Ну у меня и мама, и отец. - Какие у них между собой отношения? - так вот оно что…это психолог что ли? - Он часто пьёт и бьёт её. - А тебя он трогает? - Пока я не умел драться - трогал. Но я умею драться, поэтому он не может. - Ты часто испытываешь чувство страха из-за этого? - Да. - Как ты думаешь, мог ли тот твой поступок быть связан с твоей семьёй? - Наверное…не знаю, я запутался. - Какое чувство ты испытывал, когда сделал это? - Усталость, возможно. Я почти не спал в последнее время. - Понял, спасибо. Твоя мама сейчас в коридоре, я её позову сюда, и мы поговорим, - чёрт, что вообще здесь происходит? - Кейске… - Мам, что случилось? - Итак, я вынужден сказать, что вашему сыну, Баджи-сан, необходима принудительная госпитализация в психиатрическую больницу. У него была попытка суицида, и, вдобавок, у вас в семье много что могло на это повлиять. Он сейчас опасен для самого себя, поэтому я настоятельно рекомендую вам подписать заявление и привезти к завтрашнему дню все необходимые для него вещи. Надеюсь на ваше благоразумие, - врач вышел, а мы с мамой так и продолжили сидеть молча ещё минуты две. Это шутка, да? Это прикол на день рождения? Смотрю на маму, надеясь, что она подтвердит, что это всё несерьёзно, подарит мне торт, и мы вернёмся домой пить чай. - Мам… - Кейске, это всё моя вина. Господи. Я приду завтра, и мы поедем вместе туда. Мне нужно идти, я не могу, прости, - она выбежала в слезах, а я просто замер. Она подпишет заявление? Меня упекут в психушку? Чего блять!? Я же нормальный! Да это просто был импульс и ничего более! Я ведь всегда делал всякую херню, не подумав, и что теперь? Мной овладела настоящая паника: сердце бешено забилось, дыхание участилось, как после бега, на лбу выступил холодный пот. Я не хочу туда! Что скажут ребята? Я так жалок. Я даже в суициде проебался! Господи, о чём я ваще думаю? А как же мама будет без меня? Он же её убьёт! А когда меня выпустят? Меня же напичкают таблетками там! Твою ж мать, что я натворил? У меня как будто поднялась температура. Тело ослабло, я просто лежал, словно выброшенная на берег рыба и смотрел в потолок. Я не хочу в это верить. Я не верю в то, что со мной что-то не так. Я хочу к друзьям, чтобы меня приняли обратно в “Тосву” и всё было по-прежнему. Что теперь со мной будет? Они, наверное, отвернутся от меня, узнав о том, куда меня заберут. Я остался один… На следующий день я осознал, что в моей жизни начинается какой-то пиздец. Вот мы едем с мамой в машине бригады скорой помощи и останавливаемся у входа. На проходной мама заполняет ещё какие-то бумажки, а я стою и молча ахуеваю. Видимо, больница была крупной, раз во дворе столько зданий. Пытаюсь, как в фильмах, осмотреться и проверить забор, но он, к сожалению, реально был с проволокой. Мы идём в один из корпусов, где было приёмное первое отделение. Куча подростков примерно моего возраста сидели на лавочках у кабинетов и ждали своей участи. Кто-то ссорился с родителями, кто-то рыдал, кто-то вообще будто был не здесь, а в другом измерении. Я лишь закрыл глаза, чтобы хотя бы не видеть всего этого. Время тянулось бесконечно долго. Хотелось втащить всем истеричкам, но я прекрасно понимал их состояние. Далее мы встретились с одним из психиатров, который расспрашивал нас с мамой о моём состоянии. Мама, видимо, решила себя закопать, а меня следом, ибо рассказывала она абсолютно всё. Даже то, чего я вообще не помнил. Она хочет от меня избавиться или что? Чем больше она рассказывает ему обо всём, тем больше врач будет уверен в моей неадекватности! Далее нам с ней неожиданно скоро пришлось попрощаться, ибо меня направляли на анализы и осмотр, чтобы положить в бокс. Мама почти ничего не сказала перед уходом, лишь обняла меня и попросила прощения за всё. Медсестра дала мне мой больничный лист и повела в какой-то кабинет, где меня заставили полностью раздеться, чтобы проверить, нет ли следов самоповреждений. Спросили только про рану, ибо это было единственным проявлением моей…ненормальности? Мне дали белую рубашку и забрали все вещи. Повытаскивали из маминого пакета почти половину и всучили остальное мне. Еду, блин, забрали! Дальше мне предстояло несколько дней провести в одиночном боксе. Там не было буквально ничего, кроме кровати. Тупо лежишь весь день и смотришь в потолок, изредка пытаясь кушать. Еда вообще несъедобная была, причём все дни одна и та же. А чтоб в туалет сходить, надо было стучать в дверь, хоть днём, хоть ночью… Ко мне вообще ни один врач не заходил, никаких таблеток я не принимал. Я даже обрадовался и позволил себе помечтать о том, что врачи всё-таки передумают меня тут держать, поэтому вот-вот зайдут и выпустят. Но выпустить меня всё же решили не на свободу, а из-за перевода в другое отделения. Как я позже узнал, меня могли отправить либо в 4 отделение, где были самые тяжёлые случаи, либо в 14. И мне очень повезло тем, что я попал именно в 14. Медсестра сказала мне, что здесь не было шизофреников и агрессивных, были только с самоповреждениями, суицидальными мыслями, а иногда и попытками (как у меня). Меня снова определили в бокс, где было уже пять человек. Как только закрылась дверь и все 4 головы были повёрнуты ко мне лицом, я смутился. Я ни разу не был в лагерях или походах, поэтому не знал, каково жить с незнакомыми людьми в одном помещении. - Здаров, какой диагноз? - Не знаю, мне ещё не сказали. - Попытка или режешься? - Попытка. - Хехе, мы тут все такие, добро пожаловать. Я Рэй, суицид, затяжная депрессия, - этот парень подошёл пожать руку, затем так же поступили ещё двое, а остальные спали и не слышали ничего. - Кейске, - что ж, начало вполне хорошее. Я поначалу думал, что будет так же, как в тюрьмах: в палате будет самый главный, его хвостики и какой-нибудь мальчик для битья. Я сел на свою кровать, откинулся на стену, закрыл глаза и глубоко вздохнул. - Не ссы, тут с попыткой держат как минимум 2 недели, а дальше, если будешь хорошо отвечать на комиссии, то выпустят. - На какой комиссии? - Это когда врачи принимают решение выписывать тебя или нет. Задают вопросы по типу: хочешь ли ты умереть, чувствуешь ли ты улучшения, что будешь делать, когда выйдешь на свободу. Я тут в третий раз уже, кстати. - Третья попытка? - Ага. Не знаю, которая станет последней… - А у меня ваще РПП, походу потом в пятое переведут. - У меня суицидальные мысли. - Ребят, я ваще не понимаю, как я сюда попал, - я открыл глаза и вымученно посмотрел в потолок. - Хах, все так говорят. Раз попытка была, значит всё же немножко понимаешь. - Даже если до этого желания не было и оно возникло внезапно? - Разумеется. Оно же не возникает без предыстории. Вот как у тебя с родителями? - Отец уебан, руки распускает. Я всегда пытаюсь защитить маму от него, но он иногда приходит домой внезапно, когда меня нет. А теперь я здесь и не знаю, что с ней будет. - А драться умеешь? - Да. - Круто тогда, береги маму. У меня в семье тоже пиздец, только и мать, и отец меня ненавидят. - Меня тоже, постоянно пилят и унижают. - А у меня семья нормальная, да только в школе я изгой, поэтому насчёт внешности загоняться начал сильно и сюда попал. До самого вечера мы тупо разговаривали обо всём и ни о чём. Ребята были действительно хорошие. Я бы взял их в свой отряд, если б они умели драться. Но лучше я буду помалкивать о своём статусе, а то до врачей дойдёт и кабзда мне, а не комиссия. На ужин снова была какая-то хрень, но я уже смирился, ибо голодать не хотелось. Интересно, как тут выживают ребята с РПП, если есть нереально просто… Меня начали пичкать разными таблетками, названия которых я не запомнил, ну и ладно. Я решил прогуляться и осмотреться. По левую сторону были палаты для мальчиков, а по правую - для девочек. Пацаны предупредили меня о том, что к ним лучше не лезть, ибо некоторые боялись парней из-за насилия и т.п. Вот и какой-то зал с мягкими креслами-грушами, а прямо напротив класс, где, видимо, проходят какие-то занятия вместо школы. Я заметил девушку, которая сидела на подоконнике и смотрела в окно. Увидел лишь её затылок и офигел от того, насколько её волосы напоминали мне Веру. Таблетки что ль действовать начали и я уже вижу, что в голову придёт? Тут девушка, услышав мои шаги, повернула голову, и я еле подавил желание заорать во всё горло. - Ты что тут делаешь!? - А ты?! - Господи, Вера, ты так внезапно пропала, я даже не думал, что ты здесь. - Я больше удивлена тому, что ТЫ здесь, Кейске. - Что случилось? - Попытка суицида. - Что… Из-за этой твари, да? - Ага. А ты тут как? - Тоже из-за этого. - Стоп, что!? - Ну во время драки пырнул себя ножом сам. Я бы не назвал это суицидом, я не ведал, что делал. - Ну а я, как бы это сказать…давно думала об этом. - Почему ты не рассказывала ничего? - А ты? - вот мы и зашли в тупик. Мы ведь действительно друг о друге ничего не знали! Господи, она думала об этом давно. Вера, как же так? За что он так с тобой? Так хотелось сейчас крепко-крепко обнять её и выпытать всё. Но вряд ли она оценит мой порыв после всего, что с ней случилось из-за того придурка. Ох и врежу я ему хорошенько, когда выберусь отсюда! - Пожалуйста, расскажи мне. - Давай завтра поговорим, а то меня весь день из-за таблеток так в сон клонит, вообще ничего не соображаю. Слышишь? Походу кефир принесли, пошли, - Вера медленно слезла с подоконника и пошла в сторону коридора. Я последовал за ней, и мы уже стояли в коридоре с кружками, на удивление, вкусного кефира. Да, она выглядела очень сонной, будто вот-вот упадёт. Мне кажется, или она похудела? И глаза стали совсем другие. Надеюсь, мы завтра действительно сможем спокойно поговорить. С этими мыслями я сегодня засыпал. *** Я просыпаюсь в больничной палате и не понимаю, почему я вообще проснулась. Дома ведь был только отчим, это он что ли спас меня и привёз сюда? Зачем? Разве не проще было просто не заходить в ванную и дождаться, когда потеря крови станет фатальной? Или он за свой имидж переживает? Ибо если в его доме падчерица покончила с собой, то к нему появятся вопросики. Хотя стоп, они и так появятся. Чёрт, я жалею о том, что он был дома. Что у меня была малюсенькая вероятность выжить. Что я не додумалась сделать порез поглубже. - Вера! - я открываю глаза шире и поворачиваю голову на звук. - Мам? - Зачем ты это сделала? - мне кажется, или она волновалась из-за меня? - Ты не догадываешься? - Если бы не Хиро, тебя спасти бы не удалось. Ты должна быть ему благодарна за то, что осталась жива, - хах, мне всё же показалось. Снова эти её “должна”. - Мне, кстати, врач сказал, что тебе нужна госпитализация в психиатрическую больницу. - Хорошо. - Я дала своё согласие. - Хорошо. - Чего хорошего-то? - Возможность быть подальше от дома. Не могу сказать, что мне было всё равно на то, что я вот-вот попаду в психушку, но я действительно хотела, чтобы хоть что-то в моей жизни изменилось. Возможно, там меня напичкают таблетками, и я перестану обо всём думать? А вдруг мама изменится и станет замечать меня? Может, сейчас она просто зла на меня, а через какое-то время поймёт, что я её дочь и мне нужна она? Я очень хочу получать хоть какое-то тепло. Интересно, как там мои друзья? Ищут ли они меня или забыли обо мне? Хотя прошло всего-лишь 3 дня, как я лежу здесь, возможно, они ещё не пытались связаться со мной. Жаль, что я никак не смогу передать им информацию о том, что пропаду ещё на какой-то срок. Вряд ли мама послушает меня и даст им знать, ей же пофигу. Меня определили в палату к очень странным девочкам. Они даже при встрече не ответили на моё приветствие и продолжили разговаривать друг с другом. Ладно, я и не планировала искать в психушке друзей, я просто хочу целыми днями лежать или спать. Мне поставили предварительно тревожно-депрессивное расстройство и предупредили о том, что переведут потом в третье отделение, ибо выявили, что суицидальные мысли у меня были уже долгое время. Однако сейчас я находилась в 14-ом, где условия были менее строгие. Когда мне впервые дали телефон в руки и попросили звонить только родителям, я, не задумываясь, набрала номер бабушки. Плевать, если международные звонки будут обходиться им дороже, я хочу услышать хоть разок её голос. Я поняла, что мне лучше не лгать о том, что произошло и где я находилась, поэтому выложила ей всю свою историю со времён переезда. Бабушка пообещала поговорить с мамой и попытаться достучаться до неё, но что-то мне подсказывало, что это было бесполезно. Мне просто полегчало от одного только её желания помочь мне. Я почувствовала, что у меня был родной человек, которому не всё равно на меня и на мою боль. Мы разговаривали с ней каждый день по полчаса, и я даже однажды рассказала ей про Кейске и Эмму - моих самых близких друзей за всю жизнь. И да, она сразу распознала то, что я влюбилась. Неужели это было настолько очевидно? В последний раз, когда мы с ним виделись, я испытывала невыносимое желание просто дотронуться до него. Просто стояла и уговаривала себя этого не делать. Каждый день засыпаю с мыслями о нём и ничего не могу с собой поделать. Я скучаю, очень. И каково было моё удивление, когда я услышала за спиной его голос. Сначала мне показалось, что начались галлюны, как какая-нибудь побочка, но нет, он был настоящим. Он стоял передо мной…в психушке. Я не ожидала, что увижу его здесь, и я чуть не заплакала, когда он сказал, что тоже пытался покончить с собой. Я хотела узнать обо всём, но нейролептик победил, поэтому нам пришлось расстаться на ночь. Утром я вскочила неожиданно рано. Хотя нет, ожидаемо, я ведь ждала встречи. Нас не выпускали из палаты до завтрака, поэтому мне пришлось просто сидеть и смотреть в окно, представляя, как я снова увижу его и смогу поговорить с ним. Сижу и улыбаюсь своим мыслям вплоть до звука открывающейся двери. - Девочки, завтрак! Я стараюсь не показывать своё возбуждение и просто иду за своими соседками на выход. Мы все обычно ели в общей столовой, иногда нам приносили еду в палату, когда в столовой обедал персонал. Естественно, сидеть за одним столом могли как мальчики, так и девочки, однако из-за того, что я не вышла из палаты первой, я не успела понять, за каким столом мог сидеть Кейске, чтобы подсесть к нему. Я заметила его лишь когда села сама: он был буквально в десяти метрах и сидел лицом ко мне. Когда наши взгляды встретились, он кивнул мне и улыбнулся, из-за чего его соседи по столу обернулись на меня, а я мигом успела опустить глаза, делая вид, что начала есть. - Вера, что с тобой? - А что со мной? - Ты вся красная. - А, просто душно сегодня спать было. Единственной девушкой, с которой я могла разговаривать, была Аканэ. Она жила в соседней палате и иногда приглашала меня к ним, чтобы поделиться вкусняшками, которые привозили ей родители. У неё было РПП и отношения в семье были хорошие, просто она не рассказывала им о своей проблеме. Я, честно, завидовала всем, кто попал сюда не из-за родителей. У них хотя бы было в голове такое понятие, как “дом”. У меня его нет. Мне кажется, что мой “дом” - это только музыкалка. Интересно, а есть ли он у Кейске? После завтрака нас всех заставили пить таблетки, поэтому всё, что мы с Кейске могли делать, - это изредка ловить взгляды друг друга в коридоре, пока ждали своей очереди. Чёрт, моя глупая улыбка никак не могла сойти с лица. Кажется, он тоже не планировал убирать свою. Может, он был рад скорее не мне, а тому, что просто встретил знакомого человека? Хотелось, конечно, думать, что это было не так, но моя самооценка всё же не позволяла мне этого. Далее нас отпустили по своим палатам, но Кейске мотнул головой в сторону окна в конце коридора, так что я пошла следом за ним. Пальцы начали подрагивать в предвкушении нашего будущего разговора. - Ну и пиздец же тут творится. Почему один унитаз на всё отделение? Почему еда такое говно? Ты сама как? - Пойдёт, диагноз уже поставили, так что скоро переведут в трёшку. - Зачем? - Хз, сказали, что там тяжёлые случаи обычно. - Скажи, а как давно у тебя начались ну…проблемы? - Да как приехала сюда. - Что у вас с отчимом? - Он…убивает меня, ахах, - я грустно усмехнулась и запрыгнула на подоконник, а Кейске встал прямо передо мной, скрестив руки и выжидающе посмотрев мне в глаза. - Ну, он придирался ко мне долгое время, а потом начал бить, иногда избивать. - А мать? - А ей похуй. - Даже после попытки? - Даже после попытки, - я опустила голову, а он тяжело вздохнул. - А мысли когда возникли? - Сначала я причиняла себе боль, а конкретные мысли появились где-то месяца 4 назад. - повисло неловкое молчание, поэтому я снова подняла голову и наткнулась на его внимательный взгляд. - А ты как? - Мой отец алкоголик и бьёт мать. Иногда я успеваю защитить её, иногда он возвращается, когда меня нет дома. - И когда у тебя начались мысли? - Хм…я даже не уверен, что они у меня вообще были. Просто во время драки на меня словно навалилось всё, и я решил, что так будет лучше. - Всё - это что? - Мой друг в детстве случайно убил брата Майки, а я тогда был рядом. Майки хотел убить Кадзутору во время драки, но я хотел защитить их обоих. Короче, тут всё слишком сложно. Поскорей бы выйти отсюда. - А как ты думаешь, твоя мама после того, как ты это сделал, захочет что-то изменить? - Я верю в неё. Надеюсь, это было последним аргументом в пользу их развода. Я хочу, чтобы она больше не страдала. - А я хочу, чтобы ты тоже больше не страдал, - у меня это само внезапно вырвалось, и я была готова провалиться сквозь землю, когда заметила на лице Кейске улыбку. Что же он подумал? - Я тоже хочу, чтобы ты не страдала, Вера. Я, кстати, заезжал к тебе и увидел его. Мерзкий тип, думал втащить, но как-то удержался. - Да, понимаю. Извини, я даже толком не додумалась ну…попрощаться с вами всеми перед тем, как покончить с собой. - Не извиняйся. Ты жива, и это главное, - он неожиданно встал ещё ближе и накрыл мою руку, лежавшую на колене, своей. Мне перестало хватать воздуха в этот момент, особенно когда он посмотрел на меня так тепло, что стало аж плохо. - Баджи, Орлова, вы что там делаете? А ну марш по палатам!