Вторая жизнь

      Среда и четверг пролетают незаметно в рабочей суматохе, а за ними приходит и пятница. Чтобы обсудить план похода в кино, я решил подкараулить Викторию у лифта во время обеденного перерыва.       Перед тем, как выйти из кабинета, бросаю оценивающий взор в стеклянную дверцу шкафчика, используемую вместо зеркала: глаза искрятся уверенностью, улыбка не сходит с лица, а щеки от волнения чуть порозовели - красавчик! Поправив галстук, пригладив немного топорщящиеся на макушке пряди, подмигиваю себе на удачу и покидаю кабинет.       Воодушевленно ожидаю у лифта девушку вот уже десять минут. Небольшое волнение заставляет ладони потеть. Заслышав легкий цокот каблуков, прячу руки в карманы, чтобы стереть влагу о ткань брюк. С каждым мгновением звук приближающихся шагов становится всё громче. И в последнюю секунду я понимаю, что идущих двое. – Владислав! – восклицает девушка, завидев меня. Рядом с ней оказывается Павел. Мои уверенность и воодушевление исчезают, подобно песку на ветру. Почему он с ней?! – Вы не против, если Павел пообедает в нашей компании? – её добрая улыбка и тёплый взгляд заставляют меня смягчится. Она ведь не знает о нашем с ним прошлом, не за что на неё злится. Ведь не знает?!       Бросаю взор на мужчину, что всё это время молча улыбается, делая вид, что всё в порядке. Даже не пытается придумать отмазку, как раньше, дабы избежать моего присутствия. Перестал видеть во мне источник проблем? Это радует, но одновременно пугает. Он же не собирается предложить мне "остаться друзьями"? Видеться по субботам, семьями ходить в парк, играть в настольные игры... Боже, кажется, у меня сердце не выдержит. – Ага, – всё, на что меня хватает. Удача явно от меня отвернулась. Следующие несколько минут проходят как в тумане: лифт, дорога до столовой, выбор еды.       И только сев за круглый белый столик, и оказавшись почти напротив Павла, я осознаю, насколько ужасной была эта затея. Как я теперь скажу Виктории о кино? У меня просто язык не повернётся сделать это у него на глазах, что пристально следят за каждым моим движением. Для начала, надо успокоиться... – Вы ведь старые знакомые, насколько я помню? – начинает беседу девушка, чем заставляет мои легкие сжаться. Н-да, начало бодренькое... – Да, были когда-то, – охотно отвечает Паша, как-то странно поглядывая на меня. Кусок в горло не лезет в такой атмосфере. – Это было давно. Многое изменилось в жизни за это время, – решаю хоть немного взять ситуацию под свой контроль.       Не хватало еще позволить ему наломать дров. Кто знает, что он замыслил? Может, месть в голову ударила. Хотя не знаю, за что можно мстить конкретно мне. Я тоже пострадал от того видео, хотя немного иначе, нежели Павел, пусть никто и не знал, что это был я. – Да, многое. Виктория, давно вы здесь работаете? – переводит тему он, поняв, что я не хочу обсуждать это здесь и сейчас, за что я мысленно говорю ему "спасибо".       Ни Паша, ни Виктория больше не задают вопросов с подвохом, и всё оставшееся время обеда мы проводим в спокойной непринужденной беседе, насколько это вообще возможно.       В свой кабинет, после нервного перекуса, в который практически ничего не съел, я вваливаюсь как в обитель мира и спокойствия. Свалившись в кресло подобно камню, громко и протяжно выдыхаю, со стоном. Это было действительно напряжно! Весь перерыв - как на иголках, от переживай, что Паша ляпнет что-то, что потом придется объяснять или комментировать. Черт! Кино! С этими разговорами и эмоциями я совершенно забыл про кино. Да и когда было спрашивать? Точно не при Паше. От одного его присутствия рядом и воспоминании о том взгляде, коим он меня провожал после моей первой нелепой попытки пригласить Викторию в кино, по спине бежали мурашки. Мне страшно. Правда страшно видеть эту боль в его взгляде. И страшно осознавать, что она не мерещится мне. Я прилагаю огромные усилия и всю свою волю, чтобы не думать, что ему может быть больно. Мы договорились, но всё чаще после корпоратива я ловлю на себе его взгляд. Он стал чаще мелькать поблизости, дольше говорить со мной. И я даже не хочу думать о том, что именно им движет.       В очередной раз загнав подальше бесконечно бередящие разум мысли о Паше и его поведении, решаю пригласить Викторию в кино при помощи социальных сетей. Не зря же они существуют. Отправив сообщение с датой, временем, местом и названием фильма, через минуту получаю утвердительный ответ и перестаю волноваться. Он счастлив. И это самое главное. Осталось стать счастливым и мне.

***

      Утро субботы не задалось. В восемь утра телефонным звонком меня разбудил начальник, с криками о том, что наш Павел Матвеич невероятно накосячил с документами и нужно в срочном порядке их переделать, иначе не сносить головы ни ему, ни мне, ни Михаилу Леонидовичу. – Так а я тут при чем? – потирая глаза, сажусь на кровати. Боже, восемь утра! Суббота! – Ты подвозил его до дома, ты единственный, кто знает его адрес. Поезжай в офис, забери документы и пулей к нему! – Я знаю только улицу и дом, номер квартиры мне не известен. К тому же в отделе кадров... – пытаюсь слиться, но получается из рук вон плохо. Голова спросонья практически не варит. – Влад, мать твою за ногу! Либо ты сейчас же едешь и исправляешь ситуацию, либо о премии можешь забыть! – гаркает гендир и скидывает трубку. Да, вот уж доброе утро...       Быстренько приведя себя в порядок, не став пить кофе, сразу поехал в офис. Когда Михаил Леонидович начинает материться - это последняя ступень перед полным разносом, так что в этот раз лучше действительно подчиниться. Из всех зол - выбирай меньшее, как говорится. До офиса я обернулся минут за двадцать, а до Паши пришлось ехать все сорок, даже с учетом того, что дороги практически пустые в утро выходного дня. Всю дорогу в моей голове вертелось: "Отдам документы и свалю. Никаких здрасте и досвидания. Только документы и домой! Мне сегодня ещё на свидание идти". Гендир сообщением скинул номер квартиры Паши, когда я уже парковался у его подъезда. Мне вот интересно, начальству больше некого было напрячь или это такая издёвка судьбы?       Стоя на пороге квартиры, делаю глубокий вдох-выдох, провожу рукой по волосам, приглаживая вихры, и нажимаю на звонок. Ощущение давящего на горло галстука, которого я не надевал, нервирует. Руки так и чешутся провести ладонью по шее, ослабив невидимый предмет гардероба. Пару минут царит оглушительная тишина, словно квартира пустует. Начинают закрадываться сомнения, что я пришел по верному адресу. Звоню еще раз и уже в следующее мгновение дверь со свистом распахивается, открывая взор на хозяина жилья. На Паше длинная широкая футболка ярко-голубого цвета и растянутые домашние шорты. На щеке капля зубной пасты, а в руке ложка. В его глазах растерянность и волнение. Его что, никто не предупредил, что приеду я? – Доброе утро, я по поводу косяка с документами, гендир послал, – протягиваю пачку бумажек мужчине и собираюсь уходить, но меня останавливают. – Проходи, это надолго, – не шибко радостно объявляет Паша и впускает меня в квартиру. На шум закрывающейся двери из комнаты выбегает светловолосое, кучерявое чудо. Лицом похожее на Пашу практически один в один. Моё сердце пропускает удар. Я совсем забыл о ребёнке. – Привет! – тянет ручку. – Привет, – сглотнув сухой комок, сиплю в ответ и легко пожимаю протянутую ладонь. Какой смышленый малый. – Ты кто? – со всей наивной простотой выпаливает мальчик, продолжая буравить меня взглядом. Даже глаза того же цвета - серо-зёленые, с дужкой синего по краю - это просто издевательство! Они как две капли воды: Паша и Паша-поменьше. Уверен, на детских фотографиях у него с малышом одно лицо. Жаль, я не видел ни одной. Чувство несправедливости и обиды жгут сердце. Меня колотит. Центрифугой вращается мысль, высверливая дыру где-то в мозжечке, что это ЕГО СЫН, от женщины. Эта мысль нещадно бьет по самым чувствительным точкам: по воспоминаниям о поцелуях, о нежных прикосновениях, о словах любви. Пашиных словах любви и обещании быть вместе вечно. – Я - никто, – тихо срывается с губ тягучей болью и тоской.       Я говорил, что всё наладилось? Я соврал. Причем самому себе. Стоило лишь увидеть этого ребёнка, как вся хрустальная крышка, накрывающая мои чувства к Паше и создававшая иллюзию забытости и принятия, с треском рассыпалась на мелкие осколки. – Стёпа, это - Владислав, мы вместе работаем. Проводи гостя на кухню, пожалуйста. Мне нужно будет сделать несколько звонков, чтобы исправить ситуацию, а потом в срочном порядке нужно будет отвезти документы в офис. Поэтому тебе придется немного задержаться, – быстро проговаривает Паша уже мне, едва пробежав глазами по бумагам. Заметив моё омрачившееся лицо, добавляет. – Прости за неудобства. Проскользнувшие в последних словах нотки горечи я не могу оставить без внимания. Они просто оседают в ушах, заставляя испытать чувство вины. Кажется, он знает о моем сегодняшнем свидании с Викторией. Только вот... Есть ли теперь в нём смысл?       Малыш берет меня за руку и уводит на кухню. От тепла его маленькой ручки в моем сердце словно что-то ломается, заставляя испытывать нежность по отношению к этому беззащитному существу, чье появление на свет - просто невероятное сплетение обстоятельств, а не его собственный выбор. Это заставляет меня пересмотреть своё отношение к ребёнку, к его родителям и самому себе в целом. Действительно, в чём может быть виноват человечек, никак не принимающий участия в наших с Пашей судьбах? – Чай будете? – прерывает поток моих мыслей Стёпа. – Да, спасибо. - Чайник вон там, а кружки в шкафу наверху, – мальчуган серьезно смотрит и указывает на предметы о которых говорит. Хочешь чай? Налей его себе сам! Ситуация смешит, но я держу себя в руках. – Я не достаю до кружек, а чайник трогать папа не разрешает, говорит, что я могу обжечься. – Да, твой папа всё правильно говорит, – достав чашки, наливаю чай себе и ему, ставлю на стол. Смотреть на этого мальчика и видеть в нём продолжение Паши - странное, но оттого не менее приятное чувство. Он унаследовал всё очарование своего отца. У Паши будет тот, кто сможет о нём позаботиться в старости, и это прекрасно. Это дарит мне ощущение покоя и радости, ведь останься мы вместе, у нас не родилось бы детей, мы оба - мужчины. А значит то, что Паша смог найти женщину, которую полюбил и с которой обрёл семью - куда лучший итог, чем тот, к которому бы мы с ним могли прийти. Кстати... – Стёпа, а где твоя мама? – отпив из кружки, слежу за тем, как ребенок увлеченно что-то рисует. – Мама ушла. – В магазин? – Нет, к другому дяде. Мои брови сходятся на переносице от непонимания и озадаченности. В смысле к другому дяде? Ничего не понимаю! – В смысле? – решаю озвучить рвущийся из меня вопрос. – Давно? – Не знаю, я не помню, я был маленьким, – его простоте позавидовал бы сам Творец. Понятнее мне не стало, только жарче. Мать Стёпы ушла из семьи, когда он был еще маленьким? Так ему сейчас всего четыре, как говорил его папа. И Паша четко и ясно упоминал, что его дома ждут, что он в браке, и то кольцо... Я совсем запутался.       Через несколько мучительных минут Паша вошел в кухню, весь красный и взъерошенный. – Они хотят, чтобы я приехал в офис! Неужели всё настолько усугубилось? Не понимаю, как я мог так ошибиться... – Могу подвезти, – не думая, предлагаю я. – Мне же все равно возвращаться, а живу я неподалеку от офиса, так что мне не сложно. Паша косится на меня подозрительным взглядом, бумаги в его руке легонько подрагивают. – А как же Стёпа? С ним мне что делать? – взгляд мечется из угла в угол, выдавая лихорадочные потуги хозяина придумать такой выход из ситуации, который не затрагивал бы меня. – Оставь с мамой. Где она? – слежу за мужчиной, его реакцией и мимикой. Специально задал этот вопрос. Паша тут же бросает на меня полный холода взгляд. Руки сжаты в кулак, грудь тяжело вздымается от участившегося дыхания. Я попал в самое яблочко, да? Так и планировалось. – Её сейчас нет в городе, – спустя полторы минуты отвечает, отвернувшись. Но я замечаю, как дрожат его плечи. И так хочется прильнуть к нему сейчас, обнять со спины и прошептать на ухо, что всё будет хорошо, я со всем помогу, я буду рядом... Но я сбрасываю этот морок, беру себя в руки и встав со стула, продолжаю: – Можем взять парня с собой, раз оставить не с кем. Он посидит со мной в машине, пока ты будешь разруливать свою проблему. А потом я привезу вас обратно. Я понял, что моё свидание с Викторией накрылось, как только увидел Пашу. Такого домашнего, простого, до неприличия очаровательного. И моё сердце с той самой секунды не переставало колотиться, как бешеное. Я люблю его. Как раньше. Как всегда любил. И теперь простым "я должен" уже не отделаться. – У меня нет выбора... – тянет тот, чем заставляет меня разозлиться. Опять он выставляет себя жертвой обстоятельств, которую загнали в тупик. – Есть. Можешь вызвать такси и сделать всё то, что я предложил, а я поеду домой один. В голове образовалась каша от разносортных сигналов, полученных от Паши за полчаса нахождения в его квартире. Его поведение всегда было таким? Зачем выставлять напоказ своё притворное нежелание находиться рядом? Если не хотел видеть меня, мог бы не приглашать домой, а отправить документы курьером. Мог бы не сверлить меня взглядом каждый раз, когда рядом Виктория. Мог бы не сидеть с нами за одним столом. Мог бы не разговаривать со мной в ту ночь в машине. Он многое мог бы не делать и тогда всё было бы куда проще и понятней! К чему эти игры? Я не перестаю ему удивляться и запутываться в его отношении ко мне. Вспылив, ухожу в коридор, дабы обуться и не видеть больше этих потерянных, будто загнанных в угол, глаз. Я не хочу быть тем, кто заставит Пашу усомниться хоть в чём-то. Не хочет терять своё мнимое счастье - пусть будет так, это его выбор. Мои чувства - моя проблема, с ними буду разбираться сам, если потребуется, снова и снова. Быть садистом, обрекшим его на мучительное существование, я больше не желаю, даже если люблю его больше жизни. – Ладно, поехали, – догнав меня в прихожей, бросает он. – Сейчас, только переоденусь и Стёпу одену.       Через десять минут мы уже выезжали с парковки. Напряжение, повисшее в машине, можно было резать ножом. Повезло еще, что после последней прогулки с сестрой и её семьей у меня в багажнике осталось детское кресло. Словно так и было предначертано, спланировано заранее высшими силами, что именно я поеду к Паше, именно я повезу их с сыном на работу, именно я буду тем, с кем он окажется рядом на корпоративе, и что его коллегой будет Виктория. От всех этих совпадений кружилась голова и хотелось нервно смеяться. И курить. Дьявол, как хотелось курить!       Добравшись до офиса, вручаю мужчине визитку с моим номером. – Вдруг Стёпе надоест сидеть в машине и он захочет куда-нибудь прогуляться. Как выйдешь, позвони, – комментирую я, увидев ошарашенные очи папочки. Взяв визитку, Паша бросил взгляд на сына и молча выскочив из машины, громко хлопнув дверью, умчался в здание. – Может, по мороженому? – решаю подбодрить приунывшего малыша, чью грустную мордашку не сложно было разглядеть в зеркало заднего вида. Его вспыхнувшие восторгом глаза послужили хорошим ответом.       Найдя и купив мороженое, мы устраиваемся на лавочке в парке, неподалеку от здания офиса. Пока мы едим, наслаждаясь теплым солнышком и легким ветерком, сидя в красивом месте ранним безлюдным утром, в моей голове созревают новые вопросы. – Вкусно? – начинаю издалека. – Угум, – кивает ребенок, непринужденно болтая ногами сидя на высокой скамейке. – А вы с папой вдвоём живете? – Да. Но я хочу собаку, а папа не разрешает, говорит, мне еще рано. Обещал, что когда пойду в первый класс, тогда купит, – слизнув с пальца капнувшее мороженое, как на духу выпаливает тот. – А когда ты пойдешь в школу? – Через два года. – Собака – это здорово. Правда придется кормить её, выгуливать каждый день, какашки за ней убирать. Готов к такому? – Да! – ничуть не смутившись, бойко соглашается Стёпа. Улыбка растягивается на моём лице. Хороший мальчик, да ещё такой сообразительный. Уверен, из него вырастет замечательный человек. Паша наверняка постарался воспитать его именно таким: в меру скромным и по совместительству уверенным в себе. – Стёп, расскажи, как вы живёте с папой? – Нормально. По выходным гуляем у пруда недалеко от дома. Иногда смотрим фильмы по телевизору перед сном. Правда в последнее время папа стал часто плакать по вечерам, – тут же опустив голову, быстро грустнеет малыш. – Почему? У него что-то болит? – Вроде, нет. Он и раньше плакал, но не так часто, как сейчас. – А ты спрашивал у него, почему он плачет? – грудь сжало и дышать стало трудно. – Спрашивал. Он не говорит. Говорит, что всё хорошо и что мне не о чем беспокоиться, – доев мороженое, выкидывает палочку в мусорку и садится обратно. – А ты сам как думаешь, почему он плачет? – Не знаю. Он такой же, как всегда. Только стал часто говорить слово "счастлив" со странной улыбкой.       В голове взрывной волной сносит с таким трудом выстроенные баррикады из аргументов "он счастлив без меня", "у него есть семья", "я буду только мешать", "в его сердце не осталось чувств ко мне". И так вовремя всплывают в памяти слова Паши, сказанные тогда, в машине. И паззл складывается. Разрывая сердце, ломая мозг и выворачивая наизнанку душу от осознания всего. Паша соврал мне о своей семье. О счастье, обо всем. Ради чего? Видел, в каком состоянии я находился, сидя на больничной койке, и решил спасти меня? А я соврал, сказав, что его счастья мне будет достаточно, зная, как больно и тяжело ему будет, если я умру. Чтобы защитить его? Два идиота, слепо верящие в то, что каждому будет лучше без второго, но продолжающие страдать от неразделенной любви друг к другу.       Боже, почему люди всегда всё усложняют?! Почему не говорят о своих истинных чувствах напрямую? Зачем врут? Боятся, что причинят боль? Но жить вот так, скрывая всё ото всех, даже от самого себя - разве это жизнь?! Это непрекращающийся бесконечный кошмар! Мы столько лет бежали и прятались от своих чувств, от раздирающей на части боли, вместо того, чтобы просто поговорить и всё выяснить, постараться услышать, почувствовать друг друга. И это самая чертовски глупая трата времени! Я чувствую себя таким дураком, что не приложил больших усилий в его поиске и не попытался связаться с Пашей сразу, как только всё это недоразумение произошло. Что не защитил от нападков родных и знакомых. Что не убедил его уйти со мной. Что даже не смог хоть что-то объяснить... Произойди нечто подобное сейчас, я бы встал и на весь мир огласил, что там, рядом с ним, утопая в любви и страсти, нахожусь я.