***
Роксане девять, и короткие зимние дни она проводит на спине могучего Караксеса, что разрезает пепельно-серое небо своими крыльями. Красными. Как листья чардрева. Как цветущие на юге дикие розы и алые закаты. Как дымящаяся на морозе кровь и пылающее зарево губительного пожара. Она скована ремнями. И страхом. Страх липкий, скользкий, обволакивающий тело. Он обжигает лёгкие, смешиваясь с дымчатым воздухом, пронзает горло подобно нещадной стреле и заставляет её сильно-сильно зажмурить глаза. И дракон под ней чувствует её слабость, никчёмность и трусость. Как и мужчина, держащий её за плечи. — Волчонок так хотел взлететь, а теперь боится? — глумливо интересуется Деймон, одним хлёстким, как удар кнута, словом заставляя Караксеса подняться выше. А Роксана, вдыхая ароматы серы, копоти и гниения, крепче хватается за крепления. Стучит зубами — скорее от страха, ведь чешуя дракона накаляется, обжигая мифическим жаром нежную кожу ладоней, а пасть его широко открывается — и обречённо бормочет: — Он же не слушается! Даже ваши приказы не всегда исполняет, а мои уж… Но Деймон прерывает её — звонкий хохот уносит порыв нещадного ветра. — Дракон — не раб, Роксана. И Караксес выдыхает пламя, что мерцает пунцовыми и амарантовыми искрами, раскаляя добела воздух и обжигая окрашенные румянцем щёки девочки, которой слова Порочного Принца открывают истину.***
Роксане двенадцать, когда она со слезами бессильной обиды и злобы вновь заявляет: — Я выйду замуж за принца Деймона! Сие горделивое стремление смешит старших братьев и ввергает в ужас матушку, но лорд-отец её всё также непреклонен и сдержан. — Когда ты вырастешь, я найду тебе достойного супруга. Он будет храбрым, нежным и сильным, — благоразумно обещает он. — Но мне не нужен кто-то храбрый, нежный и сильный. Мне нужен он, — с презрением отвечает Роксана. Но едва отец напоминает дочери о том, что она слишком юна для брака и что младший брат короля женат на леди Ройс, каменные стены сотрясаются, а шум и крики полнят внутренний двор. Трепет восхищения охватывает Роксану, когда она замечает алый проблеск в небе, когда, подобрав юбки парчового платья, стремглав бежит по коридорам и лестницам, не слушая увещеваний матушки и возгласов служанок. И она приветствует Деймона на певучем валирийском, зная, что на сей раз Порочный Принц не посмеет упрекнуть её в дурном произношении — только в дурных манерах.***
Роксане четырнадцать, и долгие зимние ночи, когда потусторонний свет полупрозрачной луны серебрит замковые башни, она проводит у кроватки новорожденного брата. Тусклый огонёк чадящей свечи зажигает яркие искры на дне чернильно-черных зрачков, что скрывают во тьме своей её скорбь и печаль. Роксана, закутавшись в теплый шерстяной плащ, читает младенцу, что лишил своим появлением на свет её и двух её старших братьев матери, а лорда Старка — жены, древние сказания Севера. Голос её хрупок и нежен — и Бран, удостоенный чести носить имя основателя волчьего дома, засыпает, должно быть, видя во снах прекрасных дев, храбрых воинов и поверженных монстров. Роксана и сама не замечает, когда песнь её гласа затихает в ночи, растворяясь в шумных напевах бушующего за окном ветра. И сказочные видения пленяют её, унося в царство немыслимых грёз. А снежная вьюга красит мир в белый и серый — цвета Старков. В полузабытье она слышит шумные шаги кормилицы и надрывные крики Брана, который не плачет только когда сестра берёт его на руки, но веки словно свинцом налились. Жар охватывает всё тело, туманная дымка обволакивает сознание, и тонкие сухие губы слегка подрагивают в мистической грустной полуулыбке. И Роксана, утопая во мраке, уже не слышит громогласного рёва могучего ящера, что гулким эхо полнит заснеженную равнину и закованный в ледяные доспехи замок. Не слышит шумного выдоха, что ласкает фарфоровую кожу огненным теплом и не слышит восхищённого «Ты так повзрослела, маленькая леди». Но когда она просыпается, — на пуховых перинах в своих покоях — сквозь мутноватую пелену ночного забвения видит его. Деймона Таргариена. Мужчину-дракона, на устах которого расцветает хищная ухмылка.***
Роксане пятнадцать, когда она впервые говорит с Деймоном о браке. Она, возможно без особой искренности, но как того требуют приличия, приносит свои соболезнования: жена принца скончалась несколько лун назад, упав с лошади во время охоты в горах. — Достопочтенная леди Рунного Камня была столь прекрасна и великодушна, что я уверовал в то, что в Долине овец сношают, — небрежно бросает в ответ сребровласый Таргариен, становясь позади неё. Рука его скользит по тонкому девичьему стану — Деймон притягивает Роксану ближе, вдыхая терпкий аромат спутанных волос цвета меди и пожухлых осенних листьев. — Ты неправильно держишь лук… — бормочет он, сдавливая хрупкие пальчики своей широкой ладонью. — Вот так. Не отводи взгляда от добычи. И не бойся выпустить стрелу. Ты не можешь прожить свою жизнь в страхе, Роксана, иначе не познаешь ее лучшие стороны и не отведаешь истинного наслаждения… Волнительный трепет охватывает её тело подобно бушующему пламени пожара, и внизу живота благоухающими алыми бутонами расцветает желание, что было доселе неведомо ей. Она тихо вздыхает, дрожащими пальцами натягивая тетиву лука. Деймон удовлетворённо хмыкает, приказывая ей выпустить стрелу. И в следующий миг олень падает замертво, марая белизну свежевыпавшего снега рубиновым багрянцем крови. А сердце Роксаны бьётся невольной птицей в железной клетке — она впервые лишила права на жизнь другое существо. И орудие убийства падает наземь, когда Порочный Принц склоняется, упирается подбородком в острое плечико и тихо шепчет, опаляя мочку уха слетающим с его уст бесстыдным соблазнительным откровением: — Я мог бы научить тебя не только этому, Роксана… Но, пожалуй, ещё не время…***
Роксане шестнадцать, когда она впервые встречает Эймонда. Бледнолицый одноглазый юноша, — скорее ребёнок, нежели мужчина — гордо возвышается на своём бронзовом, с тёмно-зелёными бликами на чешуе драконе. Наследник Железного Трона взирает на чёрно-белый край снегов и буранов с известной долей пытливого любопытства и надменной властности, что, видимо, свойственна всем Таргариенам. И Деймона потешает увлечённость племянника ею. Увлечённость, которая кроется во взорах и жгучей ревности, что полнит душу наследного принца, ибо жаждущий взгляд Роксаны устремлен не на Эймонда, а на него. Ибо Роксана помнит его обещание. Деймон знает — когда мальчишка повзрослеет, вдохновенное упоение девушкой, что словно соткана из эфемерных грёз, превратится в одержимость и безумную бесконтрольную зависимость. И Порочного Принца это забавляет: из всех дев Семи Королевств маленький алчный дракон, ещё не ведающий о природе собственных чаяний и желаний, избрал героиней своей печальной любовной баллады своенравную северянку. Северянку, сердце которой отдано ему — тому, в ком сплелись, как сплетаются в танце драконы, греховность и возвышенность, свет и тьма, порок и благодетель. Огни в Винтерфелле гаснут; конюхи, слуги и маленькие лорды мирно засыпают. И сам хранитель Севера пленён чарами красочных видений, в коих он снова молод и полон сил, снова идёт в бой и снова срывает с уст красавицы-невесты сладкий поцелуй. В свете тусклой свечи — двое. Роксана и Деймон. Он, закинув ноги на стол, лениво возлегает в кресле, прожигая стоящую напротив Роксану испытующим взглядом. В ночной мгле сияют два пламенных аметиста — как далёкие звёзды на сапфировом небосводе. Деймон медленно делает глоток терпкого вина из золочёного кубка, иронично замечая: — Кажется, мой племянник был пленён твоей отрешённостью и холодной красотой. Взор его скользит ниже, жадно изучая чувственные изгибы юного тела. Деймон замечает, как рвано вздымается и опускается девичья грудь, как отчаянно Роксана сжимает подол лёгкой ночной сорочки, не стесняясь того, что она практически обнажена пред ним. Длинные волосы, что сияют златом и медью в амарантовом потустороннем сиянии одинокой свечи, струятся по крыльям лопаток, обрамляют её лицо, нежно щекочут нежную кожу шеи — словно трепетные мужские ласки, прелесть которых ещё неведома Роксане. Во взгляде её плещется подобно вулканическому огню чистейшая злоба, и презрительная улыбка кривит тонкие обескровленные уста, когда она шипит: — Убирайтесь из моих покоев. — Ну-ну, милая. Разве ты не помнишь слова брачных обетов? Одна плоть, одно сердце, одна душа. — Вы не верите в Семерых, — подходя ближе, убеждённо произносит Роксана. — Как и ты. Но клятва пред чуждыми нам богами мало меня заботит. Наш союз будет скреплён кровью, — снисходительно объясняет Деймон. — Кровью моих отца и братьев?! — Её голос срывается на крик. Отчаянный. Полный негодования. Разбивающийся осколками изничтоженных надежд. — Вы хотите узурпировать трон! Хотите сделать меня пешкой в игре престолов, которая будет покорно сидеть на вершине высокой башни и рожать вам наследников! — Ты подслушивала, маленькая негодница, — усмехается Деймон, изучая её в хитром прищуре. Убирает ноги со стола, выпрямляясь в кресле. — Но, позволь полюбопытствовать, как много ты поняла из этого разговора? Роксана отводит взор — Деймон и лорд Старк говорили на древнем и малопонятном языке Севера, что ныне используется лишь за Стеной да на Скагосе. И Роксана, неохотно признававшая свои слабости, — особенно пред Деймоном Таргариеном — прикусывает губу, не смея поднять на него пристыженного взгляда. — Я бы не стал рисковать, если бы игра не стоила свеч, — жёстко произносит мужчина, сжимая ловкими пальцами её хрупкое запястье. Притягивает Роксану ближе, усаживает к себе на колени, оглаживая тёплой ладонью её кремовую щёку. А северянка блаженно прикрывает глаза, утопая в запретной ласке. — Не нужно… — тихо просит она. — Не волнуйся. Я довольно терпелив и могу подождать до нашей первой брачной ночи, — бормочет Деймон, носом зарываясь в пахнущие травами длинные власы девушки. Невесомо целует её в висок, приподнимает пальцами точёный подбородок, начиная свою повесть с событий, произошедших незадолго до её рождения. Деймон рассказывает о войне с Триархией. О том, как он, семнадцатилетний юнец, сразил Кормильца Крабов, как преклонил колено пред братом Визерисом, как преподнёс ему в дар корону властелина Ступеней. И как несколько ночей спустя несчастная королева Эймма произвела на свет ещё одного мертворождённого ребёнка. Уродливого мальчика с отростками, похожими на крылья, и шестью пальцами на левой ноге. И как Деймон напился в борделе, в бреду назвав дитя «наследником на день». Брат изгнал его из Королевской Гавани, заставил жениться на леди Ройс, но не прошло и года, как Деймон вернулся. Занял место в Малом Совете как командир отряда Золотых Плащей, глумливо заявляя, что заставить его консумировать свой брак не смогут даже боги. Деймон был подле Визериса, когда королева вновь родила ребёнка, что прожил лишь одну седьмицу. Но вскоре принцу, коего недаром прозвали Порочным, наскучил двор, тщеславный свет опротивел ему, и он, оседлав кроваво-красного дракона, пустился в странствия, предаваясь всевозможным искушениям. Пентос, Браавос, Лисс, Тирош, Мирр, Харренхолл, Старомест… Тогда же он впервые посетил Винтерфелл, поцеловав руку уже немолодой, но румяной и прелестной леди Старк, на руках которой сидела смышлёная и забавная малышка. Пришло время, и громогласный рёв Караксеса возвестил о прибытии Порочного Принца в Королевскую Гавань — обитель порока и низменных удовольствий. Город, что под вуалью благодетели скрывал грязь и срам. Город, в коем Деймона не просто любили и почитали, — его боготворили. Торговцы шелками и пряностями, корсары, стражники, падшие женщины, прачки и оборванцы из Блошиного Конца — для них он был королём. А Эймма вновь ждала ребёнка. И рождённый в тёмную грозовую ночь сребровласый принц выжил, но измученная частыми родами королева, коей мейстеры прочили скорую кончину, угасала день ото дня, становясь тенью себя прежней, — и когда несколько лет спустя боги забрали её, вместе с ней в ритуальном драконьем пламени пеплом обратилась и душа Визериса. Деймон прерывает свой рассказ, шумно выдыхает, касаясь лба Роксаны своим лбом. А его смышлёная северянка, ёрзая на его коленях, тихо спрашивает: — Настоящий Эймонд Таргариен ведь не выжил, да? И король подменил ребёнка, зная, что любимая жена более не сможет подарить ему наследника? Что она не выдержит смерти ещё одного младенца? — Ребёнка подменил я, — грустно улыбается Деймон. — Этот мальчик — сын шлюхи, — презрительно добавляет он. — Ваш бастард, не так ли? Не вашего брата… — Визерис был окончательно разбит потерей сына. Подавлен из-за состояния Эйммы. Известие о кончине ещё одного ребёнка убило бы несчастную женщину. Визерис молил меня как можно скорее доставить во дворец одного из моих бастардов, ибо с появлением в его жизни Эйммы Аррен столь любимые нами в молодости развлечения потеряли для него всякую значимость, а мне брачные обеты нисколько не мешали посещать бордели на Шёлковой улице. И я не смог отказать любимому брату. — Что изменилось? Почему вы?.. — Роксана облизывает пересохшие губы, сжимая тонкими пальчиками плотную парчу его кафтана. Ненависть и презрение во взгляде тают как снег во весне, и Роксана прижимается к Деймону, обнимая его за плечи. — Визерис болен. Не исключено, что он вскоре умрёт. А я не склонен упиваться иллюзиями как мой брат. И я не позволю, чтобы великое наследие Дома Дракона, обратилось пеплом в руках бастарда, — хриплым голосом произносит Деймон, мягко поглаживая спину девушки. — Мальчишка не взойдёт на престол. Не станет королём после смерти моего венценосного брата. — Это жестоко… Вы хотите убить собственного сына, — гулко произносит Роксана, зарываясь носом в его грудь. — Вы подвергаете опасности моих отца, братьев и всех жителей Севера, на которых обрушится ярость Вхагар и её всадника, если… — она замолкает, ведь не в её силах произнести роковое «если вы умрёте». — Я бы не выиграл войну на Ступенях, если бы не рискнул. И я рискну снова, чтобы однажды короновать своего настоящего сына. Сына от любимой и желанной женщины. Нашего сына, Роксана…***
В день своих семнадцатых именин Роксана Старк стоит подле Деймона под сенью чардрева. Пылающие яркими рубиновыми каменьями огни освещают заснеженную поляну. Амарантовые, пунцовые и карминовые блики красят свежевыпавший снег, что в чистоте своей подобен свадебному облачению невесты, тихо шепчущей слова на певучем валирийском. Волнительный трепет предвкушения, затаённого страха и сладостной страстной чувственности властвует над гордой и величественной северянкой, взирающей на своего жениха призрачно-серыми глазами. Из раны на руке гранатовыми каплями стекает кровь, что дымится на лютом морозе. В бесцветных, как крошечные льдинки, радужках, утопающих в обсидиановой тьме зрачков, таится обожание, что подёргивается туманной пеленой ужасного предзнаменования. Роксана страшится его потерять. Страшится того дня, когда король Визерис предстанет пред богами, но жизнь без тепла Деймона кажется ей немыслимой. И она покорно произносит клятвы на древнем языке драконьих владык, утопая в лиловых сумерках потемневшего и алчущего взгляда Деймона. Промозглый северный ветер, хранящий в себе ароматы грозовых бурь, обжигает нежную кожу. Так же обжигают и властные, порывистые прикосновения мужчины, что срывает с её уст первый поцелуй. Жаркий и влажный. Скрепляющий данные ими клятвы пред взорами старых богов и богов Валирии. И Роксана не видит отчаянной злобы и зависти, что плещется во взгляде принца Эймонда, когда Деймон жадно целует её. Его эфемерная идеалистическая любовь к ней кажется Роксане всего лишь детской шалостью совсем ещё юного принца, и она не воспринимает слова новоиспечённого мужа об увлечённости Эймонда всерьёз. В Большом Чертоге, где к часу волка празднество приобретает небывалый размах, она и вовсе не глядит на наследного принца, — на бастарда-подменыша — ведь лорды уже кричат «в постель». Но Порочный Принц не позволяет проводить их на ложе для новобрачных. Не позволяет никому коснуться своей Роксаны, оберегая её столь же рьяно, как и дракон из сказки.***
— Прости мне мою оплошность. За весь день я так и не сказал тебе, как ты прекрасна. — Деймон опаляет своим дыханием обветренные тонкие губы Роксаны, большими пальцами оглаживая окрашенные маковым румянцем щёки своей жены. Глаза её сияют подобно кристаллическим водам Божьего Ока в полутьме опочивальни. Неловкими торопливыми движениями Роксана расстёгивает пуговицы его дублета, льнёт к нему ближе, призывно приоткрывая губы. А Деймон усмехается, сжимая северянку в своих объятиях. Помогает ей стянуть камлотовую рубаху, очерчивает языком ушную раковину, шепча непристойности, что смущают неопытную девицу. Он покрывает ласкающими поцелуями алебастровую кожу шеи, обходит её спины, прижимает к себе — как тогда, когда он учил её стрелять из лука. Ладонью слегка надавливает на гортань, вынуждая Роксану откинуть голову ему на плечо. — От тебя пахнет драконом, — самозабвенно бормочет она, зарываясь пальцами в платиновые волосы. — Мне нравится. Роксана приподнимается на носочках, трётся ягодицами о возбуждённую плоть, ощущая вожделенное желание Деймона даже сквозь плотную парчу своего свадебного наряда. Супруг лениво развязывает тесёмки корсета, прикусывает обнажившееся плечико, оставляя влажные мазки касаний на белоснежной коже. Его руки скользят по округлым бёдрам, задирают юбки многослойного платья и сминают мягкие ягодицы, вырывая из груди Роксаны первый тихий стон. Деймон разворачивает её к себе лицом, жадно впиваясь в столь желанные уста поцелуем. Настойчивым, страстным, но в то же время томительно-нежным. — Я вряд ли смогу доставить тебе удовольствие, ведь я не жрица любви, — стыдливо шепчет Роксана, обнимая его за плечи. А Деймон качает головой, улыбаясь как выигравший в битве на деревянных мечах мальчишка. И меж поцелуями искренне отвечает: — Ты моя жена. Моя желанная принцесса. Он поднимает её на руки, в следующее мгновение вжимая хрупкую податливую северянку, которую желает так, как не желал ни одну женщину в мире, в пуховые перины, застеленные мехами. Роксана заливисто смеётся, когда Деймон покрывает щекочущими поцелуями аккуратные груди, и томно вздыхает, когда он губами обхватывает нежно-розовую вершинку, втягивая её в рот. — Деймон, я хочу, чтобы ты пообещал мне, — прерывистым голосом просит она, и мужчина, целуя костяшки её пальцев, хищно улыбается, другой рукой стаскивая нижние юбки платья, тем самым обнажая её всю. — Разве я не дал тебе достаточно обещаний и клятв? — обхватывая её бёдра и разводя ноги шире, вопрошает Деймон. — Пообещай мне, что я никогда не увижу как ты выпускаешь свой клинок из рук, падая замертво. — Последнее слово тонет в сладостном стоне, что срывается с её истерзанных ласками уст, когда Деймон накрывает губами мягкие влажные складочки. Роксана чувствует как мокро — бесстыдно мокро — внизу, как твердый язык ласкает чувствительную плоть, слегка проникая внутрь. И как пальцы Деймона надавливают на жемчужный бугорок, а он что-то исступлённо бормочет ей в кожу. Ах да, её просьба. Должно быть, он обещает ей быть осмотрительнее, осторожнее или хотя бы немного сдержаннее, но всё, о чём она может думать в этот миг — это его жаркие, будоражащие касания и разливающееся по телу желание. Властвовавшие над ней страхи рассеиваются подобно предутреннему туману, когда Деймон, подводя её к грани экстатического наслаждения, вдруг резко отстраняется и, переворачивая их так, чтобы Роксана оказалась сверху, входит в неё одним грубым движением. Деймон скрепляет их союз кровью, лишая её невинности: двигается в ней плавно, тягуче, стараясь не причинять боли. А Роксана, пальчиками натягивая серебряные волосы у корней, принимает его всего. И пусть туманная пелена слёз заволакивает взор, на устах её расцветает, подобно розовому бутону, чарующая улыбка. Она томно шепчет «Деймон», когда он изливается в неё с гортанным стоном, и вскоре, убаюканная ласками, мирно засыпает в его крепких объятиях, не ведая, сколь хрупок их блаженный мир и сколь опасна затеянная мужем игра престолов, что неминуемо приведёт к пляске драконов.