Огонька не найдётся?

— Привет, — хрипло сказал до боли родной голос. Никита некоторое время молча впитывал Димкины черты лица, изучал его растрёпанную одежду, расстёгнутую ветровку и в целом его довольно помятый вид. Он стоял, засунув руки в карманы куртки, а его бейсболка, надетая козырьком назад, была в грязи. На щеке виднелась ссадина. Неужели опять ввязался в драку? Хотя плевать. Главное, что он здесь. Он здесь. И своим появлением снова с лёгкостью отогнал от Никиты всех его личных монстров. Разум твердил ему, что нужно пригласить Диму в дом и попытаться поговорить начистоту. Но голос разума захлёстывала плещущаяся внутри боль. И, наверное, впервые он позволил ей выплеснуться наружу. Позволил лишь для того, чтобы услышать в ответ то, что так сильно хотел услышать — подтверждение того, что ни с какой Верой ничего не было, что его и с Никитой всё устраивает, что он и дальше будет удовлетворять свои потребности с ним. Скрипучим ото сна голосом Никита произнёс: — Ну что, уже трахнул Веру? — получилось более эмоционально, чем он планировал. Димкины голубые глаза распахнулись, рот тоже открылся. Затем стиснув зубы, прошипел: — Конечно! Для этого много времени не требуется! — Отлично, — тоже сквозь стиснутые зубы ответил Никита и попытался закрыть дверь, но Дима не дал ей захлопнуться, молниеносно оказавшись на пороге. А затем, со всей силы захлопнув входную дверь, резким движением притиснул Никиту к стене в прихожей: — А что это мы такие негостеприимные, а? — Зачем ты пришёл ко мне посреди ночи? Чтобы рассказать, кого и сколько раз трахнул? — ответил он вопросом на вопрос, затем с горечью произнёс, — поверь, мне плевать! Никита сделал рывок и ловко вывернулся из западни. Не было сил оставаться рядом с ним. Не было сил сопротивляться его рукам и его взгляду, поэтому лучше держаться подальше. Он сделал несколько шагов по тёмному коридору, но вновь был остановлен Димой. Тот, схватив его за плечи, повернул к себе: — Плевать, значит, да?! Тебе всегда плевать! — в голосе слышалась обида, он приблизил своё лицо почти вплотную к Никитиному и жарко зашептал, — а почему мне не плевать?! Почему?! Почему ты так сильно волнуешь меня? Никита уставился на Диму, не сводя пристального взгляда. Дыхание участилось, по спине побежали мурашки, а произнесённые только что жаркие слова вызывали приятные покалывания во всём теле. Ему не послышалось? — Неужели тебе и правда плевать с кем я? Совсем не волнует? Даже самую чуточку? — продолжал жарко шептать Димка, обжигая своим дыханием. — А я только с тобой хочу! Только ты мне нужен!.. — Дим, ты пьян? — хрипло вырвалось у Никиты, когда он, наконец, понял, что за запах чувствует. Вместо ответа Дима уткнулся лицом в его шею и что-то шептал, водя губами по коже. Щетина хоть и была немногочисленной, но царапала кожу лица и шеи, как настоящая. Никита, почувствовав, что опять оказался в западне между стеной и крепким Димкиным телом, расслабился и, подставив шею, позволил ему царапать её, сколько захочется. Никита чувствовал, как твёрдый член упирается ему в бедро, и испытал облегчение, смешанное с нарастающим возбуждением. По крайней мере, сегодня Димка никого не трахал. Димка хочет только с ним, с Никитой. Эта мысль приятной эйфорией разнеслась по всему телу, заставляя трепетать каждую клеточку. Он судорожно вдохнул воздух, ощутив себя в родных, до боли знакомых руках. Они прижимали Никиту и с жаром водили по обнажённой коже. — С ума по тебе схожу, — шептал Димка, опаляя лицо своим жарким дыханием, — нам же так хорошо вместе! Так ведь, Никит? — Да, — выдохнул он, наслаждаясь горячими поцелуями, оставляемыми Димкиными губами на его коже. Димка резко отстранился и пронзительно посмотрел в его глаза: — Тогда порви с ней! — Что? — обескураженно спросил Никита, не сразу вникнув в смысл сказанных слов. — Зачем она тебе? Нам ведь больше никто не нужен… Мозг отказывался воспринимать такой резкий переход с одной темы на другую. — Что ты… — «имеешь в виду», хотел сказать Никита, но Димка словно не слышит его. — Не хочу, чтобы она касалась тебя так, как касаюсь я, — быстро зашептал Димка, — меня от одной мысли трясти начинает! Вообще не хочу, чтобы кто бы то ни был касался тебя… кроме меня... Наконец понимание вылилось на него, словно ведро ледяной воды, и он с трудом проговаривая слова произнёс: — Дим, ты… о Ксюше? — Да, — мрачно пробормотал он, отстраняясь и отводя взгляд вниз. Никита тоже отстранился, насколько мог, и, с трудом поймав Димкин взгляд, твёрдо произнёс: — Между мной и Ксюшей никогда ничего не было. И не могло быть. Ему было странно озвучивать такие элементарные вещи. Хотя, может быть, они казались элементарными только Никите? Димка замер как каменное изваяние, обескураженно уставившись на друга: — Может, тебе напомнить? Она — твоя девушка. — Мы не… Ксюша… она… — Никита осёкся и, глубоко выдохнув, сказал, — в общем, она не моя девушка. — Что? — Димка недоумённо уставился на друга. Никита, чувствуя, что ему нужен зрительный контакт, ловко вывернулся из-под Димкиного тела. Взяв его за запястье, повёл из тёмного коридора в комнату. Остановившись на пороге, там, где свет от ночника позволял разглядеть любимые пронзительно-голубые глаза, глубоко вздохнул и полушёпотом начал рассказывать. Он, как сейчас, помнил тот день. Это был конец десятого класса. Они с Ксюшей сидели в первом ряду трибун и наблюдали за матчем. В ту пору он уже знал о ней правду. Она сама призналась ему однажды, видимо, почувствовав в Никитке точно такую же непохожесть, что была и в ней самой. — Ты с него глаз не сводишь, — усмехнулась Ксюша, наклонившись к Никите. — Я… просто слежу за игрой, — уязвлённо буркнул Никита, быстро отводя взгляд с родной и до боли знакомой фигуры одного из игроков. — Неужели? — послышалось скептичное замечание. — И какой счёт? Никита с досадой посмотрел на подругу, затем признался: — Один — ноль, в твою пользу. — Я это знала! — довольно усмехнулась девушка. И Никита попытался оправдаться: — Просто на последней тренировке он повредил колено. Я же вижу, что он бьёт по мячу не так, как обычно. — Конечно, — понимающе улыбнулась Ксюша. — Только мне всё равно сложно понять. Почему именно он, Никит? Никита, нахмурившись, поглядел на подругу: — Давай не будем об этом, Ксюша, — затем, хитро усмехнувшись, добавил, — ты же понимаешь, у нас с тобой слишком разные вкусы. Я, в отличие от тебя, всегда был равнодушен к девочкам. Лицо подруги пошло красными пятнами. Это значит, ему удалось смутить её. — Кстати о девочках… — пробормотала Ксюша с усмешкой, — это случайно не к тебе таким решительным шагом направляется Скрепкина из 10 А? Обернувшись, Никита действительно выхватил из толпы знакомое лицо. Эта девчонка из параллельного класса особенно настойчиво пыталась с ним флиртовать. Никита в отчаянии схватил Ксюшу за рукав и зашептал: — Помоги мне избавиться от неё! Ксюша несколько минут удивлённо смотрела на пальцы, вцепившиеся в её руку, затем задорно подмигнула Никитке. Конечно, сначала он был озадачен, когда Ксюша взяла его ладонь в свою, да ещё и положила голову ему на плечо. К тому времени, как девчонка подошла ближе, Ксюша громко заговорила: — Солнышко, а давай после матча пойдём ко мне домой? Я познакомлю тебя с родителями. Никита уже и не помнил, что ответил, потому что был немножечко в шоке от такого поворота. Но в итоге девчонка всё-таки прошла мимо, кинув быстрый досадливый взгляд на их сцепленные руки. Именно тогда Ксюша и предложила свой план. Никите тогда показалось хорошим решением пустить слух, что Ксюша — его девушка. Естественно, рассказывая эту историю Димке, Никита опустил подробности. И, конечно, умолчал о Ксюшиной тайне. И сейчас, смотря на реакцию друга, на его недоверчиво сощуренные глаза, понял, что, должно быть, Ксюша перестаралась с правдоподобностью. — Почему ты сразу мне ничего не рассказал? — спросил Димка, подозрительно уставившись на Никиту. — Я… никогда не думал, что тебя это вообще волнует, — попытался оправдаться он. — Волнует?! О, конечно меня это не волнует! — с сарказмом произнёс Дима. — Всего лишь думал об этом днями и ночами, мечтая, чтобы она переехала жить в Африку или ещё куда-нибудь, лишь бы подальше от тебя! — Я даже не думал, что... Вы ведь всегда с ней цапались по любому пустяку, — недоумённо пробормотал Никита. — Так это правда? Между вами действительно ничего нет? — Дима требовательно заглянул в его глаза. — Правда, — тихо, но твёрдо ответил Никита. Дима некоторое время молча смотрел в ответ, затем скептически покачал головой: — Тогда какого чёрта она липнет к тебе и рассказывает про вас сказки? — Я не знаю... ну... может быть, она подошла к моей просьбе с гораздо большим усердием, чем от неё требовалось, — задумчиво предположил Никита. — А я скажу тебе почему! Из вымышленной девушки она хочет превратиться в настоящую! — упрямо заявил Дима. — Это не так, — Никита отрицательно покачал головой. — Так! Она постоянно лезет целоваться! — спорил Димка. — Глупости! Поверь, она не мечтает стать моей девушкой, — стоял на своём Никита. — Почему ты в этом так уверен? Мне со стороны видней! Никита тихо выдохнул и произнёс: — Она… в общем… я только могу сказать, что она никогда бы не стала встречаться с парнем. Димка открыл было рот, видимо, чтобы выразить очередное возражение, как резко осёкся. И так и остался несколько мгновений стоять с открытым ртом. Было видно, что он что-то напряжённо обдумывал в своих мыслях. Затем, видимо, придя к какому-то умозаключению, перевёл ошеломлённый взгляд на Никиту и выдохнул: — Так она… она… Ох...и Тамара… Точно! Это ведь... Никита, испугавшись, что Димка всё понял правильно, горячо зашептал: — Пожалуйста, не говори никому. Никто не знает, кроме меня. Она очень хотела оставить это в тайне. Димка перевёл обескураженный взгляд на Никиту, затем мягко усмехнулся: — Я не понимаю, о чём ты. Я ничего не знаю. В конце концов, ты мне ничего не говорил. Никита лишь улыбнулся, благодарно заглянув в голубые глаза. — Я всегда знал, что она тебе не подходит! — проговорил Дима. Он подошёл вплотную, и Никита вновь заметил в его глазах огонёк. Тот самый, который он любил больше всего. Согревающий, трепещущий, волнующий, хитрый, задорный, даже немного опасный. Именно этот огонёк он тщетно искал в чужих глазах. И, наконец, нашёл его в пронзительных голубых глазах напротив. — И кто же мне подходит? — с придыханием произнёс Никита, почти касаясь Диминого уха. Никита почувствовал, как крепкое тело прижимает его к стене, а руки заскользили по телу, забираясь под футболку. Губы прильнули к шее, отчаянно прихватывая кожу. — Я, — коротко выдохнул Дима ему в шею. Почувствовав, как щетина слегка оцарапала подбородок, Никита непроизвольно выгнулся навстречу, открывая свою шею. Он буквально задыхался от нахлынувшего желания. К тому же Дима с такой силой прижимал его к себе, что он едва ли мог пошевелиться сам. Всё, что он мог сейчас, это наслаждаться его собственническими прикосновениями. А в голове то и дело витала мысль о той режущей боли, которую Никита испытывает всякий раз, когда видит Диму с девушкой. И эта мысль не даёт покоя. — Дим? — тихо прошептал Никита. — М? — Дима не отрывался от его шеи, покрывая её горячими поцелуями. — Как... твоё сегодняшнее свидание? — чуть поколебавшись, задал он волнующий вопрос. — Единственное свидание, которое у меня было сегодня, это с тобой, — донёсся до него приглушённый Димкин голос. — А как же... ты же говорил, что... — Я так говорил, чтобы заставить тебя ревновать. Но ты, похоже, непрошибаемый, — ответил друг, на мгновение оторвавшись от его шеи. И Никите подумалось, что если бы Дима знал, что у него внутри сейчас творится, точно бы не назвал его непрошибаемым. — Ты… говорил, что… нам никто не нужен… помнишь? — Никите сложно было сосредоточиться на собственных тревожных мыслях, потому что от Димкиных жарких прикосновений они все разбегались. — Да, — выдохнул Димка, не отрываясь от своего занятия. — В таком случае… тебе… Дим, послушай же ты меня! — воскликнул Никита, и Дима, оторвавшись от его шеи, посмотрел прямо в его глаза. И только тогда он осмелился выпалить. — В таком случае тебе надо прекратить свидания с девчонками. Дима посмотрел на него своими искрящимися глазами и согласно кивнул: — Хорошо. К тому же тебе прекрасно известно, что мне никто не нужен, кроме тебя. Эти слова юркой птицей впорхнули в его мысли, устраивая там трепещущий беспорядок, принося с собой нечто волнующее и восхитительно-тёплое. — Так, значит, договорились? — Никита внимательно оглядел Димино лицо, ища сомнения в жестах, в мимике, во взгляде. Но так и не смог найти и намёка на сомнения. Его взгляд был твёрд и прямолинеен. — Никаких девчонок, — подтвердил Дима. — И никаких парней, — добавил Никита. Дима недоумённо взглянул в его глаза, а затем произнёс: — Никогда и в мыслях не было думать о парнях в этом смысле. — Но ведь я парень, — пробормотал Никита, нахмурившись. — Это… другое, — произнёс Дима, очевидно, затрудняясь в подборе наиболее подходящих выражений и слов. — Ты — это ты. Самый близкий человек. Мой лучший друг. — То есть, если бы я был девчонкой, ты бы всё равно… — с сомнением начал говорить Никита, но Дима перебил его: — Если бы ты был девчонкой, это был бы уже не ты, — Дима нежно обхватил его лицо ладонями, провёл большим пальцем по линии бровей и продолжил, — а я хочу тебя. Такого, какой ты есть. Без всяких если. От этих слов трепещущее, волнующее чувство распустилось в груди Никиты окончательно, посылая лучи тепла по всему телу. Он с наслаждением прикрыл веки, утопая в его прикосновениях, в его жарком дыхании, в нём самом. — А ты что, думал о парнях в этом смысле? — спросил Дима, и его глаза подозрительно сощурились. — Я… — Никита распахнул глаза, почувствовав холодок в голосе друга. Язык нервно прошёлся по пересохшим губам, затем еле слышно пробормотал, — нет. — Нет? — уточнил Димка, и Никита видел, как заходили желваки на скулах от стиснутых челюстей. Он глубоко вздохнул и, с трудом сглотнув, сказал: — Однажды я пытался проверить… — Проверить? — хрипло произнёс Дима, обдавая своим жарким дыханием. Глаза потемнели, а внутри уже нарастала буря. Никита всегда чувствовал её приближение. Он ойкнул, когда Дима прижал его к стене плотнее. — И когда… это было? — спросил Дима, не сводя с Никиты напряжённого взгляда. — Когда был в Латвии. Никита почувствовал, как сильно сжал Дима его плечи, и ещё крепче прижал его тело к стене. Глаза опасно сверкнули. — Отпусти, Дим. Мне трудно дышать. Но Димка не реагировал на просьбу. Казалось, он вообще не слышит его слов. Он лишь уткнулся носом в его шею и еле слышно выругался, не осознавая, что со всей силы продолжает вжимать собой Никиту в стену. Никита, с трудом повернув голову, наклонился и со всей силы укусил Диму за плечо. Только тогда тот отстранился, тихо шикнув от боли. Никита, воспользовавшись этим моментом, со всей силы оттолкнул тело друга, оказываясь на свободе. Тот, не удержав равновесия, повалился прямо на диван. Но, успев схватить Никиту за футболку, увлёк его за собой. Никита изо всех пытался вырваться, и из-за этого манёвра оба оказались на полу. Дима притиснул Никиту к себе, тяжело дыша. В голубых глазах плескалось столько смятённых чувств, что было невозможно их все распознать. Попытавшись вырваться, Никита перекатился на другую сторону, но Димка оказался проворнее. Сколько они катались по ковру в его комнате, пытаясь взять верх, Никита не знал. Но в конце концов оба обессиленно распластались рядом друг с другом. — Отпусти! — прошипел Никита. — И не подумаю! — ответил Димка, притискивая его к себе сильнее. Димка, ловко перекатившись, оказался сверху и прижал его запястья своими руками, скрестив их над головой. Наклонился к Никите вплотную, провёл губами по щеке, шее, ключицам, обдавая жарким дыханием, и зашептал: — Я этим летом с ума сходил от разлуки с тобой. Места себе не находил! А ты… «проверял»?! — Ничего не было! — отвечал ему Никита, пытаясь вырвать руки из стальной хватки. — Это правда? — Да! — тяжело дыша, подтвердил Никита. — Оказалось, что мне… неприятно, когда меня касаются… чужие руки. — А когда я касаюсь? — прошептал Димка, нависая над ним. Опустив свою руку, друг провёл горячей ладонью по его телу, спускаясь ниже. Никита судорожно выдохнул и непроизвольно выгнулся навстречу. — Ты и сам знаешь ответ. Твои руки не чужие, — прошептал Никита. Едва он успел это договорить, как губы тут же оказались в плену жаркого горячего рта. Тот не целовал даже. Кусал, словно обезумевший. Пил его стоны, с жадностью проникая языком в рот. Воспользовавшись моментом, Никита вывернулся из-под тяжело дышащего тела и, ловко перекатившись, оказался сверху. Димка лежал под ним, тяжело дыша, и не сводил потемневшего взгляда. Они оба были слишком возбуждены, чтобы что-то говорить. Димка поднял руки и с жаром провел ими по пояснице сидящего сверху Никиты. Затем приподнял бёдра и с силой потёрся пахом о пах. Его руки залезли под футболку. И Никита, угадав его мысли, быстро снял её через голову и отшвырнул в сторону. Уловив на себе восхищённый взгляд, наклонился и стащил с Димки ветровку. Затем потянул вверх синюю Димкину толстовку и снял через голову. Наклонился к нему и прильнул к его губам, млея от распаляющих прикосновений, от сильных рук, что прижимали его к себе, от тяжёлого дыхания, от еле слышных стонов, когда тёрся своим твёрдым членом о Диму. Грудь к груди, кожа к коже. Ему до безумия нравилось это скольжение их тел. Он заводился от укусов, что оставлял на его шее Дима. Возбуждение достигло той границы, когда стало невыносимо ощущать горячую пульсирующую плоть через ткань. Прервав поцелуй, Никита отстранился и начал расстёгивать пуговицу на джинсах Димки. — Быстрее, — прерывисто дыша, сказал Дима, нетерпеливо толкаясь своим пахом. — Не указывай, — пробормотал Никита. Наконец, справившись с джинсами, он, чуть сдвинувшись, стащил их с Димки. И тот теперь лежал перед ним абсолютно обнажённый. Никита невольно залюбовался его телом, чуть смугловатой кожей, сильными руками с выступающими венками, тяжело взымающейся грудью, на которой можно было разглядеть тёмные волоски. Никита, желая заявить на это свои права, ощутить своими руками, прикоснулся своей ладонью к груди. «Он мой, только мой» — билась мысль где-то в сознании. Это было написано в его глазах, это читалось во взгляде. Сколько же огня в этих глазах. И всё для него! Он о таком и не мечтал никогда! И желание принадлежать ему целиком и полностью ощущалось почти болезненно, отдавалось томительным чувством во всём теле. Он любит его пронзительные голубые глаза, широкие брови, ямочку на подбородке, щетину, что царапает его кожу, крепкие руки с чуть выступающими мускулами. Он любит его всего и даже вот эту ссадину на щеке и те несколько прыщиков, что появились у него на спине. И как же хочется принадлежать ему, отдать всего себя без остатка, раствориться в нём. Когда он с ним, он чувствует, что не один, что он существует, что он жив. Дима, просунув ладони под ткань шорт, стаскивает их вниз. Никите пришлось встать и снять шорты вместе с бельём. И вот они оба абсолютно обнажены. Обнажены не только в физическом плане, но и в эмоциональном. Абсолютно открытые друг перед другом. Со всеми своими достоинствами и недостатками. Со всеми своими страхами и комплексами. Никите нравилось ловить на себе восхищённый Димкин взгляд. Он заводился от его хрипловатого голоса, от его чересчур сильных прикосновений, от собственнических поцелуев на шее. После очередного жадного, глубокого сумасводящего поцелуя, Никита отстранился и поёрзав на Диме, сел так, чтобы их члены соприкасались друг с другом. Они оба блестели от влаги в тусклом свете ночника. Они оба истекали и жаждали, когда же к ним прикоснутся. Обхватив ладонями, он прижал их друг к другу. С Диминых губ сорвался громкий стон. И он, непроизвольно приподняв бёдра, толкнулся в согнутую ладонь. Никита двигал своими ладонями всё сильнее, вызывая всё новые стоны. Стало трудно дышать, воздуха не хватало. Разрядка чувствовалась совсем близко, где-то рядом. Наслаждение витало в воздухе между ними, и это ожидание только усиливало и обостряло все чувства. — Агх, — сквозь стиснутые зубы простонал Дима. Его пальцы впились в Никиткины бёдра с такой силой, что кажется, там останутся синяки. Но это не волновало никого из них. Они, словно в безумной гонке, тёрлись друг о друга, ловили жадные взгляды, слушали стоны. В целом мире словно остались они одни. Никого не существовало. Только они, пытаясь раствориться друг в друге и найти то, в чем нуждались больше всего – тепло, так необходимое им, чтобы жить. Никита уже не понимал, что происходит вокруг. Он жадно смотрел в пронзительные голубые глаза лежащего под ним Димы. Вбирал в себя трепет и дрожь его тела. Не сводил взгляда, пока дрожащие веки не прикрылись от накатившего наслаждения, а рот не распахнулся в безмолвном стоне. Дима замер на мгновение, и Никита почувствовал тёплую жидкость, выплеснувшуюся на руку. Смотреть на то, как испытывает наслаждение Дима — настоящий кайф. Как он замирает и его глаза закрываются. Как рот распахивается, а член дёргается. Никита почувствовал, что это подтолкнуло его к краю, и он с готовностью отдаётся этой волне наслаждения. Отдаётся целиком и полностью, с головой ныряя в омут. Он не замечает, что стонет. Не замечает, что шепчет заветное имя. Не замечает, как его жидкость выплёскивается. С бешено колотящимся сердцем он опустился на тяжело дышащую грудь Димы и без сил распластался на нём. Уткнувшись лицом в его шею, он ощущает последние моменты уходящего оргазма и слышит ещё одно сердцебиение. Совсем рядом. Так близко, что казалось, будто бы это его собственное сердцебиение. Наверное, так и есть. Когда любишь человека, кажется, что он — это ты. А ты — это он. Они едины. Только вместе ощущают себя абсолютно целостными. Как два пазла, идеально подходящие друг к другу. Никита не знал, сколько ещё они лежали вот так, прижавшись друг к другу, на полу его комнаты. Так хорошо было лежать в тёмной комнате, освещённой только светом от ночника, рядом с ним. Ощущать его руки на своей коже. Видеть то, как красиво отражается свет в его глазах. Чувствовать на своём лице его тёплое дыхание. В воздухе витали все недосказанности и словно бы растворялись за ненадобностью. Слова были не нужны сейчас. Они и без слов понимали, что принадлежат друг другу без остатка. И всегда принадлежали. Чувствуя, как тёплая рука нежно прошлась по его спине, а затем стала перебирать его волосы. Никита выдохнул и, распахнув губы, запечатлел лёгкий поцелуй на колючем подбородке. — Так что здесь всё-таки делала Ксюха? — раздался хриплый шёпот. Никита коротко усмехнулся и ответил: — Списывала у меня математику, пока я ей жаловался на тебя. — На меня? — недоумённо спросил Дима. — Ну да. Или ты считаешь, что слышать от тебя, как ты пошёл трахать девчонок, предел моих мечтаний?! — Никита спрятал своё лицо в шее друга, судорожно выдохнув. Откровенность давалась трудно. — Слышать от тебя про свидания с девчонками, про коробку с презервативами и прочую дребедень было очень... Больно. Это слово зависло в воздухе, так и оставаясь невысказанным, но, очевидно, Дима всё понял. Он порывисто прижал его к себе, судорожно выдохнул, покрывая лёгкими поцелуями его лицо, и горячо зашептал: — Прости меня, Никит. Я вёл себя, как придурок! С ума сходил от мысли, что безразличен тебе! Просто... ты для меня, как закрытая книга. Всегда такой отстранённый и сдержанный. Я не знаю, чё у тебя в голове творится. — И хорошо, что не знаешь, — тихо пробормотал Никита, отстраняясь от его шеи, — иначе убежал бы от меня, сверкая пятками. Димка тихо рассмеялся, затем, твёрдо посмотрев в его глаза, сказал: — Не убежал бы. Никогда. Ты... очень важен для меня. Никита, не в силах отвести взгляда от этих искристых голубых глаз, завороженно замер. Безмолвно впитывал в себя эти долгожданные слова, этот долгий пронзительный взгляд, это трогательное выражение лица, это взволнованное дыхание. Впитывал жадно, как губка впитывает воду. Не в силах насытиться этим признанием, этим теплом, этими словами. Не в силах насытиться Димой. Сообразив, что не может вымолвить ни слова, Никита, с трудом сглотнув, приложил свою ладонь к колючей щеке и нежно провёл большим пальцем по скуле, ощутив небольшую щетину. Он потянулся к губам, и Дима тут же потянулся навстречу. Их губы встретились, даря друг другу медленный, тягучий, глубокий, полный нежности поцелуй. Они проникали друг к другу в рот, их языки сплетались, а руки ласково скользили по щекам и волосам. Этот долгий бездонный поцелуй, наполненный упоительными и сладостными движениями, словно был признанием, скрепляя их безмолвную договорённость. Затаив дыхание, они пылко целовались, пока не возникла необходимость прерваться и вдохнуть немного воздуха. Но даже тогда они не отстранялись друг от друга, а губы до сих пор соприкасались, их учащённые дыхания сплетались. — Обещаешь мне, что будешь целовать меня так по двенадцать раз в день? — хрипло прошептал Дима, касаясь губами его губ. — Только если ты пообещаешь мне то же самое, — прошептал Никита. — Договорились, — ответил Дима, губы растянулись в лёгкой улыбке. На несколько мгновений в комнате установилась приятная, обволакивающая, уютная тишина. Затем раздался тихий вопрос Димы: — Так значит, Ксюха знает… — Она знает, — подтвердил Никита. — Значит, вы с ней подружки? — усмехнулся Димка. Вместо ответа Никита укусил Димку за шею. — Ай! — воскликнул он. — Больно же! — Так тебе и надо! Думаешь, только ты можешь кусать меня? — Курить хочется, — пробормотал Дима, водя губами по спутанным чёрным волосам. — Мне тоже, но я не хочу отрываться от тебя, — отозвался Никита. — Я тоже. Может, перетерпим? Просто ляжем и уснём. Через несколько минут они уже находились на диване под одеялом, тесно переплетясь друг с другом, так что не сразу было понятно, где тут чья нога или рука. Никите не хотелось думать ни о чём. Но тревожные мысли одолевали его даже сейчас. Его пугало будущее. Что если их план провалится, и они с Димой окажутся порознь? Что если он не наберёт достаточное количество баллов? Что если... Повернувшийся к нему Димка отвлёк от тревожных мыслей. Он прижал его к себе плотнее. Никита уткнулся в его влажные волосы, глубоко вдыхая их запах. Почувствовал, как рука, покоящаяся на его плече двинулась вверх, забираясь на шею, а затем остановилась в его собственных волосах, трепетно сжимая их. Всеми фибрами души он жаждал этих прикосновений, этого дыхания, касающегося щёк, этого взгляда голубых глаз. Зная, что Дима рядом, Никита уже не так страшился будущего. Дима будет сильным вместе с ним, когда Никита не сможет быть сильным в одиночку. Не важно, что ждёт их впереди, ведь они есть друг у друга, а значит, справятся со всем. Они сжимали друг друга в объятиях, погружаясь в спокойный безмятежный сон, понимая, что рядом друг с другом ощущают себя настоящими. И это чувствовалось, как что-то естественное, правильное, само собой разумеющееся.