Иные чувства

      Громкие стоны разносятся по однокомнатной студии, разрезая — царящую в ней ранее — тишину.       Саша резко входит в Аню двумя пальцами без подготовки, разрывая внутренние стенки влагалища, вбиваясь в женственное тело по сами костяшки без перерыва. Аня пытается раслабиться и громко выдыхает, когда из влагалища выделяется кровь, что вполне можно использовать как смазку.       Щербакова болезненно вскрикивает и норовит ускользнуть от неприятных прикосновений снизу, но рука Трусовой, в это время с силой сжимает тонкую шею, закрывая своей рукой десятки багровых пятен, что были оставлены буквально десять минут назад на шелковистой чувствительной коже. — Пожалуйста. — уголки глаз начала наполнять соленная влага, а голос дрожать как в минус сорок, — нежнее, прошу…       Саша лишь рычит и сильнее вдавливает тело в кровать, но силу проникновения меняет и, поддаваясь неизвестному порыву, нежно обводит клитор большим пальцем, сглаживая острые ощущения.       Трусова пьяна в стельку. Она не отдает отчет своим действиям, причиняя физическую и моральную боль единственному — принимающего её — человеку.       Каждый раз, будто по расписанию, Саша заваливается в квартиру своей знакомой, и берет ту на всех возможных поверхностях и локациях.       Она каждую гребанную пятницу приходит ровно в десять. И звонит в осточертелый за последний год звонок.       Рыжеволосая без лишних разговоров заходит в чужое сердце пространство, разрезая блаженный покой своим появлением.       Уходит Саша всегда ровно в пять, с восходом солнца, забирая всю теплоту, что окутывала квартиру Ани, с собой.       Они не говорят во время своих похождений. Саша не позволяет себе чрезмерное проявление нежности. Она не позволяет себе ласковых слов и ласкающих поцелуев. Она просто приходит и берет Аню как ей вздумается. Каждый раз делает это и никогда не получает сопротивление.       Аня хочет оттолкнуть. Постоянно хочет приказать прекратить Саше появляться в своей жизни и медленно её уничтожать.       Те манипуляции, что проводит Трусова с ней, заставляют сжимать глаза до появления ярких белых вспышек.       Саша никогда не обещала Щербаковой счастье или элементарную стабильность в их отношениях. А Аня взамен никогда не донимала Трусову такими мелочами.       Она заведомо знает, что получит отпор, и отчего-то боится, что однажды Саша не позвонит в дверь. — Молодец…       Саша растягивает рот в довольной усмешке, целуя только что достигшую оргазма Аню.       Никто не хочет в чем-либо признаваться друг другу.       Саша почему-то стабильно приходит к Ане и дарит той копившуюся в себе всю неделю нежность; а Аня всегда феерично-быстро кончает от её пальцев.       Получать похвалу от Саши в такие моменты всегда тягуче-приятно. Приятно видеть её обворожительную улыбку и утопать в неискренних объятиях.       Обе обожают так проводить время, но долбаные принципы, от которых надо бы уже и отказаться, мешают их счастью.       Договаривались ведь по пьяне когда-то, что расчитывать на большее, чем секс без обязательств, опрометчиво глупо и невозможно.       Встретились две дуры: с огромнейшим вагоном проблем и загонов.       Они будут дразнить, ранить, унижать друг друга бесконечное количество времени, но никогда не признаются.       Да и признаваться не в чем.       К черту все эти заботы. Намного легче получать блаженную разрядку раз в неделю, без всей этой поеботы в виде отношений и прочей мозгоебки.       Они идеально совместимы. Идолы друг для друга.       Они невероятно жалкие и влюбленные.       Влюбленные в свои проблемы и неизменную, порядком надоевшую реальность в одиночестве.       Все что знает Аня про Сашу — это самые минимальные, общедоступные, непримечательные факты; и, заученный до стертых подушечек на пальцах, номер.       Под кроватной тумбочкой она хранит белоснежную салфетку, с этими в край надоевшими цифрами и красным следом от губ в углу.       Саша брезгливо вытирает руки о влажные салфетки и молча уходит в душ. Она оставляет опустошенную Аню смотреть в потолок, своими, безусловно, красивыми карими глазами. — Уже уходишь? — Аня все также лежит в оставленной позе, и наблюдает как Трусова в спешке собирает разбросанные вещи. — Да. — Отрезает та максимально сухо и равнодушно. — Почему? — шатенка расслабленно спрашивает, заранее зная, что получит в ответ очередную колкость.       Но вопреки своим ожиданиям, ловит на себе мягкий взгляд зеленых глаз. Саша медленно, будто кошка, подходит к кровати, и ложится на спину рядом с Аней.       Щербакова осторожничает, но укладывает голову на сильное плечо рыжеволосой, сладко посапывая в него.       Трусова не отвечает на вопрос Ани, считая его риторическим.       Аня закрывает глаза от изнеможения, проваливаясь в блаженный сон. Она, в прочем, как всегда не чувствует, когда место рядом начинает пустовать. Знает только, что когда проснется, все её вещи будут бережно сложены на кресле, а одеяло аккуратно подоткнуто. ***       Ане грустно осознавать, что с появлением Трусовой в своей жизни, ей начали сниться цветные сны.       Она мечтает ощущать себя ущербно рядом с рыжеволосой, а не ждать пятницу как псих-больной.       Ане жаль себя. Она готова умереть за ту, которая не заслуживает и грамма её внимания. Она желает только Сашу. Она мечтает только о Саше. Она кончает только от неё; и это, наверное, бьет по состоянию Ани больше всего. — Черт…       Щербакова рывком поднимается с кровати.       Её не впервые рвет от самой себя.       Она выблевывает желчь, и ощущает, будто из неё вот-вот выйдут легкие. Ужасное чувство.       И Ане бы хотелось по настоящему возненавидеть Сашу. И получается. Каждое утро Аня решает ненавидит Трусову, но живет с пятницы до пятницы.       Щербакова решает что-то про себя в момент очередного рвотного порыва.       Очередная ненавистная пятница настает незаметно. Десять часов стремительно приближаются, а паника полностью охватывает маленькое хрупкое тельце. Ане страшно, потому что, ей никогда не удавалась перечить Саше; никогда так сильно не хотелось убежать от неё.       Аня героически стоит напротив двери, намереваясь выйти, уже пять минут. Она последний раз смотрит на злополучные часы.       Без пятнадцати десять.       Время для Ани сейчас как красная тряпка для быка. Щербакова, осмелившись тянется к дверной ручке, и ненадолго застывает в раздумьях. В конце-концов она плюет на всё, и выходит через парадную, вдыхая свежий воздух полной грудью.       Аня в спешке ищет заказанное такси глазами, и в припрыжку идёт к нему, скорее садясь на переднее сидение. — Улица Гиляровского? — мужчина среднего возраста выжидающе пялиться на черезчур довольную девушку. — Да, — сдержано, но счастливо отвечает Аня.       Для неё это подвиг. Щербакова последний раз за вечер смотрит на наручные часы, снимая их к чертовой матери, и убирая в самый дальний карман небольшой сверкающей сумочки.       Без пяти минут десять.       Дальше только клуб, алкоголь и развлечения; и ни единой мысли про Сашу.       Главное не вспоминать о ней.

***

      Все мысли шли в одном направлении. Аня судорожно пыталась разогнать вопросы по типу:       «Как она отреагирует?» «Что она будет делать?» «Она же мне позвонит?» «Она…» и ещё миллион таких же красноречивых «она».       Нельзя быть настолько зависимым от человека, но Ане можно; Саша однажды разрешила. — Паспорт.       Мужской басистый голос пробудил Аню от гнетущих мыслей. Оглянувшись, она поняла, что каким-то образом дошла до входа в клуб.       Немного замешкавшись, под пристальным взглядом охранника, она полезла в сумку, с надеждой на то, что случайно не забыла документ дома от волнения. — Вот, — еле слышно.       Хмурый дядя скептически оглядел девушку, зачем-то сравнивая её с фоткой на паспорте. — Проходите, — мужчина немного отодвинулся, открывая вид на вход.       Аня непроизвольно сжалась внутри. В горле начало безумно сушить, а сердце от музыки в помещении, что была отчетливо слышна даже за его пределами, отбивало кульбит ударов, отдаваясь колкой болью. — За вами очередь! — Щербакова крупно вздрогнула, и оглянувшись, медленно пошла вперед. Прямиком к спокойствию.       Последний шаг Аня преодолевает без раздумий. Кажется, дурманный запах алкоголя вскружил голову ещё при выходе из такси. Шатенка уверенно шагает к барной стойке, и, так же уверенно заказывает первый высокого градусный коктейль.       Первый. Второй. Третий. Четвертый.       Карие глаза сканируют помещение на наличие часов, а руки так и норовят залезть в тот самый потайной карман сумки, и достать от туда её подарок.       Щербакова начинает заметно подрагивать от раздражения. Аня уже хочет наплевать на всё, и, наконец достать гребаные наручные часы.       Маленькая, аккуратная рука накрывает бездействующую руку Ани, что до этого смирно лежала поверх стойки.       Щербакова поднимает взгляд с пола, и сталкиваться с безумно красивыми зелеными глазами. — Чего грустишь? — незнакомка обворожительно улыбается, чем вызывает ответную улыбка Ани.       Глаза у незнакомки, были по настоящему сказочные; очаровательные, искристые, чарующие, лукавые, выразительные. В какой-то мере, даже любимые. Но эти доводы шатенка пыталась разогнать. Нельзя ассоциировать зеленый цвет с Сашей. — Я… — Аня замялась в внутренних метаниях, — я не грущу. — Алина, — девушка протягивает свободную ладонь, ожидая ответного рукопожатия. Щербакова смущенно улыбается, не показывая зубы, и обхватывает протянутую руку, крепко сжимая. — Аня. Они ослепительно улыбаются друг другу, а в глазах читается азарт и появившееся из ниоткуда — возбуждение. Алина судорожно пытается открыть дверь трясущимися руками. Замок поддался с третей попытки, девушка с порога затягивает отрешенную Аню в квартиру, накидывает на неё нежным поцелуем. Щербакова повинуется, словно тряпичная кукла-марионетка. Вся голова была забита неправильностью происходящего. Она по инерции отвечает на поцелуй, но красные надписи всплывают перед глазами, не давая полностью расслабиться, и, наконец получить запретное удовольствие. Не извращённое, а трепетное. И Аня убеждает себя, что ей больше нравится получать нежные ласки от Алины, чем дьявольские от Трусовой. Но от реальности колет сердце. Алина аккуратно прижимает шатенку к стене, и мягко ведет ладонь вверх по подтянутому животу, подбираясь к часто вздымающейся груди. Щербакова хочет закричать в полный голос. Хочет попросить Сашу перестать мучать её. Она готова умолять рыжеволосую на коленях, чтобы та покинула бедную, измученную голову. Аня не может заставить себя принимать ласковые прикосновения от Алины. Сердцем, душой и головой она находиться рядом с Сашей. С непостоянной, жестокой, холодной, бездушной, но любимой до мозга костей — Сашей. Алина припадает к вспотевшей шее, легко прикусывая пульсирующую венку. Аня болезненно стонет от этого. Девушка обеспокоено поднимает свои зеленые глаза, задавая немой вопрос. Поддаваясь неизвестному, бесстрашному порыву: Аня последний раз смотрит в прекрасные изумруды, и сама затягивает партнершу в грубый поцелуй. Она больно кусает губы, впервые за последний год беря инициативу в сексе на себя. Аня проделывает все те манипуляции, что творила Трусова с ней. Алина медленными шажками ведет шатенку к кровати, и осторожно укладывает её на двуспальную кровать. Она обращается с Аней — будто та гребаный хрусталь, который вот-вот может расколоться. И это до жути непривычно для Щербаковой. Настолько, что такие нежности вызывают больше омерзительные, чем приятные чувства. То, как деликатно покрывают её тело поцелуями, вызывает лишь рвотный порыв. Ане опять тошно от самой себя. Она в очередной раз понимает насколько ничтожна без Саши и её постоянной грубости. Алина замечает закрытые до тонких полосок глаза, и неконтролируемую дрожь по всему телу, поэтому решает уточнить: — Всё хорошо? Аня кивает болванчиком, пытаясь унять подступающую рвоту. Глаза открываются в удивлении, когда Щербакова чувствует теплые руки на поясе кожаных штанов, а после слышит вопрос, который вводит Аню в полнейший шок. — Можно? Алина вопросительно поднимает одну бровь и бережно оглаживает низ живота. Щербакова поднимается на локтях, и непонимающе смотрит в расширенные от возбуждения глаза. Алина добавляет: — Ну, снять, — и кивает на штаны для разъяснения. Аня выпадает из мира на долгие десять секунд. Она обдумывает странную просьбу, и анализирует происходящее, потупляя взгляд. А Алина покорно ждет. Даже прекращает гладить мышцы живота, потому что ждет соглащения Ани. Затуманенный взгляд подниматься и видит перед собой не рыжую девушку-тирана; а ангелочка, который каким-то чудом оказался на земле. Их связывает только Бого-подобный цвет глаз. Воздуха стало категорически не хватать. Аня как ошпаренная вылетает из незнакомой квартиры, и наспех бежит вниз, с этажа так шестого, даже не обращая внимание на лифт. Лишь бы успеть. На улице она рыскает в захваченной сумке, в поиске телефона. — Сука… Аня с силой ударяет себе по лбу от своей же глупости. Подъездная дверь гулко стучит, уведомляя о вышедшем человеке. Щербакова стоит с опущенной в пол головой, и проклинает всё на свете, пока не слышит знакомый голос сзади: — Ты, кажется, забыла. Аня резво поворачивает голову и видит Алину, что выбежала вслед за ней даже без куртки. А в руках у той злополучный телефон, с нулем пропущенных. Щербакова позволяет себе скупую слезу и бормочет благодарное: — Спасибо. Спасибо огромное. Алина делает шаг вперед, обхватывая лицо Ани руками, стирая соленную влагу. Шатенка не может расслабиться ни на секунду. Все нутро кричит о том, что надо срочно бежать домой. Не важно, что пропущенных от неё нет и Аня не знает, пришла ли та вообще. — Я вызвала тебе такси. Аня поднимает глаза полные благодарности, и крепко сжимает Алину в объятиях. Она, какой уже раз за вечер, повторяет свое смазанное «спасибо», и срывается на бег, когда со спины слышит гудок машины. — На Авангардная тридцать шесть, пожалуйста, — водитель утвердительно кивает, и автомобиль неспешно трогается с места. Аня рыскает по сумке, в поиске наручных часов, боясь за них больше, чем за себя. Тихо и в слух: — Час двадцать… Водитель ошеломлено смотрит на девушку, но ничего не говорит, только начинает сильнее давить на газ. И доезжают они так за минут пятнадцать. Аня громко хлопает дверкой, и не тратя время на любезности с таксистом — быстро залетает в свой подъезд, поднимаясь на четвертый этаж, еле перебирая ногами. — Саш! Щербакова громко зовет девушку по имени, заходя в квартиру. Её обувь стоит снаружи, больше вещей с собой она никогда не берет, поэтому Аня уверенна, что Саша сейчас здесь. Шатенка пробегает дальше, и спокойно вздыхает, когда замечает открывшуюся картину: Саша, сидит за высоким столом с чашкой черного чая. Чашки две, значит, она знала, что Аня вернется. — Ты ничтожна, — Саша грубо отрезает, заставляя Аню поверить в свои слова. И ведь она верит. Слезы несдержанно текут по фарфоровой коже щек, а Щербакова готова перерезать себе вены, от такого — ничего не выражающего — взгляда Трусовой. Аня говорит сквозь боль, что отдается где-то в горле: — Прости. Саша, как самая настоящая хищница, медленно встает с барного стула, и медленно-медленно подходит к разрёванной Ане. Трусова так нежно проводит ладонью по коже шеи, и так же нежно заглядывает в карие глаза, приподнимая лицо свободной рукой за подбородок. Звонкий звук пощечины разрезает тишину. Всхлипы прекращаться, а голова Ани так и повернута в правую сторону. Щека заметно краснеет, пока Щербакова сверлит пол виноватым взглядом, не решаясь взглянуть в глаза напротив. Она не знает за что ей дали пощечину, но покорно молчит, даже не пытаясь поднять руку, дабы приложить её к красной плоти, чтобы сгладить болящие ощущения. — Шлюха. И это слово, кажется, всё разъясняет. Засос, что оставила Алина в порыве страсти налился кровью, и стал очень хорошо заметен на бледной шее. — Саш… Аня хочет оправдаться, хотя в голове абсолютно пусто. Она хочет попросить прощение, несмотря на то, что каждое слово больно скребет горло изнутри. Саша кидает последний взгляд на шатенку, что так и не осмелилась поднять глаза, и уходит на балкон, подышать свежим воздухом. Щербакова стоит солдатиком ещё пару минут, которые уходят на битву сердца и разума. Она набирается смелости, и идёт следом за Трусовой, то ли чтобы расстаться, то ли чтобы в тысячный раз попросить прощение. — Прости пожалуйста, — Аня обнимает Сашу за талию, шепча на ухо различные извинения, — я люблю тебя. Аня жмурит глаза до белых точек перед ними, потому что до чертиков боится реакции Трусовой на столь неожиданное и резкое признание. Саша тяжело выдыхает, кажется, впервые за все время. Она поворачивается к Ане лицом, и заключает её в ответные объятия, нежно поглаживая по хрупкой спине. — Почему? — вопросительно тянет. Саша не уточняет что именно имеет в виду, так как прекрасно знает, что Щербакова всё поняла. — Я… Я не знаю, — она сдерживает подступавшие вновь слезы, — мне надоело Саш. Просто надоело… Трусова кивает едва заметно, и ещё крепче сцепляет руки за спиной. Она не оправдывается, не обещает, и тем самым — не обнадеживает. Они немного отстраняются друг от друга, заглядывая в глаза, в поиске ответов. Зеленые — как жизнь; и черные — как смерть глаза встречаются. Трусова подмечает, что коричневый цвет не видно за темным, расширившимся от страха зрачком; а Аня, впервые замечает, как именно Саша смотрит на неё. Рыжеволосая не может удерживать обильную влагу в глазах, поэтому пару слезинок все-таки скатываются вниз. Их слёзы смешались, а жаждущие дрожащие губы сомкнулись, и весь мир словно бы растворился. Они размерено, медленно целовались, иногда сплетаясь языками. Саша осторожно подхватывает дрожащую от холода — Аню, и кладет её на кровать, наваливаясь сверху. Она ласково оглаживает округлые бедра сквозь кожаные штаны, чем вызывает табун мурашек у нижней. Трусова поднимается руками выше, стягивая теплую флисовую кофту, и припадает языком к шее, намерено обходя чужой засос. Аня блаженно стонет, и теперь прикрывает глаза от удовольствия. Саша никогда не была так нежна с ней. Алина была, но в этот момент все мыслительные процессы сужаются, и Аня может и хочет думать лишь об одной единственной в её жизни. Саша спускается мокрыми поцелуями ниже, доходя до подтянутого живота, она зубами цепляет пояс, медленно стягивая его. От такого вида — откровенного и до безумия горячего — у Ани перед глазами витают множество вертолетов. Сейчас она по особенному желает Сашу. Она хочет забрать у неё не только ночь, а ещё и утро, день, и всё последующие дни. Трусова широко мажет языком по влажным складкам, собирая жидкость на языке. Она потихоньку толкается указательным пальцем внутрь, нежно обводя стенки влагалища. Через время, Щербакова как никогда громко стонет, и сама начинает насаживаться на палец, прося о большем. Саша послушно добавляет второй палец, немного сгибая их внутри, и помогая снаружи большим пальцем — для остроты ощущений. Так Аня кончает спустя пару минут, и доверчиво целует Трусову в последний раз, прежде чем провалиться в сон от изнеможения. Глаза неприятно попекают от недавних слез, а сердце счастливо бьется в конвульсиях. Как же глупо было надеяться, что Саша изменилась за один вечер. На утро Аня просыпается одна. Вещи как и всегда заботливо сложены на спинку кресла, а ключи от собственной квартиры мирно покоятся на кухонном столе. Приятный осадок после вчера всё ещё охлаждал злой разум, поэтому, сил на слезы не осталось. Аня приняла расставание с честью. Но лучше бы это было одним самым страшным кошмаром.