Пока рушится мир

      Она плакала, плакала каждой ночью. И пыталась делать это как можно тише, ведь знала, что после конца гула мой сон стал ещё более беспокойным. Каждый всхлип Ханджи отдавал осколком в сердце. В моменты особого отчаяния она зажимала в зубах одеяло или кулак. Когда же я прижимался к ней сзади, плач Зоэ перерастал в истерику. Она буквально захлёбывалась в слезах и практически срывалась на крик. И я плакал, плакал вместе с ней, прижимая ещё сильнее к себе.           Да, мы потеряли ребёнка.           Ханджи чудом удалось выжить. Ожог в районе затылка и лопатки узором распластался на её нежной коже. Она больше не забирала волосы в высокий хвост. Их пришлось обрезать. Но всё это такие мелочи по сравнению с фактом того, что моя девочка выжила. Выжила и сейчас со мной.           Я старался проводить рядом с ней как можно больше времени. Я не выпускал её из своих объятий.           Первое время после произошедшего мы пережили как в тумане. Как после контузии. Были скупы на слова и элементарные касания. Но если второе отступило довольно быстро, то с первым были серьёзные проблемы.           Самым страшным был момент откровения Ханджи:  «— Я ужасна, Леви. Просто отвратительна. Почему? Потому что пыталась сделать это. Закончить всё это. Освободить тебя. Почему не сделала этого? Потому что моя любовь к тебе, о-она… Она оказалась сильнее. Я не смогла, не смогла всё это закончить. Не смогла оставить тебя».           Она пыталась убить себя.

***

— Леви, а… а эта комната? Мне кажется, что дом слишком большой для нас… — опуская голову и нервно отирая ладошки о ткань платья, тихо произносит Зоэ, которую уже правильнее именовать Аккерман. — Или ты думаешь, что у нас получится?          Я подхожу к очкастой и прибочившись, аккуратно притягиваю её к себе за талию. — Обязательно, — целуя Ханджи в щёку и устраивая вторую руку на её пока плоском животе, шепчу я.        Мы начали заниматься сексом относительно недавно и практически сразу решили, что предохранение ни к чему. Мы готовы попытаться завести ребёнка.           Получив подробную консультацию врача, мы тут же приняли решение переехать в пригород. Туда, где Ханджи будет спокойнее. Никакого шума и воздух не загрязняют только-только получившие развитие машины и заводы.           Фермерские продукты. Свежие мясо и рыба. Постоянные пешие и велосипедные прогулки на свежем воздухе.           Скрипя зубами, я отпускаю четырёхглазую на работу. Без неё она бы рано или поздно захворала. Нам это не нужно. Поэтому несколько дней в неделю она работает в конструкторском бюро и подрабатывает в лаборатории при здешнем университете. Работа делает Ханджи счастливой, и это главное.   — Хорошо, — с улыбкой на лице проговаривает она. — Неподалёку есть озеро. Так что… я думаю, этот вариант вполне себе неплох.           Характер Зоэ-Аккерман явно изменился. Она стала степенней, обзавелась чувством самосохранения и не носится сломя голову, не смотря под ноги, как в былые времена. Она готовится стать матерью. Я это чувствую.  — Замечательно, — заглядывая в глаза очкастой, отвечаю я. — Х-ханджи? Ханджи, что такое?           Её правый глаз на мокром месте, но она улыбается. Всхлип, лёгкий смешок. Она вдыхает полной грудью и вытирает уголок глаза. — Я-я, — голос дрожит, слёзы вновь собираются. — Я п-просто вспомнила… — одинокая слеза скатывается по щеке. Тут же стекает вторая, третья, затем четвёртая. — Я вспомнила про ребят. Про Моблита, Эрвина… Про Мика и Нанабу, они ведь тоже могли когда-то стать родителями.           Я уже давно не плакал о павших товарищах. Я стараюсь верить или просто тешу себя надеждами о том, что они где-то там, наверху, сидят вокруг костра и резво обсуждают происходящее внизу. Искренне радуются за тех, кому удалось выжить, и утешают каждого пришедшего к ним. И ведь когда-то среди тех пришедших могла оказаться Ханджи…           Как же я рад, как счастлив, что не отпустил её тогда.  — Тише, иди сюда, — я привлекаю Ханджи в объятия. — Они наверняка смотрят на нас и ну очень не хотят видеть, как ты расстраиваешься, дорогая. — очередной всхлип. — Я тоже скучаю по ним. — поглаживая четырёхглазую по спине, заключаю я. — И ведь… Ведь когда-то и я могла оставить тебя. Оставить одного, — она утыкается носом мне в шею. — Прости, прости, прости. — быстро шепчет Зоэ. — Я была такой эгоисткой, Леви.           Мы стоим у окна, и солнечный свет мягко ложится на её уже не такое хрупкое тело. Четырёхглазой удалось набрать в весе. Я оглаживаю её спину и несказанно радуюсь тому, что теперь не ощущаю всех проступающих позвонков.           Всхлипы закончились. Незачем больше плакать.  — Тут очень пыльно, не стоит тебе таким дышать, — замечая частички времени, спокойно маневрирующие на солнечном островке, говорю я.           Ханджи усмехается и поднимает голову.  — Ты всё такой же, Аккерман.