Из огня да в полымя

      Ваас встречает утро один.       Он трёт сонные глаза, осматривается вокруг: Марволо нет. Обиделся. Ну ничего, пообижается и перестанет, как и все разы до этого. В первый раз ссорились, что ли? Другое дело, что впервые легли спать, не помирившись, но опять же, всё бывает в первый раз. Сказка не может длиться вечно.       Буканьер возвращается в лагерь. Там уже вовсю кипит жизнь, половина десятого на рации. Монтенегро поддаётся внезапному порыву: забирается на вышку и следит за красными пчёлками в бинокль, потягивая сигарету. Видит Кенни, рассеянно чешущего со склада с пайком. Тот, словно почувствовав на себе взгляд окуляра, поднимает глаза и оглядывается. Замечает шефа и машет рукой. Ваас сдержанно кивает в ответ, а потом видит, что приближённый тянется за рацией.       — Доброе утро, Ваас.       — Утро. Что такое, Кен?       Пират лезет в задний карман и вытаскивает оттуда какую-то бумажку, махает ею в воздухе.       — Мне Марисэ сказал, чтоб тебе отдал, как увижу. Забери сейчас, а то забуду.       Монтенегро лыбится. Марисэ нередко прибегал к помощи писем после ссор, украшал бумагу своими красноречивыми строчками. Ваас прятал всё в стол под ключ, потому что ему нравилось перечитывать свидетельства искренней привязанности его помощника.       — Сейчас буду.       Главарь спускается слегка поспешно, потому что ему любопытно, что Марисэ придумал в этот раз. Однако прочитав буквально две строчки, он очень мрачнеет и переводит взгляд с бумаги на Кенни.       — Кен, когда Марисэ тебе это дал?       Тот непонимающе хлопает веками.       — Часа четыре назад, ещё и разбудил. — Подчинённый явно не понимает причину вопроса. — А что такое? Если что, я не читал, клянусь!       А лучше бы в этот раз прочитал. Внутри поднимается волна — одновременно ледяная и горячая, как бурлящая лава. Рано утром разбудил… Вот же мать твою. Ваас думает, что ещё немного, и он просто лопнет от ярости и осознания собственной наивности.       — Кен… ТЫ ЕБЛАН! Даю тебе минуту, чтоб узнать на причале, брал ли Марисэ лодку! БЕГОМ!       Подчинённый в ахуе от такой реакции и даже не смеет спрашивать, что случилось. Разворачивается и на всех парах упёрдывает в сторону ворот, бросив ИРП прямо на землю. Ваас, впрочем, понимает, что уже очень сильно опоздал. Идёт прямиком в бунгало помощников, рыскает глазами по интерьеру. Всё точно так же, как и всегда, кроме одной маленькой детали: на сейфе лежит маленький ключик. Прежде Марисэ никогда с ним не расставался.       — Блять!       Это, блять, просто ёбаный пиздец! ПРОСТО КАТАСТРОФА, нахуй! Ваас мотает головой, трёт руками лицо, всё ещё не до конца веря в происходящее. Однако липкий испуг поднимается из глубин, оповещая, что всё очень даже реально.       — Да как так, нахуй! Как ты, сука, посмел?       После этого из рации слышно голос Кенни. Говорит, что Марисэ и впрямь забрал лодку.       — Кен, у тебя ещё две минуты, чтоб найти трёх человек и погрузиться в катера! Найти Марисэ! На Бирму плывите! Мьей! ШКУРУ СПУЩУ, если вернёшься с пустыми руками, ты меня понял?!       — Понял, босс!       Ваас ничего такого делать не собирается. Кенни не виноват, никто не виноват — кроме него самого. Как можно было стать таким наивным ебланом… Как можно было не понять сразу! Марисэ усыпил и его бдительность, и его самого. Вот чего не притронулся к закускам, падла. Чёртов хитрожопый сучара! Это до того дерзко, что хочется себя за жопу укусить от злости. И ещё расхуярить что-нибудь.       Монтенегро отпирает сейф, рассматривает содержимое. Два автомата, несколько пачек денег, телефон, рация, браслет и блокнот. Только пистолета нет. Потом Монтенегро замечает на стопке купюр что-то крохотное, присматривается. Серьга и штанга. Сейф тут же летит на пол, гремит и рассыпает содержимое по бунгало.       — УБЬЮ, БЛЯТЬ!       Блокнот в коричневой обложке раскрылся на случайном развороте. Ваас поднимает его с пола, перелистывает, рассматривает содержимое. От злости аж трясёт.       Письмо Марисэ гласит:       «Когда ты это прочитаешь, я уже буду возле Мьей. Хорошо спалось от гуакамоле, правда? Не услышал даже, как я встал. Некрасиво ли я поступаю? Просто охуеть как некрасиво, и мне поебать, веришь, нет? Я ничего ради тебя не пожалел, даже собственной гордости, я тебе свою душу на блюдечке преподнёс, а ты даже не позволил мне навестить дом, который я не видел почти год. Даже элементарное «люблю» сказать ты не в состоянии. Я просто в ахуе. Ну и не говори. Не надо уже. Повод ненавидеть он мне собирался дать. Я тоже могу поводы раздавать, Ваас. Есть вещи, которые не стерплю даже я. Которые не прощу даже я.       Хочешь сделать мне пирсинг? Пожалуйста! Еще один? Да ради бога! Хочешь секс, верность и старательную службу с завтраками по утрам в придачу? Не подавись только. Я ради тебя Джейсона предал. Сдохнуть у Хойта собирался ради тебя. Я действительно был готов умереть, лишь бы ты вышел оттуда живым. А ты даже не захотел вместе со мной полететь. Окей, ладно, ты не можешь отпустить меня одного, я понимаю причину. Но почему вместе-то нельзя?! Развеялись бы, забыли на несколько недель об этой адской дыре. Я бы устроил всё по высшему разряду, только добро дай. Ты же лучше всех знаешь, как я скучал по дому.       Меня поражает, что ты можешь предложить целый остров (который мне нахуй не всрался), но не можешь (не хочешь) меня понять. Я заставил себя забыть и о том, что ты торгуешь людьми, и о том, что ты со мной сделал в самом начале. Думал даже, что простил тебе это, однако сейчас понимаю: не простил, просто решил присыпать нафталином.       С тобой хорошо. По-настоящему хорошо, ни с кем так не было, ни с одной женщиной, представляешь? Сделал из меня пидора, поздравляю. Но тебе же этого мало, тебе всегда мало. Тебе нужно всё испортить своей ублюдочностью и своей жадностью. Ну и пожалуйста. Я должен привыкнуть думать «было хорошо». Это было охуенное приключение. Самое лучшее. А дальше давай сам. Я пас. Буду скучать, но не сильно».       На обратной стороне ещё немного слов.       «Если вдруг передумаешь, в моём паспорте и телефоне есть адрес. Хотя нахера я вообще это пишу, ты наверняка избавился от них. А ещё ты скорее удавишься, чем высунешь нос из этой дыры».       Вот же ублюдок. Вот же маленькая наглая срань. ГАНДОН ШТОПАННЫЙ! Черт знает что возомнивший о себе говнюк! Щенок, блять! Только попадись! Лучше сдохни, потому что когда Кенни тебя вернёт, ты больше света белого не увидишь! На цепи будешь сидеть, как собака. А перед этим такой пизды получишь, что забудешь, как родную мать зовут!       Ваас почему-то не избавляется от письма. Сначала действительно очень хочется порвать его на сотню кусочков и швырнуть в огонь. Потом возникает идея скормить эту бумажку Марисэ, когда его вернут. Монтенегро срывает злость на возвратах и цепляется за эту мысль, как за спасательный круг. Кенни возвращается аж к ночи — с пустыми руками (только с лодкой). Выглядит уставшим и обеспокоенным за свою жизнь, извиняется, клянётся, что прочесали всё. Доплыли до Мьей и действительно нашли дрейфующий катер, а дальше — ищи иголку в стоге сена. Немного остывший за день начальник вновь плюхается в бочку с яростью и метелит беднягу так, что его оттаскивает только Лео.       — Что произошло, Ваас?       Леопольд по лицу понял, что случилось что-то ужасное. Передал Кена под внимание Саймона, а начальника увёл в своё бунгало. Сел рядом на диван, внимательно посмотрел в лицо. Ваас тянется в карман за сложенным вчетверо письмом, но потом одёргивает себя. Ещё чего, личные переписки хирургу показывать.       — Марисэ уплыл.       Лео почему-то не кажется шибко удивлённым. Ему хватает ума не обвинять Вааса в случившемся, хотя его взгляд говорит красноречивее слов. Он тяжело вздыхает и гладит по плечу, Ваас отшвыривает его руку в сторону. Заведующий лазаретом ему почти как отчим, однако это уже чересчур. Чё вообще приперся сюда, блять…       — Вернётся, — тихо произносит Леопольд в попытке успокоить. — Вот увидишь, вернётся. Ты же так дорог ему...       Ваас всё-таки достаёт письмо и перечитывает написанное с обратной стороны. Марисэ довольно прозрачно объяснил, что не вернётся, потому что хочет, чтобы его вернули, об этом свидетельствуют слова про адрес. Не вернётся, сучонок. Дорог или не дорог, а дом ему оказался дороже. Получается, колобок всё-таки перехитрил лису.       Конец.