Пока рушится мир

— Живот такой огромный. Ривай, смотри! — отрываясь от готовки ужина, я делаю пару шагов в сторону гостиной.        Тяжёлый вздох. Ничего нового. Очкастая в который раз демонстрирует возможность использования живота в качестве столика. В этот раз на нём располагается подносик с горячим зелёным чаем, клубникой и… рыбными консервами с чёрным хлебом.  — Милая, пожалуйста, аккуратнее. Чашка горячая, — на твоём теле достаточно ожогов и ран.  — Посиди с нами.        С нами... И правда, скоро нас станет трое. Буквально со дня на день врач обещал начало схваток.        Ребёнок ведёт довольно активную деятельность. Частенько пинается. Особенно любит это действо в ночи, когда Ханджи прижимается ко мне животом. Странно, что на моём боку ещё нет отметин детской любви.  — Эх-х-х, скоро я смогу спать на животе, — довольно причмокивая, протягивает Аккерман.  — А как же грудь? Разве она не станет в разы чувствительнее, как только ты начнёшь кормить малыша? — устраиваясь рядом с очкастой, отвечаю я. Ладонь автоматически находит живот и принимается поглаживать последний.        Ханджи странно улыбается и затем произносит:  — Ты впервые назвал ребёнка малышом…  — Ну-у, всё когда-то случается в первый раз, — шепчу я и аккуратно целую Аккерман в губы. Ладонь тут же ощущает лёгкий пинок. — Кажется, кто-то уродится очень ревнивым.  — Хах, даже не знаю в кого, — улыбаясь во все тридцать два, комментирует четырёхглазая. Я лишь демонстративно закатываю глаза. — Ой, не нужно тут. Это ты у нас собственник. А грудь? Понятия не имею. У всех по-разному… Но знаешь, какой ещё будет плюс?  — И какой же? — усаживаясь поудобнее и протянув руку вдоль спинки дивана, с лёгким задором спрашиваю я.  — Можно будет заниматься сексом! — не просто пинок, а целая серия ударов преследует мою ладонь.  — Угу, через месяц-другой, когда ты восстановишься, — ребёнок проделывает ровно те же действия, что и пару секунд назад. Мы с Ханджи усмехаемся. — Н-да, малыш явно не в восторге. Нужно будет поработать над шумоизоляцией.        Мысль об относительно скорой интимной близости с четырёхглазой радует. Я очень скучаю по её горячему и влажному телу. Скучаю по её стонам, по тому, как она извивается в моих руках. Как она двигается на мне. Как прелестно орудует своим хоть на какое-то время заткнутым ртом.  — Хм, и что же ты успел себе нафантазировать? — заискивающий голос Ханджи извлекает меня из приятных воспоминаний.  — А? — потупив взгляд, я смотрю на неё. Затем перевожу взгляд вниз. Ну, что сказать? Стандартная реакция.  — Слушай, если хочешь, я могу… — убирая подносик с едой в сторону, произносит очкастая. Далее её ладонь оказывается прямо на моём паху. Точнее, эти проворные пальчики уже разбираются с ремнём и молнией на брюках.        Противостоять бесполезно. Сколько бы я ни отнекивался, Ханджи всегда доводила дело до конца. После того, как мы перестали заниматься сексом в стандартном его понимании, она (то бишь четырёхглазая) буквально не отставала от моего члена.        То ли гормоны, то ли супружеский долг, а может, и всё вместе сделали из Аккерман буквально гуру оральных ласк. 

***

      Как бы нелепо это ни звучало, но минет стал для ребёнка последней точкой кипения. Воды отошли ровно в тот момент, когда я кончил.        Ханджи родила мальчика. Здорового и довольно крупного мальчугана. В процессе рождения ребёнка я чуть было не попрощался с рукой. Кто ж знал, что очкастая будет сжимать её настолько сильно. Да и настроение её постоянно менялось. Сначала она прогнала меня к чёртовой матери, ближе к концу взвыла моё имя так, что на крик прибежали обеспокоенные соседи. И вот тогда понеслось…  «Леви, ты меня любишь?  Леви, он меня порвёт, я так больше не могу  Леви, я умру от потери крови Доктор, там много крови?  Леви, позаботься о нашем ребёнке Леви, я ведь не умру?  Таз ведь стал намного шире. Так какого чёрта по моей пояснице прямо сейчас проезжает повозка с тонной пшена?! Леви, я люблю тебя», — на опережение: крови практически не было, и никто Ханджи не порвал.        То было тогда. Тогда мы плакали от счастья. Буквально четыре дня назад. Четыре дня назад на свет появился Аарон Аккерман. Мальчик с тёмными волосами, отцовскими очертаниями лица и взглядом, полным любознательности и наивности. Такой светлый, чистый и сияющий. Эти карие глаза. То, что на первый взгляд ему досталось от матери…       Сейчас же моему взору открывается картина, о которой я и мечтать не мог. Ханджи, моя жена, стоит, склонив голову к Аарону, нашему сыну, и кормит его грудью. Парнишка лишь изредка машет ручонкой.        Лучи солнца пробиваются через плотные портьеры и окутывают двух самых дорогих и близких для меня людей.        Только подумать… Мы смогли выбраться из того ужаса. Смогли создать семью. Создать нового человека. Человека, которому предстоит прожить долгую и счастливую жизнь в новом мире. Мире, избавленном от титанов. Да, этот мир не лишён жестокости, но мы приложим все усилия, чтобы воспитать нашего мальчика сильным и способным преодолеть любые трудности.  — Ривай, — нежный голос Ханджи развевает поток мыслей в голове. Лёгким движением головы она подзывает меня.       Я боюсь сделать лишний шаг или как-то неправильно повернуться.  — Леви, он же не спит, шагай поуверенней.  — Хорошо-хорошо, — всё же шёпотом произношу я. Вдруг он с титькой во рту уснул. Вполне себе сладкая поза. Я бы не отказался.        Приблизившись к Ханджи, я легонько обнимаю её за талию и точно так же притягиваю к себе. Аарон лениво разлепляет глазки и буквально вперивает взгляд в меня. Я серьёзно смотрю на него. Проходит пара секунд, мальчишка оставляет в покое грудь очкастой и полностью сосредотачивается на мне. Да, такими гляделками мы занимаемся несколько раз на дню. Привыкаем друг к другу, так сказать.  — Спасибо, — оставляя поцелуй на щеке Ханджи, шепчу я. — Ты очень сильная, милая. Очень. Я… — на мгновение горло спирает. — Я люблю тебя, четырёхглазая.  — И я люблю тебя, Леви, — еле слышный, но продолжительный всхлип дополняет это признание.  — Ну-у-у, милая, — я поворачиваюсь к ней лицом. Одна слезинка преследует другую. Очкастая лишь улыбается, попутно шмыгая носом. — Дорогая, не нужно… не нужно плакать, — я достаю из кармана брюк платок и помогаю Ханджи справиться с разыгравшимися эмоциями.  — Что ж, нужно укладывать мальца спать. Да и я не прочь немного вздремнуть. Ты с нами? — медленно продвигаясь в спальню, уточняет Аккерман.  — Спрашиваешь, — лёгкий смешок покидает меня. Ребёнок слишком энергозатратен, поэтому вопрос сна актуален как никогда.  — Интересно, ты перерастёшь своего папку? — склоняясь над Аароном, шепчет Ханджи. Мне остаётся лишь снисходительно улыбнуться.