***
Хан ставил напрямую на орионцев. Не один, так другой пиратский картель был не прочь подпортить дела конкурентам. Отрицательная известность играла на руку сверхчеловеку. С его появлением затихали, но прятаться было некомильфо, и он подсаживался к кому хотел. — Нужна лематья для дома, — сказал первому подходящему зеленокожему чудаку, меланхолично сворачивая в трубочку вилку. — Э-э... это можно устроить, — заблеял тот. — Чистокровная, а не пума с нарощенными ушами, — нагнетал Хан. «Язык» не рискнул брать ответственность на себя. Он выдал, где отдыхают члены орионского Синдиката, включая так называемых «зверо-рейдеров». Если бы дурновкусица могла убивать, отель «Верекс» и его казино были бы наиболее неприступной крепостью в изведанном космосе. Напрасно зелёные стриптизёрши увивались между колонн, похожих на золочёные спиральные макаронины. Невпечатлённый Хан высмотрел вдалеке альфа-самца — по козырному месту, с которого обозревался весь зал, по самому круглому полуголому брюху, по обилию пирсинга в рандомных местах, — и не сворачивал с курса. Охрана без реверансов стала в ружьё. На оглушающие разряды фазеров Хан обращал не больше внимания, чем на укусы ос; подаренная Кирком рубашка, спасибо паукам-толианцам, рассеивала часть энергии. Сбавляя ход, он вынул распечатанный президентский указ и помахал им перед носом у главаря. — Мои братья и сёстры, семьдесят две персоны, вышли из-под юрисдикции Федерации. Что-то подсказывает мне, что, если они захотят обзавестись редкими образцами фауны и заодно раздобыть капитал на обжитьё, власти за вас не вступятся. Мафиозо щёлкнул пальцами. С первым выстрелом, вспыхнув, осыпался пеплом листок в руке Хана. Второй заряд полоснул от плеча к поясу, и толианский шёлк не вынес, сбежал с тела ртутными каплями, являя свету устрашающе быстро затягивающийся ожог. Хан раздражённо повёл шеей. — Не испытывайте моё терпение, господин Марас. Просто подпишите отказ от браконьерского бизнеса в пользу Вулкана, — он снял с пояса ПАДД. — Достаточно отпечатка пальца. По зажившему боку прощекотали игручие пальчики. — Оставьте нас. Пожалуйста, — выдохнул чувственный женский голос. Хан обернулся. Полногрудая орионка с угольно-чёрной копной волос заглядывала ему в глаза с лукавой мольбой. Он взял в ладони её лицо, словно для поцелуя. В нос ударил запах подгнивших фруктов. — Знаменитые феромоны, — резиново улыбнулся сверх. — Как я мог сразу не догадаться. Марас — это вы. Крутанув её вокруг оси, Хан мигом поменялся местами с пираткой, закрывшись ей от охранников и приобняв за шею локтем. По счастью, та поняла, что феромоны бессильны, и обоняние Хана от них избавила. — Вашу подпись, будьте любезны. Марас, источая ненависть каждой порой, приложила палец к экрану ПАДДа. Устройство легкомысленно пикнуло. — К сожалению, акт передачи неполон без описи. Проедемся до питомника? Планетоид Саппора-VII некогда славился добычей пергия. Изрытый шахтами, он полегчал настолько, что орионцы приделали к нему двигатели. Весьма умно, когда нужно постоянно скрываться. На грани шока от изобилия животных диковин, замкнутых в недрах, Хан взял на буксир шаттла небесное тело и доставил на орбиту Ни'Вара-2, великодушно позволив обслуживающему персоналу смыться подручным транспортом. Всё это Хан преподнёс Джиму за утренним чаем-в-постель, неизменным на протяжении восьми лет вплоть до чёрных стеклянных пиал. Ритуал словно символизировал неизменность их отношений. Рутину. Долг. «Лучшевсех» смотрел с тем же правом на разделённое упоение успехом, как тогда, когда летели на «Вэнджэнс» сквозь космический мусор, и Хан вывел Кирка с разбитым визором на курс, и, возможно, ещё тогда в их переглядке впервые мелькнула какая-то искра. Вот только вчерашний успех не был общим. Хан навёрстывал дни бездействия и ущербности, это понятно. И всё равно Джима как будто... не то что лишили участия в любимой игре, — ему указали место. Он — обуза. Даже этот проклятый чай. Даже дом этот, придуманный и навязанный за его, Джима, шальные деньги. Разве хоть что-то материальное имеет значение для Хана Сингха? — Круто, — сказал Джим со всей искренностью, на которую был способен. — Ты крут. — Я знаю, — тонко улыбнулся Хан и вынул пиалу из его пальцев. — Голова не болит? Ха, отличный предлог откосить от секса. Возможно, последнего или предпоследнего в их совместной жизни. С кем-то другим Кирк из принципа выложился бы «как в последний раз». А смысл? — Я что-то не очень, — почти не соврал Джим. — Пойду поплаваю. — Как хочешь, — Хан поудобней устроился на подушках — допивать. Трава шуршала под босыми ногами, её сменила хвоя, затем галька. Море обволокло кожу глоток за глотком. Джим рассекал низкие волны, пока не устал, и на обратный путь к берегу уже не осталось ни мыслей, ни чувств. Только животная, мышечная эйфория здорового тела. Сверх ты, или не сверх... Но дом был пуст. Ни на кухне, ни в спальне, ни в тренажёрке, ни в оранжерее Хана не было. А в лабораторию ход был закрыт даже для Чарли. Джим добросовестно схарчил капсулу, надел драные джинсы, потёртую куртку и прыгнул на Йорктаун. На службе его не ждали; достопримечательности были изучены, как свои десять пальцев. Он купил автономный репликатор виски на солнечных батарейках, замаскированный под бутылку колы, и шлялся скверами, заново вглядываясь в детали пейзажа, аж до окукливания в полной потере интереса к действительности. Вечерний Хан полулежал в шезлонге, его бокал был неначат. Чарли пристроил голову к нему на колени и жмурился от мерной глажки. При виде Джима аугмент молча встал — готовить детоксикант. Благословенный сон избавил от необходимости разговаривать. Между ночью и утром Джима подбросило в пустой постели. Его укладывал Хан, это он помнил точно, но ложился ли сам... Оттаптываясь на кнопках, Кирк реплицировал себе снотворного. Первым, что он увидел в полдень, были холодные глаза Хана. — Не хочешь поговорить? — Ох, да, конечно. Как там ваши планеты? Сверх принял игру, отчего только больше заныло под ложечкой: — По Эллору проект готов, лимит энергии выделен. Вулканское лобби способствовало. Биоценоз подправили так, что большинство пленных животных займёт свои ниши после того, как закончится терраформирование. — А что, кого-то уже отрядили? — ожил Кирк. — Ты удивишься, но проект «Генезис» есть и в нашей реальности. Его руководитель — некая Кэрол Уоллес. — Отмежевалась от папочки, — проворчал Джим полу-признательно, полу-насмешливо. Навести мосты с Кэрол он честно пытался. Та строила глазки и вертела хвостом, набивая цену, но с пришествием Хана на «Энтерпрайз» психанула и перевелась. Спасибо, детка. Джим попробовал просчитать, чем бы закончилось, не будь она такой ломакой. Пресные потрахушки, большие претензии, не дай бог, залёт. Вместо этой чокнутой, нарванной, абсолютно прекрасной и обречённой в своей невозможности авантюры. Прилив желания был таким, что ему стало плевать — на достоинство, на дистанцию, на то, что будет потом. — Хочу тебя, — он облизнул пересохший рот. Хан медлил, будто обдумывал неожиданный переход. Невесомыми пальцами обвёл губы Джима. — ...Не здесь. У нас давно подвал простаивает. Когда-то они любили эту забаву: сводить на тренажёре предплечья или бёдра, пока другой добавлял веса до «не могу», до распластанного прогиба на равнодушном станке. Джим заведомо проигрывал Хану, только пытался запомнить, на какой в этот раз отметке, прежде чем дать себя пристегнуть кожаными браслетами, висевшими тут же на рычагах, и выебать до основания. По лестнице Кирк шёл впереди, языком пламени по спине чувствуя оценивающий, благосклонный взгляд Хана. Оба были обнажены. Часто это воспринималось ими обыденно, как элемент свободы и лени вдали от свидетелей. При Чарли Джим как-то стеснялся; Хан тоже соблюдал этикет. Сейчас котина где-то гасала, входная дверь была открыта, а вот подвальная — запиралась. Короткая, узкая и упругая скамья для жима штанги так и звала лежать навзничь с заломленными за голову руками, по сторонам упираться ногами в пол, поднимая до предела сжатые ягодицы, и чтобы Хан буквально вонзался в него. Нет. Не видеть лица, не показывать своего. Джим опустился коленями на татами, животом на гладкую обивку торца. Услышав, как кликнула крышечка лубриканта, он дрогнул в невольном спазме и обхватил опоры скамьи, раскрываясь. Но вместо пробного прикосновения пальцев ощутил горячий и мягкий язык Хана, лижущий вдоль позвоночника снизу вверх. Острое наслаждение разлилось между лопатками, когда к нему подключились губы. Влажный след сразу же высыхал под жаром дыхания, и пытка нежностью была бесконечной. Хан задвинул без предупреждения — лишь годы практики спасли Джима. Он вскрикнул. Да, так его. Всегда несдержанный, Кирк уткнулся лбом в моментально взмокший винил и стиснул зубы. Пот катился градом по спине, по бокам, по шее. Мошонку болтало в такт болезненно-звонким шлепкам. Аугмент вколачивался на уничтожение, ни миллиметром не давая забыть о своём сверх-размере. Акт любви от акта ненависти отличали его руки, облитые смазкой, на члене Кирка. Одна жёстко качала ритм, другая оглаживала рассопливленную головку, отвлекая от ослепительных волн-конвульсий в изнасилованной простате. Перед тем, как отрубиться, Джиму показалось, что он кончил всем телом. Затмение длилось всего секунду. Просто — рраз, и уже Хан сидит на пятках перед его лицом, похлопывая по щеке. Джим ответил слабой улыбкой. Попробовал пошевелиться, сжать анус. Саднило хорошо, утешительно — не опасно. — Как ты меня не убил? — пошутил он. Хан притронулся к своей челюсти, где накладка: — Ты не давал. В голове было сонно, пусто и тихо. Вот бы так пролежать до завтра... которое всё равно наступит. Сверх заявил о себе раньше. — А теперь объясни, что значит твоё вчерашнее выступление, — потребовал он. — Иначе дисциплина в моей семье под угрозой. — В смысле? — Джим хлопнул глазами. Нить от него ускользнула. — Через два дня событие, где я собираюсь представить тебя своим. Если мужчина, которого я выбрал, не владеет собой, это может зародить среди них сомнения в ценности идеалов самоконтроля и цели. — А я не идеал, — ощерился Джим. — Ты знал, с кем связывался. «Никогда не поздно закончить», — сейчас скажет Хан, и всё. Мат в два хода. Но этот Сингх умел в трёхмерные шахматы: — Твои импульсы к саморазрушению всегда имели мотив. Что случилось? Хм! Не только не «случилось». Наоборот — его, Джима, вводят в семью сверхлюдей. Ничоссе!! — Напряжение выпускал. А надо было сразу к тебе, — самоуверенный Кирк вернулся. — Регенератор далеко? Хан подогнул уголки губ в терпеливой усмешке облегчения, распрямился и встал за гелем. Ближайшая четверть часа была посвящена деликатному внутреннему массажу растраханных мест, что по свежей чувствительности довело Джима ещё до полудюжины мелких всплесков мучительного блаженства. Вот когда он настонался за всю свою молчаливую забастовку. Боясь, что слова не остановят Хана, сытый страдалец придержал его за запястье: — О боже, хватит! Или я нажалуюсь, перед кем тебе там стыднее всего. — Тебе не угодишь, — Хан плавно извлёк пальцы. — Завтрак? — Потом... — Джим сполз со скамьи, раскидываясь на матах. — Давай ещё полежим. — Увольте, адмирал, не здесь, — вернул Хан его же фразу. — Уборка! Шустрый робот по-жучиному заспешил вытирать уляпанные поверхности. Памятуя прошлый эксцесс, Джим поднялся сам, гаркнул: «Ванна!» — и так же напористо, наперекор остаточному дискомфорту, устремился в сторону бани / сауны и джакузи. Кайфа от сухого жара Сингх откровенно не понимал, потому парились если не врозь, то попеременно, сводя с ума компьютер умного дома. Каскад и форсунки бурлили вовсю, так что водички набралось как минимум на одну высокопоставленную задницу, тем более — две. Хан покачал головой, но компанию торопыге составил. Симметрично напротив. Инквизиторскую такую компанию: неподвижную, выжидательную. Джим понял, что объяснение не пропетляло. Отчаянно сожалея, что в ванне нет каких-нибудь корабликов или акулок, он выловил античную ступню Хана, поставил себе на грудь и стал разминать мышцы свода, подушечки и фаланги. Пока раздумывал, дать волю оральной фиксации или будет уже перебор, Хан нарушил молчание. — Однажды я говорил тебе, что не меняю своих решений. Ты — мой, и горе тем, кто тебя не примет. Джим воровато поднял глаза. В них заскакали черти: — А есть риск встречи с твоими бывшими? — Её нет в живых, — отрезал Хан. Она умерла у него на руках при атаке Нью-Дели. Пока войска Ханата гнали австралийских захватчиков до Ботани Бэй, китайцы пустили в ход отравляющее вещество, разработанное прицельно против аугментов. Санджай была его генеральным секретарём и иногда грела его постель. Близость — недопустимая роскошь. У лидера не должно быть болевых точек. Оплакав её, он поклялся: больше никаких женщин. А теперь всей кровью слит с нахальным синеглазым мальчишкой. — Прости, — посуровел Джим. — Кярр! — просверлило из-за двери. — Ну что ты будешь делать!! — ругнулся Кирк, вылезая из гостеприимного резервуара. Кошачий ребёнок, подросший до габаритов юного льва, сидел по стойке смирно и, наклонив мордаху, прядал кисточками на чёрных ушах. С открытием двери он ломанулся внутрь, толкнув Джима бочиной, и оглушительно плюхнулся в полную ванну — на Хана. Неловкость развеялась окончательно и бесповоротно.***
Невесты были великолепны. Звёздный флот как раз обсуждал форменное нововведение — скант: облегающее женское мини с подкройными шортами и его мужскую версию для желающих. Цвет, атласная ткань и некоторые вольности с фасоном превратили одежду для работы или активного отдыха в элегантный ансамбль. «Маленькое чёрное платье» Джейлы напоминало длинный жилет с глубоким вырезом и смокинговыми лацканами. Белоснежный корсаж Ухуры открывал плечи в классическом свадебном декольте. Вместо фаты Нийота сменила извечный «хвост» на параллельные полоски кос, как у супружницы, собрав концы прядей над шеей в женственный узел. Их свита, в составе чернявой и рыжей, сошлась на сиреневых теннисных платьицах («Вы ж так вопили против розового, обе!» — «Ты что, па, это совсем другое!») — крайне предусмотрительно, чтобы вымокнуть на водяных горках, высохнуть в аэротрубе и в том же виде блистать на танцах. У Джима с Ханом и выбора не было, их золотой и серебряный яхтенные регланы подчёркивали единство с командой несмотря ни на что. Настоящим королём бала на фоне скромников был Боунс. «Do no harm but take no shit», — гласил девиз на его белой футболке. Под надписью восклицательным знаком торчал средний перст скелета кисти. Финальный штрих — залихватский прорез на штанине джинсов выше колена, то ли тупой бритвой, то ли острой пилой. Кирк изумлённо присвистнул: — Тебя Джо одевала? — А то кто, — гордо молвил МакКой. — Коты так не умеют. Чарли участвовал в развлечениях наравне со всеми. Ещё в ошейнике, и хэндлер был пристёгнут к поясу Хана, но только чтобы охрана не придиралась. Пускай ему не светило вырасти великим дизайнером, одна инженерная победа на его счету уже была — разбивать камнями морских ежей и лакомиться всплывающей мякотью. Малик, Раким, Явар, Кати, Гизела, Линг… Хан обнял Хоакина — своего премьера. Другие сгрудились вокруг них, как снежный ком: с боков, спереди, сзади. Джим зааплодировал. Энтерпрайзовцы присоединились к нему. — Это Джим, — сказал Хан, когда рой распался. — Прошу любить и жаловать. — Человек? — раздул ноздри тот, кого звали Малик, тонкогубый блондин с неровной стрижкой. Чарли показал зубы и зарычал. — Мой человек, — с нажимом ответил Сингх. — Благодаря ему я сейчас имею возможность разговаривать с вами. — Ну, по факту, станцию спас ты, я только пострелял немного, — вернул комплимент Кирк. — Я о том выстреле, которого ты не сделал. Этим тут же заинтересовалась Кати. Пришлось разворошить в памяти дела давно минувших дней, не обойдя заслуг МакКоя. Джим был хорошим рассказчиком — опыт ведения капитанских журналов не лемать начхал, — а сверхлюди в целом оказались неплохими ребятами, видом и нравом чуть помладше него. Им на ура зашли и футболка доктора, и его ремарки, и красотка Джо. — Божечки, что это за женщина?! — завертелась та. — Я хочу состариться как она!!! В яркой брюнетке с мазком серебра в волнистых распущенных волосах, сказочно задрапированной в персидские ткани, к которым так подходили тяжёлые серьги и сочный макияж, не узнать было строгую военачальницу. С бокалом шампанского и лёгкой улыбкой, облокотившись о барную стойку, она созерцала праздник. — Типун тебе на язык! — шикнул Джим. — Ей нет шестидесяти, а выглядит на полтос! Твоему бате, на минуточку, 53! — А точно, — мысль Джо совершила головоломный кульбит. — Зачем ей рожать, если у тебя уже есть замечательная готовая дочь. — Господи, в кого выросла эта девочка?! — Боунс патетически воздел руки к небу. Джо показала язык (невредимый). То ли Демора Сулу ей насплетничала, то ли флюиды всеобщего единения затмили разум, но азарт свахи было не обуздать. Аугменты, стоящие полукольцом в два ряда, сплетясь руками поверх плеч, и сидящие прямо на плитах танцпола; покатывающийся Кирк, церемонный Хан, курлычущий Чарли и сгорающий со стыда МакКой смотрели, как Джоанна, ввинчиваясь в толпу, шурует к возвышению бара. Перед Пэрис народ расступался, как воды Красного моря. Она видела всю компанию, но Ленну казалось, что именно в его злосчастной футболке сейчас прожжётся дыра. — Леди и джентльмены, — приветствовала сверхов глава Звёздного Флота, — поздравляю с началом новой жизни. Адмирал Кирк, Хан. Потрясающая внутренняя свобода, доктор МакКой, — я даже немного завидую. — Эй, ты ведь так и не назвал мне своего титула! — вспомнил Джим. У Хана в глазах заискрили смешинки: — Это всегда он и был. Боунс растерял слова, но сама судьба пришла к нему на помощь. Ударил бит забористого доварпового рок-н-ролла, и все головы повернулись к пятачку, предназначенному для гоу-гоу. Новобрачные там жгли напалмом, меняясь ведением, словно старались перетанцевать друг друга. Публика хлопала и приплясывала, не в силах устоять на месте. Вместо букетошвыряния Скотти и Чехов с двух сторон подорвали мега-петарды, осыпав ликующих зрителей лепестками роз. Заиграла старинная, сладкая, медленная «Moon River». И разведённый сельский доктор, сам не свой, с тягучим южным акцентом произнёс: — Разрешите вас пригласить? Занавешенный ветками сакуры, на балконе поднял рюмочку «бейлиса» посол Спок. The End!