ЭПИЛОГ. Судьбы судили
10 июня 2023 г. в 23:12
Под великим древом Иггдрасиль, в своих светлых чертогах прядут нити судьбы норны. Извечно прядут, прядут, прядут. Временами, бывает, вглядываются в какую-нибудь особенную, мерцающую в полумраке чертогов, изрезанных рунами. Перешептываются, перемигиваются. Особенно Верданди, средняя норна, слывет самой затейливой и любознательной.
— Эй, Скульд! — поворачивается она к младшей. — Ты, сдается мне, давеча одну особенную нить перерезала. Морского конунга, Вёльсунга. Помнишь?
Скульд поднимается с камня у священного источника и, словно призрак, подплывает ближе к сестрам.
— Помню. Ансгар, сын Гуннара, отправился в свое последнее плаванье и пересек врата Вальхаллы.
— Ох, и интересная же у него жизнь вышла! Правда, сестрицы? Поговаривают, пир в чертогах по его прибытию был особенно веселый. Одинов любимчик, еще бы! Однако ж, если подумать, Всеотец ему постоянно некие испытания устраивал. Странные у него проявления чувств, согласна, Урд?
Старуха Урд, сгорбленная в своем мрачном углу среди клубов нитей, заворчала:
— Потому что старый и одноглазый, помяни мое слово, сестра, — старшая норна прищурилась и погрозила своей кривой палкой. — И все равно я считаю, что эта проклятая валькирия во всем виновата. Она ему горе несла всю жизнь. Вёльсунги никогда дальше собственного носа не видели. Все про любовь да про любовь кричат…
— Старая, побойся гнева Фрейи! — возмущается Верданди, хмуря брови. — Ты ничем не лучше Одина. Двое старых собрались и ворчат про чувства. Тьфу! Всеотец тоже после встречи Ансгара бормотал что-то о том, какое славное «копье асов» он заточил. Он! Да его заслуга разве в том, что вовремя валькирию подослал.
— Когда Фригг сюда спускалась, — туманным голосом заговорила Скульд, поглаживая переплет древнего фолианта в своих руках, — поведала, что Ансгар выглядел величественнее любого воина в Вальхалле. Шрамы у него повсюду от разных сражений, густая светлая коса спадала ниже пояса, а одет так, будто сам Эгир одарил его всеми своими дарами.
— И верно молвит! — кивает средняя норна. — Настоящий сэконунг! И именно валькирии это заслуги, ни больше ни меньше. Поговаривали, что они плавали по всем морям, спускались на такие земли, куда не ступала нога человека!
— Брешут, — бросает старуха, пожевывая губы.
— Уймись, Урд! Говорят, что они привозили сокровища и дары из диковинных королевств, находящихся далеко на юге… О, — приподнимает палец воодушевленная Верданди, — и что кораблей у Ансгара было больше, чем у всякого ранее жившего морского конунга! И что рисовал он себе на груди, прямо под сердцем, неудержимую руну грозы и бури Уруз в честь своей валькирии.
— Девка чужого мужа увела, замуж не вышла, сыновей не родила… Чем тут восторгаться?! Тоже мне, воительница. Как только великая Фрейя это допустила?
Скульд невесомо склоняется над ухом Верданди, шепча сквозь вуали:
— Думаю, нам стоит пригласить Госпожу спуститься и побеседовать с Урд. Глядишь, переубедит…
Варданди махнула рукой.
— Эту уже ничем не переубедить.
— Я хоть и старая, но слух у меня получше волчьего, — громко фыркает старуха.
— Ага, и зубы такие же страшные, — бормочет Верданди, но тут же весело хлопает в ладоши. — Что ж, а давайте взглянем, как там дела у Оддманда, сына Ансгара!