Так сложно расцепить ладони. Да и эта погода не позволит. Молча будем оставаться теми, Кто безудержно, навеки болен Чужим теплом… (ТАйМСКВЕР — «Декабрь»)
Димка, закинув свою спортивную сумку за спину, вышел из раздевалки. — Ты в общагу? — раздалось у него за спиной. — Не забросишь мою сумку в комнату? Меня просто Аня ждёт… Димка обернулся. Позади был его сокурсник Ваня, с которым они жили в одной комнате и играли в одной команде. Они оба шли с тренировки, предвкушая выходные, которые ждали их впереди. — Нет, я не в общагу. Но могу попробовать забросить её в окно комнаты. Правда, за результат не ручаюсь, — усмехнулся Димка. — Если у тебя один раз получилось это провернуть с мячом, то не значит, что получится с любой другой вещью, — ответил Ваня, — К тому же, в тот раз ты попал Максимке прямо по башке. — Да, если Макс получит по башке твоей сумкой, то нам сковородкой жареной картошки не отделаться, — протянул Димка с усмешкой. — Да, как минимум, придётся ещё купить ему пива и всю неделю мыть посуду вместо него, — согласно кивнул Ваня. Решив, что в этот раз закидывать сумку в окно их комнаты не будут, они попрощались друг с другом и направились в разные стороны. Ваня пошёл к своей девушке, а Димка поспешно спустился в вестибюль. Народу здесь всегда было очень много. Поначалу Димку это удивляло, но теперь он привык. Даже во время пар по универу неустанно шляются целые толпы студентов. Димка вновь поймал себя на том, что в который раз проверяет задний карман джинсов. Почувствовав тёплый металл ключа, успокоился. Ощутив короткую вибрацию в кармане, Димка достал смартфон. «Не забудьте покормить рыбок!»— гласило сообщение, отправленное Ксюхой в мессенджере. «И не вздумайте трахаться на нашей кровати!!!» — прилетает следом. И, конечно, куча грозных смайликов. Димка не смог удержаться от смешка. Всё-таки Ксюха такая забавная! Неужели думает, что эти смайлики его напугают? Конечно, девчонка она хорошая, но и вредина порядочная. В голове ещё свежи воспоминания их последних школьных дней. Тогда они цапались гораздо чаще. Наверное, потому, что видеть друг друга приходилось каждый день. А это испытание не из лёгких. Димке вспомнилось то пасмурное утро перед уроками. Это был первый школьный день после их с Никитой откровенного разговора. Они с другом как раз подходили к школе, как откуда ни возьмись, появилась Ксюха. — Доброе утро, солнышко! Я скучала! Димка заскрежетал зубами от раздражения, когда девушка, подойдя к Никите, потянулась за поцелуем. К ЕГО, чёрт побери, Никите! За поцелуем! Рядом, как ни в чём не бывало, скромно стояла Тамара, кутаясь в куртку от утреннего ветра. Не в силах выносить этот концерт, Димка схватил Ксюху за ворот плаща и бесцеремонно оттащил её от Никиты. — Прекрати это делать! — прошипел он, не обращая внимания на возмущённый возглас девушки. — Ты офигел, Кильянов! А ну отпусти меня! — С сегодняшнего дня никаких поцелуев! — проговорил Димка, приблизив своё лицо к девушке. — Ты не будешь мне приказывать! — проговорила Ксюха, тоже приблизив к нему своё лицо. — Забавно! Я уже это сделал! — Назови хоть одну причину, почему я должна тебя слушать? — глаза Ксюхи сузились. — Я не пойму, меня одного, что ли, раздражает весь этот цирк? — воскликнул Димка и обернулся к Тамаре, в надежде получить от неё поддержку. Но та молчаливо стояла рядом и с интересом следила за возникшей перепалкой. — Никакого цирка! Я просто хочу пожелать своему парню доброго утра, — усмехнулась Ксюха. — Он не твой парень! И никогда им не был! — Димка уже начал выходить из себя. Ксюша перевела быстрый взгляд на Никиту: — Ты ему рассказал? Никита смущённо кивнул. Затем пробормотал: — Он бы и сам всё понял… — Ничего бы он не понял! — усмехнулась Ксюха. — Это ж Димка! У него все мозги давно отбиты футбольным мячом. — Ксюш, — укоризненно проговорил Никита, отводя её в сторону. — Ну что ты его защищаешь? Он вёл себя как мудак! — услышал Димка возмущённый Ксюшин возглас, обращённый к Никите. Тот ей что-то рьяно доказывал, но Димка уже не слышал их слов. Он вновь испытал уже знакомое чувство вины, которое разлилось кипятком в его груди. Ему действительно нечем гордиться. Но сейчас он готов сделать всё, лишь бы из глаз Никиты не пропадал этот искристый огонёк. Чтобы его губ всё так же касалась лёгкая улыбка. Чтобы его звонкий смех звучал всё чаще. Чтобы в его жестах оставалась та же искренность и открытость, что появилась после их откровенного разговора. Заметив, что является объектом наблюдения стоящей неподалёку Тамары, с досадой провёл рукой по лицу. — Да ладно, не злись на неё, — услышал он голос Тамары, — она просто защищает Никитку. Димка кинул раздражённый взгляд на девушку и пробормотал: — Я и сам с этим в силах справиться. — Ну, видимо, как раз здесь ваши мнения расходятся, — донеслось до него. Он кинул взгляд на Ксюшу и Никиту, о чём-то жарко спорящих поодаль, и обратился к Тамаре: — Как ты её терпишь? — Тут правильнее задать вопрос, как она терпит меня, — рассмеялась Тамара. — Но вообще, у неё действительно ангельское терпение. «Ага, блять, ангельское!» — промелькнула раздражённая мысль в голове Димы. Да она дьявол во плоти! Ведь ясно же, что специально издевалась над Димкой, когда лезла к Никите с поцелуями. — Так она уже подарила тебе стремянку? — тихо усмехнувшись, спросил Дима. Тамара, откинув розовую прядь со лба, удивлённо уставилась на Димку: — Стремянку? Зачем? — Чтобы чипсы в «Пятёрочке» с верхних полок доставать, — Димка не смог удержаться от усмешки. Уж теперь он припомнит Ксюхе все те случаи, когда она подтрунивала над Димкиным ростом. В итоге же сама выбрала себе подружку, которая едва достаёт ей до плеча. Дима непроизвольно улыбнулся, вспомнив эти давние события. Он спустился вниз и, пройдя мимо кофейного автомата, остановился у стенда. Вверху располагались фото лучших студентов. Димка по привычке отыскал глазами родное, до боли знакомое лицо. Сердце в который раз трепетно сжалось в нетерпении. Никита на этом фото был отстранённым и чужим, словно это не его Никита. И Дима испытывал ни с чем несравнимое чувство гордости. И вовсе не потому, что лучший друг в числе успешных студентов. А потому, что только он, Дима, знал настоящего Никиту. Он знал его потрясающую улыбку, тёмно-карие глаза, красиво очерченные скулы и чёрные волосы, которые он зачёсывает назад. Он знал Никитину родинку за ухом. Знал, как зажмуриваются глаза, когда Дима касается его губ. Знал, как он распахивает рот, пока Дима жарко целует его шею. Знал, как Никита стонет в его руках, льнёт к нему своим гибким телом. Никто из присутствующих не знал такого Никиту. Только он, Дима. Почувствовав в джинсах прямое доказательство того, как же сильно он соскучился по Никите, он отвёл взгляд от стенда. Воспоминания о моментах близости вновь взбудоражили воображение. Теперь, когда они поступили в университет и оба стали студентами, уже не могли проводить друг с другом так же много времени, как это было в школе. Они учились на разных факультетах и, соответственно, проживали в разных корпусах студенческого общежития. Никите досталась двухместная комната. Он делил её со своим сокурсником Колей. Тот не расставался со своим ноутбуком, даже когда шёл в сортир. А стёкла его очков всё время были заляпаны жирными отпечатками от пончиков. Похоже, кроме пончиков он ничем не питался. Димка сразу невзлюбил этого Колю. Какого чёрта?! Разве этот ушлёпок заслуживает того, чтобы жить в одной комнате с Никитой? Сколько бы Димка ни просил у коменданта разрешения переселиться из первого корпуса в четвёртый, тот был непреклонен. — Не положено! — повторял он, поглаживая свои пышные усы. Конечно, Димка ревновал. Что, если этот ушлёпок положит глаз на его Никиту? Одна мысль, что они будут засыпать в одной комнате, приводила его в бешенство. Наверное, именно поэтому в первые месяцы их проживания в общаге, пока не выпал снег, Димка почти каждую ночь пробирался в комнату к Никите. Окно их комнаты было очень удачно расположено неподалёку от навеса крыльца, по которому Димка ловко взбирался наверх. Конечно, Никита сердился, когда, слыша стук в окно, распахивал створку и видел там виноватое Димкино лицо. — Дим, если ты однажды попадёшься, тебя выгонят, — испуганно шептал он, пока помогал Димке забираться внутрь. — Меня никто не видел. Если этот твой соседушка не проболтается, то всё будет хорошо, — успокаивал его Дима, ловко спрыгивая с подоконника на пол. — Я просто сильно соскучился. — Мы же три часа назад виделись, — напоминал ему Никита, непроизвольно улыбаясь. — Ну и что? — Дима притискивал его к себе вплотную и вкрадчиво шептал, — этого достаточно, чтобы соскучиться по тебе. — Я тоже… скучаю, — тихо шептал Никита, обдавая его ухо тёплым мятным дыханием. — Но ты же понимаешь, что… — Да, — тихо отзывался Дима и прикасался к губам, погружая их обоих в жаркий поцелуй. Они отрывались друг от друга, тяжело дыша, когда слышали, что сосед под одеялом всхрапнул громче обычного. — Дим, тебе нужно идти, — с придыханием говорил Никита, отстраняясь. И Димка уходил с бешено колотящимся сердцем, щемящей болью в груди и натянутой от твердеющего члена ширинкой. Обычно, когда он возвращался к себе в комнату, то его соседи дрыхли сном младенца. Поэтому он успевал передёрнуть, зарывшись в одеяло с головой. Димкина ревность неоднократно была поводом для их споров. — Я видел, как он пялился на тебя, когда ты переодевал футболку, — раздражённо говорил Димка. — Дим, он даже не взглянул на меня! Он поднял взгляд от ноута только потому, что чайник закипел и настало время пончиков, — возражал Никита, а подходя ближе, тихо говорил, — его парни в этом смысле не интересуют. — Откуда ты знаешь? — недоверчиво спрашивал Димка. — У него в ноуте порно исключительно с девушками, — усмехаясь, объяснял Никита. Сейчас, конечно, Димкина ревность и раздражение к Никитиному соседу улеглись. Как ни странно, этим он в большей степени обязан визиту Ксюхи и Тамары. Этим двоим повезло. Они жили на съёмной квартире, принадлежащей родственникам Тамары, и были лишены «прелестей» общажной жизни. Однажды, терзаемые любопытством «как же мальчики там устроились», они заявились в общагу. Картина маслом: Коля, выронив из рук пончик и раскрыв рот, с ошалелым выражением лица наблюдал за невинным поцелуем девушек. — Как думаешь, надо сказать, что у него слюна изо рта капает или не стоит? — усмехнулся Димка, обращаясь к Никите. — Я ж тебе говорил, что он к парням равнодушен, — подтвердил друг, вскидывая бровь вверх. — Да, ты был прав. Не удивлюсь, если теперь он мечтает о сексе с ними втроём. Теперь, когда они стали студентами, время на то, чтобы побыть наедине, приходилось отвоёвывать с боем. Димкины каждодневные тренировки, Никитины дополнительные лекции — всё это тоже чертовски мешало им выкраивать так необходимое им время друг для друга. По вечерам они часто встречались в сквере на территории универа. Их излюбленным местом была скамейка, спрятанная в тени большой пушистой пихты. Там, скрытые от лишних глаз, они жадно целовались, забывая обо всём, пытаясь насытиться друг другом. Димка часто с особой ностальгией вспоминал те беззаботные дни, когда они учились в школе. Особенно в первое время проживания в общаге, когда адаптироваться к новым условиям ещё не успел. Дома всё было гораздо проще и легче. И одежда чистая тебе приготовлена, и вкусный ужин обеспечен, и не надо ломать голову над тем, чё же делать с дырявыми носками. Именно тогда он начал как-то по-особому относиться к каждодневной маминой работе по дому. Больше ценить её, наверное, стал. Конечно, сейчас, почти год проведя в общаге, Димка знал что делать с дырявыми носками. И даже знал, как загрузить свою грязную одежду в стиралку, что находилась в прачечных. А вот с готовкой сразу не заладилось. Он привёл в негодность сковороду Макса, когда пытался пожарить картошки. Да и новенькая кастрюля, которую приобрёл Ваня, тоже не скажет ему спасибо за появление на своём дне чёрных пятен. И всего-то Димка решил сварить пельменей и забыл, что поставил воду кипятиться. Вспомнил уже, когда кастрюля была пуста и от неё валил пар, как от паровоза. Сварить вместо пельменей кастрюлю? Запросто! Поэтому ел Дима исключительно в университетской столовой или осуществлял ревизию в Никиткином холодильнике. По выходным друг даже пёк Димке оладьи. Эти оладьи и Никитины тёмно-карие глаза, звуки его голоса, тёплые прикосновения и мятное дыхание словно бы возвращали его домой. Уносили его далеко от чужого огромного города в родное, до боли знакомое место – его дом. Он чувствовал себя дома, когда Никита рядом. И это ощущение было бесценно. До сих пор они успешно скрывали свои отношения. Хотя кажется, что Никиткин сосед стал о чём-то догадываться. Конечно, трудно не подозревать, когда видишь, как два парня выхватывают оладьи друг у друга изо рта и мажут носы сгущёнкой, при этом громко смеясь. Но Димке пофиг! Если чё-то не устраивает, дверь открыта! Конечно, теперь он стал по-другому относиться к моментам наедине с другом. Раньше он не ценил этого так, как ценит сейчас. Ему вдруг вспомнилась их ночь перед отъездом из дома. Их сумки уже были собраны. Вещи аккуратно сложены мамой и заботливо упакованы. К тому времени они оба уже знали, что получили бюджетные места в университете, что им гарантированы комнаты в общежитии. В то время они уже были готовы вступить в совершенно иной этап жизни. Они чувствовали, что стояли на пороге чего-то нового. Именно в ту ночь произошёл их первый раз. Конечно, он был неидеальный, немного неловкий, волнительный и с ворохом обоюдного смущения. Но между тем был совершенно незабываемый, пронзительный и до сих пор приносящий сладостные воспоминания. Время от времени они говорили о том, что когда-нибудь сделают это. Но это всегда чувствовалось как нечто далёкое и отстранённое. То, что будет когда-то, но не сейчас. К тому времени Димка уже знал теоретическую сторону вопроса, потому что успел полазить по специфическим форумам. И тем вечером, когда Никита открыл ему дверь и Дима увидел его пронзительные тёмно-карие глаза, он окончательно понял, что да, сегодня это произойдёт. Они оба были готовы к этому и в эмоциональном плане, и в физическом. Решение, кто же будет первым, отдали на волю случая и воспользовались потемневшим пятаком, валяющимся у Димки в кармане джинсов. Конечно, они слишком волновались. Конечно, по неопытности использовали слишком (слишком!) много смазки. Но кто же знал, что их обоюдная договорённость «сначала ты мне, потом я тебе» полетит к чертям. И оба достигнут разрядки в первый же заход. Первый заход по решению пятака принадлежал Димке. И он до сих пор очень ярко помнит те невыносимые и вместе с тем сладостные ощущения. Ему приходилось контролировать себя, хотя в глазах то и дело темнело от накатывающего наслаждения. И одновременно с этим пытаться снова и снова доставать до того местечка, касание к которому вызывает пылкие Никитины стоны. Его дрожащие ресницы, его влажные чёрные волосы, его манящие стоны, его гибкое тело, его распахнутый рот и зажатая в ладонях простыня казались Димке в то мгновение центром всего мира. Ничего не было, кроме этого. И когда Дима начал сильнее водить сжатыми пальцами по его члену, а затем услышал громкий всхлип и ощутил тёплую жидкость на своей руке, то и сам, не в силах больше сдерживаться, позволил себе нырнуть в омут упоительной разрядки. Некоторое время они лежали на диване рядом друг с другом, шумно дыша, до сих пор ошеломлённые силой нахлынувшего наслаждения. Дима, повернув голову в сторону Никиты, некоторое время любовался его раскрасневшимися щеками и спутанными влажными волосами, трепещущими ресницами. Затем рука нашла тёплые пальцы, лежащие на простыни, и сжала их. — Как ты? Никита повернул голову и хрипло пробормотал: — Дим, похоже, я не смогу выполнить свою часть уговора. По крайней мере, не сегодня. Сил на это уже нет. Димка довольно улыбнулся: — Я не настаиваю. — Боишься, да? — глаза друга хитро сощурились. — И вовсе я не боюсь! — слишком поспешно возразил Димка. — Ну и зря боишься! Это было… просто… у меня даже слов нет! — проговорил Никита с мягкой улыбкой. Затем, задумавшись, добавил, — хотя, возможно, дело в тебе. Ты что-то невероятное творил там, внутри… Это чувство эйфории воодушевляло. Да, он смог! С первого раза! Он положил ладонь на щеку Никиты, с нежностью провёл большим пальцем по выступающей скуле и сказал: — Нет, всё дело в нас. Мы просто очень хорошо чувствуем друг друга. Димка шумно выдохнул, пытаясь выкинуть из головы воспоминания об их первом разе. Моменты их близости всегда запоминались в мельчайших подробностях. А воспоминания об этих моментах вызывали вполне конкретное оживление в джинсах. Напоследок скользнув взглядом по фото Никиты, он глубоко вдохнул и нервно провёл рукой по лицу. Безумно скучает! Где же сейчас его Никита? Сидит на лекции? Занимается, уткнувшись в ноутбук? Или находится в кабинете у пожилого и очень (очень!) нудного руководителя курсовой работы, слушая рекомендации, как правильно оформлять список использованной литературы? От мыслей отвлекло лёгкое прикосновение к шее. Кто-то запечатлел на его затылке мимолётный поцелуй и тут же отстранился. — Давно ждёшь? — раздался позади до боли родной голос. — Нет, — ответил Димка, обернувшись к Никите. Глаза сверкали, на губах лёгкая улыбка. Димке нестерпимо захотелось прижать Никиту к себе, прикоснуться к губам и целовать кожу шеи до покраснения. Но нельзя. Вокруг люди. Обычно Никита никогда не позволяет себе прикасаться к нему на людях. И всегда ворчит, если это делает Димка. Поэтому каждый такой момент ценился на вес золота. Димка, обхватив Никитины пальцы, на мгновение сжал их в своей ладони. Так он говорил, что безумно скучает по нему. Никита сжал его ладонь в ответ, а затем их руки расцепились. Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза. — Дима… — Никитин голос звучал немного хрипло. И Димка понимает, что его сейчас заводит даже едва уловимая хрипотца в голосе друга. Тот чуть прокашлялся, затем взволнованно прошёлся языком по нижней губе и продолжил: — Так ты не шутил, когда писал мне, что тебе удалось заполучить ключ? Димка, подавляя желание самому обхватить эти губы и пройтись уже своим языком, достал из заднего кармана ключ и продемонстрировал его Никите. — Я такими вещами никогда не шучу, — добавил он. — Как тебе удалось? Я думал, что после того раза… — Никита осёкся, видимо, вспомнив их последнее пребывание в квартире Ксюхи и Тамары. Да, Димка тоже отлично помнил, как орала Ксюха, когда обнаружила под кроватью использованный презерватив. Подумаешь! Они забыли его выкинуть. Остальные ведь они выкинули! Всего один оставили. Чё орать-то?! — Я умею договариваться! — самодовольно проговорил Димка. — Вот это новость для меня, — донёсся скептический голос Никиты, — из нас двоих обычно я ответственный за дипломатию. — А у меня свой способ, — усмехнулся Дима. — Я надеюсь, все живы? — рассмеялся Никита. И Дима вновь завис, слушая его звонкий смех. Затем объяснил: — Я отдал им с Тамарой билеты в музей современного искусства. Ну те, которые раздали всем игрокам нашей команды после победы на матче. Помнишь? Тёмно-карие глаза Никиты зажглись озорным огоньком. Вот тот единственный огонёк, который дорог Димке. Его глаза, которые сверкают от радости — единственный Димкин ориентир. Видеть, как Никита радуется, как его губы расплываются в счастливой улыбке, как красиво очерчиваются его скулы, а щёки приобретают румянец — один из самых запоминающихся моментов. Он готов совершить что угодно, даже несусветную глупость, только чтобы Никита вот так улыбался. — Пойдем, — Никита обхватил его руку своей ладонью и повёл к выходу. Трамвайная остановка находилась совсем неподалёку от здания универа. И вот, спустя несколько минут, друзья, держась за поручни, тряслись в трамвае. Все сидячие места были заняты, и поэтому они стояли друг напротив друга. — После того, как ты написал, что ключ у тебя, я дождался перерыва и сбегал в пиццерию за углом, — сказал Никита, наклоняясь к Димке. Дима, почувствовав на своём лице знакомое мятное дыхание, тихо выдохнул и хрипло осведомился: — Надеюсь, на этот раз никаких анчоусов? — Нет, только пепперони, — хохотнул Никита, затем, заглянув в пакет, добавил, — и ещё две банки светлого, твоего любимого. — Какое отличное сочетание, пицца, пиво и ты. Можно, я начну с тебя? — спросил Димка, лукаво улыбнувшись. Увидев, нет, скорее почувствовав чужой осуждающий взгляд сидящей рядом пожилой женщины, парни переглянулись и, усмехнувшись, поспешили отойти в другой конец салона. Никита, вцепившись в ручку сиденья, пытался устоять, пока трамвай поворачивал. Димка, накренившись к другу вплотную из-за довольно крутого трамвайного поворота, словно случайно оставил на его щеке мимолётный поцелуй. — А ещё я бы выпил кофе, — сказал Никита, взволнованно выдохнув и отводя взгляд. — Ты хочешь кофе? Но Димка, ловко ухватившись за подбородок, поднял лицо друга и заставил взглянуть на себя. — Я хочу ТЕБЯ, — хрипло сказал Димка, делая акцент на последнем слове. Он смотрел в его тёмно-карие глаза. Наблюдал, как язык нервно прошёлся по губам. Затем прерывистый выдох, и Никиткины щёки тут же залились румянцем. Блять! Димка понимает, что его кроет. Как же сильно он скучал по нему! Как же сильно хотелось впиться в эти губы, целовать его шею и слушать его участившееся дыхание. Как же сильно хотелось остаться наедине и, забыв обо всём, наслаждаться Никитой и дарить ему наслаждение в ответ. Никита смотрел на него совершенно невинными оленьими глазками. Затем, шурша пакетом, переступил с одной ноги на другую и, подняв колено, провёл им в районе Димкиной ширинки. Вот это совершенно безумное сочетание невинности и искушения просто сносило башню. По всему телу пробежалась дрожь возбуждения. Димка шумно выдохнул и хрипло проговорил: — Малыш, потерпи. Давай не здесь. Никита наклонился к нему и, касаясь губами его уха, нежно прошептал: — Ещё раз назовёшь меня так, и я сделаю тебе вертуху. — Зря я показал тебе приёмы самообороны. Никогда бы не подумал, что ты будешь использовать их против меня, — рассмеялся Димка. — Наш выход, — сказал Никита, кивая на проплывающую в окне остановку. — Заглянем в кофейню? Дима лишь кивнул в знак согласия. Прикоснувшись рукой к спине друга, он помог ему выйти из трамвая. А чуть позже отворил перед ним дверь кофейни. Колокольчик неистово звенел, пока они входили внутрь. — Добро пожаловать в «Булочку с корицей». Что будете заказывать? — услышали они вежливый голос бариста. Кофейня была заполнена наполовину, и свободных мест было достаточно, но парни сразу устремились к барной стойке. Они здесь бывали не один раз и уже знали меню как свои пять пальцев. — Нам два капучино с собой и две бу… — Никита осёкся, когда Димка, наклонившись к нему, прошептал «больше», — … четыре булочки с маком, пожалуйста. — Будет сделано, — проговорил бариста и, откинув небрежным кивком головы белокурую прядь со лба, принялся за выполнение заказа. — Только здесь булочки с маком почти такие же вкусные, как и у твоей бабушки, — сказал Димка, внимательно рассматривая выложенные на витрине сдобные изделия. — Почти? — Никита удивлённо вскинул бровь. — Да, до бабушкиных они не дотягивают совсем чуть-чуть, — подтвердил Димка. — И чем же они не дотягивают? — спросил Никита. — Я не знаю… — Димка задумался и ответил, — просто у твоей бабушки они такие… ну… я их с детства люблю. Никита лишь мягко улыбнулся, глядя на Димку. — Ты… скучаешь по дому? — тихо спросил он. — Да, есть немного, — ответил Димка, удивлённый подобным вопросом. Затем добавил, — Чтобы сильно не скучать, главное — взять из дома самое нужное и важное. — И что же ты взял? — с любопытством задал вопрос Никита. — Тебя, — ответил Димка, легко потрепав рукой его чёрные волосы. Два стакана с воткнутыми в них пластиковыми трубочками стояли на столе рядом с открытой коробкой нетронутой пиццы. В крохотной квартире, помимо периодически капающего крана и отчётливого тиканья часов, слышался шорох одежды, звуки жадных поцелуев, шумное дыхание, периодическое поскрипывание старенького потрёпанного дивана. Уже позже к ним присоединились стоны, сначала тихие, едва слышные, но они становились всё более громкими и отчаянными, наполненными мольбой и наслаждением. Звуки оторвавшейся упаковки утонули в судорожных выдохах. И только потом уже были слышны звуки шлепков и ритмичное поскрипывание дивана. Каждый раз, когда Дима проникал в него, Никита испытывал ни с чем несравнимое чувство единения. В первый раз было больно, но боль ощущалась на какой-то безумной грани с неимоверным наслаждением. Сейчас боли не было. Потому что они изучили друг друга настолько, что каждый знал, когда нужно заканчивать подготовку и приниматься за основное. Иногда Никите казалось, что Дима читает его мысли и предугадывает желания. Он точно знает, когда нужно замедлиться, когда ускориться, а когда сменить угол наклона, чтобы вызвать новую волну стонов. Пока он двигался в нём, Никита скользил руками по его спине, плечам, рукам, ловил его вздохи и тёплое дыхание, его короткие выдохи. Вот Дима смотрит на него своим потемневшим взглядом, не отрывает глаз, пронзительно и маняще. А в следующую секунду уже приникает к его губам, целует жадно. Настойчиво. Их языки сплетаются, и этот танец вызывает новую порцию стонов. Никита выгибается, льнёт к сильному телу, доверяя всего себя Диме. Тот скользит губами по щекам, шее, царапая своей щетиной. Затем кружит языком по кадыку, и прикусывает кожу зубами. — Агх, — стонет от внезапной боли Никита, когда понимает, что зубы слишком плотно сомкнулись на коже. Но эта мимолётная боль лишь ещё больше подстегнула наслаждение, сделала ощущения ярче и выразительнее. Никита полностью отдаётся его рукам, его движениям, ему самому. В голове сплошной туман. И только присутствие Димы ощущалось как что-то настоящее. Движения обёрнутых вокруг члена пальцев стали стремительнее. Они полностью следовали ритму проникающего в него Димы. Никита приближается к краю так стремительно, что совершенно не понимает, что без конца шепчет его имя. И, наконец, наслаждение взорвалось оглушительной волной, погружая в тёплый океан эйфории. Она мгновенно расползлась по телу, заставляя каждую клеточку трепетать от удовольствия. Он до сих пор не до конца отошёл от той волны, что накрыла его с головой, как почувствовал, что между ними мокро от выплеснувшейся из него жидкости, она стекала с его живота. Вслед за этим ощутил, как напрягся в нём Дима. Как он замер на мгновение, сжав кожу его бедра пальцами. Как уткнулся в его шею, прильнув губами к коже и издав нечто похожее на полурык-полустон, кончил. Ему нравилось ощущать тяжесть его тела на себе. Ему нравилось слушать его быстрое сердцебиение, его прерывистое дыхание, его хриплый шёпот о том, как же сильно он скучал. Ему нравилось чувствовать, как он водит своими губами по его разгорячённой коже, нежно целует щёки и шею. Никита поднял руку и стёр пальцами несколько бисеринок пота, что выступили на виске у Димы. Тот запустил свою руку в его влажные волосы, перебирая их. Затем слегка приподнялся, намереваясь отстраниться, но Никита удержал его: — Не уходи. Мне нравится, когда ты во мне. В голубых глазах промелькнуло нечто потаённое и личное, и Никита не мог оторвать взгляда. Дима взволнованно выдохнул, провёл большим пальцем по брови, затем по щекам и губам и прошептал: — Ты очень дорог мне. Никита завороженно смотрел в пронзительные голубые глаза и впитывал в себя произнесённые только что слова. Они очень редко говорили друг другу эти слова. Подобные признания казались лишними, так как считались само собой разумеющимися. Поэтому всегда оставались непроизнесёнными, витающими в воздухе. И тем ценнее эти мгновения, когда слова, наконец, становились существенными, весомыми. Когда становились произнесёнными. — Ты мне тоже, — тихо ответил Никита. Он приподнял голову, столкнувшись носом с нависающим над ним Димой. А затем прошёлся своим языком по сухим Димкиным губам, чувствуя, как они невольно растягиваются в улыбке. Димка осторожно вышел из него, и Никита, стиснув зубы, сдержал болезненный вздох. Момент, когда он покидает его тело, всегда немного неприятный. Он опускается рядом, снимает презерватив и вытирает салфетками белёсые следы с их тел. Затем приникает к нему, прижимает к себе, дарит медленный тягучий поцелуй. И сколько же в нём было вложено всего! Никита был готов утонуть в этой нежности, утягивая за собой и Диму. Эти моменты после проникновения и упоительной сладостной разрядки кажутся Никите самыми волнующими. Ведь всякий раз, когда Дима вот так смотрит на него, как будто он самое дорогое сокровище, внутри, где-то в груди распускалось трепещущее, пульсирующее, пленительное чувство. Оно опьяняло своей простотой и естественностью. Дарило чувство безопасности и успокоения. Дарило чувство единения, словно они одно целое. Они оба особенно остро осознавали глубину своей привязанности друг к другу именно в такие моменты. «Люблю тебя» — в движении губ по коже можно было различить именно эти слова. «И я тебя» — безмолвно отвечал Никита ему в ответ. — Мы забыли постелить на диван простынь и запачкали весь чехол, — хрипло пробормотал Никита. — Да, Ксюха нас убьёт, — ответил Дима, безмятежно растягиваясь на диване во весь рост. — Тебя, похоже, это вовсе не трогает, — усмехнулся Никита. — Меня сейчас вообще ничего не трогает, кроме твоих волос, которые щекочут мне шею. Повернувшись, Никита прикоснулся к тёплому телу и легонько прошёлся пальцами по Димкиным рёбрам. — Не старайся. Я не боюсь щекотки, — невозмутимо предупредил Дима. — Правда? — хитро усмехнулся Никита и полез своими пальцами вверх, под самые подмышки. Тут невозмутимость Димки дала сбой, и он еле слышно хохотнул. Затем ловко перекатившись, навис над Никитой и сказал, почти касаясь губ: — Выбирай! Или ты прекращаешь щекотку, и мы идём есть. Или ты будешь защекочен мной до икоты. — Я тоже хочу есть, — ответил Никита, приподнимаясь и даря лёгкий поцелуй. Через несколько минут Никита сидел за столом и потягивал из стакана уже остывший капучино. Увидев вошедшего на кухню Димку, с досадой простонал: — Дим, ты что, одежду найти не смог? — Я и не старался, — невозмутимо ответил он и прошлёпал голыми ногами к столу. — Представляю, что будет с Ксюшей, если она узнает, что ты сидел на её табурете… в таком виде. — Она не узнает, — Димка стащил кусок пиццы и с аппетитом начал жевать. Тяжело вздохнув, Никита вышел из кухни и вскоре вернулся, протянув Димке его клетчатые боксеры. — Надевай и прекрати смущать этих гуппи в аквариуме видом своих обнажённых гениталий. — Эти гуппи только что видели и слышали, как мы с тобой трахались. Их уже ничем не смутить, — ответил Дима, но боксеры всё же натянул. — Фу, как грубо! — пробормотал Никита, поморщившись. Димка, отложив недоеденный кусок пиццы, тут же подошёл к Никите вплотную и, обхватив лицо ладонями, произнёс: — Прости. Не трахались. Занимались любовью. С этими словами он приник к его губам и поцеловал. Нежно, глубоко, влажно, медленно и насыщенно. Дыхание снова сбилось, когда он почувствовал, как слегка дёрнулся Димкин член. Они отстранились друг от друга, шумно дыша. Никита, не отрываясь, смотрел в любимые голубые глаза, и зачарованно наслаждался видом зажжённого огонька в их глубине. И он знал, что точно такой же огонёк видит в его глазах и Дима. Они зажигали друг в друге это пламя, бережно защищали его от непогоды, хранили от невзгод. И именно этим вселяли в души друг друга так необходимое им тепло. И было так волнительно и приятно видеть отблески этого тепла в глазах друг друга. И это чувствовалось, как что-то естественное, правильное, незыблемое. — У тебя кофейный вкус, — прошептал Дима. — А у тебя вкус пиццы, — прошептал в ответ Никита. — Идеальное сочетание, — ответил Дима, снова приникая к его тёплым губам.Нужен просто взгляд, чтобы понять, Сможем ли мы быть рядом. Рука в руке - и до конца времен. Продолжить путь Сквозь снег и колкость взглядов, Не проиграв в этой войне с собой... (ТАйМСКВЕР — «Декабрь»)