The Winter Soldier: Конец долгой зимы

      

      Четырнадцатый том озаглавлен так: «Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?» Прочесть Четырнадцатый том недолго. Он состоит всего из одного слова и точки: «Нет».       Курт Воннегут, «Колыбель для кошки»       ___________________________________________________________________              Она не была здесь…       Несколько месяцев?       Несколько месяцев, больше похожих на несколько лет.       Это было словно невеселый каламбур, глупый и примитивный. Пять лет пролетели для нее как один миг, а вот десять месяцев… Десять месяцев едва переносимого горького одиночества казались ей несколькими годами.       Десять месяцев дни были похожи один на другой, как чертовы братья—близнецы. Все до одного — чертов День сурка.       Прежний ее дом не узнать вовсе — пол квартиры завален разбросанными бумаги, грубо перевернутыми предметами мебели, вещами, выволоченными из шкафов. На кухне — следы рассыпанной бакалеи, кровати в спальнях — груда разорванных комплектов белья. Перед тем, как забрать мать, здесь был обыск.       Прошло два часа, или значительно больше, пока девушка, устало не приваливается на дверной косяк, обводя взглядом убранное помещение. Она находит множество забытых старых вещей — кассеты с видео из ее детства, старые медали с турниров по танцам, груду фотоальбомов с цветными снимками из разных стран. Мать сохранила даже старые нелепые открытки к праздникам, что сделала дочь для нее — в плотной папке, проложив калькой от склеивания.       Девушка переминается с ноги на ногу, кусая внутреннюю сторону щеки. Руки тянутся к пачке сигарет, убранной в задний карман хлопковых коротких шорт, но она не хочет курить внутри квартиры.       То, о чем говорили они на последнем свидании, записи отца, прячутся где—то тут, она чувствует это, словно в ее руках дрожит невидимая веточка лозы при приближении к источнику воды.       Она обходит квартиру еще раз, еще раз пересматривает вываленные на пол кабинета отца фотографии — украшенная уродливой выпускной лентой, совершенно не сочетавшейся с ее платьем, она улыбается, обнимая подругу, шутит, что эти ленточки похожи на те, что обвивают поминальные венки.       Через несколько лет она потеряет подругу, исчезнув из автомобиля, и сейчас схожесть этой чертовой ленты с траурной уже не кажется смешной шуткой. Это кажется пророчеством.       От снимков, кажется, пахнет солнцем и газировкой — первый курс, первая их совместная вылазка на природу, вот она держит на руках еще не ставшего гигантским, Дина. Любимец семьи, щенок немецкой овчарки, названный в честь обаятельного засранца Джеймса Дина, упокой Господь его душу, стал ее подарком на шестнадцатилетние и не дожил всего год, до ее возвращения.       В подрагивающих пальцах девушки оказывается последняя фотография из растерзанной стопки— она и толпа однокурсников на фоне огромного радиотелескопа в компании высокого приятного светло — русого мужчины с квадратными очками в роговой оправе на интеллигентном, ясном лице, на первой в жизни летней практике. Она перевернула снимок — «На долгую память будущим творцам мира. Андрей Андреевич. Лето, 2015.»       Девушка прошлась пальцем по глянцевой поверхности — цвета на карточке были такими же живыми и теплыми, как и то лето, что они провели в тех затерянных подмосковных лесах. Она с силой захлопывает плохо закрывающийся ящик письменного, но он отходит, не доезжая до конца. Еще две попытки закрыть не приводят к успеху.       Девушка нагибается и, хмурясь, выцепляет взглядом небольшое пространство между дощечками — двойное дно — и, взяв со стола ножницы, вставляет их в щель, дергает. Маленькой щелки хватает, чтобы тонкие пальцы пролезли внутрь. Они касаются чего—то довольно плотное и мягкое.       Черный, затертый по углам толстый ежедневник исписан неразборчивым, быстрым подчерком, подчерком отца. Порывистый, энергичный, он выдавал своего обладателя — упрямого, быстрого, летящего вперед за своей идеей, трудоголика.       До конца оставались несколько пустых страниц — они одиноко белеют, словно оправдываясь за свою наготу. Последняя дата апрель 2017—го, за пару недель до кончины отцы.       Все остальные страницы исписано так плотно, что делало и без того неразборчивый текст вовсе нечитаемым. Она бегло пробегает по нему глазами, пролистывая. В середине две страницы склеены, и ей приходится аккуратно подлезть ножницами сквозь них. Улыбка медленно сползает с ее лица.       Мать не шутила и не обманывала ее.       Это действительно был шифр.       Девушка едет в прохладном вагоне метро, всматриваясь в текст — ровные ряды начерченных загогулин, напоминающих то ли скандинавские руны, то ли азбуку Морзе.       «Потрясающе». — вздыхает она и убирает ежедневник поглубже в объёмную сумку.              ___________________________________________________________________              <…> — Совсем недавно мы с вами обсуждали начало конфликта на западных границах нашей страны, но сегодня мы можем говорить о полном вовлечении российских военных сил в данную операцию.        — То есть, вы считаете абсолютно нормальным то, что мы вот так, спокойно, влезаем в дела других, суверенных государств, пытаясь навести там свои порядки?        — А почему Штатам можно было поступать таким же образом весь 20 — ый век? Где были все эти умники из ООН? Почему их не подвергали санкциям после использования фосфора во Вьетнаме?        — Причем здесь Америка?        — А почему у вас двойные стандарты? Мы на данный момент ведем исключительно оборонительные операции, дабы избежать распространения конфликта и перерастания его в войну, которой никто не хочет.        — Я вижу другое — сейчас нужно решать проблемы, возникшие в нашей стране после «Скачка», а не пытаться расширить территорию.        — Расширить территорию? Вы серьезно так думаете?        — Тогда я не понимаю целей данных действий, мы теряем миллионы рублей каждый день, миллионы, что можно было направить на помощь людям, что сейчас находятся в бедственном положении…        — Если по нам дадут удар ядерным оружием, то помогать будет некому! Я об этом сейчас говорю, и вы, уважаемый человек, историк, не понимаете таких простых вещей.        — Поверьте, я понимаю то, что в бессмысленной борьбе за власть два лагеря, на которые разбилась наше правительство, предпринимает попытки действовать грязно, накаляя и без того напряженную обстановку.        — А Америка ее не накаляет? Тогда, простите, какого хрена, накачивала наши бывшие республики оружием, начиная с 90 — х годов прошлого века?       — Это уже другие, суверенные государства, и их желание сблизиться с Западом нужно уважать.        — Если это несет под собой угрозу нашей стране, то ни о каком уважении речи быть не может. Знаете, я не скрою, читал «Мастера и Маргариту» давно, но одна фраза очень запомнилась мне: «Иногда лучший способ погубить человека — это предоставить ему самому выбрать себе судьбу».       (Отрывок из телевизионной передачи «Время расскажет».)              ___________________________________________________________________        — Знаешь, кто это?       Взгляд у бармена прямой, с отражающимися где—то в глубине радужки кольцами приглушенного света.       Девушка поднимает голову и непонимающе озирается.       — Теперь у нас новый генерал, командующий операцией на приграничных территориях.       — Что?       — Новости совсем не смотришь?       — Причем тут это?       Парень слегка дергает подбородком указывая на телевизионную панель недалеко от барной стойки.       — Это Генерал Арефьев, Виктор Арефьев, он руководил южным военным округом почти двенадцать лет, и вот, наконец повышение.       Девушка хмурится и отпивает из бокала — зубы тотчас сводит ледяное прикосновение прозрачных кубиков.       — Откуда ты…       — Знаю? Когда жил в Волгограде, его часто показывали по новостям. Зарекомендовал себя как человека из народа, стального патриота. Даже сына оставил учиться в Москве. Девушка громко втягивает носом воздух и вежливо улыбается. — Все никак не свыкнусь с мыслью, что бармены и таксисты у нас лучшие политические деятели в стране. Бармен ставит еще один натертый до сияющей прозрачности бокал в длинный ряд его клонов. — Здесь что ни посетитель, так чей—нибудь сын или любовница. Он хрустит шеей. — Или любовник.       Почти по всем каналам крутили одни и те же, набившие оскомину сюжеты — боевые машины с какой—то незнакомой ранее, странной символикой, что можно было замечать теперь на многих автомобилях и в городе, въезжали в новый населенный пункт, и новости передавали это событие, словно великую радость, хотя веселого, конечно, не было в этом ничего.       Изображение стреляющих танков заменяли рекламу. Несмотря на жару, на улицы города наполнили патрули из военных в полной экипировке. Солнце пекло, выжигая землю, оставляя трещины в почве, глубже и глубже с каждым днем, что проходил без дождя, и пыль, поднятая в воздух тяжелыми шагами, оседала у них на берцах, покрывая ровным серым слоем натёртую до блеска черноту.       Девушка часто думала о том, что возможно, если бы пошел дождь, и шел бы, не переставая много—много дней, это могло помочь. Потом ей стали сниться сны о том, как она, подхваченная темными волнами, захлебывается в них, уносимая на глубину под пылающим багровым небом, пронизанном тысячей молний.       В ее снах всегда кто—то стрелял. Этот звук, глухой и далекий, преследовал ее и после пробуждения. Она путала его с тихими раскатами грома, что слышала за несколько минут до своего исчезновения в 2018—ом, наяву, и всегда дергалась, оглядываясь — небо было чистое, синие, а выстрелы в ее голове затихали в ту же секунду.       — Кстати, он иногда приходит сюда.       Она испуганно дергает плечами, выныривая из потока мыслей, чем вызывает у бармена сдавленный смех.       — Кто? Генерал?       — О боже, нет, конечно! Его сын! Обычно появляется по субботам. Его легко узнать, он такой, кудрявый брюнет. — Бармен крутит пальцами у головы, изображая вьющиеся волосы, и девушка сдавленно усмехается.       — Работаешь на иностранную разведку? Откуда все знаешь?       — Я не знаю всего, я делаю вид, что знаю, иначе бы давно попался.       Девушка закатывает глаза.       — Единственное, что я знаю точно, что ты меня не сдашь, ведь я прикрываю и тебя.       — За плату. Бармен цокает языком. — За умеренную плату, заметь. Сынок брал у меня пару пакетиков на прошлой неделе. Я подписался на него в соцсетях. Он ходит в спортивный зал в центре города, сдает сессию. Нужны контакты? — Ты подписан на его профиль или читаешь его мысли? Бармен смеется — его отбеленные зубы блестят в неоновом свете, пока его лицо полностью скрыто в темноте за стойкой. Он отражает реальность, он не хороший, не плохой, не злодей и не преступник. Он успешно притворяется тем, кем никогда не был, и хранит множество тайн. Он самый серый человек из возможных, и он зачем—то так сильно хочет помочь ей. — Хочешь сдать его мне, чтобы потом поделить то, что я у него найду? — Догадывается девушка. Парень не ожидает такого — он пару раз моргает, прежде чем собирается ответить. — Лисица ты. — Словно обиженно тянет тот. — Как будто моя доля такая уж большая. — Хорошо. — Наконец кивает девушка. — Я подумаю. Но работать так я больше не хочу. Я устала, это убивает меня. Парень за стойкой равнодушно смотрит на нее. — У меня заказ для него. — Как бы невзначай вспоминает он. — Передашь ему, возьмешь в два раза больше, чем договаривались, сошлешься на усиленные патрули. — Вербуешь меня в дилеры? — Кривит рот девушка. — Это твоя мать ждет суда, я лишь облегчаю тебе поиск информации. Ты же понимаешь, что, не добившись показаний от нее, они примутся за тебя. Ты же, надеюсь, понимаешь это? __________________________________________________________________ Светлое здание, выполненное в виде античного храма, кажется, застыло в веках. Пять лет, десять, хоть отними целый век и вернись к его мраморным ступеням в любом из десятилетий прошлого столетия, оно будет стоять здесь, молчаливое, прекрасное, сияющее в ослепительно белых солнечных лучах. Она осторожно поднимается, слыша свои собственные шаги. Внутри — еще тихо и прохладно, и, несмотря на утро, слышится речь экскурсоводов. Девушка замечает его почти сразу — сидящего на банкетке напротив большого холста, изображающего молодую женщину в длинной желтой накидке, в центре, за обе руки которую тянули двое — амур со стрелами и обнаженный сморщенный старец в затертом плаще, накинутом на спину. — Хорошая погода для наслаждения искусством. — Произносит она заранее узнанный пароль, и парень поворачивается. У него яркие серые глаза, смугловатая кожа и острые скулы — такие профили любят называть «аристократическими» и рисовать углем. Парень сбит с толку. — Ян? — Осторожно спрашивает девушка, не смотря на него. — Кивни, если да. Я от… — Я понял. — Перебивает он и тихо откашливается. — Пойдем. Они молча и медленно проходят по галерее, пока, наконец, не подходят к полотну, написанную по сюжету древнегреческого мифа. — Не ожидал увидеть… девушку. — Произносит он. — Меня зовут Виктория. Я здесь, чтобы поговорить. Ян хмыкает. — Твои люди стоят у каждого выхода отсюда? Ты хочешь усыпить меня или просто вырубить? Он говорит тихо и буднично, что заставляет девушку не понимающе взглянуть на него. — Прости, что?.. — Думаешь, меня не пытались украсть? Все же знают, кто мой отец. Ничего не получится, правда, лучше не пытайся. Девушке кажется, что молодой человек смеется над ней. — Нет, о боже, нет! — Восклицает она, всплескивая руками. — Мне лишь нужно поговорить. Информация в обмен на то, что я привезла. Денег не нужно. — Виктория… — Словно соглашаясь, кивает парень. — Чем обязан? — Мне действительно нужно спросить тебя о твоем отце. — Пожалуйста, нет. — Он как—то болезненно кривится, уголки его губ слегка подрагивают. — Мне придется вызвать охрану. — Я же могу шантажировать тебя. — Спокойно отвечает девушка, хоть и ощущает, как сердце под лифом летнего платья начинает колотиться. — Могу, но совершенно не хочу. У тебя будут проблемы, но и у меня тоже. Он снова хмыкает. Он выше ее чуть ли не на две головы и его взгляд сверху вниз кажется надменным. — Мы можем быть знакомы? — Сколько тебе лет? — Двадцать один. — Выдыхает парень и девушка отрицательно вертит головой. — Тогда точно нет. Но ты мог слышать о моем отце. Коммерсант, что изобрел стабильный, неагрессивный хладагент. Это штука для промышленного охлаждения. Он смог добиться в своих исследованиях химически и физически стабильных веществ, не имевших в составе аммиака и масел. Он продавал охладительные комплексы заграницу, и теперь, в ходе военных расследований, моя мать задержана по подозрению в укрывательстве работы моего отца на «Гидру». Лицо брюнета морщится, но он молчит. — Моя мать сейчас ожидает суда, подозреваемая в том, чего даже не знала. Следствие лишь собирает улики, ниточки, что связывают террористов и моего отца, но они ничего не найдут. Он был честным человеком. Мне лишь нужна короткая встреча с твоим отцом, всего пара слов. Он раньше руководил южным военным округом, он должен знать ту информацию, что спасет её. — Каким образом? — Ян пытается выглядеть хладнокровным, но девушка замечает, как тот нервически начинает покусывать губу. — Мой отец в молодости служил в части, что располагалась на юге страны. В ходе следствия выяснилось, что там занимались разработкой некоего проекта, части которого ищут по всем бывшим его сослуживцам. Почему—то он очень важен. — Это звучит дико, черт возьми. Девушка поправляет волосы. — Если бы у меня были варианты… Она сглатывает и откашливается. — Виктория... — Голос Яна переходит на свистящий шепот. — Мне жаль, но это безумие. Мой отец не поможет, он исполняет приказы. Он ни хрена не решает сам, и прекрасно это понимает. Черт, он всего лишь удачно поставленное на эту должность лицо. — И кем же? Ян смотрит на девушку внимательно и вопрошающе. — Ты думаешь, он один руководит всем? И, не дожидаясь ответа, продолжает. — Как только в стране началась борьба за власть, с каждым днем ставки повышаются, но отец выбрал сторону, прости. — Ни мой отец, ни мать не были связаны… — Это показательная порка, ты еще не поняла? Кого—то должны посадить, иначе очков перед выборами не набрать. — Почему обязательно невиновных? Разговор заходит в тупик, Ян расслабляет плечи, и становится словно ниже ростом.       — Я скажу тебе то, что не должен, и за что отец давно бы втащил мне, ох, как бы он втащил мне, услышав то, что я тебе собираюсь сказать. У КГБ темное прошлое, и сейчас старые тайны всплывают одна за одной. Операция на приграничных территориях совсем не то, чем кажется. Отец говорит мне не совать в это нос, но я вижу, как испуган он сам. Он испуган, понимаешь? Все военные проекты Советов, что были заморожены из—за развала СССР, сейчас поднимаются заново. Думаю, и твой отец работал над чем—то, что могло бы пригодиться для достижения целей этого конфликта.       Она прикрывает глаза и морщится.       — Я ничего не знаю о том, о чем ты говоришь.       Ян выдыхает и внимательно смотрит на растерянную девушку.       — Проблема в том, что никто толком не знает. А эта организация… — он делает паузу, и девушка понимает, что он говорит про страшный призрак Третьего Рейха, — всплыла лишь потому, что вся государственная система пошла по пизде из—за событий последних лет.       Он отворачивается к картине напротив них — его профиль и правда был красив, как и сам его владелец. Он совсем не похож на грубого отца с тяжелым, простецким лицом, будто вырезанным из дерева топором. Его сын был совсем юн, н под широкими угольными бровями блестели невероятно умные глаза. Глаза человека, успевшего за столь короткую жизнь повидать много не самых хороших вещей.       Девушка внимательно смотрит на полотно. Кажется, на нем автор изобразил миф об Орфее и Эвридике.       — Это красивая история. — Вдруг говорит Ян. — О любви, побеждающей смерть. Орфей не смирился со смертью своей жены и пошел за ней в царство мертвых, и даже умилостивил самого Аида.       — Они не дошли до конца. — Качает головой Виктория. — Я знаю эту легенду. Ему было поставлено условие — чтобы выйти на поверхность, он не должен был оглядываться на нее, но он не смог удержаться. Он потерял ее по собственной вине.       — Но это доказывает нам, что даже с Адом можно договориться, если хочешь спасти то, что тебе дорого. — Молодой человек откидывает голову — черные кудри падают на ясное лицо.       — Я хочу договориться с Адом.       — Нет. — Его голос звучит громче, чем до этого. — Ты хочешь договориться с теми, кто ему служит. Это другое. Ничего не выйдет.       Он снова морщится, словно что—то внутри причиняет ему боль.       — Он мой отец…       Девушка согласно кивает.       — Не поэтому. Потому что сам не определился со стороной.       Ян нервно хмыкает, и она понимает, что попала.       — Ты ошибаешься. Просто я жду, когда сторона выберет меня.       — Но сейчас ты говоришь со мной и не пытаешься сдать полиции.       — Не надо. — Наконец глухо произносит он, сделав небольшую паузу. — Тебе это не нужно, не нужно пытаться узнать то, что ты хочешь. Там нет ничего хорошего. Мне жаль твою мать, но лучше подумай о собственной жизни.       Слова действуют на нее парализующе — подушечки пальцев подрагивают, как от легких разрядов тока.       — Почему?       — Любовь и пороки обезоруживают справедливость.       — Что?       Он смотрит на нее — серые глаза прожигают насквозь. Смотрит долго, слегка нагнув голову.       — Та картина… Ты пришла, чтобы отдать мне кое—что. Ты знала, где меня искать, тебе дали указание на то место. Это знаменитое произведение, «Любовь и пороки обезоруживает справедливость».       Девушка усмехается — выходит горько.       — Ты же не принесла ничего?       — Я мало похожа на наркокурьера, извини.       Она перекладывает ремень от небольшой сумки из одной руки в другую.       — Еще увидимся.       — Непременно. — Улыбается ей сын генерала.       Сумка, кажется, весит ужасно много, но ровно до того момента как то, что должно было передано, не смывается в унитазе. Ее тошнит от волнения, а спина взмокла от напряжения.       Осталась одна попытка.              ___________________________________________________________________               Ее, четвероклашку, в тот холодный декабрьский день из школы забрал водитель отца, и пока он парковал машину во дворе, она смотрела на небо и не могла оторвать взгляда от кучкующихся на западе сизых облаков, похожих на голубиные крылья, что оставляли легкие рваные лиловые полосы на желтоватом от закатного солнца небе. Мороз словно кристаллизировался в воздух, но не проникал под слой одежды — это была именно та погода, которая не вымораживала насквозь, не заставляла прятать лицо в шарф. Было так свободно и спокойно — в некоторых окнах домов уже горели новогодние гирлянды, и зажглись фонари, и все вокруг было наполнено предвкушением праздника. — Виктория? — Зовет ее мужчина, забирая рюкзак. — Пройдемте. Они заходят в просторный холл многоэтажного дома в дорогом районе столицы, и, пока лифт поднимает их на нужный этаж, маленькая девочка все переминается с пятки на мысок и в тысячный раз осматривает себя в большом зеркале кабины. — Вы так улыбаетесь, папа сегодня вернулся пораньше домой? — Спрашивает она водителя. Тот удивленно улыбается и поправляет воротник зимнего пальто. — Вы всегда пугали меня своей догадливостью, милая. Да, он решил устроить небольшой сюрприз. — Папа, папа! — Девочка смеется, забегая в коридор квартиры, на ходу бросая на пол снятые с себя пуховик и шапку,. Отец, стоящий у окна и разговаривающий, о чем — то с матерью, тут же оборачивается и с широкой улыбкой, озарившей его счастливое, красивое лицо с четкими скулами, подхватывает на руки дочь. — Вот и моя моя девочка вернулась! Как дела в школе? — Я получила сегодня целых две пятерки! — Целых две? Да моя дочь гений! — Учительница так удивилась моему докладу. — Это тому, что мы вместе готовили? Про озоновый слой? — Она сказала, что такие темы мне еще рано изучать, но то, что написано в учебнике, ты рассказывал мне еще давно. Отец смеется, продолжая держать ее на руках — в его больших, темно — зеленых глазах, цвет которых казался ярче на контрасте с белоснежными белками, отражается миловидное лицо девчушки. — Они там ничего не понимают, детям надо давать все самое сложное и интересное. Мама, до этого наблюдавшая за ними со стороны, приобнимает мужа за талию. — Дорогой, ты ее разбалуешь, совсем слушать учителей перестанет, ты же знаешь, и так жалуются на ее поведение. — Я знаю свою дочурку, она не станет плохо себя вести просто без причины, ведь так, принцесса? — Да! — Радостно отзывается девочка. — А того мальчика я ударила, потому что он мой портфель ногой пнул. Мама закатывает глаза и вскидывает руки вверх. — О чем я и говорю. — Так, забыли о делах. — Отец спускает ее с рук и подзывает всех к небольшому столу с нарезанными салатами и закусками, протягивая водителю и матери бокалы с шампанским. — Дорогие мне люди, хочу поделиться радостной новостью. Сегодня моей группой ученых был наконец — то синтезирован новый компонент для охлаждающих промышленных систем — он полностью экологически чистый, и мы уже, на стадии разработки, получили большое количество запросов на сотрудничество с иностранными компаниями. Российские предприниматели пока что слишком зациклены на обогащении любым путем, игнорируя технологии и прогресс, поэтому от них помощи ждать не приходилось. Но западные партнеры заинтересовались нашими разработками и успехами — теперь мое имя будет означать новый виток технологического прогресса в нашей стране! — Ура! — Радостно смеётся мама, целуя мужчину. — Дорогой, это даже звучит фантастически! А еще год назад никто и рубля не вложил в твои исследования. — Теперь они крупно пожалеют об этом, ведь моя компания станет единственным поставщиков данного компонента на рынок по всеми миру. — Поздравляю! — Водитель жмет мужчине руку. Отец широко улыбается и приобнимает жену. Он смотрит счастливым, удовлетворенным взглядом в большое окно напротив, за которым начинает стремительно темнеть. — Этот новый год станет уникальным этапом для российского предпринимательства, я уверен в этом. Пора показать всем, что будущее нашего бизнеса не за перепродажей китайского хлама, а за уникальными технологиями. — Уверено говорит он.              ___________________________________________________________________              Записка, переданная ей на кладбище Амалией, оказывается полезной. Указанный номер телефона отвечает долгими гудками, которые заставляют сердце девушки замирать, ожидая ответа, пока на том конце поставленный женский голос не отвечает.       Девушка набирает кислорода и тут же разочарованно понимает, что это автоответчик.       Она указывает, кем является и по какому вопросу хочет связаться и отключается.       Проходит не больше минуты, когда громкая мелодия заставляет ее подпрыгнуть на месте. Она хватает смартфон.       — Виктория? — Чуть взволнованный женский голос на том конце звучал приятно и молодо.        — Ольга?        — Такое по телефону не обсуждают, вы сможете подъехать ко мне? Я сейчас стараюсь реже выходить из дома.       Она чувствует, как судорога проходит по ее телу.              ___________________________________________________________________              Девушка вертит в руках идеально белую кружку с недопитым чаем и глубоко вздыхает, прежде чем снова обратилась к красивой моложавой женщине напротив.        — Ольга, я знаю, это звучит как диалог из дешевого сериала, но вы мой последний шанс. Мать под следствием, совсем скоро будет суд, и, если я не найду того, кто расшифрует записи отца или не найду пятую часть проекта, возможно, я больше не дождусь ее. Ей уже немало лет, тюрьма убьет ее.       Ольга неотрывно смотрит в окно, и свет, падающих из окна, оставляет белые блики на ее ровном высоком лбу, с ниспадающими осветленными локонами.        — Мой супруг будто чувствовал, что за ним придут. Перед тем, как упасть с инфарктом, он несколько ночей все твердил в полубреду, что они все знают, что они совершат задуманное. — Женщина говорила все это, будто самой себе, не удостоив сидящую рядом девушку даже взгляда. — А когда он умер, сын вытащил папку из подпола в гараже, хотел сжечь, да что — то его остановило. Через месяц началась операция в СНГ, через два его мобилизовали. А папка так и лежала у меня под кроватью в спальне.       Виктория облизывает губы. Как странно — она впервые видела жену сослуживца отца. Она впервые слышала о том, что оказывается, мужчины дружили еще почти десяток лет, а потом…        — Я сразу отдала ее, как только за ней пришли. — Качнула худощавым плечиком дама, наконец переведя взгляд на нее взгляд. — Твоей матери я советую сделать тоже самое, как бы не пыталась скрыть прошлое твоего отца.        — Она не пытается. Точнее, и скрывать нечего. Он не продавал технологий, лишь раз та организация, «Щ.И.Т», связалась с ним для покупки промышленных охладительных машин. Что—то, что они нашли, было нестабильно и нуждалось именно в отцовском механизме заморозки. —Девушка понижает голос. За последние полгода она четко поняла — у всего вокруг есть уши. — Она правда не знает, не может даже предположить, где папа спрятал документы. И о каких документах вообще идет речь.       — То есть, Олег скрывал от нее нахождение пятой части?       — Папа скрыл сам факт ее наличия, молчал про проект, про работу над новейшим оружием, молчал про это…все.       — Даже перед смертью?       Девушка отрицательно покачала головой.       — Если бы мама или я имели представление что это вообще такое, из — за чего сейчас вся суета…       Ольга поджала тонкие губы и оценивающе проходится по ней.        — Супруг тоже ничего никогда не говорил про эти документы, лишь под конец жизни признался сыну, где искать. Он рассказывал про «Энозис» уже лежа в «Скорой», но не договорил — сердце остановилось.        — А что остальные сослуживцы? Они тоже скрывали? Вы о них всегда знали? — Девушка нетерпеливо постучала ноготками о кухонный стол.        — Не совсем. — Женщина, сохраняя безупречно ровную спину, присела на стул рядом. — О пятерке лучших в части — да, но то, что они были внедрены в государственную программу по разработке супероружия — конечно же, нет. Лишь за пару дней до смерти мой муж сказал, что он такой не один, что избранных — пятеро, ваш отец, «Рекс», был главой пятерки.       Виктория сощурилась.        — Как вы сказали, «Рекс»? Это позывной?        — Возможно, я далека от военный номенклатуры. Муж говорил, что после заката СССР «Тигры» остались, просто перешли в разряд частного военного формирования, а затем… Ваш отец предпочёл стереть все старые контакты и начать новую жизнь, без этого прошлого. Он так и называл его всегда, «Рекс». Очевидно, даже уход вашего отца от дел не повлиял на отношение к нему.        — О сколько нам открытий чудных… — Бормочет девушка и женщина напротив едва заметно дергает уголками губ.        — Готовят просвещенья дух, и гений, парадоксов друг, и случай, бог — изобретатель. — Продолжает Ольга. — Олег был самым умным из пятерки, уж простит меня мой муж. Видимо, ему досталось, самая важная часть проекта, его «сердцевина». Та военная часть, их формирование, «Тигры», было не одно в Союзе, но лишь им удалось обеспечить себя поддержкой курчатовского институт. Думаю, там происходили вещи, которые ближе к науке, чем к войне.       Она встала, легко, грациозно, чуть медленно, чем требовалось, прошлась по большой, шикарно обставленной кухне, и недолго полазив в неприметном углублении внутри полки над встроенной СВЧ — печкой, достала оттуда маленькую голубоватую книжку. Пожелтевшие, ссохшиеся страницы плохо слушались и не хотели переворачиваться, но все же женщине удалось разлепить их.       — Думаю, у вас точно нет такой фотографии. Она кладет перед ней чуть истлевший, выцветший от времени снимок. Пятеро высоких, плечистых парней, улыбаются, глядя в камеру. Новая форма отглажена, сидит как влитая, а белозубые улыбки светятся даже с черно — белой карточки — девушка узнает всех сразу. Наконец взгляд кинулся к такому родному лицу — собственному отцу. Самый красивый, с правильным овальным лицом, четкой линией челюсти, и выдающимся, «греческим» профилем. Наследник заковианской крови по деду, он так разительно отличался от простодушных русских лиц его сослуживцев. — Мой вам совет — обзаведитесь друзьями. Желательно, имеющими власть, связи. Ваш путь не будет легким, одной на нем нечего делать. Она отворачивается к окну. Яркий солнечный свет заставляет ее глаза цвета виски сиять золотистым. У женщины красивое, но слишком строгое лицо. Губы сомкнуты в тонкую изящную линию, острый подбородок напряжен. — Я осталась одна в прошлом году, когда моего супруга не стало. Думала, что раз мы пережили с ним исчезновение половины живых существ, то все остальное нам по плечу. Но мы ошиблись. Девушка едва вздрагивает и приглядывается к фотографии. Она замечает еще одного паренька, выглядевшего на фоне двухметровых молодцов худым, даже тщедушным. Заразительная улыбка, казалось, была больше него самого, а форма нелепо висела в руках и коленях, создавая скорее комичный, чем собранный вид. Его лицо за большими, несуразными очками отчего—то кажется знакомым. — Простите, а кто это? Ольга следит за острым ногтем девушки, что утыкается в изображение. — Он может помочь. Еще один их друг, который не вошел в число избранных спецотряда. Богатырской удалью он не отличался, зато слыл настоящим гением в радиационной физике. Умный, образованный, выходец из академической семьи, смелый, компанейский, открытый. — Женщина отчеканивает слова, словно зачитывает официальную характеристику. — Это то, что говорил о нем мой муж. После службы работал в Российском научном центре рентгенорадиологии, с недавних пор возглавляет кафедру в Институте ядерной медицины, в Химках. Женщина берет ручку и быстро выводит на вырванном блокнотном листке длинные слова. — Найдите его, поговорите с ним, он должен помочь. По крайней мере, кроме него, больше никого не осталось. — Ручка буквально прорезает тонкую бумагу. — Больше я ничем не могу помочь. Девушка берет пододвинутую ей записку и фотографию. — Я могу узнать его имя? — Николай. — Спокойно отвечает Ольга. — Николай Иванович Осипов, профессор. __________________________________________________________________              — Сегодня ты поздно.       Тренер улыбается, когда видит собранное лицо девушки, входящей в зал.       Они тренируются до самого закрытия. Она повторяет один и тот же удар много раз, пока наконец мышцы не начинают дрожать. Пот промачивает ее легкую хлопковую форму.       — Завтра я ухожу в отпуск, меня не будет до июля.       Девушка молчит, и ее мысли далеко. Ее удары злые и тяжелые.       — Что—то произошло?       Мужчина подает ей бутылку воды, и она делает три больших глотка.       — Нет. — Наконец отвечает девушка. Ее голос звучит хрипло и устало. — Но, честно сказать, мне кажется, что… Я чувствую, как что—то грядет, как тогда, в 2018—ом. Я будто снова слышу раскаты грома.       Она вытирает лицо полотенцем и бросает его в сторону. После окончания тренировки они идут какое—то времени вместе по нагретой летним зноем улице, вдыхая запах цветущей сирени и диких яблоневых деревьев.       — К чему ты готовишься? — Тренер смотрит на нее, сочувственно сведя брови.       — Точно не знаю. Но однажды я была не готова и это привело к катастрофе. Теперь я хочу быть готова ко всему.       ___________________________________________________________________              От мысли, что придется ехать в несусветную глушь, девушка мысленно морщится.       Если этот профессор был так умен, как о нем говорят, возможно, ему доверили чуть больше информации. И возможно, автор никому не известного шифра именно он.       Девушка почти бежала по вокзалу, а лямка спадающего с плеча рюкзачка сейчас раздражала особенно сильно.       Мерный гулкий свист и едва слышное постукивание колесных ободов успокоило ее. Она с удивлением оглядела дизайн изменившего средства передвижения — электричка теперь была внутри вся светлая, с зонами для велосипедов, с магнитными, тихими дверями и мягкими, чистейшими сидениями в виде натянутой синей ткани. Виктория покачала головой и отвернулась к окну.       Пока за окном мерно пролетали качающие свежей листвой в июньском ветерке деревья, а дорога бесконечным железным полотном уходила вперед. Она молча смотрела на экран смартфона, равнодушно показывая, как двигается полосочка проигрывателя, крутящего «Run to you», и чувствовала, как нарастает желание вместо института поехать в «Мутабор» и напиться до той стадии, когда ее будут заносить в такси охранники.       Она ненавидела ничего не делать. В такие моменты, как дальние поездки, да и вообще передвижения в транспорте, или ожидания в очереди, она испытывала странное чувство, близкое к панике. Минуты безделия казались ей клеткой с проведенным по решетке электрическим током.       Сидение на одном месте.       Сидение в пустой квартире.       Девушка внимательно смотрит на пейзаж за окном — когда они проезжают мимо заводского комплекса, она видит красные звезды по бокам от вывески с названием.       Символ величайшего прошлого       Сколько тайн хранится в этих переливающихся на солнце гранях, сколько удивительных историй…       В облаках на далеком горизонте она видит образы лучника, волка, молнии, танцовщицы, изогнувшейся в элегантном па, очертания спортивного автомобиля, что—то отдаленно напоминающего Кинг—Конга, бившего себе в грудь…       Стайка ворон кружится над красной вывеской, кружится над яркими красными символами, светящимися в ярком солнечном свете.       Одна из птиц садится на звезду.       И поезд въезжает в тоннель.       ___________________________________________________________________       Когда она входит по широкой блестевшей лестнице, отделанной мраморными плиточками, в двери института, время на больших электронных часах показывают далеко за полдень.       — Простите, вы не знаете, где я могу найти Николая Осипова, профессора кафедры радиотерапии? — Девушка останавливает растерянную студентку в белом развивающемся халатике, практически перегородив ей дороги, но в ответ получила лишь испуганное покачивание головой.       Так же ей отвечают еще несколько человек.       Она чувствует, как внутри нарастает напряжение.        — Так, если ты мне не скажешь, где профессор Осипов, я ударю тебя, понял? — Она грубо схватила за локоть какого — то низкорослого первокурсника, попавшегося ей на глаза.       Он округлил и без того огромные глаза за линзами очков и медленно, словно боясь делать резкие движения, показал рукой на три часа.       Девушка обернулась. «Администрация» значилось большими синими буквами на белом фоне.        — Там помогут. — Пискляво отзывается паренек, собираясь улизнуть.       Студент яростно закивал и воспользовавшись тем, что довольно сильная незнакомка отпускает его руку, растворяется в просторных холлах современного здания.       Седовласая пенсионерка поднимает надменный взгляд из — под очков в устаревшей роговой оправе.        — Кто вам нужен, милочка?        — Профессор кафедры радиотерапии, Николай Осипов.        — Николай Иванович? Он сегодня лекции не ведет, в лаборатории.        — Но он здесь, верно?       Бабуля хмурится.        — Здесь. — Чеканный голос преподавательницы был явно полон недовольства от наглости молодой особы. — Но сегодня вы его увидеть не сможете, он занят исследованиями.       Зарычав, девушка громко опустила лоб на пластиковую перегородку.        — Ну пожалуйста! Мне на пять минут он нужен! Прошу!        — Милочка, не портите мне мебель. Лбом надо было биться раньше.        — Чего? — Переспрашивает девушка, замечая, как сзади подходит более приятная женщина лет сорока пяти.        — Зоя Федоровна, вы сегодня прямо Цербер. — Смеется она, громко бросая на столик здоровенную стопку бумаг. — Сами как будто студенткой не были. Долги приехали отрабатывать?       Девушка не сразу поняла, что обращаются именно к ней.       А потом легкая улыбка коснулась ее приоткрытых губ.       Ну да, конечно же, ей не двадцать восемь по паспорту, ей всего лишь двадцать три на вид, а учитывая стиль одежды и моложавость, можно дать и все девятнадцать. Они просто спутали ее со студенткой, приехавшей закрывать «хвосты» перед сессией.        — Да — а, да! — Как можно более убедительно воскликнула она. — Имею грех, очень сожалею об этом.        — Ничего, главное, что вовремя спохватились, есть еще время. Вы готовились или так, время профессора приехали тратить? — Лучистые ореховые глаза женщины светятся за длинными ресницами и казалось, принадлежат молодой девчонке, а не взрослой преподавательнице.        — Конечно.        — Какой предмет? — Не унималась дамочка.        — Радионуклидная диагностика изотопами. — Выпалила первое что пришло в голову девушка, и, кажется, попала в яблочко.        — О, сложно, понимаю вас. Профессор в испытательных лабораториях, но вы можете его подождать, часика два, в половину седьмого он должен уже точно освободиться. Вы были внизу?       Девушка поняла, что от ответа будет зависеть ее дальнейшая судьба.        — Была, но всего пару раз, и…        — Ничего, — перебивает ее преподавательница, — там легко запутаться, настоящий комплекс из коридоров и кабинетов, точно паутина. Спускайтесь на лифте «Д» и следуйте указателям до лаборатории 1 — 9 — 17. Внизу есть небольшой буфет, чтобы не было так скучно ждать.       Система охраны объекта была из рук вон плохая — спящий старичок в каморке охранника даже не заметил того, что незнакомая девчонка пролетела за каким — то зазевавшимся студентом через турникет. От камер по периметру хорошо помогали солнцезащитные очки.       Лифт вызывался просто, без прикладываний пропуска.       Внизу и правда было малолюдно и довольно прохладно. Скучающие студенты высыпали в коридор кучками, шумящей стайкой перемещаясь от одного помещения к другому, и как только за очередной группой закрывалась дверь, наступала больно давившая на уши тишина. Вторая выпитая чашка не самого вкусного кофе и наскоро засунутый в себя ролл с курицей немного скрашивал ожидания.       Наконец естественные потребности организма оказались сильнее, и девушка резко встала, намереваясь найти туалет.       Выходя из уборной, она заметила невысокого, немного тучного дяденьку в кипельно — белом, накрахмаленном халате. Негромко напевая какую — то до боли знакомую мелодию, он прошел мимо нее по коридору, сжимая в руке потертую черную папку.        — Простите, простите! — Девушка быстро завладела вниманием мужчины. — Я ищу профессора Николая Осипова…       Лицо у мужичка было приветливым, бодрым, яркие глаза за очками с толстенными линзами смотрели с беззаботностью молодого парня, а блестевшая в свете ламп лысина придавала умудренный вид.        — Разрешите мне вас поздравить, вы его нашли! — Воскликнул профессор, улыбаясь, словно встретил старого друга.       Напряжение стало волнами сходить с ее плеч. Поборов желание крепко обнять мужчину, она улыбнулась, выдыхая остатки кислорода.        — Николай Иванович!        — Он самый, чего желаете?       Девушка в миг осекается, поняв, что врать ему совершенно не желает, но, кажется, это и не нужно — профессор смотрит в ее лицо буквально несколько секунд и умный взгляд за старомодными очками становится цепким и радостным.       — Виктория? Это же вы…с той выставки?       Девушка кивает и улыбается в ответ.        — Позвольте, для начала, показать вам одну фотографию. Возможно, она покажется вам знакомой.       _________________________________________________________________              «Где ж ты, мой свет, бродишь голову склоня…»       Из глубин академического помещения, заваленного кипами толстенных архивных папок, раздавалась знакомая, старая — старая мелодия. Николай Иванович нежно держит в руках потертую фотографию, разглядывая бывших сослуживцев. Его глаза слегка намокли, но он быстро смахивает непрошенные слезы пальцем, словно стесняясь показать их перед женщиной.       Девушка сидит молча, качая закинутой на ногу ногой, угощаясь радушно предложенным мармеладом в сахарной обсыпке.       На кафедре, исключая плавно льющуюся песню Тани Булановой, было подозрительно тихо.       «Живу я без тебя, словно во сне,       Горю я без тебя, словно в огне».        — Олег, я помню его. — Наконец бормочет Николай Иванович. — Самый умный из нас был, вечный шутник, затейник. Сколько раз своими отчаянными выходками выводил командиров, ох, не сосчитать. Но его обаяние и дисциплинированность умели усмирить даже самый страшный гнев высшего состава. Вы на него так похожи. — Он поднимает взгляд на девушку. — Тот же благородный овал лица, тот же пронзительный цвет глаз. Даже улыбки одинаковые.        — Меня всегда называли папиной дочкой.        — Заковианская кровь дала свое. — Профессор вновь погладил карточку большими пальцами. — Я слышал о том, что сейчас происходят чистки среди бывших спецназовцев, и ваша мама стала лишь жертвой обстоятельств. В нашей стране обязательно должны кого — то посадить, знаете ли.       — Это необязательно должна быть она.        — Нет, совсем нет. Но, боюсь, с шифром я вам не помогу. — Грустно выдыхает профессор. — Командир отряда, полковник Зотов, вот кто вам нужен, но его давно нет в живых, он скончался в начале нулевых. А меня к шифру даже не подпустили, боялись, что я быстро разгадаю его, а в силу слабости, не смогу дать достойный отпор, если за шифром придут…они.        — Кто такие они? «Гидра»? — Виктория облизывает сахар с губ.       Николай Иванович коротко кивает.        — Когда развалился Союз, я сразу понял, что это дело рук организации, и что проект «Энозис» нужно спасать. Тогда я уже был доцентом на кафедре и постарался найти всех тех, кто был в отряде «Тигры». Это было не просто — нашего куратора из Курчатовского института, Давыдова, никто не видел с девяносто первого, боюсь, он все — таки уехал за бугор, а там, возможно, уже и умер, все же не мальчик. А ведь именно он и Зотов стояли у истоков проекта, меня лишь поверхностно посвятили в его идеи.        — Кто такой Давыдов?        — Алексей, в своем роде гений среди тех, кто искал способы осуществления разработки квантового суперкомпьютера и сверхпроводников. Бывший военный, прекрасное академическое образование. Вот, только… тоже никаких следов.        — Получается, что никаких больше зацепок? Никаких ниточек? И никто никогда не узнает, где хранится оставшаяся часть? — Она грустно прожигает взглядом пол под кедами, чувствуя, как горло сжимают подступавшие слезы.        — О, милая, не расстраивайтесь, я подумаю, как вам помочь, возможно, это правда займет время, но я что — нибудь придумаю. Ваш папа был изобретательным человеком, от него всего можно было ожидать, так что просто взять и догадаться, где «сердцевина», невозможно.        — Даже если за ней будет охотиться правительство?       Профессор улыбнулся, трогая девушку за предплечье.        — Даже если сама она! — Он показал пальцами шевелящиеся щупальца. — Поверьте, если нужно было спрятать что — то важное, Олег знал, как.       Девушка едва улыбнулась.        — Что это за проект? Почему он был так важен «Гидре»?       Профессор откашлялся и поправил лацканы халата.        — Вы знаете, что с греческого означает это слово?        — Вроде «соединение» или «союз». Я пробовала искать в интернете, гуглила, но кроме статей про историческое воссоединение греков, ничего не нашла… Теперь понятно, почему.       Николай Иванович весело улыбается, словно девушке удается его насмешить.        — О таком в интернете не напишут. После события 1991—го, когда я предпринял попытки найти «пятерку», чтобы узнать о том, где проект, ваш отец, мой друг, нашел меня сам. Он рассказал о некоторых вещах — что отряд «Тигры» работал над созданием супероружия нового поколения, я знал, но то, что «Энозис» есть эволюция других подобных разработок, как «Зимний солдат» и «Вдовы», нет. Олег признался, что идея о соединении живого и машины, разума, что смог бы управлять не только ядерным щитом страны, «Триадой», но и всеми теми, кто был бы определенным образом запрограммирован, принадлежала Зотову и Давыдову, и что он занимался поиском последнего, но, видимо, безуспешно. Он обещал сохранить проект, если найдет его, а еще лучше, уничтожить. Больше я его никогда не видел, лишь читал, каких успехов он добился в исследованиях и бизнесе.       Николай Иванович судорожно выдыхает после долгой речи. Девушка замирает, боясь пошевелиться, не до конца веря услышанному.       — Вы сказали, соединение живого и машины? Это значит, роботов?       — Намного масштабнее. Люди, чьи мозги промыты таким образом, что они превращаются в живое оружие. И они должны были быть встроены в оборонную систему — по щелчку пальцем, или, по нажатию определенного рычага, разум запрограммированных людей, «мозги» ядерных установок, все это должно атаковать незамедлительно, совместно.       — Люди? Запрограммированные люди? — Девушка сводит брови и непонимающе качает головой. — То есть, как это?       — «Гидра» нашла в свое время способ внедрить человеку в мозг особую установку, которая активировалась бы, как обычная ракета. И им можно было бы управлять, как марионеткой. Разработку перехватил Советский Союз, но в силу определённых принятых постулатов гуманизма, те, кто работал над проектом, не смогли сильно развить его, продвинуться дальше, ведь это бы означало человеческие жертва, мучения живых людей непостижимым образом.        — Все равно, это ужасно.       — Не спорю, но мы были молоды и нам казалось, мы делаем историю, вещи, что послужат добрую службу нашему Отечеству. Война, настоящая война, была для нас не такой страшной угрозой, мы безоговорочно верили в мощь нашей страны.       Профессор отхлебывает порядком остывшего чая.       — Знаете, это был молодецкий задор, кураж. Каждый из нас хотел быть кем—то, вроде Капитана Америки — иногда те, кто выезжал за границу в командировки, привозил календари или плакаты с ним, а мы, мальчишки, прятали это под матрацами. — Мужчина смущенно усмехнулся. — Однажды отец мне так и сказал — лучше бы ты голых баб рассматривал, сынок.       Она не сдерживает смешка.       — Понимаете, что все из того поколения почувствовали, когда объявили, что Капитан был найден замороженным во льдах? Но, новые времена — новые герои, а нам остается лишь вспоминать…       — Николай Иванович, но что потом нужно было сделать с теми, кто прошел эти процедуры, промывания мозгов?       — Тех, кто проходил процедуру «программирования», необходимо было внедрить в правительства стран—лидеров и во все мировые сообщества. — Профессор вздохнул. — «Энозис» бы соединил людей, подвергнувшихся проработке с помощью сыворотки и внедрению программы, с оружием нового поколения, и при объявлении войны — у противников не было бы шанса. Любая империя бы рухнула, но не только от ударов авиабомб или сброса ядерного боезаряда, а в первую очередь, от активированных людей у себя же в правительстве. Рухнула, подорвавшаяся изнутри.       Девушка судорожно выдыхает, поправляя волосы.        — Это даже звучит… дико.        — В нашем мире, дорогая, много такого, от чего душа уходит в пятки. Могли ли вы предположить, что в один прекрасный день исчезнете, а потом вернетесь, спустя пять лет, ничего не почувствовав?       Профессор улыбается, и в его добрых, спокойных глазах мелькают маленькие искорки.        — Даже во сне бы не приснилось! — Девушка усмехается и облизывает губы.        — Я рад, что вы приехали, что нашли меня. Я так скучал по парням все эти года, даже не зная, что их уже нет в живых. Признаться, в школе у меня не особо много друзей было, даже парочки не наберется. Иногда мне кажется, что именно служба и парни дали мне эту уверенность, понимание, чего я хочу.        — Я даже завидую вам, профессор. Я лишь бреду как в тумане.        — Жизнь слишком сильно поменялась после вашего возвращения? — Тон мужчины сразу же сменился, а глаза вдруг посмотрели с щемящей сердце тоской.       Девушка коротко кивнула.        — Понимаю. Знаете, даже если сейчас кажется, что вы плывете в бушующем диком океане, рано или поздно ваше судно все равно прибьется к берегу. Но не бросайте весел! — Он вскинул указательный палец вверх. — Ибо каждое судно должно дождаться своего собственного маяка, пойдя на чей свет, оно обязательно прибудет к нужному причалу.       Профессор хотел сказать что — то еще, как звонкая трель телефона заставила обоих вздрогнуть в тишине учебной кафедры.        — Прошу простить меня. — Он хватается за карман, вскакивая с места, и отбегает в сторону. — Да?       Он выходит за двери, и девушка начинает собирать вещи, чувствуя странную неловкость. Пусть и разговор не принес ожидаемых результатов, после него на душе у нее просветлело, словно среди черных грозовых туч пробился тоненький лучик света. Давно она не говорила ни с кем по душам.       Профессор ворвался так же стремительно, и кинув какой — то испуганный взгляд на нее, спешно засобирался.        — Ох, как нехорошо получилось…совсем забыл… — Краснея, он засуетился, задергался, поправляя халат. — Прошу извинить меня, мне срочно надо бежать! Позвольте проводить вас!       Странная перемена в поведении улыбчивого мужчины поставила девушку в тупик.       — Быстрее, Виктория, прошу вас! — На испуганном лице Николая Ивановича выступили капельки испарины.       Он под руку доводит девушку до лифта, все время оглядываясь по сторонам.        — Все в порядке? — Интересуется она, чувствуя неладное.        — Да— да, да, вам нужно уезжать, сейчас же.        — Но мы еще увидимся?       Виктория сглатывает, сжав дрожащие пальцы в кулаки. Снова ее прогоняли, как бешеного зверя. Снова в глазах собеседников эта смесь испуга и непонимания.       Профессор буквально вталкивает ее в двери открывшегося лифта.        — Берегите себя, Виктория…       И не дождавшись, пока девушка уедет, он стремительно бежит обратно, хлопая дверями холла.       До закрытия створок лифта оставалась считаная секунда, когда стройная женская ножка просунула между ними мыс светлого кроссовка.        — Ну, Николай Иванович, так не пойдет. — Зло шепчет девушка, набирая скорость вслед за скрывшимся мужчиной.       В тишине лабораторных подземелий громкие шаги тучного профессора гулким эхом разлетались по темным сводам. На этот звук, вся обратившись в слух, и бежала девушка, стараясь не сильно догонять, чтобы не быть пойманной.       Когда профессор активировал картой, висевшей у него на груди, неприметный лифт в углу лабиринтов, девушка прыжком влетает вслед за ним внутрь узкой кабины.        Она откашливается, держа усиленно закрывающиеся створки руками.        — Виктория! — Воскликнул он, кажется, даже не удивившись. — Вам нельзя туда!       Девушка приводила дыхание в норму, навалившись на стенку лифта.        — Куда «туда»? Что вы скрываете, Николай Иванович?       Он быстро вытер запотевшие очки рукавом.       — Узнаю Олега, даже страшно, как вы похожи.       — Это я уже слышала. — Она резко обрывает его, чувствуя, как злость снова возымеет вверх. — А вот ответа на свой вопрос еще нет.        — Вы находитесь на засекреченной территории, охранник в миг поймет, что у вас не допуска. — Профессор поджал губы, словно обижаясь.        — Вы этого не допустите, ведь я скажу, что это вы меня привели. Такая охраняемая территория и старый спящий пердун вместо нормальной охраны.       Профессор устало приваливается на кабину.       — Вы нарушаете закон!       — Не в первой! — Оскаливается девушка. — Или говорите, что происходит на самом деле, или…       Договорить она не успевает — стоило дверям лифта распахнуться, как у входа их уже ждали два вооруженный, одетых в военную форму, охранника с непробиваемыми лицами.        — Допуск. — Сухо произносит один из них.       Профессор послушно протягивает для сканирования свою карту.        — Разрешено. Допуск? — Теперь охранник обращается к девушке.        — Лаборант новый, и она со мной. Ей не успели сделать документы.       Охранники загораживают проход.        — Допуск.        — Говорю же, не успели сделать, она новенькая. — Бормочет мужчина, слегка запинаясь.        — По инструкции не положено, допуск.        — Код «два ноля — один — тринадцать — возвращение на родину». — Грубо отчеканивает вдруг приосанившийся профессор. — Приказываю пропустить нас.       Охранники одновременно кивают и отходят по сторонам.        — Вы даже не представляете, что будет, если кто — то узнает о вас здесь. — Прикрывает глаза мужчина.        — Я умею хранить секреты.       Она уже не просит его объясниться, просто бежит следом, удивляясь проворности с виду такого неспортивного мужчины.       Пространство, в котором они оказываются, было похожим на станцию метро, только раза в два меньше настоящей. Серые стены с классическим советским орнаментом, тусклый белый свет, холод подземелья и по обеим сторонам крошечной мраморной платформы — рельсы.       На правых путях стояла вагонетка, которая двинулась, стоило паре зайти в нее.        — Здание вашего института открыли в 2021 — ом, а поезд явно из семидесятых. И плитка на стенах, как была на старых станциях метро. — Кивает в сторону уходящего перрона Виктория.       Профессор промакивает лоб аккуратно сложенным платочком и усмехается.        — Здание института новое, а вот закрытый испытательный военный полигон для особого вида оружий был здесь с 1931 — го. Вам знакомо слово «дистанционно — кибернетическое оружие»?       Девушка отрицательно качает головой.        — Будет немного сложно объяснить, боюсь, понадобится время.        — Термин «кибернетика» я знаю, в общих чертах.        — На разработку проекта ушли годы, десятилетия, а ведь начиналось все здесь.       Девушка вздрагивает — от сырой прохлады подвальных катакомб, от холода внутри вагона, от той неизвестности, в которую этот самый вагон собирался нести ее…        — Вы должны пообещать мне, что все происходящее в этих стенах, останется между нами. — Вдруг с мольбой в голосе обращается к ней профессор. — Тогда я обещаю, что помогу расшифровать записи Олега. Только, Виктория, вы ни в коем случае не должны отдавать «сердцевину» правительству, никогда, ни при каких обстоятельствах.        — Подождите, ну как, как тогда я освобожу мать?        — Сейчас в борьбе за власть участвуют преступники, если все части «Энозиса» попадет к ним в руки, Земле может настать конец.        — Один из основателей умер, а другой пропал! Пропал! И никто не нашел его до сих пор! Знаю, в девяностые творилась полная чехарда, но выпустить из поля зрения профессора такой величины, носителя таких знаний!       Мужчина грустно вздыхает.        — К сожалению, в то время знания страны были не нужны.        — Сейчас время не лучше. — Бурчит себе под нос девушка, заметно ощетинившись.       Вагон довольно быстро двигается вперед, хоть профессор и нервно поглядывает на наручные часы.        — Куда мы едем? — Девушка запускает пальцы в длинные, спутавшиеся от бега волосы, пытаясь хоть как—то привести их в порядок.        — На закрытую базу специального назначения. Еще двадцать минут и мы будем там. Хоть бы не опоздать.        — А почему мы так спешим?       Профессор окидывает сидевшую напротив дочь своего сослуживца изучающим взглядом, и невольно задается вопросом — а можно ли ей доверять? После произошедшего большого кризиса, объявление войны в СНГ, перелом в пришедшей после смерти Президента власти, ему было страшно. За свою семью, за институт, за знания, что они с коллегами так тщательно оберегали десятилетиями и по крупицам передавали новым поколениям. За себя — в самую последнюю очередь.       Даже если он умрет — его мозг останется при нем, и никто никогда не узнает секретов, что он хранит.       Он вспоминает, как чуть было не слег с инфарктом после новостей о том, кто именно после смерти Президента пришел к власти, и как не слег во второй раз — когда после «Щелчка» начался такой силы хаос, что мог схлопнуть их хлипкую, как молодая березка, вселенную ко всем чертям.       Государство, ослабшее без сильной руки, раздираемое борьбой за природные ресурсы, было не готово к возвращению всех тех, кто пропал пять лет назад. Начался кошмар наяву, с банкротством многих компаний, с безработицей, с провалами в медицине и социальном обеспечении. Это было хуже девяностых, намного хуже. Но он справился тогда, сможет выплыть и сейчас, сохранив тайны секретного оружия от преступников.       Девушка, нервно теребящая подол легкого летнего платья, казалась другом. По крайней мере, она являлась дочерью его друга. Те же проницательные яркие глаза с белоснежными белками, словно светящимися в темноте, тот же блеск волос, те же тонкие, изящные пальцы. Опытный взгляд человека, занимающегося медициной, тут же улавливает небольшой недобор веса, отчего отцовская, с едва заметным оливковым оттенком кожа в некоторых местах плотно обтягивает крепкие мышцы; заметил и чуть осунувшееся лицо с синяками в уголках глаз; и то и дело опускающиеся уголки приоткрытых губ.       И мысленно качает головой.        — Потому что кое — где был предотвращен один большой террористический акт. — Осторожно подбирал слова Николай, уставившись в одну точку на полу рядом с ботинками.       Виктория замолчала и теперь всю дорогу лишь смотрит в окно вагончика, за которым пробегал одни и те же грязно — серые бетонные стены подземного тоннеля.       Когда двери «Пепелаца» открылись, профессор вновь бросился вперед, все время смотря на часы на руке.        — Быстрее, Виктория быстрее!       Еще двое бравых охранников в тяжелом обмундировании стоят у них на пути.        — Они приземлились? — Дрожащим от нетерпения и нервов голосом кричит Николай Иванович.       Один из них коротко кивает.        — Идет разгрузка.        — Успели! — Шумно выдыхает он.       Гигантские пневмоворота с характерным звуком спускающегося воздуха вдруг начинают разъезжаться в стороны, обнажая маленький кусочек потемневшего, сумеречного неба, запуская внутрь шквал от глухо ухающих лопастей вертолета.       Девушка инстинктивно жмурится от сильного ветряного напора, прикрывая лицо рукой.       Наверху, на выходе на взлетную площадку, что, словно съезд подземного паркинга, была выше уровня подземных ангаром, показались бегущие люди.        — Профессор!       Взволнованный женский голос звонко отражается от потемневших от времени сводов.       Девушка, раскрасневшаяся, облаченная в бело — черную форму, отдаленно напоминающую тренировочный костюм. Ее осветленные волосы намокли и липли к вспотевшему лбу.       Еще двое крепких мужчин везли перед собой нечто, очень похожее на огромный железный гроб со стеклянным отверстием посередине.       Взгляд Виктории сосредотачивается на пугающе знакомом лице.       Воспоминание пронзает ее, как тысячи высоковольтных разрядов. Она едва устояла на ногах.       Светлые открытые пространства опенспенйса освещались через здоровенные, от пола до потолка, окна «американки». Девушка, нервничает, теребя папку со своим резюме и университетскими грамотами, и почти бежит за стремительно передвигающимся куратором.        — Мы делаем все, чтобы привлечь молодые кадры в систему. Идея технополисов еще молода для нашей страны, но поверьте, здесь вам будет интересно не только работать, но и параллельно изучать интересующую вас область науки. Собираетесь поступать в аспирантуру?       Виктория смазано кивает, теряя взгляд в бесконечной череде столов с самой новейшей вычислительной техникой, что разбавлялись зонами отдыха, с бурлящими аквариумами и кофемашинами.        — Сейчас к вам подойдет ваша будущая коллега, старший сотрудник лаборатории и надеюсь, подруга. — Мужчина в строгом костюме подмигивает. — Елена!       Девушка в белом халате, убирая выпавшие волнистые пряди из низкого хвоста за уши, материализовалась будто из не откуда.       У нее приятное, открытое лицо, румянец на круглых щеках, заинтересованный взгляд приветливых светло — зеленых глаз из — под густых, четко очерченных бровей. Халат натягивается в районе ее пышной, стоячей груди, на которую Виктория старается не смотреть.        — Виктория, знакомьтесь, Елена, Елена Белова, старший научный консультант в вашем отделе, Елена, это Виктория.       Девушка растягивает маленький аккуратный ротик в радостной улыбке и протягивает руку для приветствия.       — Виктория, значит? — У девушки приятный, но специфический акцент, и Виктория не понимает, отчего обращает на это внимание. — Будем знакомы…»       Девушка смотрит на оживший перед собой призрак и не верит тому, что видит. Мозг будто затягивается дымкой, противной, густой, окутывающей сознание — такое часто случалось после возвращения.               — Елена?! — Глухо выдыхает она.        — Вы знакомы?! — Чуть ли не кричит профессор, зажимая рот рукой.       Блондинка вдруг растерянно опускает плечи, бросаясь к старой знакомой.       Она зажимает ту в крепких объятьях, испуганно касаясь пальцами ее лица, будто не до конца веря в то, что все это не мираж.        — Господи, ты жива! Ты… я … я исчезла тогда, в 2018—ом, как же я рада тебя видеть!        — И я! Я тоже рада! И я тоже исчезла!        — Елена, но… откуда вы знаете друг друга? — Виктории стало страшно за профессора, наблюдая как его лицо покрывается багровыми пятнами.        — Это моя коллега, бывшая коллега. Она пришла работать на базу биологических исследований, когда я была внедрена туда агентом.       Виктория, улыбающаяся до этого во все тридцать два, вдруг почувствовала, как уголки ее губ опускаются.        — Агентом? — Хрипло переспрашивает она.       Блондинка вдруг строго смотрит на девушку.        — А что ты тут делаешь?        — Я?!        — Профессор? — Строго спрашивает Елена, обращаясь к Николаю Ивановичу. — Я же предупреждала, дело правительственной важности.        — Мне можно доверять. А вот тебе…Кто ты вообще такая?        — Сейчас не время для разборок, и, если не хочешь, чтобы я тебя обезвредила… — Злиться Белова.        — Девочки, отставить! — Пробасили откуда — то сбоку, и все оборачиваются на владельца голоса.       Хмурый военный с тяжелым черным автоматом наперевес неспеша подходит к профессору.        — Николай Иванович, выведете постороннего и дайте ей анамнезирующее.        — Чего?! — Девушка, не особо отдавая отчета последствиям своих действий, вдруг толкает мужчину в грудь, отчего он охнув, слегка оступает назад.       Она уже готова побежать, как ее сзади скручивает его напарник, чье лицо наполовину скрыто маской.        — Отпусти! Отпусти! — Рычит она, бессильно трепыхаясь в стальном захвате.        — Прекратите, ей можно доверять, я прошу, не делайте ей больно! — Взмолился Осипов, заламывая руки. — Она дочь моего старого друга, я беру ее под личную ответственность!       Парень ослабляет хватку, и девушка ловко вырвавшись, пинает военного в лодыжку.        — Козел! — Шипит она, встряхивая оттянутыми плечами. — Кто — нибудь объяснит мне, что тут происходит?        — Профессор, сержанта необходимо разморозить, как можно быстрее. — Елена рваным движением отцепляет разгрузку и расстегивает удушающий ворот формы.        — Сколько времени прошло с момента закрытия камеры? — Николай Иванович поправляет очки и стремительно подходит к гробу из темного металла.        — Часов двенадцать.        — Хорошо, есть шанс.        — Он больше не опасен, он… больше не Солдат. — Тихо проговаривает Елена, и Виктория замечает, как дрожат от волнения ее сузившиеся зрачки.       Она была уставшая, загнанная, покрытая бусинками испарины, тяжело дышавшая и никак не приходящая в норму.       Сколько она была без еды? Без сна?        — Я слышал о нем..., как сложилось все после «Скачка». Хоть и не сильно, но в курсе событий. Боже мой, я... я никогда бы не подумал, что увижу его вживую! — Профессор был взволнован не меньше Беловой. — Ларисочка! Ларисочка!       Из неоткуда материализовалась слегка сутулящаяся, высокая, худая девушка. У нее тоже были очки на маленьком, скуластом лице, и мышиные, серо—русые волосы, собранные в неаккуратный хвостик.        — Ларисочка, готовь аппаратуру! Мы ждали этого момента всю жизнь!        — Да вы издеваетесь? Кто — нибудь объяснит мне?        — Профессор, сюда! Включаю секцию по выводу из криосна.       Николай Иванович внимательно осмотрел внутренности железной капсулы пугающих размеров через заиндевевшее окошечко.        — Ларисочка, приготовь препараты!       Безумная суматоха, сбивала с толку не только растерянную девушку, но и самих военных. Толпа шумно пробежала в соседнее помещение, намного уютнее и светлее мрачного ангара, продуваемого сквозняком из ворот.       Белый больничный свет казался мягким, не бьющим по глазам, а на металлической стойке, аккуратно застеленной белым полотенцем, лежали различные медицинские приборы для осмотра и пугающе здоровые шприцы с неизвестным содержимом.        — Пиздец. — Тихо протягивает игнорируемая всеми Виктория, провожая взглядом бывшую коллегу.       Елена оборачивается и ее лицо искажает тревога.        — Не смотри на меня так. — Поеживается девушка. — Объяснишь мне, что тут происходит?        — Так сразу не скажешь. — Тихо шепчет Елена. — Тебя здесь не должно было быть.       — Но я здесь. И я имею право знать.       Белова вздыхает.       — Знаешь, ты всегда там, где не надо. Это какое—то проклятие. Ты словно нарываешься на неприятности.       Девушка усмехается против воли — от напряжения сводит в районе грудины.       — Мы спасаем сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса от самой худшей участи в его жизни.        — Спасаем кого?        — Ты что, совсем ничего не помнишь? — Елена берет девушку выше локтей, пристально вглядываясь ей в лицо.       Девушка морщится, напрягая лоб до болезненных спазмов.       — Ты же помнишь, что вообще произошло шесть лет назад? — Не унимается Елена. — И что было восемь месяцев назад? Ты помнишь Наташу Романофф? Помнишь «Мстителей»?       — Я… — Начинает девушка и сглатывает липкий комок в горле.       Перед глазами, как быстрая лента диафильмов, пробежали какие — то смазанные, поблекшие, как старый акварельный рисунок, воспоминания.       Красивый мужчина в сине — красном костюме с блестящим щитом в руках улыбается с экрана телевизора, пока ведущая новостей щебечет о том, как отряд суперсолдат "Мстители" снова остановил очередной конец света. Кадры белозубого кэпа сменяются репортажем разрушенных улиц Нью — Йорка и голос ведущей сообщает, что Россия выделила добровольцев и материальную помощь для скорейшего восстановления больниц и школ в принявших удар кварталах.       "С вами была Ирада Зейналова и выпуск вечерних новостей. До новых встреч!"       Женщина в черном костюме с идеальной укладкой из густых рыжих волос кажется ей знакомой — она появляется в ее воспоминании быстро, почти незаметно. Кажется, это она сидит перед судом в отглаженной блузке и отвечает на ряд обвинений. В изданиях потом напишут, что «Щ.И.Т.» скомпрометировал себя.       Воспоминание вдруг резко оборвалось и перед глазами снова появляется взволнованное лицо блондинки. Она тяжело сглатывает.        — «Мстители». Конечно же… Наташа… Она работала на КГБ, на разведку… О, боже.       Елена громко выдыхает, прикрывая дрожащие веки.        — Я уже начала думать, что ты вовсе отупела.        — Подожди, а причем здесь они? И какого хрена вообще… — Девушка вдруг пошатнулась, борясь с резко подступившей тошнотой. — Мне нехорошо…       Елена тут же отпускает ее, и она неспеша, чтобы не упасть от сильнейшего головокружение, бредет по светлому медблоку, в которой профессор и Ларисочка, выкрикивая непонятные слова, носятся вокруг металлического гроба.       Девушка подходит вплотную, вглядываясь в продолговатое окно и задерживает взгляд на содержимом капсулы. В сине — оранжевом свете, исходящем изнутри, она видит мужчину, чьё лицо мучительно спокойно среди толстых, как лианы, проводов и дымящегося льда. Стекло было покрыто заметными повреждениями, мелкими трещинками, словно капсулу обстреливали.       Мужчина внутри был так страшно спокоен, с закрытыми глазами, что казался мертвым.       А его лицо... его лицо было слишком знакомым.       "Солдат."       "Сержант Барнс".       Картинка перед глазами, светлая и яркая, словно детский наивный сон. Кажется, это был 2016 — ый.       «— Мам, мама, я дома! — Она вбежала в просторную гостиную, соединенную с кухней, что пропахла ароматными куриными тефтелями так, что их запах витал уже в фойе подъезда. — Что готовишь? Сегодня на парах было такое! Мы делали опыты с пикриновой кислотой, ну, тринитрофенолом, и…        — О господи… — Шепчет мать, уставившись в телевизор, на котором шел специальный выпуск вечерних новостей. Она не замечает появившуюся в квартире дочь.       Испачканные руки женщины так и остались в недвижимом положении над доской с фаршем, пока она, чуть приоткрыв рот, внимательно следила за репортажем крупного пожара в каком — то высоком стеклянном здании.        — А…что происходит? — Девушка хватает еду прямо руками со сковороды и сует в рот — она обжигает ей язык.        — Кажется, это в Вене, в представительстве ООН. — Женщина сглатывает, не отрываясь от экрана. — Боже, кого — то убили…       Виктория дотягивается до пульта и делает погромче. На весь экран высветилась хоть и не очень качественная, но все же довольно четкая фотография молодого мужчины в капюшоне, глядевшего прямо в камеру видеонаблюдения своими бесконечно огромными, чуть испуганными глазами.       «Подозреваемый в организации теракта уже опознан как Джеймс Бьюкенен Барнс, он же Зимний Солдат и агент «Гидры», причастный ко множеству терактов и заказных убийств с политической подоплекой».        — Господи... — Только и сумела проговорить девушка, рефлекторно закрывая рот рукой. Она отшатывается от капсулы и слышит звук затвора позади себя. — Это что, и есть тот самый Зимний Солдат?!                             _____________________________________________________________________________ Примечания к главе 2: — При определенных условиях фреоны могут разлагаться, и содержащиеся в большинстве из них хлор и фтор образуют с водородом в высшей степени агрессивные соляную и плавиковую кислоты. Отец главной героини работал над исследованиями фреонов нового поколения, которые были бы химически и физически стабильны, но при этом работали по совершенно иной модели, не имея в составе аммиака и масел. Как вы можете наблюдать, определенных успехов в своих исследованиях он добился. — Курчатовский институт является сегодня одним из ведущих центров науки. В ХХ веке сыграл ключевую роль в обеспечении безопасности страны и развитии важнейших стратегических направлений, включая разработку и создание ядерного оружия, атомного подводного и надводного флотов, атомной энергетики страны. Изначально организованный для создания ядерного оружия, он стал родоначальником множества уникальных технологий, научных направлений. Под научным руководством и при участии Курчатовского института разработаны атомные реакторы для космической техники, созданы основы термоядерной энергетики, промышленность по разделению изотопов, которая лежит в основе ядерной медицины, позитронно-эмиссионной томографии, лучевой терапии. — Имеется ввиду одна из самых популярных песен Брайана Адамса (того самого, кто проникновенно исполнил баллады к мультфильму студии Disney — «Спирит. Душа прерий»). Редактировать— «Мутабор» это один из самых специфических и неоднозначных клубов Москвы, существующих в реальности. Название — отсылка к заклинанию из сказки Вильгельма Гауфа, превращающее людей в зверей и наоборот. С латыни слово переводится как «Я превращусь».