The Winter Soldier: Конец долгой зимы

Мир замер в трауре. Сегодня мы все осиротели – Энтони Старк, более известный свету, как Железный Человек, скончался. (Nadine El—Bawab, Октябрь, 2023, American Broadcasting (ABC) Скорбная сенсация – миллиардер и изобретатель Тони Старк сегодня объявлен погибшим. (BBC World News, октябрь, 2023) Покойся с миром, гений. Сегодня, на 53—м году, жизни нас покинул американский изобретатель, Энтони Эдвард «Тони» Старк. (Fox News, октябрь, 2023) ___________________________________________________________________ <… — Я здесь, стою с вами, видными деятелями… — И вы действительно будете обсуждать сейчас смерть этого, так называемого, Железного Человека? Вы давно смотрели в окно? — При всем уважении, Владимир Владимирович, позвольте… — Вы на федеральном канале, у нас мало времени до рекламы. — Я хочу сказать, что это событие отразится на мире, и я хочу выразить огромную скорбь, Энтони Старк был эксцентричной, порой спорной, но гениальной фигурой, и ему нужно отдать те почести, которые он заслуживает. — Нет, при всем уважении к Вам, Энтони Эдвард Старк – военный преступник, и я буду называть его именно так. Сколько раз он ставил нашу планету под удар? Сколько раз совершал поступки, за которые он давно бы должен быть приговорен к смертной казни? — Ровно столько же, сколько раз он спасал наши с вами жизни. — Мою жизнь, не знаю, конечно, насчет вашей, спасала моя Страна. И сейчас в моей стране на пятьдесят процентов больше человек, чем было еще вчера вечером, и я считаю, это та тема, что мы должны обсуждать в этой студии, а не кучку маргиналов, бандитов, в один момент решившись, что именно они будут устанавливать мировые порядки!..>       (Отрывок из авторской передачи «Вечер с Владимиром Воробьевым. Спецвыпуск от 17.01.2023») _________________________________________________________________

Глава 1.

США, Нью—Йорк. Июнь, 2024. 21:05 Сегодня он решил обогнуть Бруклин по самой неудобной и длинной дороге, проходящей мимо отстраивающихся новых кварталов. Прикрыв дверь в своей маленькой квартирке на третьем этажа старого, серого дома, мужчина ловко спустился, спрыгнув с пожарной лестницы, и, надвинув капюшон на голову, начал пробежку. Мысли постепенно успокаивались, а виски переставали пульсировать. Внутри давящего на него пространства съёмного жилья он испытывал такой груз на грудной клетке, словно ему перманентно не хватало кислорода. На улице становилось легче – если как следует потренироваться, может, будет шанс, что он поспит спокойно. Каждый день его мечты о сне без кошмаров становились все безнадежнее. Он попробовал купить на углу Атлантик—Авеню травы, у мальчугана из ближневосточной диаспоры, и раскурить ее вечером – эффекта не последовало. Разве что квартира знатно провоняла дурью. Он бы остался у Уилсона, но того срочно вызвали в очередную командировку, а стеснять его сестру показалось ему неуместным. Он вновь уехал в Нью—Йорк, желая потеряться здесь. После окончания сеансов психотерапии, как только он почувствовал небольшое облегчение, когда оставил у доктора Рейнор свою записную книжку, он вновь начал ощущать это чувство… Он боялся назвать его. Боялся дать ему имя словно это бы означало, что теперь у него есть физическое воплощение. В семье Уилсонов было шумно и многолюдно, в коммуне всегда кто—то жарил мясо на гриле, рассказывал последние новости про мир, шутил, обсуждал политику, напряженную обстановку на границе России. Его это все интересовало – он уже прочитал несколько книг, что вышли после того, как он попал на хирургический стол и исчез на долгие десятилетия, посмотрел множество фильмов, даже нашел то, что особо понравилось, как «Привидение», «Инопланетянин» и «Назад в будущее». Когда дело касалось новостей, он старался не пропускать ни одного вечернего выпуска, и постоянно читал их в интернете, про себя отмечая часто попадавшиеся несоответствия на разных источниках. Интересно, а люди это правда не замечают? Тишина, накрывшая его после отъезда в Нью—Йорк, словно яд, отравляла его, проникая под кожу болезненными иглами, она заставляла кровь в его висках пульсировать, заглушая внешний мир. Тишина была вакуумом, стеклянным куполом, ограждающим его от всех. И если раньше это казалось нормальным, то, после всего, что успело с ним произойти, больше напоминало медленную пытку, возвращение в свою собственную тюрьму. Вот и сейчас, чтобы не дать мыслям, так и снующим внутри его черепной коробки, атаковать себя с новой силой, он, прикрыв глаза, быстро бежал, впитывая в себя с невероятной жадностью все запахи и звуки когда—то родного района. Дом, в который он обычно так стремительно спешил тогда, в том, далеком 1940—м, давно снесен. На том месте лишь маленькая, почти не заметная в высокой траве, памятная мраморная табличка, украшенная затертой пятиугольной звездой… Варшава, Польша. Июнь, 2024 год. 14:29 Девушка поправила выбивающуюся из туго заплетенных кос волнистую прядь, покрепче сжимая в руках пистолет. На нее давил вес обмундирования, а под костюмом все тело было мокрым, и даже специальная ткань, призванная охлаждать и выводить влагу, не могла справиться с полуденной жарой. Аномальной жарой, что накрыла всю Европу еще в конце мая. — Елена, прием. Что по объекту? – Раздался голос в наушнике. — Веду слежку, пока без изменений. Вдруг по ноге блондинки прошлась вибрация, и она резко выхватила одноразовый мобильный телефон. — Я же сказала, не звонить мне, когда я на миссии. – Зло прошептала она в трубку. — И я рада тебя слышать, Елена. – Насмешливый голос собеседницы ничуть не смутился. – Ты же, надеюсь, сейчас в назначенном месте? — Да. — И ты знаешь, что тебе нельзя упустить этот груз? — Черт, Вэл, да, я все прекрасно помню. Так и будешь торопить меня? — Сейчас ты решаешь не свои семейные вопросы, агент Белова, на данный момент ты пытаешься как минимум предотвратить готовящееся безумие. – Собеседница на том конце немного помолчав, добавила. – И не называй меня Вэл, я же просила. Просто держи это в голове. Россия, Москва. За 5 месяцев до событий. Это все было бредом. Это и есть бред. Расскажи кому, и не поверят, сочтут сумасшедшей. Девушка умывает лицо и долго смотрит на себя в зеркало над раковиной покрасневшими от очередной бессонной ночи глазами. Во рту горечь выкуренных вишневых сигарет, от которой тошнит. Она опускает руки под воду и пытается набрать ее в сложенные ладони, пока она не переливается и снова не вытекает в раковину. Одни и те же бессмысленные действия. – Вика? Легкий стук в дверь заставляет девушку дернуться и закрутить кран. – Ты там уснула? Она открывает дверь, пряча виноватую улыбку. Ее собственная мать недовольно смотрит в ее лицо. – Во сколько ты вернулась вчера? Девушка пытается отвернуться. – Я тебя разбудила? – И много выпила? – Я старалась быть тихой. Разговор почти сразу заходит в тупик. Женщина устало вздыхает и трет переносицу. – Прошло четыре месяца как ты вернулась, но тебя словно до сих здесь нет. Ты не пытаешься найти работу, не пытаешься влиться. Только пьешь. – Оказывается, моя доля в отцовском бизнесе была довольно–таки существенной. Ты знала это, когда продавала его? – Дерзит девушка, смелее заглядывая матери в лицо. Но та лишь закатывает глаза. – Я не буду это обсуждать снова. – Но ты сделала это. Сделала, пока не было. Женщина щурится, стискивая зубы. – Тебя не было здесь, ты не видела того ужаса, той разрухи, что начал твориться после того дня. Продать или потерять все, стать банкротами? Для меня выбор был очевиден. – Мой отец заработал неизлечимую болезнь, работая над своими исследованиями. Это было его первым ребенком, еще до меня. – Девушка сглатывает горечь, и тошнота усиливается. – Тебе следует заняться приведением своей жизни в порядок, а не осуждением меня. Девушка фыркает и уходит. – Вика. – Вновь слышит она вслед. Обернувшись, она снова видит странно отстранённую фигуру матери – в ее лице ни капли прежней любви, в глазах – бирюзовый лед строгости. Пять лет… Она была здесь совершенно одна, эти страшные пять лет. Она больше не будет такой, как раньше. Глаза матери превратились в глаза человека, вернувшегося с войны. Она виновато хмурит брови. – Ты раньше не курила. – Тихо вздыхает женщина. – Я раньше и не превращалась в пыль на несколько лет, а потом не просыпалась, лежащей на проезжей части. Девушка закрывает дверь своей комнаты и сползает по обратной стороне. В тот вечер она снова сильно напивается со случайными знакомыми в дорогом баре в центре Москвы. Она не помнит, как добирается домой. Утром лицо матери бледное и заплаканное. Она ни говорит девушке ни слова, когда та наливает кофе. Сердце жмет от обжигающего стыда – девушка помнит лишь обрывки фраз, что кидала, словно острые ножи, в сердце матери. Зима за окном порошила белой метелью, укрывая, словно саваном, крыши домов и дороги. – Тебе лучше съехать. Голос матери тихий и надломленный. – Жильцы твоей квартиры больше не вернуться, они уехали в Стамбул. Видимо, навсегда. В стране творится неразбериха, и этот приграничный конфликт… Она говорит что–то еще, но девушка не слышит ее, крепко сжимая кружку. – Вика? Мама зовет ее по имени. – Хорошо. – Сглотнув, отвечает она. – Я соберусь к вечеру. Зима проникает сквозь закрытые окна прямо в просторную светлую кухню, и она покрывается толстым слоем снега и льда. Холодная зима, конца которой не видно… ______________________________________________________ Июнь, 2024 Громкий звонок смартфона мгновенно разрушил коматозную тишину просторной квартиры. «Here I am, Rock you like a hurricane!» Песня, что так нравилась ей, сейчас заставляет ее зарыться в жесткую, неудобную подушку, только бы слышать громких звуком, отдающих колоколами в ее голове. Девушка еле поднимает тяжелую голову и застонав, пытается повернуть затекшую от сна шею, и вслепую, убирая рукой длинные пряди, закрывавшие лицо, тычет в экран. – Заткнись! – Хрипит она и кашляет. На языке вкус текилы. Осознав, что это не будильник, она, наконец, снимает трубку. – Алло? – Виктория Олеговна, а вы где? – Поставленный голос на том конце полон негодования. – Вы помните, что в десять у вас свидание с матерью? Вы обещали приехать за час, чтобы обсудить детали. Девушка пытается разлепить веки пальцами, но они снова закрываются – она пришла под утро, пьяной в дребезги, настолько, что не помнила, как доехала и как поднялась в квартиру. Она уснула, не раздеваясь, прямо здесь, в гостиной, распластавшись на животе на узком диване. Теперь у нее болит шея и спина, а желудок скручивает от голода и тошноты. – Да. – Она пытается говорить чуть выше, чтобы скрыть похмелье, но выходит паршиво. – С какой матерью? – Ну не с моей же, упокой Господь ее душу! – Женский голос в трубке становился все менее вежливым. – Вы помните адрес СИЗО? Вас ждать в десять? — Это Амалия? Тишина в ответ и затем недовольный ответ сквозь зубы: – Да, это я, Виктория Олеговна, у вас все в порядке? Девушка села, проводя руками по горящему лицу. Она с трудом помнила, какой сейчас год, не говоря уже о дне недели и времени. – А который?.. – Девять часов утра одна минута. – Механически отозвалась женщина на том конце. – И прошу, ради всего святого, у меня есть отчество, Амалия Юрьевна, Она называет свое имя медленно, выделяя каждую букву. – Пожалуйста, постарайтесь его наконец запомнить. ____________________________________________________________ — Выглядите неважно, тяжелая ночь? – Амалия Юрьевна ждала девушку, недовольно постукивая носком серо—голубой туфельки об уродливо коричнево—белую плитку. — Как и любая ночь до этого. – Девушка старается говорить, отворачиваясь в сторону, чтобы женщина в этом потрясающем, под цвет туфлей, голубоватом брючном костюме, не почувствовала запах того количества алкоголя, что ей удалось залить в себя вчера. Она покосилась на экран вибрирующего смартфона и удалила все уведомления. — Да, я вижу. – Откашливается Амалия, смерив девушку строгим взглядом. – Находящимся под следствием доступны только два свидания в месяц, по предварительному прошению. Мне удалось выделить вам три свидания, мне пошли на уступки, ваша мама уже на пенсии. Вы же помните, о чем мы говорили в прошлый раз? Девушка кивает – винтажные солнцезащитные очки с линзами формы «кошачий глаз» удачно скрывали ее покрасневшие глаза. Она радуется тому, что успела принять обжигающе горячий душ. Если не обращать внимание на смесь сладких, вишневых духов с текильным перегаром, то все не так уж и плохо. Амалия Юрьевна втягивает носом этот специфический запах и внутренне поморщилась – кажется, что дочь ее бывшего босса занимает собой и своим амбре все свободное место вокруг, словно была не миниатюрной стройной девушкой, а танком ИС—4. Слишком шумная, слишком болтливая, совершенно не умеющая быть скромной и сдержанной, избалованная – ее мать была совершенно другой. Спокойная, степенная, галантная, хорошо воспитанная женщина была всегда вежлива, обходительна, ненавязчива, в отличии от потомка, чем и симпатизировала Амалии. — Вы помните детали того, что мы обсуждали в прошлый раз? Девушка вздрагивает от громкого голоса Амалии. — Естественно. — На данный момент у нас не собрано никакой оправдательной базы, как и у них – обвинительной. Это обострение конфликта на западных границах привело к массовым чисткам в военных рядах, в связи с чем, в свою очередь, всплыли очень неприятные вещи, такие как этот несчастный проект, «Энозис», над которым работали в части, где служил ваш отец. — Простите, но я все равно не понимаю, мой отец умер год… — Виктория осекается и сглатывает, – шесть, шесть лет назад, а военную карьеру закончил в 91—ом, причем здесь его связь с проектом? Какая у него может быть теперь связь? — За грехи мертвых всегда будут расплачиваться живые. – Амалия внимательно посмотрела на девушку темно—карими, круглыми глазами в обрамлении длинных, достающих до густых бровей, ресниц. – Ваш отец поступил крайне эгоистично, когда скрыл факт своей связи с проектом. Четыре части, на которые «Энозис» был поделен, успешно достали, у бывших сослуживцев вашего отца, а пятая часть до сих пор не найдена. Вашей матери будет предъявлено обвинение в госизмене, если до суда не смогут определить местонахождение документов, ведь они были переданы на хранение вашему отцу, еще тогда, в 91–ом. Он мог сделать с ними, что угодно. — Вы обвиняете моего отца в продаже ценных сведений за рубеж? – Девушка спускает темные очки на переносицу и сжимает кулаки. Она цепко вглядывается в собранное лицо помощницы, что кажется совершенно скучающим. «Сука» — Подумалось ей. — Виктория Олеговна, я лично знала вашего отца, я, в конце концов много лет работала с вашим отцом, и да, он был прекрасным, умным, воспитанным человеком. И я понимаю, как важна память о нем для вас в настоящий момент, когда мы все безмерно рады вашему возвращению. Девушка громко хмыкает. — Так вот, — продолжила Амалия, — и при всем моем уважении к его фигуре, к его достижениям, к вашей семье, наконец, я не могу со стопроцентной уверенностью заявлять то, что ваш отец невиновен. — Значит, вы считаете его изменником? Преступником? — Я считаю его тем, кто, думая в тот момент лишь о себе, сейчас обрек вашу семью на весь этот ужас. — А вам не приходило в голову, что это «что—то» было опасно настолько, что он предпочёл молчать, чем без умолку болтать об этом на каждом шагу? – — Меня заботит лишь то, что вы не идете со мной на контакт. Это удручает, ведь я действительно пытаюсь помочь. — Вы пытаетесь настроить меня против отца! Амалия трет тонкую переносицу длинного, слегка крючковатого острого носа, что делает ее схожей с хищной птицей, и прикрывает глаза. «… — Что? Куда тебя забрали?! Подожди—подожди… я не понимаю. Когда можно приехать? — Почему ты не брала трубку? Всю ночь?! — Я была не дома, прости. — У меня в квартире устроили обыск, ты это хоть понимаешь?! Обыск! Все жилье выглядит так, будто в окно бомба залетела! Они искали даже в крупе, высыпали муку! Боже, а ее не было дома, чтобы ответить на звонок… На десять пропущенных звонков! — На девятнадцать. У меня девятнадцать пропущенных от тебя, мам. — Ты меня этим укоряешь еще? — Нет, просто…скажи, куда мне ехать? Где ты сейчас находишься? — Мне уже это не нужно, твоя мнимая забота. Не надо никуда приезжать.» Когда она открывает дверь приемной, вырвавшийся сквозняк, донесший запахи хлорки и старой, местами прогнившей древесины на полу, спутал черное каре женщины. — Привет, как дела? – Девушка осторожно садиться на неудобный пластиковый стул перед большим прозрачным стеклом и пытается улыбнуться матери, находившейся за ним. Тонкие сероватые брови на немолодом, но красивом лице формы «сердце» удивленно поднимаются. — Ты серьезно? —Как ты себя чувствуешь? — Прекрасно себя чувствую, просто замечательно! – Язвительно шипит женщина, нервно двигая плечом. – Находиться на пенсии в СИЗО. Всегда мечтала. Девушка грустно вздыхает в тяжелую черную трубку. — Мама, послушай, мне тоже непросто… — Ты выросла законченной эгоисткой! — Перебивает ее женщина по ту сторону. – Законченной эгоисткой. Даже смотря на мать за стеклом, ты говоришь о себе. Девушка стискивает зубы, пытаясь сдержать упрямо лезущий изо рта гнев. — Хоть раз можно не обвинять меня во всех грехах мира… Женщина напротив смеряет ту лишь холодным взглядом насмешливых ярко—бирюзовых глаз, будто совсем не тронутых возрастом. — Твой отец состоял на службе в формировании особого назначения, «Тигры», на юге страны. Когда Союз рухнул, их расформировали, но, как оказалось совсем недавно, между ним и пятерыми сослуживцами были поделены части какого секретного проекта, над которым в тайне от государства и оборонки работали в том командовании. И четыре части уже нашли, придя так же в семьи тех людей, однако пятой нигде нет. Потому что твой отец, за двадцать лет брака, не удосужился рассказать о том, что прячет документы, содержание которых может похоронить нахрен нас всех! — Руки матери затряслись, а на глазах проступили слезы. — Мама… — Нет. Ты должна помочь следственной группе с поисками, иначе меня обвинят в госизмене. Отца подозревают в продаже информации Штатам, а я иду как соучастник. А так, как из нас двоих в живых осталась одна я, то… — Каким образом я могу помочь, если я даже не представляю, о чем идет речь? – Девушка зябко поежилась – ее взмокшую спину холодил направленный поток кондиционера. — Вернись домой, в наш дом. Я знаю, что при обыске не нашли записных книжек твоего отца, найди их ты. Там все исписано шифром, его шифром, который он изучил, будучи в спецотряде. Если он и хранил такую информацию, то ответ только в этих записях. Мать поднимает на девушку усталый взгляд – под тонкой фарфоровой кожей были видны мелкие сосуды, отчего синяки под глазами казались ярче. — Все его друзья по службе – мертвы. Кто давно покинул свет, кто – лишь в прошлом году. Спрашивать больше не у кого, только если у их семей, у жен. — Хорошо. – Как—то автоматически кивает она, нервно сглатывая, как при посадке самолета. Уши действительно закладывало. — Почему у тебя такой вид? – Строго спрашивает мать, и девушка дергается, так сильно, будто у нее в школьном рюкзаке родители нашли пачку сигарет, и никак не хотели поверить, что это подружка попросила ее спрятать. Девушка раньше на дух не переносила даже запаха табака. — Легла поздно, все нормально. – Отмахнулась она. Женщина за стеклом поправляет светло—русые волосы до плеч. — Однажды ты сама настолько погрязнешь в своем вранье, что потеряешь всех, кого любишь. —Ты вообще помнишь день, когда я вернулась? — Помню, что ты пришла домой под вечер, неизвестно, где прошлявшись. — Меня забрали в больницу… Я очнулась посреди шоссе. Женщина поджимает тонкие губы. — Я считаю этот разговор законченным. Она вешает трубку и резко встав, разрешает сотруднику взять ее под руку. — Мам! – В спину ей кричит девушка, а затем хлопает ладонью о небольшой столик, зашипев от боли. — Не портите казенное имущество. – Спокойно и даже с налетом улыбки сказала ей неожиданно подкравшаяся сзади Амалия. – Пойдемте. ___________________________________________________________________ — Позволите угостить вас кофе? Я не успела позавтракать. Девушка видит, как Амалия глядит на тонкие наручные часики из платины, обвивавшее ее запястье белым кожаным ремешком и колеблется. — Мы можем обсудить то, что хотели… В просторной кофейне тихо, светло из–за проникающего в панорамные окна солнечного света и пахнет выпечкой. — Мой отец не связан с этими... – Четко произносит она, не договаривая. – Это все страшная ошибка. И скоро со всем этим будет покончено. Амалия усмехается, наблюдая за официанткой, что приносит им заказ. Она запускает вилку в вишневый пирог, щедро политый взбитыми сливками. — Я знала вашего отца с 2010—го. Как руководитель, он был мудрым и великодушным, но совершенно не разбирался в людях. Если бы не я, его давно подставили его же товарищи. — Хотите сказать, что его могли обмануть и он связался с террористами? — Возможно. — Нет, мой отец не такой. Он был открыт и любопытен, но далеко не дураком. — Ваш отец был по—своему гениален, но знаете, как показывает статистика, чаще всего телефонные мошенники обманывают очень умных и очень образованных людей. — Что—то мне подсказывает, что «Гидра» не занималась телефонным мошенничеством и не предлагает людям назвать ПИН—коды от их карточек. Амалия не сдерживает легкой улыбки, отхлебывая кофе. Что было у ее собеседницы и хорошего, так это отцовское чувство юмора. — Я была уверена, что «Гидры» больше нет, что она…канула в Лету. – Задумчиво произносит Виктория, проводя пальцем по краешку чашки с кофе. – Я кое—что прочла в Интернете – ведь тогда, после рассекречивания проекта «Озарение», после публикации всех секретных файлов организации, она не перестала существовать? Ведь большее количество ее членов было либо убито, либо взято под арест. — Ваш отец рассказывал, что вы в детстве любили мифологию. Помните, что вырастает на месте отрубленной головы чудовища? — Две новые. – Тихо произнесла она и моргает чуть дольше, чем обычно. — Вероятно, события последних пяти лет всколыхнули тех, кто успел спрятаться, затаиться. Сейчас отличное время, чтобы снова начать подрывать страны изнутри. Девушка отпивает кофе, смахивая языком с губ неосторожно оставленные капли. Она вернулась почти десять месяцев назад. Вернулась в мир, где ее не было пять лет. Пять долгих лет для короткой человеческой жизни значат куда больше, чем для тех, кто привык измерять время бесконечностью космического пространства. Вернулась в мир, растоптанный, погрязший в безработице, хаосе, грязи, преступности. В первую ночь после того, как она открыла глаза, лежа на холодном, царапающем лицо асфальте, она провела за чтением новостей, до обжигающей боли в воспаленных от слез и сигаретного дыма глазах. Она открывала страницу за страницей, выкурив пачку впервые в жизни купленных по дороге домой вишневых сигарет, вчитывалась в текст. Сухие сводки, начиная с мая 2018– го. Об инопланетном вторжении, о борьбе «Мстителей», об их проигрыше, о том, как планета потеряла половину всех живых существ, включая животных, птиц и растения. О том, как неизвестный до 2020– го года миру вирус начал эпидемию и выкосил более полуторамиллиона из оставшихся человек. Как один за другим закрывались предприятия, продавались целые огромные компании. Как умер Президент ее страны и началась ожесточенная, грязная борьба за власть, на останках прошлого мира. Но она вернулась, осенью 2023–его, и почти сразу началась война, словно люди всеми силами пытались истребить себя до конца. Нет, СМИ не называли это «войной» — это слово вызывало лишь ужас, оно обхватывало внутренности стальной хваткой, выкручивая их, заставляло начать бояться собственной тени. «Обострение напряженной ситуации на западных приграничных районах» — говорилось в заголовках многочисленных изданий. «Эскалация конфликта на бывших союзных территориях» – зачитывали с телесуфлера ведущие новостей в отглаженных рубашках. Будто по городу не ходили люди в форме, будто не останавливали всех, кого считали подозрительными, для проверки документов, будто все было по– прежнему нормально. Но это было не так – все чувствовали нарастающую тревогу в обществе, где царило по большей своей степени беззаконие усиливших свое влияние преступных группировок, где увеличился поток наркотиков и запрещенного алкоголя, где люди, еще недавно радостно встречали в аэропортах любимых спортсменов, приехавших в Москву на великое событие в истории футбола, забрасывали цветами автобусы, а игрушками – стадионы, предпочитали прятаться в квартирах за многочисленными замками и пореже смотреть в окно… Она исчезла из мира, напоминавшем один большой праздник, а вернулась в мир, полный разочарования, боли и несбывшихся надежд. Словом, повзрослевшей на пять лет. – Как вы думаете, почему отец молчал о обо всем этом? Амалия аккуратно вытирает губы сложенной в три раза белой салфеткой. – Он был и для меня загадкой, Виктория. Боюсь, ни один человек на земле, за исключением вашей матери, не знал его так хорошо, чтобы понять это. Так что судить о моральной составляющей его поступка я не могу. Вероятно, он вообще не хотел, чтобы кто– либо когда– либо узнали об этом. Лишь один раз он сказал своей ей… – О том, что он пережил, будучи в спецотряде. – Перебивает ее девушка. – Я помню. – Тогда вы и сами все понимаете. – Как я найду нужные имена? К кому мне обращаться за помощью? – Вероятно, с моей помощью. Попробую поискать в старых документах. Девушка кивает, помешивая разведенный молоком кофе в большом стакане. – Буду ждать вашего звонка, Амалия… – она немного помолчала и с улыбкой добавила, – Юрьевна. Женщина подкрашивает губы темной ягодной помадой и улыбается. – Знаете, вы бы могли добиться куда больших успехов, если были бы чуть сдержаннее. У вас отличное образование, можете поискать счастье за рубежом, если мы говорим о работе. Девушка хмурится. – Могла бы. После известных вам недавних событий большинство стран прекратило сотрудничество с нами, даже Всемирная репатриационная организация. Я даже не отходила положенное мне количество консультаций. – Уверена, уж кому, но вам не будет стоить больших трудов влиться в наш новый мир. За пять лет, конечно, много чего поменялось, но вы быстро привыкните. Виктория молчит, закусывая обратную сторону щеки. Прошло десять месяцев с того самого дня. Шел уже новый, 2024– ый год, а привыкнуть так и не получалось. Наверное, как– то так чувствовал себя Капитан Америка после заморозки, длиной в семьдесят лет. _________________________________________________________________ – Спасибо, что приехала. Я решила, что после декрета быстро вольюсь в строй, но… Соня убирает волосы с раскрасневшегося лица. Ее глаза кажутся еще больше обычного на похудевшем лице. – Я все еще кормлю грудью. – Словно оправдываясь, говорит она. – Не смотри на меня так, я знаю, что ужасно выгляжу. Виктория энергично качает головой. – Нет, нет, все отлично. Соня фыркает. – Не умеешь ты врать. – И тут же косится на девушку. – А из тебя кто соки пьет? – Что? – Ты выглядишь изможденной. Почти не ешь? Виктория смущенно трет шею. – Как стала жить одна… нет желания, знаешь ли. Девушка передает ей в руки коробки. – Все оплакиваешь свое прежнюю жизнь? – Вспоминать не оплакивать. – И заливаешься виски? Виктория шумно вздыхает. – Я пришла помогать, а не выслушивать обвинения. – Кто еще тебе правду скажет… Было свежее летнее утро, и выставка, посвященная радиомедицине и молекулярной биологии, еще не открылась. Лишь большие стеклянные двери то и дело разъезжались в разные стороны, пропуская сотрудников. Соня поправляет волосы и надевает на шею широкий шнурок с болтающимся бейджем. От нее пахнет ванильной грушей и молоком. Теперь она старше своей бывшей лучшей подруги на пять лет, и Виктория видит это. В тонких морщинках в уголках глаз, к чуть более выделенной носогубной складке. Рядом с ней она кажется вчерашней студенткой. – А что сказали врачи, после твоего возвращения? Ты теперь не будешь стареть? Девушка улыбается. – Никто не знает, для всех то, что произошло, загадка. Скорее всего, все просто пойдет своим чередом. В конце концом, я просто испарилась и собралась заново, а не пролежала во льдах больше семидесяти лет. – Отдохни. Голос подруги заставляет девушку оторвать голову от длинного списка инвентаризации. Она поднимает усталый взгляд и пытается сфокусироваться. – Отдохни пока, выпей кофе. Народ ушел на лекцию от какого–то профессора. Я позову тебя, когда будем закрывать сегодняшний день. Виктория кивает и откладывает планшет с прикрепленными бумагами в сторону. – Спасибо, что позвала помочь. – Спасибо, что пришла. Прости, что бесплатно. Сейчас у всех проблемы с финансами. – Я принесу тебе капучино. Соня улыбается и подталкивает девушку за плечи. – Потом. – Она оправляет подол блузки. – Не созванивалась ни с кем из наших бывших знакомых? Виктория качает плечами. – Кому не позвоню, либо умерли, либо уехали. Парочка в тюрьме. А ты не общаешься ни с кем? – У меня ребёнок и муж. – Подруга произносит это с таким трепетным благоговением, что девушку мысленно передергивает. Она все еще не могла привыкнуть к таким изменениям вокруг себя. Когда она возвращается со стаканчиком дымящегося кофе, то останавливается у приоткрытых дверей одного из лектория и заглядывает в дверной проем. Молодые ребята, по виду, все студенты, сидели на ровных длинных скамьях, занимая почти все свободное пространство, и с интересом слушали приятного немолодого мужчину за трибуной. Помещение было просторным, темным, отчего яркий проекционный экран казался огромным. На нем были изображены схемы структуры ДНК и рядом – небольшой чертеж атомной бомбы. На лбу мужчины виднеется испарина, которую он тут же вытирает сложенным платком – июнь в этом году выдается аномально жарким, без единого дня дождя. Солнце, казалось, приблизилось к планете вплотную. Девушка едва заметно входит в лекторий и прислоняется к стене, отпивая из стакана. Мужчина, периодически слегка запинаясь от волнения, говорит о применении американскими военными белого фосфора в Ираке. На экране – фотографии детей с прожжёнными до костей кусками плоти. Профессор называет это оружие «конвенционным» и экран переключается. – Ядерное оружие все еще остается методом запугивания в нашем мире, и это кажется безумием после того, что мы пережили. Последствия его применения мы могли хорошо изучить после сброса «Малыша» и «Толстяка» на Хиросиму и Нагасаки… Профессор в больших старомодных очках говорит и говорит, и девушка подавляет вздох. Она видела то, что делает оружие с людьми, не раз – любое оружие, напалм или фосфор, зажигательные смеси и авиабомбы. На картинках в учебниках – сотни раз. На презентациях от преподавателей в университете – тысячи. В живую… Лишь тогда, в тот ветренный ноябрьский день, когда весь курс будущих биологов привезли на практическое занятие в МОРГ. Труп молодого мужчины, под ногами которого взорвалась противотанковая бомба нажимного действия еще ни раз преследовал ее во сне. Девушка зябко ежится, отгоняя фантомы прошлого, а профессор вдруг громко откашливается. – Вопросы применения того или иного оружия всегда остро обсуждаются на всех уровнях. Существует принятый ООН список запрещенных к использованию методов и средств ведения войны, существуют подписанные большинством стран, входящих в Совет, документы о запрете некоторых видов оружия. Так или иначе, история показывает нам, что печальные «подвиги» американских военных в Лаосе, Вьетнаме, Ираке имеют куда большие последствия, чем того хотели бы их руководители. В 1970–ом появилась Организация «Расследование Зимнего Солдата», осветившая военные преступления США во Вьетнаме, но не получившая того внимания, которого заслуживала. В 1971 году Организацию попытались дискредитировать, но через тридцать лет термин снова возродился – уже в расследовании военных преступлений США в Ираке и Афганистане. заставили подписать. Тем не менее, он получил более широкое значение, чем того ожидали его создатели – придет день и правда, как бы тщательно она не скрывалась, восторжествует. Нас всю жизнь учили, что молчание – это золото, но смею сказать, оглядываясь на свой жизненный опыт, что нейтралитет – порой худшее зло, и самые страшные вещи творятся лишь по молчаливому согласию толпы. Она дожидается момента, когда лекторий опустеет, и подходит к невысокому мужчине, что пытается совладать с кипой бумаг. Пара листов вырываются из стопки и медленно приземляются на пол. Она поднимает их и передает в руки профессору. – Николай Иванович. – Протягивает он руку девушке. – Виктория. Спасибо за выступление. Мужчина улыбается и машет рукой. Вблизи он кажется старше, хоть взгляд за большими очками яркий, энергичный. – Приятно, что молодежь интересуется историей. Даже если она и была порой совершенно неприглядной, нельзя зарывать ее в землю. История дает лишь два урока – если умеешь ей пользоваться, то чужой опыт, а если не умеешь – то повторение собственных ошибок. Она согласно кивает. – Скажите, тот термин, что вы использовали… Я никогда раньше не слышала подобного. – «Зимний Солдат»? Вероятно, вы не интересовались военным ремеслом. Это тот, кто терпит любые лишения, кто отказывается предавать свою страну и ее будущее, независимо от личных невзгод. Это игра слов – человек, считающий, что замалчивание преступления это и есть преступление. Попытки замалчивать реальную историю военных конфликтов значит скрыть тот самый ужасающий опыт прошлого, заставить новые поколения, лишенные страшных подробностей, пережить его вновь, пойти по неправильному пути. Вам знакомо имя Джона Керри, первого из выступивших против войны вьетнамского ветерана? Девушка отрицательно качает головой. – Он говорил, что те, кто пришел тогда на судебные заседания в Вашингтон, те, кто давал показания о ходе войны во Вьетнаме, пришли потому, что чувствовали, что должны были быть Зимними Солдатами. Что те, кто вернулись в эту страну, могли быть тихими, могли не рассказывать, что происходило, чувствовали, что эти преступления угрожали их стране. Не коммунисты и не английские солдаты, а преступления, которые они сами же и совершили, выполняя приказы командиров. Он трогает лицо платком и бьет низом сложенных бумаг о поверхность стола, пока стопка не становится идеально ровной. Девушка задумчиво осматривает высокий потолок. – То есть, они дискредитировали самих себя ради того, чтобы мир узнал правду? – В какой–то степени эта жертва была ради них самих же. Думаю, просыпаться каждую ночь от кошмаров, видя перед собой лица невинно убиенных, не лучшая прерогатива. Это тоже было способом освобождения. Знаете, в конце концов, все что м делаем, мы делаем исключительно ради самих себя, даже если пытаемся доказать миру, что это не так. Повисает молчание, которое никто не хочет прерывать. – Солдат – всегда человек, лишенный возможности выбора. Только выполнение приказов, никакой личной воли, никаких желаний. Это противопоставление самой сути человеческой природы. Это превращение человека в механизм. – Никто не хочет быть шестеренкой. – Улыбается девушка и видит, как губы мужчины расплываются в ответной улыбке. – Рад, что смог занять ваше внимание. – Вежливо наклоняет голову он. – Николай Иванович. – Зовет она его уже в дверях. – Вы же профессор… – Радиобиологии. Я угадал? Хотите спросить, почему разбираюсь в истории? Все, что у нас есть хорошего или плохого, следствие исторических событий. Невозможно изучать прогресс, не изучив прошлое. Когда профессор покидает лекторий, девушка все еще остается внутри – она смотрит на белый проекционный экран с одной лишь выведенной на его верху фразой, оставшейся от последнего слайда – «WSI – Winter Soldier Investigation». – Была у них на могилах? Я никак не могу… собраться. Голос подруги звучит словно издалека. – Вика? Она трогает девушку за плечо, и та вздрагивает. – Нет, не была. Я… я не знаю. – Тебе следует позвонить их родителям, попросить прощения. Девушка непонимающе хмурится. – Попросить прощение? Прощение? То, что произошло, не было моей виной. Взгляд Сони тяжелый, уставший – голубые глаза темнеют и отливают сталью. – Не думаю, что им легче от твоих размышлений. «– Где они? Где мои друзья? – Девушка мелко тряслась под пледом в приемном покое больницы. Ее побледневшие пальцы дрожали, обвитые вокруг обжигающей кружки со странно пахнувшим чаем, но она не чувствовала боли. Люди в белых халатах подходили к ней, осматривали лицо, проверяли фонариком реакцию на свет. – Ты помнишь, где твой дом? Добраться сможешь? – Парень в форме, что увел ее с дороги, присел рядом на кресло. Девушка кивнула. – Что произошло? – Кажется, мир починили и все, кто исчез пять лет назад, вернулись. Вика не понимала ни слова из услышанного. Исчезли? Куда исчезли? – У тебя шок, это пройдет. Считай, контузило. – Парень сочувственно похлопал ее по плечу. – В тот день со мной были подруги, две, мы ехали в машине, я была за рулем. Но…их не было сегодня рядом… – Девушка облизывает стянувшиеся губы, сжимая кружку, а потом поднимает на парня страшный, отсутствующий взгляд каких–то безумных глаз. – Ты можешь узнать, где они? С ними все в порядке? Парень как–то неестественно дергается, искажая губы в непонятной эмоции. – Слушай, мне очень жаль, но… скорее всего они погибли. Говоришь, была за рулем? Вероятно, после того, как ты испарилась, машина просто попала в аварию. Девушка закачала головой, как болванчик, сбрасывая с ебя плед, вскакивая на ноги. – Стой, куда! – Нет, нет, нет! – Закричала она, падая на колени. –Что я натворила! Нет! – Врача, срочно, тут истерика! Нет, нет, нет, нет, нет. Как глухой колокол отрицание било по голове изнутри. Двое санитаров схватили девушку, заламывая руки за спиной. – Прошу, отпустите, прошу, мне надо вернуться! Нет! Я умоляю, пожалуйста!.. Нет!» Девушка крутит головой, сбрасывая неприятные воспоминания. Их было четверо, четверо университетских подруг, но двоих она забрала с собой, когда исчезла в том проклятом мае, будучи на водительском сидении. Она вернулась, а они – нет. – Что с поиском работы? – Снова спрашивает подруга. – Ты еще не решила вернуться в бой? Она едва заметно отнекивается. – Почему? Позвони той девушке, с которой вы недолго работали вместе. Как ее, Елена… – Елена, Елена Белова. Была старшим куратором в лаборатории, но после ее последней командировки исчезла. В начальстве поговаривали, что ее переманили конкуренты. – Так позвони ей. – Телефон все время недоступен… Соня едва слышно фыркает. – Это не дело… – Я знаю. – Обрывает ее девушка. – Знаю! Но я не могу, прошло слишком мало времени, репатриационный фонд закрылся, как только на границах начался конфликт, а мир… Мир совершенно другой. Я хочу лишь вернуть себя. Вернуть свое прошлую жизнь, разве я много прошу? – Ты просишь невозможного. – Выдыхает подруга, щурясь от яркого света. – Ты твердишь, что хочешь все вернуть, вернуть прошлое, не думая о том, что прошлое это может убить тебя! Девушка отворачивается. – Никогда не возвращайся на старые места, нет там ничего хорошего. Не найдешь, того, что ищешь, как я не нашла. Как раньше уже не будет, и никто не оживет. Мы слишком много потеряли – твой отец, мой отец, наши друзья… Живи сейчас, раз тебе выпал шанс начать снова. – А как же мы?.. Мы с тобой… – Пять лет. – Шепчет подруга. – Пять лет… Нашей дружбе поставили мемориал, набив на нее твое имя, в списках пропавших. Прости, но ты должна была сама понять, что воскреснуть нелегко. Теперь твоя задача не наделать глупостей. ___________________________________________________________________ – Посмотри туда. Нет, о господи, где у тебя право? Другое право. Бармен сдавленно хихикает. – Теперь понятно, каким образом ты угробила сразу двоих. Кто давал тебе права? Девушка бросает на него взгляд, что может убить на месте, превратив любого в каменный столб. Бармен краснеет, извиняется и придвигает к девушке стакан с коктейлем. – Хотел сказать, что сегодня здесь крупная рыба. Вон тот подтянутый атлет, со шрамом на щеке. – Парень быстро показывает на лицо и тут же делает вид, что отряхается. – Если я прав, мне больше, чем обычно. – Ты настолько суеверен, что боишься показать на себе, но тебя не смущают деньги, добытые таким образом? – Девушка изгибает левую бровь в насмешке. – Знаешь ли… – Фыркает бармен, делая вид, что с усердием трет стаканы. – Это другое. Ночные клубы новой Москвы, после возвращения исчезнувших, испытывали второе рождение. Музыка бьет по барабанным перепонкам, неоновый свет своим запрограммированным мельканиям вводит в транс, а всех присутствующих можно было разделить на два вида: тех, кто искал наркотики, и тех, кто искал быстрый секс. Первым не всегда нужно было второе, а вторые не отказывались от первого. Для этого за основной сценой находилась неприметная дверь, ведущая в особую зону, где было несколько звукоизолированных комнат с кроватями размерами кинг– сайз, и пошлым красноватым светом тусклых ламп. Там не было окон: по началу, девушка думала, что это в целях конспирации. Для тех, кто посещал это место на Пречистенской набережной, не было секретом, кто мог оказаться их соседом по танцполу или, кто мог угостить их кокаином в туалете – в основном сюда ходили видные политические деятели, чьи отупевшие, какие– то испещренные воздействием алкоголя и наркотиков, лица часто мелькали по федеральным каналам. Они же были самыми главными покупателями однополой любви – чтобы утром, вернувшись в Государственную Думу, издать пару новых законов в поддержку запрета пропаганды. Однако, целью отсутствия окон в этих маленьких, душных помещениях, которые девушка брезгливо желала осветить ультрафиолетовой лампой в порядке эксперимента, было избежания несчастных случаев – доводившие себя до животного состояния, политики испытывали невероятную тягу к проверке работы гравитации и лезли в эти самые окна похлеще некастрированных котов в марте месяце. Виделись ли им зеленые черти, ожидающие их в аду котлы с горящим маслом или лица не дождавшихся помощи людей из народа, было неизвестно. Но окна было решено тщательно заделать, чтобы таких проблем более не возникало. Не прошло и получаса, как она, выпив еще пару шотов для храбрости, заметила подошедшего с дальнего угла клуба, где за ширмами и занавесями располагались широкие турецкие диваны, того самого атлета. Он уперся локтями в барную стойку, выбирая выпивку, и она, скользнув взглядом по его щеке, тут же определила нужную отметину. – Вермут здесь довольно– таки поганый. – Негромко говорит она, не отрывая взгляда от сцены – сейчас на ней, отчаянно пытаясь быть похожей на Монику Белуччи, крутилась тощеватая девчонка с живой змеей на шее. Мужчина резко обернулся к ней и тут же улыбнулся, хоть его холодные, серые глаза не выражали никаких эмоций. – Что же, здорово, что я предпочитаю водку. – Как пожелаешь. Мужчина хохотнул и придвинулся к девушке чуть ближе. – А ты по коктейлям? – Почему нет? Они сладкие. – Девушка, изображая смущение, опустила ресницы, а после посмотрела прямо незнакомцу в глаза. – Как ты? – Он сразу поймал игривое настроение милашки рядом. – Я себя не пробовала. Он снова усмехнулся. – Как тебя зовут? – Рита. – Представилась девушка одним из выдуманных имен в своем арсенале. – Маргарита…Приятно познакомиться, Марго, Алексей. – Он протянул девушке сухую, крепкую ладонь. Та осторожно пожала ее, сразу же оценив дорогие наручные часы и запонки с бриллиантами. – Алексей. – Протянула девушка, припадая губами к коктейльной трубочке. – Хорошо проводишь время? – Оно стало значительно лучше. Я что– то не видел тебя здесь раньше… – Я редкий гость. — Значит, мне несказанно повезло. – Хищно улыбается мужчина, отчего у девушки неприятно сосет под ложечкой. – Расскажи о себе. Учишься? – Учусь. – Кивнула девушка. – На психолога. – На психолога… – Зачем – то повторяет Алексей. – Что расскажешь обо мне? Девушка проводит руками по платью. – Для этого надо пообщаться поближе. Мужчина шумно смеется, закидывая голову назад. – Можно. Сколько берешь за консультации, психолог? – Это зависит от того, удовлетворишь ты мой научный интерес или нет. Он быстро отметает все лишние мысли и, облизнувшись, говорит: – Тогда ты еще останешься должна. – Я так не думаю. – Спокойно отвечает она, чуть кривя рот в ухмылке. – Бросаешь мне вызов? – О, нет. Я не конкурирую с мужчинами. – Хороший психолог из тебя получится. – Довольно тянет мужчина. – Не знаю, возможно. – Не задумываешься о будущем? – Нет. – Кивает она. – Мир уже не раз потрясло за последние года. Кто знает, сколько еще он выдержит. Алексею ответ нравится – он снова закидывает голову от грудного смеха. – А ты чем занимаешься? – Вдруг спрашивает его девушка. – Тебе будет не интересно. – Я же еще здесь, значит, интересно. – Можно сказать, торговлей. Занимаюсь добычей некоторых элементов и продаю для военных целей нашей оборонке. Понимаешь? Девушка, улыбаясь, качает головой. – Я гуманитарий. – Может, это и к лучшему. Знаешь, куда идти? Рита– Виктория кивает, прикрывая ярко, но аккуратно накрашенные глаза. – Я закажу нам выпить, иди во вторую комнату и жди меня. Девушка бесшумно и сразу встает, а мужчина провожает ее удаляющуюся фигуру, плотоядно улыбаясь. Как только девушка зашла в ту самую тайную дверь за сценой и попала в полутемный коридор с комнатками, она без труда нашла вторую «спальню», и с нескрываемым удовольствием обнаружила уже стоявшие на низком мраморном столике два бокала с коктейлями, украшенных какой– то странной, белой травой. Она быстро открыла сумочку и зажала в руке крохотную, аптечную емкость – ее содержимое тут же оказалось в правом напитке, а сама «бутылочка» спряталась обратно в едва заметный разрез на подкладке вечернего клатча. Она садится на кровати, скрестив ноги, взяв в руки «чистый» напиток, и, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, облизывает губы, ожидая гостя. Когда он, наконец, заходит внутрь, то не не может скрыть пошлого блеска в глазах, увидев девушку на покрывале. – Что ж, Маргарита, ты прекрасна, и это на мой совершенно трезвый взгляд. – Улыбается Алексей, протягивая ей руку с зажатым бокалом в ней, и они чокаются. Он отпивает почти сразу чуть ли не половину, отчего девушка едва может скрыть победную улыбку. Мужчина забирается на кровать, опасно близко к девушке, от чего ей хочется закрыть глаза и оттолкнуть его. Каждую такую вылазку она боится, что ее расчеты оказались неверны, и коктейль «Спокойной ночи, засранец» не сработает. Каждый раз ее страх оказывается беспочвенным, и все ее жертвы валяются без задних ног уже через несколько минут после того, как переступают порог комнат. В этот раз все оказалось даже проще – никаких игр с завязыванием глаз, никаких использований сверхтонких игл, что она быстрым движением вставляла в шею тем, кто не хотел пить, предпочитаю заниматься сексом при трезвой голове, но все равно, паника холодной клешнёй продолжала держать ее горло, пока она целовала мужчину, сидя на нем сверху. – Что– то тут душновато. – Он расстегивает рубашку, утирая пот со лба. – Тебе не жарко? Но девушка не успевает ничего ответить – Алексей вырубается, немного съезжая вниз. Она полощет рот остатками своего коктейля и сплевывает их на ковер, утирает губы, еще раз плюется, хотя мужчина весьма недурен собой. Она греет руки, растирая ладони друг о друга, чтобы случайно не разбудить его, заснувшего от ее химических «чар», холодными пальцами, и осторожно подцепляет застежку часов, которые, кажется, стоят целое состояние. Следом идут запонки. Пройдет часа два, и он проснется, не помня даже ее лица. Состав ее фирменного напитка прост – немного сильного седативного, немного препарата, понижающего давление, капелька снотворного. Эффект всегда был на «отлично» – жертвы спокойно спали, потом испытывали легкую амнезию, и всегда уходили без своих побрякушек. Девушка старалась брать то, что почти невозможно отследить – часы, запонки, печатки, наличность. Она охлопала карманы его джинсов и вытащила из небольшого портмоне две пятитысячные купюру. «Жмот» – думает она про себя. Не успевает она длинными пальцами проникнуть в карман, как ее запястье схватила жесткая горячая рука – совершенно трезвые и ясные глаза мужчины смотрели, не моргая, прямо на девушку, крепко держа ее в ловушке. – Попалась, шлюха? – Тебе стало нехорошо. – Улыбаясь, врет она, чувствуя, как дрожит ее голос. Мозг лихорадочно придумывает пути отступления. – Сказки эти будешь моим друзьям рассказывать, когда мы тебя по кругу пустим. – Голос мужчины похож на рвущуюся сталь. – Но я… – Обокрасть меня вздумала, мразь? – Мужчина был ни на шутку рассержен. Он быстро стащил девушку вниз, волоча по ковровому покрытию, пока на конец не откинул к двери. На ходу расстегивая брючный ремень, он медленно подходил к ней, усмехаясь. – Что? Наверное, интересно, почему твой трюк не сработал, да? – Насмешливо спросил он. Девушка медленно собрала себя в кучу, делая как можно более растерянный взгляд, пока сама пыталась отчаянно прийти в себя. – Отработаешь все по полной программе, а потом встанешь на «счетчик». – Он наклонился к ней, больно сдавливая подбородок в каких– то каменно– твердых пальцах. – Как ты понял? – Процедила она сквозь зубы. – Дура ты. – Сплюнул бизнесмен. – Воняет твое зелья, аж в нос бьет. – Но… – Девушка не договорила – тяжелая рука схватила ее за волосы, пытаясь оттащить обратно к кровати. – Не смей орать, будет больнее. – Угрожающе склонился над ней мужчина. – В глаза мне смотри! Он положил ее на спину, продолжая держать рукой за лицо. Вика почти зажмурилась – от страха, от предчувствия боли, от отвращения, как тут, словно спасительный маяк, свет в красной комнате замигал. Мужчина задрал голову наверх – посетители знали, что это значит. Сигнал о приходе в клуб спецотряда полицейских. Секундного отвлечения внимания Алексея хватило – девушка точно ударила лбом в нос. Он слегка отпрыгивает от нее, хватаясь за лицо. – Сука! Дверь открылась и в проеме показалось лицо бармена. – Быстро, уходи. – Крикнул он, и девушки, подбирая с пола сумочку, не оглядываясь, мчится к черному выходу. Она быстро перебирает каблуками по пожарной лестнице и бежит еще несколько улиц, пока боль в ногах и покалывание в селезёнке не останавливает ее. Она тянется к клатчу, чтобы достать телефон и вызвать такси, с удивлением обнаружив в зажатом кулаке дорогие наручные часы мужчины… ________________________________________________________________ «…Знаете, если говорить о нашей планете в целом, то сейчас она, помимо бесконечного счастья от того, что все те, кого мы считали погибшими, исчезнувшими, павшими в той страшной и бессмысленной войне с инопланетным разумом, переживает не самые светлые свои времена. Нам никто не рассказал, что делать с обществом, которое увеличилось ровно вдвое за один вечер, что нам делать с миллиардами льготников, с миллиардами сирот, что были отданы в приемные семьи, с теми, кто вернулся уже не в свои дома, с теми, кто даже не может вернуться в свою собственную страну? Как наше правительство собирается решать проблемы такого масштаба? Я уже не говорю о том, что сейчас на рынке труда твориться безработица, по сравнению с которой Великая Депрессия кажется детской забавой. Если эти проблемы, и все остальные, вызванные резким скачком преступности и беззакония, не будут решены в ближайшее время, боюсь, нас ждет еще одна гражданская война, и ее итоги смогут предсказать только по истине великие политологи. Однако, отдавая должное, данные события показали, насколько мы, люди, жалкие муравьишки по сравнению с процессами Вселенского масштаба. И единственное, что мы можем сделать, так это научиться жить в мире и согласии на нашей и без того измученной планете. Но, боюсь, никакие вмешательства потусторонних миров не смогут научить нас этому, если мы сами не захотим…» (Анастасия Соболева, интернет– видеохостинг YouTube, авторский блог @AnastasiaInBlackMirror, 2024) ________________________________________________________________ Три раза в неделю ее ждали обязательные тренировки. Осваивая кикбоксинг, девушка каждый раз умирала от боли в мышцах, но каждый раз чувствовала себя спокойнее. Ее удары становились точнее, тело – сильнее, а разум переставал лихорадочно гореть только внутри спортивного зала. Тренер посмотрел на нее улыбчивыми карими глазами. Мужчина лет сорока так же, как и она, исчез на пять лет, и теперь активно пытался вернуться в строй. – Ты стала злее в спаррингах. Даже против парней берешь вверх. – Это твоя заслуга. – Если так пойдет, мы поставим тебя на соревнования. Но про все вредные привычки придется забыть. – Вчера была лишь пара коктейлей. – А синяк на челюсти откуда? Девушка шумно втягивает воздух и падает на спину. – Подход окончен. – Отдохни минуту и надевай шлем. Ты не сказала, откуда синяк? – Неудачно врезалась в дверь туалета. Тренер качает головой. – Врешь, мать, и не краснеешь. Я же вижу следы пальцев. Виктория отворачивается к сетчатому шкафу с экипировкой. – Давай не будем об этом. – Но я волнуюсь за тебя. Сколько мы уже знакомы? Почти год? И все это время ты стабильно влипаешь в истории. Ты не пропускаешь тренировки, бьешься как в последний раз, но ведь это физика. Твоя психика не становится крепче после похмелий. Или ты до сих пор страдаешь по бывшему? Девушка покачала головой. – Нет, он остался в прошлом. Как и я для него. – Что тогда не сходишь на свидание? Развеяться, пообщаться с кем– то новым. Ты кроме меня с мужчинами контактируешь? Девушка едва сдерживает насмешливую улыбку и отводит взгляд в сторону, будто изучая сложенный в углу спортивный инвентарь. – Не думаю, что так, как бы ты хотел. Тренер закатывает глаза. – Поверь, если бы я вернулся в мир без своей жены, я не знаю, я сошел бы с ума. Когда есть человек, которого ты любишь, все проблемы кажутся такими пустяковыми и ничтожными. Появляется смысл. Может, тебе… – Влюбиться? Чтобы потом снова оказаться на том дне, с которого я поднимала себя все это время? Чтобы меня снова бросили? – Грустно пожала плечами девушка. – Твоя жена исчезла вместе с тобой, и появилась тоже. Ваша семья не распалась, но меня «Скачок» коснулся по– другому… – Понимаю, но это не повод… – Нет.– Вдруг строго обрывает его девушка. – Я потеряла всех, всю семью, даже собаку, а стоило мне вернуться… – Она качает головой. – Все вокруг смотрят на меня, будто я чудовище, «чужой» из глубин космоса. Обвиняют в том, что я не могу понять, какого это было, остаться в разрушенном мире, считают, что мне повезло. Повезло! Она налетает на тренера, отрабатывая захват, и они вступают в схватку. Девушка бьется отчаянно, не жалея сил, пока наконец не оказывается на полу. – Есть вдовы и вдовцы, есть сироты, а как назвать того, кто при живых родственниках и друзьях, как мертвец? Тренер молчит, переводя дыхание. – Хороший прием был, запомни его. Только ведущую ногу не меняй в процессе, и всегда следи за руками противника. Девушка кивает. – Одиночество страшнее, чем голод и холод, страшнее, чем смерть. Хуже только война. – Тренер поднимается сам и помогает подняться подопечной. – Раз не желаешь быть живым мертвецом… Возможно тебе стоит пообщаться с тем, кто, как и ты, тоже исчезал. Общие проблемы и общее прошлое будет точкой соприкосновения. – Не думаю, что у меня есть желание… Тренер поливает лицо из бутылки с водой и вытирается полотенцем – аномальная жара, пришедшая на территорию Европы, давала знать о себе и в Москве, тянув показатели термометров каждый день все выше и выше. – Моя дочь прочитала пару статей в интернете… Насчет твоей матери и этих обвинений. Девушка опускает взгляд. – Я была у нее. Кажется, все серьезнее, чем мне казалось. – Это неплохой способ укрепить позиции одной из борющихся сторон во власти. Дочь известного предпринимателя теперь еще и дочь осужденной за измену родине. Это может стать показательной поркой ради голосов на выборах. Девушка не сдерживает нервного смеха. – Папа на том свете в гробу электричество вырабатывает. Страна в полной раздрае, а они лишь ищут способ остаться у лакомого куска. – Это политические игры. Война, скандалы, устранения других игроков. В таких вещах все средства хороши. – Если окажусь втянута, то на поиски справедливости уйдет немало времени. Я совсем одна, и я… не знаю… возможно, чтобы найти истину, придется спалить не один стог сена. – Смотри, аккуратнее с огнем очищающим. – Усмехается тренер и переходит в наступление. – Ты вообще спишь по ночам? Она качает головой и уходит от джепа. – Каждую ночь вижу всех, кто умер. Вижу, как умираю сама. А утром плачу, потому что просыпаюсь. Каждую ночь кошмары… – Тебе бы ко врачу сходить… – Ну уж нет. – Фыркает девушка. – Помнишь этот Фонд Репатриации? Что помогал вернувшимся? Как объявили санкции, на следующей же день на их дверях была о том, что они не будут работать в стране–агрессоре. Алекс приставляет указательный палец ко рту. – Ты о таком не говори, везде уши. Сайд– кик! Девушка снова ловко уходит от бокового удара ногой. – Хорошо, продолжаем. Готова? Пот течет по ее лбу, падая на ресницы, начинает щипать глаза. Дыхание давно сбилось. Ей хочется лечь и пролежать как минимум часов десять подряд. Но она лишь наклоняется вперед, словно готовится отбивать подачу в волейболе, чтобы затекшая спина и ноги отдохнули, и расправляет плечи. – Готова, продолжаем. _________________________________________________________________ – Вы становитесь предсказуемой. Амалия Юрьевна неспеша подходит к ней со спины. Девушка едва заметно дергает плечами, не поворачивая головы. Солнце ярко светит с лазурной высоты, отражаясь от светлого мрамора могильного памятника, а широкий клен отбрасывает живительную тень. – Сколько раз в неделю вы приходите сюда? – Вы считаете меня сумасшедшей. Не больше двух. Виктория смотрит на черно–белую фотографию молодого красивого мужчины. Может, все это ей сниться? Может, все это было сном? Очередной затянувшийся кошмар, от которого она никак не может проснуться. – Ваш отец был умен и смел, это редкое сочетание. Обычно первым не хватает второго, а вторым… Вам следует поучиться этому у него. – К сожалению, учиться больше не у кого. И нечему. – Однако, вы здесь. Девушка поджимает губы. – Если бы у меня только были лишние пять минут… Женщина машинальным движением приглаживает волосы. Ее взгляд внимательно изучает дочь своего бывшего начальника, и она вновь с удивлением отмечает, как же все–таки были похожи отец и она. – Я хочу помочь, Виктория. Пусть мы с вами не всегда были дружны, это ничего не значит перед лицом общей опасности. Она достает из сумочки сложенную много раз крошечную записку. – В прошлое не ходят поезда. Дорога туда всегда терниста и кровава. Если вы приняли решение, и пойдете до конца, знайте, что поле политических интриг не лучшее место для прогулок. То, что сейчас происходит в верхах, может быть… не просто опасным. – Что это?.. – Уберите, прочитаете позже. Девушка презрительно хмыкает, но послушно прячет клочок бумаги в карман льняного голубого сарафана. – Почему не написали СМС? Наша жизнь теперь шпионский фильм 60–ых? Амалия опускает длинные тяжелые ресницы. – В стране военное положение, везде их люди. Если ваша мать задержана как неблагонадежный гражданин, за нами могут следить. Они какое–то время сидят молча, не пытаясь найти тему для разговора. Солнце нагревает их спину и небольшую металлическую лавочку напротив памятника. Наконец женщина аккуратно встает, расправляя светлые брюки. – Ваш отец был удивительным человеком. Не подведите его. ____________________________________________________________ Она возвращается домой до темноты, кидает спортивную сумку в угол. Выйдя на балкон, зажигает желтый свет на тонкой прозрачной гирлянде, закуривает, прикрывая глаза от сладковатого дыма, и только потом разворачивает сложенную записку. На ней мелкими неразборчивыми буквами телефон, имя и адрес. Вечер такой же, как и все эти сотни вечеров с момента ее возвращения. По новостям все еще не передают ничего хорошего, а заваренный утром чай так и остался нетронутым на столе, теперь покрытый мутным слоем налетевшей пыли.